Печальный сад Красного Берега
В двадцати километрах от города Жлобина, что в Гомельской области, находится мемориальный комплекс, возведенный на месте бывшего детского концлагеря у поселка Красный Берег. «Детям, которые прошли фашистский ад». В этих словах отражена скорбная идея мемориала.
Автор – скульптор Леонид Левин, который в 60-х участвовал в создании комплекса скорби во всемирно известной Хатыни – одной из 628 белорусских деревень, уничтоженных оккупантами вместе с жителями.
Основной фрагмент композиции – памятник школьному классу. В окружении живых яблонь – парты. За которые никогда не сядет никто из тех, кому посвящен мемориал, их не родившиеся дети, внуки… Белые, подобно белорусским яблоням в цвету, парты – дань памяти 1990 ученикам, встретившим свой последний час в немецком концлагере. Он один из четырнадцати, созданных на временно оккупированной белорусской территории. Цель – выкачивать детскую кровь для раненых солдат и офицеров вермахта. Изуверы в белых халатах руководствовались указанием Гиммлера: «Где бы на Востоке вы ни нашли ценную кровь, либо изымите ее, либо уничтожьте». Выполняя дьявольское указание рейхсфюрера СС, оккупанты свозили в Красный Берег детей из Гомельской, Могилевской, Минской областей Белоруссии, с Брянщины и Смоленщины. А еще – из Украины, Прибалтики… Делалось это на «научной основе»: кровь забирали главным образом у славянских ребятишек от 8 до 14 лет. Именно в этот период происходит активное гормональное развитие, а кровь самая чистая. Больше брали у девочек – у них чаще встречались первая группа и положительный резус-фактор. Детей подвешивали под мышки и при этом сильно сжимали грудь. Чтобы кровь не сворачивалась, вводили под кожу специальный препарат. При этом на ступнях ее обрезали или делали глубокие надрезы, откуда кровь стекала в специальные сосуды. Тех, кто, не выдержав этих варварских процедур, погибал, бросали в огромный костер, разложенный в виде фашисткой свастики.
Некоторым ребятишкам «повезло», их увозили в рейх и кровь для вермахта выкачивали уже там. Архивные данные свидетельствуют: из Красного Берега оккупанты забрали в Германию без малого две тысячи детей.
…На обратной стороне классной доски, что перед рядами белых парт, – карта Белоруссии, в которой были уничтожены 13 тысяч школ, замененных детскими гетто, где маленьких узников обрекали на медленную смерть после насильственного забора крови для немецких военных госпиталей. А на доске – прощальное письмо школьницы Кати Сусаниной, адресованное отцу, офицеру Красной армии Петру Сусанину. Текст вмонтирован по предложению писателя-фронтовика Василя Быкова. Вот фрагменты из письма девочки:
«Дорогой папенька! Пишу тебе письмо с немецкой каторги. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых уже не будет. Моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийцев! Это завещание твоей умирающей дочери. О маме. Когда вернешься, маму не ищи, ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, вон». И офицер выстрелил...
Дорогой папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет. Если бы сейчас встретил меня, то не узнал бы. Мои глаза впали, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Номер, как у преступника, сама худая, как скелет, и соленые слезы в глазах. Кашляю кровью.
А помнишь, папа, когда два года назад мне исполнилось 13, какие хорошие были именины. Ты мне тогда сказал: «Расти, доченька, большой нам на радость». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
Я не поеду в эту трижды проклятую Германию. Решила, что лучше умереть в родной стороночке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Завещаю, папа, отомстить за маму и за меня. Прощай, добрый папенька. Ухожу умирать. Твоя дочь Катя Сусанина. Мое сердце верит – письмо дойдет. 12 марта 1943 года».
Рассказ экскурсовода Александра Манкевича, в прошлом офицера Советской армии, мы слушали у скульптуры хрупкой девочки. Мы – бывшие малолетние узники: ветеран Вооруженных Сил Евгений Пашковский, член Фонда памяти полководцев Победы Александр Урбан, автор этих строк. Фигурка девочки встречает и провожает всех, кто приезжает в Красный Берег. Местные историки и краеведы считают, что своим необычным названием он обязан саду, когда-то выращенному здесь ботаником Незведским. Сад необычный: в нем прижились завезенные из дальних краев китайские яблони, облитые по весне красными цветами.
