Египетская Русь. Трансформация и падение власти царей
Без единения в образе правителя духовной, светской и военной функций – большое государство распадается.
Виктор Солкин – египтолог, руководитель Ассоциации по изучению Древнего Египта.
Беседует Максим Шалыгин, руководитель Проектного Центра "НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ" http://www.newreality.online
М. Шалыгин: Здравствуйте. Мы живем в год интересных, сложных юбилеев. Достаточно спорных. Очень много проводится сегодня аналогий. Мы снова в поиске национальной идеи. У каждого она своя. Повторюсь – кто-то даже эту идею находит, потом теряет и снова обретает. И при этом мы не выходим за рамки слов столетней пробы. Мы обсуждаем одни и те же термины. У нас – то красные плохие, то белые плохие. То царь – герой, то царь – подлец, который, вот, все потерял. Продажная элита, либеральный клан. И, вот, в этом всем ужасе мы живем последние сто лет. Особенно в новейшей истории, истории новой России. Мы снова и снова обсуждаем одни и те же слова, зачастую не понимая их значения. На мой взгляд. Возможно, я ошибаюсь. Между тем, среди профессиональных историков существует такое понимание – «куда бы мы не шли в своих научных исследованиях, мы рано или поздно придём в Египет». Может нам повнимательнее отнестись к истории мировой. И, возможно, нам (пора перестать) прыгать на одни и те же грабли. И не требовать новых, когда старые поломались. Беседуем сегодня с Виктором Солкиным. Египтологом. Рад приветствовать. Всё верно? Мы рано или поздно придем в Египет?
В. Солкин: Да, все верно. Борис Александрович Тураев. Великий русский востоковед. С которого, наверное, начался русский путь в Египет. Профессиональный, научный путь. Исследовательский. Вот он это и сказал – какую бы область человеческого знания мы бы не взяли, всё равно в Египет фараонов мы придем. Меняются культурные коды, меняются религии, меняются языки. Человек остается человеком. Поэтому, заглядывая в древность, порой себя понимаешь точнее, интереснее. И, наверное, немножечко проще жить и в современном мире.
М. Шалыгин: Предлагаю сегодня поговорить о царской власти в Египте. О том, что такое власть фараонов. Хотя, предлагаю употреблять слово «царь».
В. Солкин: Слово «царь». Для большинства исторических периодов Древнего Египта «фараон» – это такой нежелательный анахронизм. А «царь» – и совершенно невероятный объем времени – три тысячелетия существования египетской государственности.
М. Шалыгин: Прежде чем мы пойдем дальше. Прежде, чем мы будем обсуждать трансформацию царской власти, идеологию царской власти в Древнем Египте, давайте мы с вами – крупно – очертим этот период. Потому что, к сожалению, мы находимся сегодня, живем сегодня во времени с чудовищным уровнем образованности людей. И, поэтому, у нас очень многие, даже люди, считающие себя знающими, просвещёнными, ищут где-то в Долине царей пирамиду Тутанхамона и…
В. Солкин: Да-да-да, это часто бывает. Я в курсе. Ко мне регулярно с этим приходят.
М. Шалыгин: Поэтому давайте, крупными мазками, но более современным языком, постараемся показать, что Древний Египет – это, прежде всего, четыре периода. Классически.
В. Солкин: Да, это классическая история. Мы начинаем с вами говорить о третьем, втором и первом тысячелетии до новой эры. А это – Додинастический период. Который был перед этим. Когда из множества государственных или полугосударственных образований складывалось единое государство фараонов. Приблизительно – тридцатый век до новой эры.
М. Шалыгин: Третье тысячелетие до новой эры.
В. Солкин: Да, это начало третьего тысячелетия до новой эры. И дальше три великих периода. Древнее, Среднее, Новое царство. Которое между собой…
М. Шалыгин: Нет, здесь подождите. Династический период, далее считается эллинский отдельно период и римский период.
В. Солкин: Эллинистический.
М. Шалыгин: Эллинистический. Греческий период. Когда был коронован в Древнем Египте как раз Александр Македонский. И затем идёт римский период с «клеопатрами» и прочими «антониями».
В. Солкин: После Александра Македонского вся династия Птолемеев. Птолемей Первый был одним из ближайших друзей Александра, ему достался кусок империи. Клеопатра – седьмая, которую все знают и так любят – последний представитель династии Птолемеев. Единственная птолемейская царица, которая знала язык Египта. То есть она читала иероглифы. И потом уже тридцатый год до новой эры, Египет становится, падет и становится частью Римской империи. Становится римской провинцией. А классически всё-таки – это три великих царства: Древнее, Среднее и Новое царство.
М. Шалыгин: Подождите. Подождите. Теперь мы с вами из этих четырех больших периодов просматриваем Династический период.
В. Солкин: Да.
М. Шалыгин: В Династическом периоде – там тоже не всё так просто. Во-первых, существует такое понятие, как Раннее царство, то есть когда верхний… верхние княжества, завоевывали…
В. Солкин: Верхний Египет завоевывает Нижний…
М. Шалыгин: У дельты (Нила) и, соответственно, вот эта междоусобица, постоянное восстание крестьян. Непокорных. Вот это считается…
В. Солкин: Междоусобиц-то было много.
М. Шалыгин: Вот, это раннее считается – первая-вторая династия…
В. Солкин: Это первая-вторая династия. Это сложение Египта как такового.
М. Шалыгин: Мы крупно показываем сейчас. Просто это первое сложение Египта. Первые две династии. Далее у нас идет Старое царство.
В. Солкин: Или Древнее. По-разному.
М. Шалыгин: Древнее. Это с третьего по… восьмой, примерно?
В. Солкин: Ну, приблизительно да. По восьмую династию.
М. Шалыгин: Это как раз строители пирамид.
В. Солкин: Мы, наверное, должны напомнить, да, что условно, очень условно египетская династическая история делится на тридцать династий. Предложил это когда-то греко-египетский историк Манефон, который писал историю Египта для своего правителя – для того самого, Птолемея Первого, который пришел на смену Александру Македонскому.
М. Шалыгин: Вот, после Восьмой династии у нас начинается Смутное время.
В. Солкин: Первый переходный период, Так называемый.
М. Шалыгин: Либо это какой-то катаклизм. Какая-то засуха, голод. Либо – это распад на мелкие княжества.
В. Солкин: В любом случае это децентрализация государства, да.
М. Шалыгин: Вот, потеря децентрализованного государства. Дальше наступает Среднее царство. Так называемое. Где попытки все-таки собрать по старой модели…
В. Солкин: Более или менее успешны.
М. Шалыгин: Но тоже проваливаются. И наступает Второй переходный период. Приходят завоеватели.
В. Солкин: Да. Кочевники с Аравийского полуострова. Гиксосы. Так назовет их отец истории Геродот.
М. Шалыгин: Которые, тем не менее, признаются египетской историей как официальные правители тоже. Тоже династические.
В. Солкин: Ну, они, во-первых, официальные правители, а потом, всё-таки, это были те люди, которые вместе со своими кочевыми военными силами принесли в Египет очень много ценных технологий. Тех наработок, которые были в соседних регионах Месопотамии. То есть, польза, на самом деле, от гиксосов тоже была велика. И несмотря на то, что египетские царские дома, более поздние, всячески их преследовали и отвергали. На самом деле, и браки были межгиксосскими и египетскими, и много чего тоже было. То есть не все так…
М. Шалыгин: То есть получилось интегрироваться в египетскую элиту. Грубо говоря.
В. Солкин: В общем, да. Прежде всего, в военную элиту. Поскольку, естественно, эти люди, которые обладали великолепными талантами колесничих войн и обладали многими великолепными технологиями. Египту они были нужны. Без них бы не получилось последующего египетского Нового царства.
М. Шалыгин: Давайте скажем больше. Нынешние традиции в Египте о силе военных – всё-таки можно какие-то аналогии просматривать и туда. Привычка, да, что значение военных в обществе.
В. Солкин: Ну, всё правильно. Либо правит военная элита, либо правит жреческая элита. Либо та, либо другая. Третьего не дано.
М. Шалыгин: Потом, после завоевателей, приходит Новое царство. Самое блестящее. Здесь мы видим и Сету Первого, и его сына Рамзеса Великого.
