Император Николай II как военный деятель России в период Первой мировой войны. Часть 4
Телеграммы Императора также выполняли важнейшую мотивационную функцию. Так, в телеграмме на имя командующего Кавказским фронтом от 3 июля 1916 г. он писал о том что, с радостью узнав о наступлении и одержанных очень важных успехах, просил передать «кавказским богатырям» свое горячее спасибо и уверенность в дальнейших успехах и беззаветной молодецкой службе [Летопись войны 1914-15-16 года. 1916. № 100. С. 1600]. В это время войска Кавказской армии в ходе Эрзинджанской операции 18 мая – 20 июля захватили 17 тысяч пленных, и турецкая 3-я армия, понеся большие потери (в пехотных ротах осталось по 20-25 человек) утратила способность к серьезным активным действиям.
Важнейшие идеологические и мотивационные установки для народов России и ее вооруженных сил (указывающие в том числе и на цели участия России в мировой войне) вытекали из Манифестов Императора.
Манифесты «О войне с Германией» от 26. 07. 1914 г., «О войне с Турцией» от 20. 10. 1914 г. и «О войне с Болгарией» от 05. 10. 1915 г. являлись ключевыми документами.
Во-первых, они фиксировали справедливость Первой мировой войны для России. Отмечалась агрессия Германии, объявившей войну России и Франции и поправшей суверенитет Бельгии и Люксембурга - фактически ставшей фактором, дестабилизирующим Европу, и Турции, вековым гонителем славянства и христианской веры, вероломно атаковавшей черноморское побережье России. Забывшая о русской помощи братская Болгария, напавшая на союзную России Сербию, признавалась заблуждавшейся под воздействием германской политики [РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 957. Л. 16].
Во-вторых, провозглашалась верность союзническому долгу. Это касалось помощи Франции, подвергшейся германской агрессии, и Сербии, подвергшейся австро-венгерской агрессии.
В-третьих, указывалось на экономическую цель войны – появилась возможность разрешить исторический вопрос о Турецких Проливах. Помимо геополитической и военной значимости этого стратегического региона, необходимо отметить, что в начале XX века 50% всего экспорта России (и 90% экспортного зерна) проходило через Проливы.
Став Верховным главнокомандующим, в приказах по Действующей армии и флоту, Император развивал эти идеологические установки, к которым летом 1915 г. добавилась еще одна, и, наверное, самая важная, - необходимость изгнания войск противника с территории Российской империи.
Знаковые приказы по армии и флоту: от 19. 07. 1915 г. (в ознаменование годовщины начала войны), от 23. 08. 1915 г. (о принятии Верховного командования), от 31. 12. 1915 г. (об итогах кампании 1915 года), от 12. 12. 1916 г. (о незыблемости главных целей войны) служат яркой иллюстрацией сказанному.
Так, главными мотивами приказа от 19 июля 1915 года [РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 954. Л. 22–22 об.] были: указание на доблесть русского солдата и благодарность за его подвиг, а также, несмотря на тщетные усилия противника в течение года сокрушить Россию, необходимость быть готовыми к длительным тяжелым испытаниям.
Приказ от 23 августа, выражая абсолютную уверенность в грядущей победе, требовал защищать Отечество, изгнав агрессора с российской земли.
Приказ от 31. 12. 1915 г. [РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 959. Л. 35], подводя итоги тяжелой кампании 1915 года, знаменателен тем, что Император совершенно справедливо указал, что без Победы не будет достойного мира и качественного послевоенного развития государства. Вновь выражалась уверенность в грядущей победе и подчеркивалось единение Государя с армией.
Приказ от 12. 12. 1916 г. важен тем, что аккумулировал причины, на основании которых Россия не может пойти на заключение мира с державами Германского блока до достижения общесоюзной победы: 1) противник находится на территории России и Франции; 2) Германский блок – агрессор и нарушитель международного права; 3) лишь полноценная военная победа должна стать гарантией стабильного послевоенного мира, и позволит хоть в какой-то степени компенсировать понесенные лишения.
В данном приказе вновь постулировались необходимость владения Проливами, вера в грядущую скорую победу и верность союзническому долгу.
Наконец, особый интерес представляет впервые сделанное от имени Императора заявление о создании после войны независимой Польши.