А бронзовая девочка стоит на маленьких красных камешках. Нет, это не символика яблоневого сада, пережившего войну. Красные камешки – капли детской крови. Руки девочки устремлены к небу – будто туда, в небесную синь, стремится улететь ее израненная душа. «И кто-то пеплом долетел до неба…» – вспомнилась строка из стихотворения бывшей узницы.
Символ чистого, мирного, но потом уничтоженного детства – одна из скульптурных композиций в виде белого кораблика. Дети делали такие из тетрадного листка. А этот кораблик встал у Красного Берега на свою последнюю – вечную – стоянку. У Берега Памяти… На белых парусах – имена погибших в лагере детей. Арина, Вера, Зоя, Марина, Настя, Оля, Сима, Аркаша, Витя, Петя, Олежка, Тема... Они значились в найденных лагерных документах.
Сегодня этими именами нередко называют своих детей люди, приезжающие в Красный Берег из разных стран Европы. Потому что их потрясает то, что они узнали и увидели. А узнали гости из благополучной Западной Европы, в том числе из Германии, в частности, о том, что в годы гитлеровского вторжения оккупанты уничтожили на территории республики в концлагерях, в карательных операциях, в боях с партизанами 167 тысяч детей. Но память о тех, кто «пеплом долетел до неба», будет жить не только здесь.
9 мая, 22 июня… И еще две особые даты: 1 июня, Международный день защиты детей, и 11 апреля, Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. В эти дни на Поклонную гору в Москве приходят, кому позволяет здоровье, те, кто пережил трагедию за колючей проволокой, когда годков-то им было всего ничего. А ныне большинству под восемьдесят и более. Многие с палочками, других поддерживают за руки. На глаза наворачиваются слезы. И не ветер тому причиной... Над седыми непокрытыми головами – лозунги: «Мы живы!», «Мы помним!», «Мы против неонацизма!».
А мы вспоминали камешки – капельки детской крови – у подножия бронзовой девочки, вознесшей руки к небу у Красного Берега. Это и обращение к живущим сегодня.
Автор – скульптор Леонид Левин, который в 60-х участвовал в создании комплекса скорби во всемирно известной Хатыни – одной из 628 белорусских деревень, уничтоженных оккупантами вместе с жителями.
Основной фрагмент композиции – памятник школьному классу. В окружении живых яблонь – парты. За которые никогда не сядет никто из тех, кому посвящен мемориал, их не родившиеся дети, внуки… Белые, подобно белорусским яблоням в цвету, парты – дань памяти 1990 ученикам, встретившим свой последний час в немецком концлагере. Он один из четырнадцати, созданных на временно оккупированной белорусской территории. Цель – выкачивать детскую кровь для раненых солдат и офицеров вермахта. Изуверы в белых халатах руководствовались указанием Гиммлера: «Где бы на Востоке вы ни нашли ценную кровь, либо изымите ее, либо уничтожьте». Выполняя дьявольское указание рейхсфюрера СС, оккупанты свозили в Красный Берег детей из Гомельской, Могилевской, Минской областей Белоруссии, с Брянщины и Смоленщины. А еще – из Украины, Прибалтики… Делалось это на «научной основе»: кровь забирали главным образом у славянских ребятишек от 8 до 14 лет. Именно в этот период происходит активное гормональное развитие, а кровь самая чистая. Больше брали у девочек – у них чаще встречались первая группа и положительный резус-фактор. Детей подвешивали под мышки и при этом сильно сжимали грудь. Чтобы кровь не сворачивалась, вводили под кожу специальный препарат. При этом на ступнях ее обрезали или делали глубокие надрезы, откуда кровь стекала в специальные сосуды. Тех, кто, не выдержав этих варварских процедур, погибал, бросали в огромный костер, разложенный в виде фашисткой свастики.Некоторым ребятишкам «повезло», их увозили в рейх и кровь для вермахта выкачивали уже там. Архивные данные свидетельствуют: из Красного Берега оккупанты забрали в Германию без малого две тысячи детей.