В. Солкин: А до него – вся эпоха религиозной реформы, Рамзес Третий, при котором Египет завоевал большую часть земель тогдашнего Ближнего Востока.
М. Шалыгин: Потом идет снова – Смутное время. То есть, распад, децентрализация. И, далее – угасание.
В. Солкин: И далее так называемый поздний период, когда Египет становится объектом завоевания сначала ливийцев, потом обитателей Нубии. Потом придет страшное сирийское владычество. Потом персидское время. Потом в четвертом веке Новой эры царь Нектанеб Второй становится последним египтянином – правителем страны. И, знаете, здесь я скажу одну очень забавную вещь. Оказывается, о ней редко кто задумывается. Вот, после того, как Нектанеб Второй в четвертом веке умирает, следующим правителем Египта, ну, так условно назовем египтянином, становится генерал Мохаммед Нагиб, спутник Насера. Это уже египетская революция 1950-х годов. Всё остальное время Египет находился под некой чужеземной властью. Будь то Рим, будь то Византия или Османская империя.
М. Шалыгин: Это интересно. Только в двадцатом веке произошло возвращение к египетским…
В. Солкин: По сути, произошло возвращение национальной власти как таковой. И для Египта это всегда было и есть очень такой… тонкой больной темой.
М. Шалыгин: И ещё одна очень интересная деталь, о которой тоже, к сожалению, мало говорят. Это ментальность египетского народа, для которого территориальная целостность государства является высшей ценностью.
В. Солкин: Это не просто высшая ценность. Вы знаете, у них есть такой замечательный термин, естественно, в Древнем Египте, абсолютный аналог нашего понимания Родины. Хенуэй – это, дословно, «утроба». И я приведу один пример, который, мне кажется, очень показателен. Если, например, египетский врач отправлялся на работу ко двору царя вавилонского или ассирийского, то этого человека при жизни отпевали условно. То есть, по нему проводили при жизни заупокойный ритуал.
М. Шалыгин: Дома. В Египте.
В. Солкин: Дома. В Египте. Перед отправлением. Потому что, если с ним, не дай Бог, что-то случится, там, на страшной чужбине, то это совершенный крах – то есть это неправильный переход через состояния смерти. И египтянин не любит путешествовать за пределы своей долины. Египтянин считает море враждебной стихией – он не мореход. И древнеегипетский бог моря Ям, он финикиец по национальности. То есть, это даже не египетское божество. И, в конце концов, наверное, самый известный пример в одном из литературных текстов – когда вельможа бежит от эпохи смуты из Египта. Всё-таки царем становится его друг детства царь Сенусерт Первый. Ему хочется этого вельможу, которого звали Синухет, вернуть в Египет. В письме он описывает ритуально-правильное погребение среди гробниц предков на египетской земле. И Синухет вернется, да, потому что это было столь желанной целью – правильный переход в другой мир, что, наверное, для других народов древности это было непонятно.
М. Шалыгин: При этом, у египтян отсутствует ад. Это тоже надо сказать.
В. Солкин: Да, это точно.
М. Шалыгин. Это небытие, когда невозможно общаться ни с богами, ни с умершими родственниками,
В. Солкин: У египтян очень сложная структура человеческой сущности. Поразительно то, что одна из девяти составляющих – Ах – это божественный дух, он неуничтожим. То есть, в случае, если на загробном суде признается, что этот человек, его сущность грешна – то уничтожаются все те составляющие человека, которые отвечают за личность, за восприятие, за действительность, взаимодействие с богами и предками. Но вот эта одна девятая, этот божественный дух неуничтожим. И он будет вновь жить в некой новой вселенной. Которая будет когда-то создана богами. Но пребывание вне мира богов, вне мира предков, вне мира спутников солнечного бога…
М. Шалыгин: … вне мира гармонии, радости…
В. Солкин: … это самое сложное наказание. Поэтому египетского ада нет. И в этом есть ещё одна интересная вещь – египетская посмертная мечта – это не просто быть спутником солнечного бога, а вместе с солнечным богом бороться за миропорядок. Бороться с хаосом.
М. Шалыгин: Здесь мы с вами уйдем далеко. Потому что это ежедневное прохождение бога в двенадцати часов ночи, в двенадцать часов дня…
В. Солкин: В двенадцать часов дня. Понимаете, но в этом есть та концепция Маат – великого миропорядка. В нём (этом великом миропорядке) есть вселенские, религиозные, ритуальные вещи. А есть социальная истина, есть социальный миропорядок. Это всё одно и то же.
М. Шалыгин: Уходим. Итого. Египтяне древние не любили путешествовать. Они были домоседами. И, собственно, египтянин – это такое понятие… не этническое, а территориальное, скорее, да? Культурное…
В. Солкин: Дословно, Если мы с вами пойдем в тексты, а это иногда полезно, египтянин – это «ремечнукемет». Это представитель народа черной земли. Черной землей – «кемет» египтяне себя называли. Это самоназвание египетской земли.
М. Шалыгин: Территориальный.
В. Солкин: И есть египтянин – и он человек. А есть все остальные. Есть сирийцы, есть нубийцы, ливийцы, обитатели островов Средиземного моря, да? Они тоже люди и к ним…
М. Шалыгин: К ним нет ненависти, но они – чужие.
В. Солкин: Это чужие. Это характерно, наверное, для всех культур Древнего Востока. Они очень жестко национально ориентированы. И Египет никогда не был сторонником межнациональных браков. Это отдельная тема. Такое случалось, но редко. И вот эта ориентированность на географическую изоляцию Долины Нила, ориентированность на собственную культуру, на язык, на религию. Это было то, что позволило Египту, несмотря на все понятные внутренние изменения, просуществовать в очень целостном виде всё же, с точки зрения культуры, три тысячи лет...
М. Шалыгин: Ну, почему только Древний Восток? Мы с вами давайте сложим то, о чем говорили. Гордиться целостностью территории своей страны. «Ни пяди врагу…».
В. Солкин: «Ни пяди врагу». Но, кстати, в Египте будет иначе – лучше пядь захватить чужую. И туда привнести миропорядок.
М. Шалыгин: Ну, простите, мы же не будем вспоминать как естественным путем расширялось Российской государство… Итак, «Ни пяди земли врагу не отдадим». Территориальная целостность, сохранить её – это важно. Второе. Египтянин – это территориальное понятие. «Где родился, там и пригодился». Третье. «Вот, все, кто за пределами моей страны, моей земли – это, конечно, люди, они, конечно, живут, мы даже изучаем их языки, но они … всё равно … как-то … не египтяне. Чего с них взять?»
В. Солкин: И это люди, которые вовлечены в некие другие культурные коды, которые с точки зрения древнего египтянина ущербны к его собственным.
М. Шалыгин: Об этом вслух не говорится, но подразумевается.
В. Солкин: Об этом говорится абсолютно конкретно, вплоть до того, что, если некий царь берёт в жены иноземную принцессу – она даже меняет имя для того, чтобы быть вовлеченной внутрь египетской культуры. То есть, переходит в другую веру.
М. Шалыгин: «Что-то слышится родное...»
В. Солкин: Да-да. Вспоминаются русские императрицы.
М. Шалыгин: Идём дальше. Вот, и над этим народом сверху находится царь. В котором сразу и человеческая, и божественная сущность.
В. Солкин: Одновременно – да!
М. Шалыгин: Мы говорим сейчас о Старом, о Древнем Египте. (Царь), чьи молитвы к богам – по мнению большинства жителей – это у него такая социальная ответственность перед обществом. Они более услышаны. А он молится… о плодородии, чтоб земля была плодородна…
В. Солкин: Смотрите, здесь на самом деле очень важная парадигма, которая через весь Древний Египет пройдет. То есть, есть как бы четыре формы условно живых существ. Вот, есть боги, это отдельная тема. Есть люди. А есть предки, благие усопшие предки, от которых очень многое зависит. И есть цари. Задача царя – править живыми, умиротворять богов и взаимодействовать всячески во благо своей страны, своего народа. Его задача почитать точно также предков. Для древнего египтянина это очень важно. Потому что, если не вдаваться в подробности, но выделить основное – почитание предков вызывает от них, из мира ушедших, жизненную силу, которая вкладывается в потомков. То есть, почитая предков – ты, тем самым, получаешь жизненную силу для потомков собственного рода. И в смысле царя – то, конечно, для всего государства. То есть, по сути царь – это некое удивительное сосредоточие, ось культуры, на протяжении всех веков существования египетского государства. Который связывает между собой людей, богов и предков. И функции его очень значительны по отношению к каждому из…
М. Шалыгин: И благодаря этому он получает право на государственное управление обществом.