Т. о., основные идеологические установки в рассмотренных приказах по армии и флоту: изгнание противника с территории Российской империи и военная победа, единство с союзниками и уверенность в скорой и полной Победе.
Эти установки Император подчеркивал и в своих речах.
Так, 30. 07. 1915 г. в речи перед гардемаринами он отметил, что какими бы тяжелыми не были времена, Россия все преодолеет и останется великой державой - единой и неделимой. 26. 11. 1915 г. года из уст Государя прозвучало, что пока последний солдат противника не будет изгнан с российской территории, мир заключен не будет. А 20 декабря того же года перед строем частей Западного фронта Император вновь говорил о верности союзническому долгу и о том, что долгожданный мир не будет заключаться, пока войска противника не будут отброшены с российской земли.
38. Парад георгиевских кавалеров 26 ноября 1915 г.
39. Император на смотре георгиевских кавалеров.
Посещение Императором фронта, особое внимание войскам Действующей армии, проникнутые патриотизмом ясные и четкие приказы, несомненно, поднимали дух войск, способствуя успеху в боях. Осенние сражения 1915 года действительно являлись переломными – бои на Серете, Виленская, Луцкая и Чарторийская операции - для всего Русского фронта.
5) Функция оперативного и стратегического руководства. Сам Император не считал себя квалифицированным специалистом в данной сфере. У него были отличные начальник Штаба и аппарат Ставки. Несмотря на это, ряд вопросов и в данной сфере оказался под непосредственным воздействием Николая II.
Изменяется стратегия. Самым заметным было то, что стратегию ударов в расходящихся направлениях сменила реализация единого стратегического планирования.
Так, оперативно-стратегическое планирование кампании 1915 г. подразумевало крупные наступательные операции в Восточной Пруссии и в Карпатах - на флангах стратегического построения Действующей армии, так еще и по расходящимся направлениям. Такое оперативно-стратегическое творчество обусловливалось как способностью Ставки направлять и координировать действия фронтов, так и очень широкими полномочиями командующих фронтами. Так, Главнокомандующий армиями фронта лишь «руководствуется» указаниями Верховного главнокомандующего, направляя «усилия подчиненных ему армий … к достижению поставленной цели, всеми способами, кои он признает нужными» [Положение о полевом управлении войск в военное время. СПб., 1914. С. 11].
Начиная с кампании 1916 года командующие фронтами реализовывали уже не свои замыслы (в общих чертах согласованные со Ставкой), а планирование Ставки. Ставка начала в прямом смысле этого слова управлять действиями своих фронтов. Статус первого лица в государстве - Верховного Главнокомандующего нейтрализовал все недоразумения и пробелы в сфере субординации.
Стратегическая обстановка на Русском фронте к моменту принятия Императором главнокомандования была тяжелой.
В Прибалтике в ходе Виленской операции германские войска развивали Свенцянский прорыв, планируя окружить часть армий Северного и Западного фронтов. 3 сентября немцы вошли в г. Вильно, а конная группа прорвалась в тылы 10-й армии.
Но последняя маневренная операция на Восточном фронте своих целей не достигла – прорвавшиеся германские войска частично были оттеснены в нарочские болота, а частично уничтожены. Э. Фалькенгайн писал: «Русские армии 10-я, 2-я и 1-я атакуют всеми силами 10-ю армию и правое крыло Неманской, имея задачей прорваться до дороги Двинск - Вильна …» [Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914 - 1916 в его важнейших решениях. М., 1923. С. 134].
Роль Императора проявилась на самом тяжелом и ответственном этапе Виленской операции. Николай II провел серию совещаний с генералитетом, требуя от представителей высшего комсостава стойкости, решимости и широкого применения всех форм оперативного маневра. Командующий 1-й армией генерал от кавалерии А. И. Литвинов в телеграмме от 08. 09. 1915 г., адресованной своим командармам, отмечает, что Император обратил внимание на то, что утрачена маневроспособность, и действия сводятся лишь сражениям в линейных формах при обязательном локтевом соприкосновении войск. Возможности охвата и прорыва «опасаемся до болезненности», и поэтому прорыв фронта роты-батальона становится предлогом для отхода корпуса. Император ожидает от всех военачальников решительных, смелых и предприимчивых действий, при этом подчиненных решению задач общей обстановки [Лемке М. К. Указ. соч. С. 66].