…На обратной стороне классной доски, что перед рядами белых парт, – карта Белоруссии, в которой были уничтожены 13 тысяч школ, замененных детскими гетто, где маленьких узников обрекали на медленную смерть после насильственного забора крови для немецких военных госпиталей. А на доске – прощальное письмо школьницы Кати Сусаниной, адресованное отцу, офицеру Красной армии Петру Сусанину. Текст вмонтирован по предложению писателя-фронтовика Василя Быкова. Вот фрагменты из письма девочки:
«Дорогой папенька! Пишу тебе письмо с немецкой каторги. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых уже не будет. Моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийцев! Это завещание твоей умирающей дочери. О маме. Когда вернешься, маму не ищи, ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, вон». И офицер выстрелил...
Дорогой папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет. Если бы сейчас встретил меня, то не узнал бы. Мои глаза впали, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Номер, как у преступника, сама худая, как скелет, и соленые слезы в глазах. Кашляю кровью.
А помнишь, папа, когда два года назад мне исполнилось 13, какие хорошие были именины. Ты мне тогда сказал: «Расти, доченька, большой нам на радость». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
Я не поеду в эту трижды проклятую Германию. Решила, что лучше умереть в родной стороночке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Завещаю, папа, отомстить за маму и за меня. Прощай, добрый папенька. Ухожу умирать. Твоя дочь Катя Сусанина. Мое сердце верит – письмо дойдет. 12 марта 1943 года».
Рассказ экскурсовода Александра Манкевича, в прошлом офицера Советской армии, мы слушали у скульптуры хрупкой девочки. Мы – бывшие малолетние узники: ветеран Вооруженных Сил Евгений Пашковский, член Фонда памяти полководцев Победы Александр Урбан, автор этих строк. Фигурка девочки встречает и провожает всех, кто приезжает в Красный Берег. Местные историки и краеведы считают, что своим необычным названием он обязан саду, когда-то выращенному здесь ботаником Незведским. Сад необычный: в нем прижились завезенные из дальних краев китайские яблони, облитые по весне красными цветами.
А бронзовая девочка стоит на маленьких красных камешках. Нет, это не символика яблоневого сада, пережившего войну. Красные камешки – капли детской крови. Руки девочки устремлены к небу – будто туда, в небесную синь, стремится улететь ее израненная душа. «И кто-то пеплом долетел до неба…» – вспомнилась строка из стихотворения бывшей узницы.
Символ чистого, мирного, но потом уничтоженного детства – одна из скульптурных композиций в виде белого кораблика. Дети делали такие из тетрадного листка. А этот кораблик встал у Красного Берега на свою последнюю – вечную – стоянку. У Берега Памяти… На белых парусах – имена погибших в лагере детей. Арина, Вера, Зоя, Марина, Настя, Оля, Сима, Аркаша, Витя, Петя, Олежка, Тема... Они значились в найденных лагерных документах.
Сегодня этими именами нередко называют своих детей люди, приезжающие в Красный Берег из разных стран Европы. Потому что их потрясает то, что они узнали и увидели. А узнали гости из благополучной Западной Европы, в том числе из Германии, в частности, о том, что в годы гитлеровского вторжения оккупанты уничтожили на территории республики в концлагерях, в карательных операциях, в боях с партизанами 167 тысяч детей. Но память о тех, кто «пеплом долетел до неба», будет жить не только здесь.
9 мая, 22 июня… И еще две особые даты: 1 июня, Международный день защиты детей, и 11 апреля, Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. В эти дни на Поклонную гору в Москве приходят, кому позволяет здоровье, те, кто пережил трагедию за колючей проволокой, когда годков-то им было всего ничего. А ныне большинству под восемьдесят и более. Многие с палочками, других поддерживают за руки. На глаза наворачиваются слезы. И не ветер тому причиной... Над седыми непокрытыми головами – лозунги: «Мы живы!», «Мы помним!», «Мы против неонацизма!».
А мы вспоминали камешки – капельки детской крови – у подножия бронзовой девочки, вознесшей руки к небу у Красного Берега. Это и обращение к живущим сегодня.
Информация