В. Солкин: Он не просто даже получает право управление обществом. Есть такой прекрасный титул – царь становится во главе Ка всех живущих. Что такое Ка? Очень просто – это жизненные силы всего народа.
М. Шалыгин: Он говорит с предками, по крайней мере, от имени всего народа.
В. Солкин: Он получает от богов дыхание жизни.
М. Шалыгин: И отдает его вниз народу.
В. Солкин: Да, и распределяет его по всему народу. Каждый человек, каждый египтянин вплоть до простого ремесленника и даже раба, он – частица вот этой царской великой жизненной силы. И без легитимного, успешного и трепетно относящегося к своим функциям царя – благое состояние народа невозможно.
М. Шалыгин: То есть царь распределяет благо. Во всех смыслах.
В. Солкин: От магического блага до последнего куска хлеба.
М. Шалыгин: То есть, пользуясь своим особым контактом, особым статусом...
В. Солкин: То есть, Царь, с точки зрения древних египтян… понятно, что были вариации в ту или иную эпоху… но, тем не менее, во врем коронации царская природа меняется. Он начинает сочетать в себе природу земного человека, которого родила царица от своего мужа, и природу божественную. Это очень любопытно, потому что они считали, что в каждого царя входит часть бога Хора, великого золотого небесного сокола.
М. Шалыгин: Соответственно, и имена у царей, особенно в Старом Царстве, они были …
В. Солкин: Всегда, всегда имя бога Хора в их именах присутствует. Существует так называемая пятичленная царская титулатура. На самом деле, это очень любопытно.
М. Шалыгин: Титулатура – Имя.
В. Солкин: Это сочетание пяти титулов, пяти имен. Одно из этих имен – личное имя царя, которое ему дается при рождении. Остальные четыре имени – те имена, которые даются во время коронации. И в них, на самом деле, заключена какая-либо программа, парадигма его правления. Что от него хочет общество. То есть, чтобы он был слишком успешным или он слышал богов.
М. Шалыгин: Пару примеров.
В. Солкин: Пару примеров. Вот, например, давайте с вами возьмем всем известного Тутанхамона.
М. Шалыгин: Это уже Новое Царство.
В. Солкин: Это уже Новое Царство. Четырнадцатый век до новой эры. «Тут», «анх», «амон» – «живое подобие бога Амона». Это его личное имя, которое ему дали папа и мама в момент его рождения. Его второе имя, которое было наиболее распространено среди письменных источников, обращений, в которых он упоминается и именуется в храмах – это, если попытаться сложные египетские религиозные понятия перевести на простой русский язык, это будет «Ра владыка сотворения». То есть, Ра – владыка могучей силы творения всей Вселенной, всего множества. И, если мы представляем себе на секундочку, что Тутанхамон, не вдаваясь во все исторические реалии, приходит в момент своего правления в Египет после сложной религиозной реформы, которая нанесла большой урон египетскому государству, то это имя понятно. То есть, они его мыслят как – «Солнце богатое творениями». Потому что, на протяжении своего правления, несмотря на то, что это был юный мальчик, Тутанхамон возрождает храмы. Он учреждает новые храмовые школы – возрождает египетскую традицию.
М. Шалыгин: Умирает правда в 20 лет. Но это уже детали.
В. Солкин: Это уже детали. Потому что, понятно, всё равно, что за ним также правит комплекс его чиновников, советников и придворных.
М. Шалыгин: Вот, здесь важно. Если в Старых Царствах государь единолично осуществлял правление, потому что он связующим звеном был, важной осью – вот, как вы сказали – на которой всё держалось. Перераспределение благодати. Благ по всем направлениям. То дальше, всё-таки, я сторонник… я думаю, что этот первый период распада египетского государства связан с неким катаклизмом. Потому что, потому что царь …
В. Солкин: Я соглашусь с этим.
М. Шалыгин: Потому что, царь перестал успешно исполнять (ритуалы-функции), народ понял – царь перестал исполнять эту важную функцию. И в результате – случилось наводнение, потом засуха и … как бы всё … и начался голод.
В. Солкин: Здесь есть одна, на самом деле совершенно удивительная и очень важная вещь. Дело в том, что в эпоху Древнего Царства – условно назовем его эпохой Великих пирамид, чтобы было понятно.
М. Шалыгин: Да, это строители пирамид, четвёртая династия. Столица в Мемфисе.
В. Солкин: В тридцати километров к югу от современного Каира. Чтобы было понятно. Царь здесь абсолютно непререкаемый бог. Единоличный. Более того, у него есть такой титул Бог Благо или Бог Юный. Что это значит? Он вторичен только по отношению к Богу Солнца, который есть его признанный парадигмой отец. То есть – есть великий вселенский Солнечный Бог. И есть его сын на земле – малый, как бы условно, бог. Но он – бог. Эта фигура непререкаемая, невероятная. Да, и когда ты смотришь на сохранившиеся статуи царей этого время – это великие незыблемые фигуры. И это вполне соответствует величию и мощи пирамид. Этому совершенно грандиозному царству. И когда потом пойдет деградация царской власти, много раз, не вдаваясь в подробности в Египте, те или иные правители, яркие личности пытались хотя бы отчасти вернуться, вот к тому эталону царя, который был в эпоху великих пирамид.
М. Шалыгин: То есть, здесь мы понимаем, что случилась климатическая катастрофа.
В. Солкин: Первый переходный период. И здесь тогда возникает совершенно поразительная вещь. Как раз в самом конце Древнего Царства появляется такой замечательный текст, который называется «Наставление царя сыну своему Мерикару». А это один из очень важных египетских текстов, который описывает царскую власть. И представьте себе, что совсем недавно ещё был Великий владыка, строивший пирамиды, живой бог, так? А здесь – царь такой человечный такой…
М. Шалыгин: То есть пирамид уже не строят? Появляются захоронения, причем в скалах непосредственно. Выбирается специальная долина, над которой…
В. Солкин: …Огромная гора, Великая вершина. Да, она ассоциируется с пирамидой. Кстати, последняя пирамида – это Яхмос Первый – основатель Нового Царства. Всё. Потом эта традиция ушла.
М. Шалыгин: Далее, после новых правителей, то есть Нового Царства – снова распад. Третий переходный период так называемый. Почему?
В. Солкин: Тут история очень интересная. На самом деле, очень многие процессы длились действительно века. То есть, то усиление храма бога Амона в Карнаке, которое началось при фараоне-женщине, при Хатшепсут, оно в четырнадцатом веке до Новой эры, через столетия, скажем так, грубо – оно довело страну до колоссального кризиса, когда царский дом попытался оторваться от жречества, от его власти через религиозные реформы. Это эпоха Эхнатона и Нефертити. Это знаменитый Амарнский религиозный переворот. То есть, это эпоха, когда…
М. Шалыгин. …доэксперементировались.
В. Солкин: Доэксперементировались. Это эпоха, когда – я имею ввиду Новое Царство – когда царь любой ценой пытается, вот, через какое-то хотя бы воспоминание … посредством искусства … вернуться к тому статусу, который был в эпоху пирамид. Это грандиозная колоссальная храмовая архитектура.
М. Шалыгин: Давайте скажем одну важную деталь, большинство архитектурных памятников, которые сегодня мы наблюдаем, в том числе, в Риме, вот этот, вот, столб... Это всё, в частности, из Долины Царей. То есть погребальный камень украли, грубо говоря.
В. Солкин: Это – не погребальный камень, это – грандиозный обелиск из Карнака. То есть, это камень солнечного Бога. Он не погребальный. А вообще, римские императоры…
М. Шалыгин: Обокрали могилки.
В. Солкин: Они и храмы тоже обокрали.