А ведь уяснение сути оперативно-стратегического маневра, стремление к такому маневру - одно из ключевых качеств военачальника. Николай II требовал такого маневра, причем со стороны армий обоих участвующих в операции фронтов – Западного и Северного. Так, командующий Северным фронтом Н. В. Рузский телеграфировал своим командармам П. А. Плеве (5-я армия) и В. Н. Горбатовскому (12-я армия) 4 сентября, что Император указал на то, что успех может быть достигнут лишь быстрыми и энергичными ударами как можно большими силами обоих фронтов, согласованных с наступлением 2-й армии, которая сосредотачивается в районе Ошмяны-Молодечно [Там же. С. 63].
Акцент указания Верховного Главнокомандующего делался на координации действий фронтов, сосредоточении максимальных сил и средств на направлении главного удара и энергичном маневрировании.
Особое внимание уделялось разведке – как войсковой (в т. ч. кавалерийской), так и агентурной [Там же. С. 65]. Важное значение придавалось и массированию конницы – распоряжением Ставки была создана кавалерийская масса, в которую были включены 1-й Конный корпус, Сводный конный корпус, конный отряд Н. Н. Казнакова, 3-я Донская казачья дивизия и отряд А. С. Потапова.
Ряд историков считает, что за формулировкой «Государь Император приказал» скрывается исключительно оперативно-стратегическая деятельность Начальника Штаба Ставки М. В. Алексеева. Но тот факт, что роль Николая II в оперативно-стратегических вопросах проявлялась непосредственно, свидетельствует телеграмма, адресованная как раз М. В. Алексееву, в которой Николай II сообщает ему, что разделяет соображения А. Е. Эверта о сосредоточении Гвардии в районе Молодечно-Вилейка [Там же. С. 71]. Это свидетельствует о руководящей и координирующей роли Николая II, а также о том что Император контактировал с командующими фронтами, вникал в оперативно-стратегическую обстановку и давал соответствующие указания. М. В. Алексеев характеризовался лишь как хороший технический исполнитель воли Главкома, не годящийся на первые роли – ни по характеру, ни по способностям [Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. С. 84].
Взвешенное руководство со стороны обновленной Ставки принесло результаты – и Виленская стратегическая операция завершалась в пользу русских, увидевших, что они вновь могут бить немцев.
Переоценить эту операцию сложно.
Один современник отмечал, что Виленская операция - операция, положившая предел наступлению германской армии в пределы России - была первым ответственным делом, от начала и до конца находившимся под личным руководством нового Верховного главнокомандующего [Дубенский Д. Н. Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в Действующей армии. Июль 1915 – февраль 1916. Пг., 1916. С. 75]. Другой писал, что новая Ставка (тандем Николай II – М. В. Алексеев) с честью вышла из критического положения, побив смелый маневр германцев искусным контрманевром. Под влиянием Императора недавно столь растерянный М. В. Алексеев пришел в себя – и такое удачное сочетание различных по характеру людей как они, в те дни спасло армию от катастрофы [Спиридович А. И. Указ. соч. Т. 1. С. 213].
П. К. Кондзеровский также вспоминал, что когда в начале сентября 1915 г. пришел к начальнику Штаба, чтобы прояснить обстановку на фронте, М. В. Алексеев сидел за столом - с растерянным и тревожным видом. На вопрос, что с армиями и каковы дела на фронтах, Михаил Васильевич, взявшись за голову, полным отчаяния голосом ответил: «Какие теперь у нас армии? Наши войска погибли в Галиции и Польше. Все самое лучшее погибло, и теперь в полках сотни бойцов, нет снарядов и патронов. Как сдержать напор – не знаю, и положение крайне плохое. Ухожу делать доклад Императору». П. К. Кондзеровский, видя ужас и растерянность М. В. Алексеева, ушел от него в большой тревоге.
Когда позже он вновь увидел начальника Штаба на Высочайшем завтраке, М. В. Алексеев стал другим человеком – держался бодро, разговаривал оживленно. На вопрос П. К. Кондзеровского о причинах такой перемены – возможно получены хорошие вести с фронта – он ответил: «Новых новостей нет. Но после доклада Императору я получил от него четкие указания. Он приказал отдать по всем фронтам приказ «Ни шагу назад», а прорыв немцев у Молодечно приказано ликвидировать войскам А. Е. Эверта. Даст Бог, справимся».
Теперь, констатировал П. К. Кондзеровский, «напротив меня стоял другой человек» - не растерявшийся генерал, а уверенный в себе начальник Штаба Ставки, приводящей в исполнение волю Верховного главнокомандующего. Результат этого императорского приказа имел стратегические последствия [Очевидец // Русская летопись. Париж. 1921. Книга 1. С. 166-168].
Продолжение следует
Важнейшие идеологические и мотивационные установки для народов России и ее вооруженных сил (указывающие в том числе и на цели участия России в мировой войне) вытекали из Манифестов Императора.
Манифесты «О войне с Германией» от 26. 07. 1914 г., «О войне с Турцией» от 20. 10. 1914 г. и «О войне с Болгарией» от 05. 10. 1915 г. являлись ключевыми документами.
Во-первых, они фиксировали справедливость Первой мировой войны для России. Отмечалась агрессия Германии, объявившей войну России и Франции и поправшей суверенитет Бельгии и Люксембурга - фактически ставшей фактором, дестабилизирующим Европу, и Турции, вековым гонителем славянства и христианской веры, вероломно атаковавшей черноморское побережье России. Забывшая о русской помощи братская Болгария, напавшая на союзную России Сербию, признавалась заблуждавшейся под воздействием германской политики [РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 957. Л. 16].
Во-вторых, провозглашалась верность союзническому долгу. Это касалось помощи Франции, подвергшейся германской агрессии, и Сербии, подвергшейся австро-венгерской агрессии.
В-третьих, указывалось на экономическую цель войны – появилась возможность разрешить исторический вопрос о Турецких Проливах. Помимо геополитической и военной значимости этого стратегического региона, необходимо отметить, что в начале XX века 50% всего экспорта России (и 90% экспортного зерна) проходило через Проливы.
Став Верховным главнокомандующим, в приказах по Действующей армии и флоту, Император развивал эти идеологические установки, к которым летом 1915 г. добавилась еще одна, и, наверное, самая важная, - необходимость изгнания войск противника с территории Российской империи.
Знаковые приказы по армии и флоту: от 19. 07. 1915 г. (в ознаменование годовщины начала войны), от 23. 08. 1915 г. (о принятии Верховного командования), от 31. 12. 1915 г. (об итогах кампании 1915 года), от 12. 12. 1916 г. (о незыблемости главных целей войны) служат яркой иллюстрацией сказанному.
Так, главными мотивами приказа от 19 июля 1915 года [РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 954. Л. 22–22 об.] были: указание на доблесть русского солдата и благодарность за его подвиг, а также, несмотря на тщетные усилия противника в течение года сокрушить Россию, необходимость быть готовыми к длительным тяжелым испытаниям.
Приказ от 23 августа, выражая абсолютную уверенность в грядущей победе, требовал защищать Отечество, изгнав агрессора с российской земли.
Приказ от 31. 12. 1915 г. [РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 959. Л. 35], подводя итоги тяжелой кампании 1915 года, знаменателен тем, что Император совершенно справедливо указал, что без Победы не будет достойного мира и качественного послевоенного развития государства. Вновь выражалась уверенность в грядущей победе и подчеркивалось единение Государя с армией.
Приказ от 12. 12. 1916 г. важен тем, что аккумулировал причины, на основании которых Россия не может пойти на заключение мира с державами Германского блока до достижения общесоюзной победы: 1) противник находится на территории России и Франции; 2) Германский блок – агрессор и нарушитель международного права; 3) лишь полноценная военная победа должна стать гарантией стабильного послевоенного мира, и позволит хоть в какой-то степени компенсировать понесенные лишения.
В данном приказе вновь постулировались необходимость владения Проливами, вера в грядущую скорую победу и верность союзническому долгу.
Наконец, особый интерес представляет впервые сделанное от имени Императора заявление о создании после войны независимой Польши.
Т. о., основные идеологические установки в рассмотренных приказах по армии и флоту: изгнание противника с территории Российской империи и военная победа, единство с союзниками и уверенность в скорой и полной Победе.
Эти установки Император подчеркивал и в своих речах.