М. Шалыгин: И поставили в центре своей столицы. Так вот, именно Новое Царство дает нам всю ту архитектуру, которую мы сегодня наблюдаем.
В. Солкин: Ну, давайте, вот, один пример прекрасный, я думаю, что все помнят сфинксов, которые стоят в Санкт Петербурге на берегу Невы, да? Это Аменхотеп Третий, четыре метра тридцать сантиметров в высоту, а храм, в котором они когда-то стояли, он открывался воротами, перед которыми стояли статуи высотой в двадцать один метр. Это знаменитые, так называемые, колоссы Мемнона, которые сейчас туристы могут видеть на западном берегу Нила, в Луксоре.
М. Шалыгин: При этом изображения на сфинксах человеческих лиц – это действительно изображение царей, это абсолютно точное изображение царей. Поэтому мы можем понять, как они выглядели в то время.
В. Солкин: А тут очень сложное сочетание действительно сложного портрета и, при этом, всё-таки некоторая идеализация. Потому что египетское царское искусство – оно за редким исключением – не предполагает выражение черт возраста, черт ущербности, черт старения. Это всегда вечно молодой, совершенный, идеальный, вот такой золотой бог. И вот, в случае с Аменхотепом Третьим, которого изображают сфинксы, он вообще изобразил себя в качестве золотого солнечного диска. Это был один из его титулов. Он поклонялся собственной культовой статуе. Это один из периодов невероятного само-обожествления.
М. Шалыгин: Отменили богов. Их просто…
В. Солкин: Чуть позже, его сын Аменхотеп Четвертый (Эхнатон), он уже будет заниматься богоборчеством. Он был воспитан в традиции своего отца.
М. Шалыгин: Просто вычеркнули из списков и богов не упоминали. Вот эти все эксперименты, которые происходили в Новой династии. То есть они всеми способами пытались вернуть…
В. Солкин: Совершенно верно.
М. Шалыгин: …себя в качестве духовно-окормляющего народ царя.
В. Солкин: Безусловно.
М. Шалыгин: И пытались это сделать разными способами.
В. Солкин: Но там есть несколько важных деталей. То есть, во-первых, они эхнатонцы, Аменхотепа Третьего, когда он провозглашает культ единого бога Атона. Кстати, это не было монотеизмом, но это не важно. Он называется родовым, близким богом. Вот своим личным, физическим отцом. Вот эта степень физической близости между царем и богом становится вероятно близкой, да? Тем самым он пытается отстранить вообще любое жречество от присутствия внутри ритуала. Но, поскольку был невероятно увлечен собственной идеей, идеологией, своей семьей, с одной стороны, достаточно сильно Египет в этот момент потерял те территории, которые были завоеваны раньше. А с другой стороны, вот эта реформа царя, который отказал простому египтянину в праве обратиться к богу. А такое тоже было.
М. Шалыгин: То есть простой египтянин должен был обращаться к царю.
В. Солкин: Да. Хотя раньше предполагалось, что главный ритуал ведет царь, но это ритуал – вселенский. А человеку никто не мешает обратиться к богу в храме, в часовне, в глубине собственного сердца – пожалуйста. И в этот момент происходит отторжение. Потому что основной Египет вот эту религиозную реформу не принял. Не поняв, что царь, на самом деле, боролся за очень забытый старый статус великого Солнечного бога, которым царь был когда-то.
М. Шалыгин: Плюс пытался устранить усиливающуюся группировку жрецов, отстранить как-то от управления государством.
В. Солкин: Семнадцать лет! Реформа не удалась. И на самом деле, точно такие же вещи в тринадцатом веке, условно говоря, через восемьдесят лет, пытается делать Рамзес Второй, которого история назвала Великим. Он также провозглашает себя живой душой Солнечного бога. Он строит грандиозные храмы. Он переставляет жрецов в важнейших храмах, пытаясь получить над ними власть. То есть он делает ту же самую религиозную реформу, но он остается внутри традиционной культуры, поддерживая храмовое строительство и все самые невероятные памятники, сохранившиеся архитектуры Древнего Египта – это Рамзес Великий. Это Карнакские колонны. Но это ведь тоже религиозная реформа.
М. Шалыгин: Но там есть одно отличия. Дело в том, что Рамзес Великий, Рамзес Второй – он наследник царя-завоевателя Сети Первого.
В. Солкин: Да, Сети Первый был очень успешен, абсолютно.
М. Шалыгин: Он, благодаря отцу-завоевателю… у него были деньги, он мог себе позволить их тратить и, соответственно, он проводил эти реформы не «на голодный желудок». В отличии от товарища Эхнатона. У которого ещё и жена Нефертити родила только дочерей.
В. Солкин: Всего шесть дочерей. Там был династический кризис, верно.
М. Шалыгин: И Тутанхамон – это просто сын одной из дочерей.
В. Солкин: Тутанхамон – и это анализ генетический 2010 года – он сын Эхнатона и его собственной сестры. Полной – и по матери, и по отцу. А если мы на секундочку вернемся к фигуре Рамзеса Великого и его отца Сети Первого, возникает одна очень забавная вещь. Смотрите, Эхнатон с точки зрения крови. Это полноценный египтянин, который, практически, низверг Египет в пучину религиозной реформы. Которая едва не погубила Египет и египетскую цивилизацию. И потом сказалась на упадке. А Сети Первый – отец Рамзеса Великого – он из гексотского рода, он человек с рыжими волосами. То, чего очень боялись египтяне. Канон – это такой египетский брюнет. Он вышел из военной элиты.
М. Шалыгин: Его отец Рамзес Первый…
В. Солкин: Да, его отец Рамзес Первый – он военноначальником был. Они все военноначальники, они все из лучников вышли. И дальше – человек не египетской внешности, с не полностью египетской кровью (у него только мать была полноценной египтянкой) начинает возрождать храмы, возрождать традиционную культуру, строить невероятный храм в Абидосе. Храм почитания великих предков.
М. Шалыгин: Но, всё это он делает в рамках, вот этой, вот, рамки согласия египетского общества.
В. Солкин: Рамки согласия – да. Но, при этом он, судя по цитатам, которые известны из его текстов, из его памятников – он был очень умный человек. Он изучает множество очень древних египетских памятников. Он изучает эпоху пирамид. И вот здесь человек, который привержен Египту сознанием культуры и, я скажу это слово, сердцем – оно человеческое – там видно. Он возрождает Египет после того, как его практически полностью низверг египтянин по крови.
М. Шалыгин: Но перед этим была большая прививка оккупантов, оккупационной администрации. Тех же гиксосов. И, соответственно, уже никто не удивился нашествию военной…
В. Солкин: Они существовали внутри египетской армии и когда Сети возводит на престол Рамзеса Великого. А там был период соправления – Сети возводил сына на престол. Он выбирает у двух главных супруг… очень известные царицы. Они дочери противоборствующих двух кланов. Военного и жреческого. Он пытался под своим сыном объединить социум, под этим престолом. Что позволило Египту не скатиться в кризис. Вплоть до одиннадцатого века до Новой эры.
М. Шалыгин: Но всё же жрецы победили.
В. Солкин: Жрецы победили. И происходит абсолютный разрыв в самой парадигме царской власти Египта. Когда карнакский храм бога Амона – я позволю себе некорректное сравнение, но оно будет понятно – становится, по сути, таким прототипом Ватикана. Когда верховный жрец себя коронует фараоном. Фараон – на самом деле – правящий Рамзес Одиннадцатый в малой станице далеко на севере Египта – это номинальная фигура, окруженная военной знатью. К чему это ведёт? Это ведёт к расколу Египта. На Верхний и Нижний. На две страны.
М. Шалыгин: То есть мы говорим о том, что без единения (в одном человеке – !) духовного и военного, если угодно, человеческого – страна, большое государство, распадается.
В. Солкин: Оно распадается. И это было то, что известно в египетском искусстве еще с третьего тысячелетия до Новой эры. Когда царь сидит на престоле. И у него на престоле изображаются перевитые геральдические лилии. Египет дышит пока страна едина.
М. Шалыгин: Справедливо ли утверждать, что то, что мы наблюдаем сегодня в Египте, это противоборство братьев мусульман и военной знати – это, вот, отголоски, тех событий?
В. Солкин: Я не думаю, что это отголоски тех событий. Но это очень характерно вообще для восточного общества. Система борьбы военной элиты и религиозной элиты. И я думаю, что многие мои коллеги согласятся, что восточные страны, в первую очередь, арабские страны – они процветают тогда, когда правит военная элита. А, более того, может быть мы на чуть-чуть уйдем в современный Египет – я помню очень хорошо Египет позднего Мубарака. Когда очень просвещенные, очень успешные египтяне, абсолютно-элита в культуре, в науке, неважно в чем – они завидовали Ираку, в котором тогда правил Садам Хусейн. И говорили, что мы бы хотели бы вот такого лидера. Вот настолько яркого, настолько самостоятельного. Египет тогда завидовал Ираку. При Саддаме Хусейне.
М. Шалыгин: Но есть пример шиитского Ирана. Где духовные лидеры подчинили себе корпус стражей исламской революции – совсем не гражданское подразделение…
В. Солкин: Да, наверное, есть и такое. Но, этот пример… к нему можно очень по-разному относиться. Да, для Египта, я позволю себе личную оценку, к счастью, это было невозможно. И когда – это не преувеличение – около тридцати миллионов жителей страны вышли во всех городах на все мосты для того, чтобы понять, что революция, сделанная извне, она привела к власти в Египте клирикалов, (то) они скинули сами клирикальную власть. Несмотря на то, что США пытались активно заявлять, что, вот, захватывала военная власть. Более того, военная власть долго не могла определиться – кто станет тем несчастным, который возглавит армейское правительство, которое придет. И пожилой и безумно уважаемый Хусейн Тантауи – выдающийся египетский генерал – был тем человеком, которого уважало практически всё египетское общество. И это была признанная египетским народом власть. По сути, благодаря этому Египет стал единственной страной арабской весны, которая не скатилось в те страшные события, которые происходили у соседей.
М. Шалыгин: Но египетские военные, приходя к власти – они жестко расставляют систему координат…
В. Солкин: Безусловно.
М. Шалыгин: Это не диктатура самодурства. Это – что хорошо, что недопустимо – объявляется сразу.
В. Солкин: Это рациональная абсолютно система, которая построена как на традиционных законах общества.
М. Шалыгин: Общество начинает понимать правила, в которые попадает. И, соответственно, либо соглашается, либо протестует. Но чаще соглашается.
В. Солкин: Но чаще соглашается. Вот прекрасная параллель. Когда вернемся в Древний Египет. Когда заканчивается религиозный переворот, когда потом у Эхнатона нет наследников… К кому обращается общество и, прежде всего, храмовая знать? К воинству. И выдающийся военноначальник Хараникет, который был современником Эхнатона, Тутанхамона, всей этой эпохи, он состоявшийся, уже в возрасте человек, он становится фараоном, условно царем, да? Для того, чтобы успешное воинство – а оно было абсолютно успешным тогда – вытащило страну. Из той абсолютной ямы, в которую ввергли религиозные реформы. Примеров таких очень и очень много. Хотя, конечно, в своих документах египетские писцы – это переписывалось – (писали) о трудной постыдной никчемной роли воинства. Но это было не более, чем словоблудие, переданное другими мальчиками-писцами в храмовое поле. Воинство регулярно вытаскивало Египет из тех сложных событий, которые случались в многотысячелетней истории.
М. Шалыгин: «…Сохраняя территориальную целостность государства».
Напомню, это был Виктор Солкин, востоковед, египтолог, заведующий отделом Востока библиотеки имени Максимилиана Волошина. Беседовал Максим Шалыгин.
Виктор Солкин – египтолог, руководитель Ассоциации по изучению Древнего Египта.
Беседует Максим Шалыгин, руководитель Проектного Центра "НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ" http://www.newreality.online
М. Шалыгин: Здравствуйте. Мы живем в год интересных, сложных юбилеев. Достаточно спорных. Очень много проводится сегодня аналогий. Мы снова в поиске национальной идеи. У каждого она своя. Повторюсь – кто-то даже эту идею находит, потом теряет и снова обретает. И при этом мы не выходим за рамки слов столетней пробы. Мы обсуждаем одни и те же термины. У нас – то красные плохие, то белые плохие. То царь – герой, то царь – подлец, который, вот, все потерял. Продажная элита, либеральный клан. И, вот, в этом всем ужасе мы живем последние сто лет. Особенно в новейшей истории, истории новой России. Мы снова и снова обсуждаем одни и те же слова, зачастую не понимая их значения. На мой взгляд. Возможно, я ошибаюсь. Между тем, среди профессиональных историков существует такое понимание – «куда бы мы не шли в своих научных исследованиях, мы рано или поздно придём в Египет». Может нам повнимательнее отнестись к истории мировой. И, возможно, нам (пора перестать) прыгать на одни и те же грабли. И не требовать новых, когда старые поломались. Беседуем сегодня с Виктором Солкиным. Египтологом. Рад приветствовать. Всё верно? Мы рано или поздно придем в Египет?
В. Солкин: Да, все верно. Борис Александрович Тураев. Великий русский востоковед. С которого, наверное, начался русский путь в Египет. Профессиональный, научный путь. Исследовательский. Вот он это и сказал – какую бы область человеческого знания мы бы не взяли, всё равно в Египет фараонов мы придем. Меняются культурные коды, меняются религии, меняются языки. Человек остается человеком. Поэтому, заглядывая в древность, порой себя понимаешь точнее, интереснее. И, наверное, немножечко проще жить и в современном мире.
М. Шалыгин: Предлагаю сегодня поговорить о царской власти в Египте. О том, что такое власть фараонов. Хотя, предлагаю употреблять слово «царь».
В. Солкин: Слово «царь». Для большинства исторических периодов Древнего Египта «фараон» – это такой нежелательный анахронизм. А «царь» – и совершенно невероятный объем времени – три тысячелетия существования египетской государственности.
М. Шалыгин: Прежде чем мы пойдем дальше. Прежде, чем мы будем обсуждать трансформацию царской власти, идеологию царской власти в Древнем Египте, давайте мы с вами – крупно – очертим этот период. Потому что, к сожалению, мы находимся сегодня, живем сегодня во времени с чудовищным уровнем образованности людей. И, поэтому, у нас очень многие, даже люди, считающие себя знающими, просвещёнными, ищут где-то в Долине царей пирамиду Тутанхамона и…
В. Солкин: Да-да-да, это часто бывает. Я в курсе. Ко мне регулярно с этим приходят.
М. Шалыгин: Поэтому давайте, крупными мазками, но более современным языком, постараемся показать, что Древний Египет – это, прежде всего, четыре периода. Классически.
В. Солкин: Да, это классическая история. Мы начинаем с вами говорить о третьем, втором и первом тысячелетии до новой эры. А это – Додинастический период. Который был перед этим. Когда из множества государственных или полугосударственных образований складывалось единое государство фараонов. Приблизительно – тридцатый век до новой эры.
М. Шалыгин: Третье тысячелетие до новой эры.
В. Солкин: Да, это начало третьего тысячелетия до новой эры. И дальше три великих периода. Древнее, Среднее, Новое царство. Которое между собой…
М. Шалыгин: Нет, здесь подождите. Династический период, далее считается эллинский отдельно период и римский период.
В. Солкин: Эллинистический.
М. Шалыгин: Эллинистический. Греческий период. Когда был коронован в Древнем Египте как раз Александр Македонский. И затем идёт римский период с «клеопатрами» и прочими «антониями».
В. Солкин: После Александра Македонского вся династия Птолемеев. Птолемей Первый был одним из ближайших друзей Александра, ему достался кусок империи. Клеопатра – седьмая, которую все знают и так любят – последний представитель династии Птолемеев. Единственная птолемейская царица, которая знала язык Египта. То есть она читала иероглифы. И потом уже тридцатый год до новой эры, Египет становится, падет и становится частью Римской империи. Становится римской провинцией. А классически всё-таки – это три великих царства: Древнее, Среднее и Новое царство.
М. Шалыгин: Подождите. Подождите. Теперь мы с вами из этих четырех больших периодов просматриваем Династический период.
В. Солкин: Да.