Так, 30. 07. 1915 г. в речи перед гардемаринами он отметил, что какими бы тяжелыми не были времена, Россия все преодолеет и останется великой державой - единой и неделимой. 26. 11. 1915 г. года из уст Государя прозвучало, что пока последний солдат противника не будет изгнан с российской территории, мир заключен не будет. А 20 декабря того же года перед строем частей Западного фронта Император вновь говорил о верности союзническому долгу и о том, что долгожданный мир не будет заключаться, пока войска противника не будут отброшены с российской земли.
38. Парад георгиевских кавалеров 26 ноября 1915 г.
39. Император на смотре георгиевских кавалеров.
Посещение Императором фронта, особое внимание войскам Действующей армии, проникнутые патриотизмом ясные и четкие приказы, несомненно, поднимали дух войск, способствуя успеху в боях. Осенние сражения 1915 года действительно являлись переломными – бои на Серете, Виленская, Луцкая и Чарторийская операции - для всего Русского фронта.
5) Функция оперативного и стратегического руководства. Сам Император не считал себя квалифицированным специалистом в данной сфере. У него были отличные начальник Штаба и аппарат Ставки. Несмотря на это, ряд вопросов и в данной сфере оказался под непосредственным воздействием Николая II.
Изменяется стратегия. Самым заметным было то, что стратегию ударов в расходящихся направлениях сменила реализация единого стратегического планирования.
Так, оперативно-стратегическое планирование кампании 1915 г. подразумевало крупные наступательные операции в Восточной Пруссии и в Карпатах - на флангах стратегического построения Действующей армии, так еще и по расходящимся направлениям. Такое оперативно-стратегическое творчество обусловливалось как способностью Ставки направлять и координировать действия фронтов, так и очень широкими полномочиями командующих фронтами. Так, Главнокомандующий армиями фронта лишь «руководствуется» указаниями Верховного главнокомандующего, направляя «усилия подчиненных ему армий … к достижению поставленной цели, всеми способами, кои он признает нужными» [Положение о полевом управлении войск в военное время. СПб., 1914. С. 11].
Начиная с кампании 1916 года командующие фронтами реализовывали уже не свои замыслы (в общих чертах согласованные со Ставкой), а планирование Ставки. Ставка начала в прямом смысле этого слова управлять действиями своих фронтов. Статус первого лица в государстве - Верховного Главнокомандующего нейтрализовал все недоразумения и пробелы в сфере субординации.
Стратегическая обстановка на Русском фронте к моменту принятия Императором главнокомандования была тяжелой.
В Прибалтике в ходе Виленской операции германские войска развивали Свенцянский прорыв, планируя окружить часть армий Северного и Западного фронтов. 3 сентября немцы вошли в г. Вильно, а конная группа прорвалась в тылы 10-й армии.
Но последняя маневренная операция на Восточном фронте своих целей не достигла – прорвавшиеся германские войска частично были оттеснены в нарочские болота, а частично уничтожены. Э. Фалькенгайн писал: «Русские армии 10-я, 2-я и 1-я атакуют всеми силами 10-ю армию и правое крыло Неманской, имея задачей прорваться до дороги Двинск - Вильна …» [Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914 - 1916 в его важнейших решениях. М., 1923. С. 134].
Роль Императора проявилась на самом тяжелом и ответственном этапе Виленской операции. Николай II провел серию совещаний с генералитетом, требуя от представителей высшего комсостава стойкости, решимости и широкого применения всех форм оперативного маневра. Командующий 1-й армией генерал от кавалерии А. И. Литвинов в телеграмме от 08. 09. 1915 г., адресованной своим командармам, отмечает, что Император обратил внимание на то, что утрачена маневроспособность, и действия сводятся лишь сражениям в линейных формах при обязательном локтевом соприкосновении войск. Возможности охвата и прорыва «опасаемся до болезненности», и поэтому прорыв фронта роты-батальона становится предлогом для отхода корпуса. Император ожидает от всех военачальников решительных, смелых и предприимчивых действий, при этом подчиненных решению задач общей обстановки [Лемке М. К. Указ. соч. С. 66].
А ведь уяснение сути оперативно-стратегического маневра, стремление к такому маневру - одно из ключевых качеств военачальника. Николай II требовал такого маневра, причем со стороны армий обоих участвующих в операции фронтов – Западного и Северного. Так, командующий Северным фронтом Н. В. Рузский телеграфировал своим командармам П. А. Плеве (5-я армия) и В. Н. Горбатовскому (12-я армия) 4 сентября, что Император указал на то, что успех может быть достигнут лишь быстрыми и энергичными ударами как можно большими силами обоих фронтов, согласованных с наступлением 2-й армии, которая сосредотачивается в районе Ошмяны-Молодечно [Там же. С. 63].