М. Шалыгин: В Династическом периоде – там тоже не всё так просто. Во-первых, существует такое понятие, как Раннее царство, то есть когда верхний… верхние княжества, завоевывали…
В. Солкин: Верхний Египет завоевывает Нижний…
М. Шалыгин: У дельты (Нила) и, соответственно, вот эта междоусобица, постоянное восстание крестьян. Непокорных. Вот это считается…
В. Солкин: Междоусобиц-то было много.
М. Шалыгин: Вот, это раннее считается – первая-вторая династия…
В. Солкин: Это первая-вторая династия. Это сложение Египта как такового.
М. Шалыгин: Мы крупно показываем сейчас. Просто это первое сложение Египта. Первые две династии. Далее у нас идет Старое царство.
В. Солкин: Или Древнее. По-разному.
М. Шалыгин: Древнее. Это с третьего по… восьмой, примерно?
В. Солкин: Ну, приблизительно да. По восьмую династию.
М. Шалыгин: Это как раз строители пирамид.
В. Солкин: Мы, наверное, должны напомнить, да, что условно, очень условно египетская династическая история делится на тридцать династий. Предложил это когда-то греко-египетский историк Манефон, который писал историю Египта для своего правителя – для того самого, Птолемея Первого, который пришел на смену Александру Македонскому.
М. Шалыгин: Вот, после Восьмой династии у нас начинается Смутное время.
В. Солкин: Первый переходный период, Так называемый.
М. Шалыгин: Либо это какой-то катаклизм. Какая-то засуха, голод. Либо – это распад на мелкие княжества.
В. Солкин: В любом случае это децентрализация государства, да.
М. Шалыгин: Вот, потеря децентрализованного государства. Дальше наступает Среднее царство. Так называемое. Где попытки все-таки собрать по старой модели…
В. Солкин: Более или менее успешны.
М. Шалыгин: Но тоже проваливаются. И наступает Второй переходный период. Приходят завоеватели.
В. Солкин: Да. Кочевники с Аравийского полуострова. Гиксосы. Так назовет их отец истории Геродот.
М. Шалыгин: Которые, тем не менее, признаются египетской историей как официальные правители тоже. Тоже династические.
В. Солкин: Ну, они, во-первых, официальные правители, а потом, всё-таки, это были те люди, которые вместе со своими кочевыми военными силами принесли в Египет очень много ценных технологий. Тех наработок, которые были в соседних регионах Месопотамии. То есть, польза, на самом деле, от гиксосов тоже была велика. И несмотря на то, что египетские царские дома, более поздние, всячески их преследовали и отвергали. На самом деле, и браки были межгиксосскими и египетскими, и много чего тоже было. То есть не все так…
М. Шалыгин: То есть получилось интегрироваться в египетскую элиту. Грубо говоря.
В. Солкин: В общем, да. Прежде всего, в военную элиту. Поскольку, естественно, эти люди, которые обладали великолепными талантами колесничих войн и обладали многими великолепными технологиями. Египту они были нужны. Без них бы не получилось последующего египетского Нового царства.
М. Шалыгин: Давайте скажем больше. Нынешние традиции в Египте о силе военных – всё-таки можно какие-то аналогии просматривать и туда. Привычка, да, что значение военных в обществе.
В. Солкин: Ну, всё правильно. Либо правит военная элита, либо правит жреческая элита. Либо та, либо другая. Третьего не дано.
М. Шалыгин: Потом, после завоевателей, приходит Новое царство. Самое блестящее. Здесь мы видим и Сету Первого, и его сына Рамзеса Великого.
В. Солкин: А до него – вся эпоха религиозной реформы, Рамзес Третий, при котором Египет завоевал большую часть земель тогдашнего Ближнего Востока.
М. Шалыгин: Потом идет снова – Смутное время. То есть, распад, децентрализация. И, далее – угасание.
В. Солкин: И далее так называемый поздний период, когда Египет становится объектом завоевания сначала ливийцев, потом обитателей Нубии. Потом придет страшное сирийское владычество. Потом персидское время. Потом в четвертом веке Новой эры царь Нектанеб Второй становится последним египтянином – правителем страны. И, знаете, здесь я скажу одну очень забавную вещь. Оказывается, о ней редко кто задумывается. Вот, после того, как Нектанеб Второй в четвертом веке умирает, следующим правителем Египта, ну, так условно назовем египтянином, становится генерал Мохаммед Нагиб, спутник Насера. Это уже египетская революция 1950-х годов. Всё остальное время Египет находился под некой чужеземной властью. Будь то Рим, будь то Византия или Османская империя.
М. Шалыгин: Это интересно. Только в двадцатом веке произошло возвращение к египетским…
В. Солкин: По сути, произошло возвращение национальной власти как таковой. И для Египта это всегда было и есть очень такой… тонкой больной темой.
М. Шалыгин: И ещё одна очень интересная деталь, о которой тоже, к сожалению, мало говорят. Это ментальность египетского народа, для которого территориальная целостность государства является высшей ценностью.
В. Солкин: Это не просто высшая ценность. Вы знаете, у них есть такой замечательный термин, естественно, в Древнем Египте, абсолютный аналог нашего понимания Родины. Хенуэй – это, дословно, «утроба». И я приведу один пример, который, мне кажется, очень показателен. Если, например, египетский врач отправлялся на работу ко двору царя вавилонского или ассирийского, то этого человека при жизни отпевали условно. То есть, по нему проводили при жизни заупокойный ритуал.
М. Шалыгин: Дома. В Египте.
В. Солкин: Дома. В Египте. Перед отправлением. Потому что, если с ним, не дай Бог, что-то случится, там, на страшной чужбине, то это совершенный крах – то есть это неправильный переход через состояния смерти. И египтянин не любит путешествовать за пределы своей долины. Египтянин считает море враждебной стихией – он не мореход. И древнеегипетский бог моря Ям, он финикиец по национальности. То есть, это даже не египетское божество. И, в конце концов, наверное, самый известный пример в одном из литературных текстов – когда вельможа бежит от эпохи смуты из Египта. Всё-таки царем становится его друг детства царь Сенусерт Первый. Ему хочется этого вельможу, которого звали Синухет, вернуть в Египет. В письме он описывает ритуально-правильное погребение среди гробниц предков на египетской земле. И Синухет вернется, да, потому что это было столь желанной целью – правильный переход в другой мир, что, наверное, для других народов древности это было непонятно.
М. Шалыгин: При этом, у египтян отсутствует ад. Это тоже надо сказать.
В. Солкин: Да, это точно.
М. Шалыгин. Это небытие, когда невозможно общаться ни с богами, ни с умершими родственниками,
В. Солкин: У египтян очень сложная структура человеческой сущности. Поразительно то, что одна из девяти составляющих – Ах – это божественный дух, он неуничтожим. То есть, в случае, если на загробном суде признается, что этот человек, его сущность грешна – то уничтожаются все те составляющие человека, которые отвечают за личность, за восприятие, за действительность, взаимодействие с богами и предками. Но вот эта одна девятая, этот божественный дух неуничтожим. И он будет вновь жить в некой новой вселенной. Которая будет когда-то создана богами. Но пребывание вне мира богов, вне мира предков, вне мира спутников солнечного бога…
М. Шалыгин: … вне мира гармонии, радости…
В. Солкин: … это самое сложное наказание. Поэтому египетского ада нет. И в этом есть ещё одна интересная вещь – египетская посмертная мечта – это не просто быть спутником солнечного бога, а вместе с солнечным богом бороться за миропорядок. Бороться с хаосом.
М. Шалыгин: Здесь мы с вами уйдем далеко. Потому что это ежедневное прохождение бога в двенадцати часов ночи, в двенадцать часов дня…
В. Солкин: В двенадцать часов дня. Понимаете, но в этом есть та концепция Маат – великого миропорядка. В нём (этом великом миропорядке) есть вселенские, религиозные, ритуальные вещи. А есть социальная истина, есть социальный миропорядок. Это всё одно и то же.
М. Шалыгин: Уходим. Итого. Египтяне древние не любили путешествовать. Они были домоседами. И, собственно, египтянин – это такое понятие… не этническое, а территориальное, скорее, да? Культурное…
В. Солкин: Дословно, Если мы с вами пойдем в тексты, а это иногда полезно, египтянин – это «ремечнукемет». Это представитель народа черной земли. Черной землей – «кемет» египтяне себя называли. Это самоназвание египетской земли.
М. Шалыгин: Территориальный.
В. Солкин: И есть египтянин – и он человек. А есть все остальные. Есть сирийцы, есть нубийцы, ливийцы, обитатели островов Средиземного моря, да? Они тоже люди и к ним…
М. Шалыгин: К ним нет ненависти, но они – чужие.
В. Солкин: Это чужие. Это характерно, наверное, для всех культур Древнего Востока. Они очень жестко национально ориентированы. И Египет никогда не был сторонником межнациональных браков. Это отдельная тема. Такое случалось, но редко. И вот эта ориентированность на географическую изоляцию Долины Нила, ориентированность на собственную культуру, на язык, на религию. Это было то, что позволило Египту, несмотря на все понятные внутренние изменения, просуществовать в очень целостном виде всё же, с точки зрения культуры, три тысячи лет...
М. Шалыгин: Ну, почему только Древний Восток? Мы с вами давайте сложим то, о чем говорили. Гордиться целостностью территории своей страны. «Ни пяди врагу…».
В. Солкин: «Ни пяди врагу». Но, кстати, в Египте будет иначе – лучше пядь захватить чужую. И туда привнести миропорядок.
М. Шалыгин: Ну, простите, мы же не будем вспоминать как естественным путем расширялось Российской государство… Итак, «Ни пяди земли врагу не отдадим». Территориальная целостность, сохранить её – это важно. Второе. Египтянин – это территориальное понятие. «Где родился, там и пригодился». Третье. «Вот, все, кто за пределами моей страны, моей земли – это, конечно, люди, они, конечно, живут, мы даже изучаем их языки, но они … всё равно … как-то … не египтяне. Чего с них взять?»
В. Солкин: И это люди, которые вовлечены в некие другие культурные коды, которые с точки зрения древнего египтянина ущербны к его собственным.
М. Шалыгин: Об этом вслух не говорится, но подразумевается.
В. Солкин: Об этом говорится абсолютно конкретно, вплоть до того, что, если некий царь берёт в жены иноземную принцессу – она даже меняет имя для того, чтобы быть вовлеченной внутрь египетской культуры. То есть, переходит в другую веру.
М. Шалыгин: «Что-то слышится родное...»
В. Солкин: Да-да. Вспоминаются русские императрицы.
М. Шалыгин: Идём дальше. Вот, и над этим народом сверху находится царь. В котором сразу и человеческая, и божественная сущность.
В. Солкин: Одновременно – да!
М. Шалыгин: Мы говорим сейчас о Старом, о Древнем Египте. (Царь), чьи молитвы к богам – по мнению большинства жителей – это у него такая социальная ответственность перед обществом. Они более услышаны. А он молится… о плодородии, чтоб земля была плодородна…
В. Солкин: Смотрите, здесь на самом деле очень важная парадигма, которая через весь Древний Египет пройдет. То есть, есть как бы четыре формы условно живых существ. Вот, есть боги, это отдельная тема. Есть люди. А есть предки, благие усопшие предки, от которых очень многое зависит. И есть цари. Задача царя – править живыми, умиротворять богов и взаимодействовать всячески во благо своей страны, своего народа. Его задача почитать точно также предков. Для древнего египтянина это очень важно. Потому что, если не вдаваться в подробности, но выделить основное – почитание предков вызывает от них, из мира ушедших, жизненную силу, которая вкладывается в потомков. То есть, почитая предков – ты, тем самым, получаешь жизненную силу для потомков собственного рода. И в смысле царя – то, конечно, для всего государства. То есть, по сути царь – это некое удивительное сосредоточие, ось культуры, на протяжении всех веков существования египетского государства. Который связывает между собой людей, богов и предков. И функции его очень значительны по отношению к каждому из…
М. Шалыгин: И благодаря этому он получает право на государственное управление обществом.
В. Солкин: Он не просто даже получает право управление обществом. Есть такой прекрасный титул – царь становится во главе Ка всех живущих. Что такое Ка? Очень просто – это жизненные силы всего народа.
М. Шалыгин: Он говорит с предками, по крайней мере, от имени всего народа.
В. Солкин: Он получает от богов дыхание жизни.
М. Шалыгин: И отдает его вниз народу.
В. Солкин: Да, и распределяет его по всему народу. Каждый человек, каждый египтянин вплоть до простого ремесленника и даже раба, он – частица вот этой царской великой жизненной силы. И без легитимного, успешного и трепетно относящегося к своим функциям царя – благое состояние народа невозможно.
М. Шалыгин: То есть царь распределяет благо. Во всех смыслах.
В. Солкин: От магического блага до последнего куска хлеба.
М. Шалыгин: То есть, пользуясь своим особым контактом, особым статусом...
В. Солкин: То есть, Царь, с точки зрения древних египтян… понятно, что были вариации в ту или иную эпоху… но, тем не менее, во врем коронации царская природа меняется. Он начинает сочетать в себе природу земного человека, которого родила царица от своего мужа, и природу божественную. Это очень любопытно, потому что они считали, что в каждого царя входит часть бога Хора, великого золотого небесного сокола.
М. Шалыгин: Соответственно, и имена у царей, особенно в Старом Царстве, они были …
В. Солкин: Всегда, всегда имя бога Хора в их именах присутствует. Существует так называемая пятичленная царская титулатура. На самом деле, это очень любопытно.
М. Шалыгин: Титулатура – Имя.
В. Солкин: Это сочетание пяти титулов, пяти имен. Одно из этих имен – личное имя царя, которое ему дается при рождении. Остальные четыре имени – те имена, которые даются во время коронации. И в них, на самом деле, заключена какая-либо программа, парадигма его правления. Что от него хочет общество. То есть, чтобы он был слишком успешным или он слышал богов.
М. Шалыгин: Пару примеров.
В. Солкин: Пару примеров. Вот, например, давайте с вами возьмем всем известного Тутанхамона.
М. Шалыгин: Это уже Новое Царство.
В. Солкин: Это уже Новое Царство. Четырнадцатый век до новой эры. «Тут», «анх», «амон» – «живое подобие бога Амона». Это его личное имя, которое ему дали папа и мама в момент его рождения. Его второе имя, которое было наиболее распространено среди письменных источников, обращений, в которых он упоминается и именуется в храмах – это, если попытаться сложные египетские религиозные понятия перевести на простой русский язык, это будет «Ра владыка сотворения». То есть, Ра – владыка могучей силы творения всей Вселенной, всего множества. И, если мы представляем себе на секундочку, что Тутанхамон, не вдаваясь во все исторические реалии, приходит в момент своего правления в Египет после сложной религиозной реформы, которая нанесла большой урон египетскому государству, то это имя понятно. То есть, они его мыслят как – «Солнце богатое творениями». Потому что, на протяжении своего правления, несмотря на то, что это был юный мальчик, Тутанхамон возрождает храмы. Он учреждает новые храмовые школы – возрождает египетскую традицию.
М. Шалыгин: Умирает правда в 20 лет. Но это уже детали.
В. Солкин: Это уже детали. Потому что, понятно, всё равно, что за ним также правит комплекс его чиновников, советников и придворных.
М. Шалыгин: Вот, здесь важно. Если в Старых Царствах государь единолично осуществлял правление, потому что он связующим звеном был, важной осью – вот, как вы сказали – на которой всё держалось. Перераспределение благодати. Благ по всем направлениям. То дальше, всё-таки, я сторонник… я думаю, что этот первый период распада египетского государства связан с неким катаклизмом. Потому что, потому что царь …
В. Солкин: Я соглашусь с этим.
М. Шалыгин: Потому что, царь перестал успешно исполнять (ритуалы-функции), народ понял – царь перестал исполнять эту важную функцию. И в результате – случилось наводнение, потом засуха и … как бы всё … и начался голод.
В. Солкин: Здесь есть одна, на самом деле совершенно удивительная и очень важная вещь. Дело в том, что в эпоху Древнего Царства – условно назовем его эпохой Великих пирамид, чтобы было понятно.