Акцент указания Верховного Главнокомандующего делался на координации действий фронтов, сосредоточении максимальных сил и средств на направлении главного удара и энергичном маневрировании.
Особое внимание уделялось разведке – как войсковой (в т. ч. кавалерийской), так и агентурной [Там же. С. 65]. Важное значение придавалось и массированию конницы – распоряжением Ставки была создана кавалерийская масса, в которую были включены 1-й Конный корпус, Сводный конный корпус, конный отряд Н. Н. Казнакова, 3-я Донская казачья дивизия и отряд А. С. Потапова.
Ряд историков считает, что за формулировкой «Государь Император приказал» скрывается исключительно оперативно-стратегическая деятельность Начальника Штаба Ставки М. В. Алексеева. Но тот факт, что роль Николая II в оперативно-стратегических вопросах проявлялась непосредственно, свидетельствует телеграмма, адресованная как раз М. В. Алексееву, в которой Николай II сообщает ему, что разделяет соображения А. Е. Эверта о сосредоточении Гвардии в районе Молодечно-Вилейка [Там же. С. 71]. Это свидетельствует о руководящей и координирующей роли Николая II, а также о том что Император контактировал с командующими фронтами, вникал в оперативно-стратегическую обстановку и давал соответствующие указания. М. В. Алексеев характеризовался лишь как хороший технический исполнитель воли Главкома, не годящийся на первые роли – ни по характеру, ни по способностям [Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. С. 84].
Взвешенное руководство со стороны обновленной Ставки принесло результаты – и Виленская стратегическая операция завершалась в пользу русских, увидевших, что они вновь могут бить немцев.
Переоценить эту операцию сложно.
Один современник отмечал, что Виленская операция - операция, положившая предел наступлению германской армии в пределы России - была первым ответственным делом, от начала и до конца находившимся под личным руководством нового Верховного главнокомандующего [Дубенский Д. Н. Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович в Действующей армии. Июль 1915 – февраль 1916. Пг., 1916. С. 75]. Другой писал, что новая Ставка (тандем Николай II – М. В. Алексеев) с честью вышла из критического положения, побив смелый маневр германцев искусным контрманевром. Под влиянием Императора недавно столь растерянный М. В. Алексеев пришел в себя – и такое удачное сочетание различных по характеру людей как они, в те дни спасло армию от катастрофы [Спиридович А. И. Указ. соч. Т. 1. С. 213].
П. К. Кондзеровский также вспоминал, что когда в начале сентября 1915 г. пришел к начальнику Штаба, чтобы прояснить обстановку на фронте, М. В. Алексеев сидел за столом - с растерянным и тревожным видом. На вопрос, что с армиями и каковы дела на фронтах, Михаил Васильевич, взявшись за голову, полным отчаяния голосом ответил: «Какие теперь у нас армии? Наши войска погибли в Галиции и Польше. Все самое лучшее погибло, и теперь в полках сотни бойцов, нет снарядов и патронов. Как сдержать напор – не знаю, и положение крайне плохое. Ухожу делать доклад Императору». П. К. Кондзеровский, видя ужас и растерянность М. В. Алексеева, ушел от него в большой тревоге.
Когда позже он вновь увидел начальника Штаба на Высочайшем завтраке, М. В. Алексеев стал другим человеком – держался бодро, разговаривал оживленно. На вопрос П. К. Кондзеровского о причинах такой перемены – возможно получены хорошие вести с фронта – он ответил: «Новых новостей нет. Но после доклада Императору я получил от него четкие указания. Он приказал отдать по всем фронтам приказ «Ни шагу назад», а прорыв немцев у Молодечно приказано ликвидировать войскам А. Е. Эверта. Даст Бог, справимся».
Теперь, констатировал П. К. Кондзеровский, «напротив меня стоял другой человек» - не растерявшийся генерал, а уверенный в себе начальник Штаба Ставки, приводящей в исполнение волю Верховного главнокомандующего. Результат этого императорского приказа имел стратегические последствия [Очевидец // Русская летопись. Париж. 1921. Книга 1. С. 166-168].
Продолжение следует
Информация