М. Шалыгин: Да, это строители пирамид, четвёртая династия. Столица в Мемфисе.
В. Солкин: В тридцати километров к югу от современного Каира. Чтобы было понятно. Царь здесь абсолютно непререкаемый бог. Единоличный. Более того, у него есть такой титул Бог Благо или Бог Юный. Что это значит? Он вторичен только по отношению к Богу Солнца, который есть его признанный парадигмой отец. То есть – есть великий вселенский Солнечный Бог. И есть его сын на земле – малый, как бы условно, бог. Но он – бог. Эта фигура непререкаемая, невероятная. Да, и когда ты смотришь на сохранившиеся статуи царей этого время – это великие незыблемые фигуры. И это вполне соответствует величию и мощи пирамид. Этому совершенно грандиозному царству. И когда потом пойдет деградация царской власти, много раз, не вдаваясь в подробности в Египте, те или иные правители, яркие личности пытались хотя бы отчасти вернуться, вот к тому эталону царя, который был в эпоху великих пирамид.
М. Шалыгин: То есть, здесь мы понимаем, что случилась климатическая катастрофа.
В. Солкин: Первый переходный период. И здесь тогда возникает совершенно поразительная вещь. Как раз в самом конце Древнего Царства появляется такой замечательный текст, который называется «Наставление царя сыну своему Мерикару». А это один из очень важных египетских текстов, который описывает царскую власть. И представьте себе, что совсем недавно ещё был Великий владыка, строивший пирамиды, живой бог, так? А здесь – царь такой человечный такой…
М. Шалыгин: То есть пирамид уже не строят? Появляются захоронения, причем в скалах непосредственно. Выбирается специальная долина, над которой…
В. Солкин: …Огромная гора, Великая вершина. Да, она ассоциируется с пирамидой. Кстати, последняя пирамида – это Яхмос Первый – основатель Нового Царства. Всё. Потом эта традиция ушла.
М. Шалыгин: Далее, после новых правителей, то есть Нового Царства – снова распад. Третий переходный период так называемый. Почему?
В. Солкин: Тут история очень интересная. На самом деле, очень многие процессы длились действительно века. То есть, то усиление храма бога Амона в Карнаке, которое началось при фараоне-женщине, при Хатшепсут, оно в четырнадцатом веке до Новой эры, через столетия, скажем так, грубо – оно довело страну до колоссального кризиса, когда царский дом попытался оторваться от жречества, от его власти через религиозные реформы. Это эпоха Эхнатона и Нефертити. Это знаменитый Амарнский религиозный переворот. То есть, это эпоха, когда…
М. Шалыгин. …доэксперементировались.
В. Солкин: Доэксперементировались. Это эпоха, когда – я имею ввиду Новое Царство – когда царь любой ценой пытается, вот, через какое-то хотя бы воспоминание … посредством искусства … вернуться к тому статусу, который был в эпоху пирамид. Это грандиозная колоссальная храмовая архитектура.
М. Шалыгин: Давайте скажем одну важную деталь, большинство архитектурных памятников, которые сегодня мы наблюдаем, в том числе, в Риме, вот этот, вот, столб... Это всё, в частности, из Долины Царей. То есть погребальный камень украли, грубо говоря.
В. Солкин: Это – не погребальный камень, это – грандиозный обелиск из Карнака. То есть, это камень солнечного Бога. Он не погребальный. А вообще, римские императоры…
М. Шалыгин: Обокрали могилки.
В. Солкин: Они и храмы тоже обокрали.
М. Шалыгин: И поставили в центре своей столицы. Так вот, именно Новое Царство дает нам всю ту архитектуру, которую мы сегодня наблюдаем.
В. Солкин: Ну, давайте, вот, один пример прекрасный, я думаю, что все помнят сфинксов, которые стоят в Санкт Петербурге на берегу Невы, да? Это Аменхотеп Третий, четыре метра тридцать сантиметров в высоту, а храм, в котором они когда-то стояли, он открывался воротами, перед которыми стояли статуи высотой в двадцать один метр. Это знаменитые, так называемые, колоссы Мемнона, которые сейчас туристы могут видеть на западном берегу Нила, в Луксоре.
М. Шалыгин: При этом изображения на сфинксах человеческих лиц – это действительно изображение царей, это абсолютно точное изображение царей. Поэтому мы можем понять, как они выглядели в то время.
В. Солкин: А тут очень сложное сочетание действительно сложного портрета и, при этом, всё-таки некоторая идеализация. Потому что египетское царское искусство – оно за редким исключением – не предполагает выражение черт возраста, черт ущербности, черт старения. Это всегда вечно молодой, совершенный, идеальный, вот такой золотой бог. И вот, в случае с Аменхотепом Третьим, которого изображают сфинксы, он вообще изобразил себя в качестве золотого солнечного диска. Это был один из его титулов. Он поклонялся собственной культовой статуе. Это один из периодов невероятного само-обожествления.
М. Шалыгин: Отменили богов. Их просто…
В. Солкин: Чуть позже, его сын Аменхотеп Четвертый (Эхнатон), он уже будет заниматься богоборчеством. Он был воспитан в традиции своего отца.
М. Шалыгин: Просто вычеркнули из списков и богов не упоминали. Вот эти все эксперименты, которые происходили в Новой династии. То есть они всеми способами пытались вернуть…
В. Солкин: Совершенно верно.
М. Шалыгин: …себя в качестве духовно-окормляющего народ царя.
В. Солкин: Безусловно.
М. Шалыгин: И пытались это сделать разными способами.
В. Солкин: Но там есть несколько важных деталей. То есть, во-первых, они эхнатонцы, Аменхотепа Третьего, когда он провозглашает культ единого бога Атона. Кстати, это не было монотеизмом, но это не важно. Он называется родовым, близким богом. Вот своим личным, физическим отцом. Вот эта степень физической близости между царем и богом становится вероятно близкой, да? Тем самым он пытается отстранить вообще любое жречество от присутствия внутри ритуала. Но, поскольку был невероятно увлечен собственной идеей, идеологией, своей семьей, с одной стороны, достаточно сильно Египет в этот момент потерял те территории, которые были завоеваны раньше. А с другой стороны, вот эта реформа царя, который отказал простому египтянину в праве обратиться к богу. А такое тоже было.
М. Шалыгин: То есть простой египтянин должен был обращаться к царю.
В. Солкин: Да. Хотя раньше предполагалось, что главный ритуал ведет царь, но это ритуал – вселенский. А человеку никто не мешает обратиться к богу в храме, в часовне, в глубине собственного сердца – пожалуйста. И в этот момент происходит отторжение. Потому что основной Египет вот эту религиозную реформу не принял. Не поняв, что царь, на самом деле, боролся за очень забытый старый статус великого Солнечного бога, которым царь был когда-то.
М. Шалыгин: Плюс пытался устранить усиливающуюся группировку жрецов, отстранить как-то от управления государством.
В. Солкин: Семнадцать лет! Реформа не удалась. И на самом деле, точно такие же вещи в тринадцатом веке, условно говоря, через восемьдесят лет, пытается делать Рамзес Второй, которого история назвала Великим. Он также провозглашает себя живой душой Солнечного бога. Он строит грандиозные храмы. Он переставляет жрецов в важнейших храмах, пытаясь получить над ними власть. То есть он делает ту же самую религиозную реформу, но он остается внутри традиционной культуры, поддерживая храмовое строительство и все самые невероятные памятники, сохранившиеся архитектуры Древнего Египта – это Рамзес Великий. Это Карнакские колонны. Но это ведь тоже религиозная реформа.
М. Шалыгин: Но там есть одно отличия. Дело в том, что Рамзес Великий, Рамзес Второй – он наследник царя-завоевателя Сети Первого.
В. Солкин: Да, Сети Первый был очень успешен, абсолютно.
М. Шалыгин: Он, благодаря отцу-завоевателю… у него были деньги, он мог себе позволить их тратить и, соответственно, он проводил эти реформы не «на голодный желудок». В отличии от товарища Эхнатона. У которого ещё и жена Нефертити родила только дочерей.
В. Солкин: Всего шесть дочерей. Там был династический кризис, верно.
М. Шалыгин: И Тутанхамон – это просто сын одной из дочерей.
В. Солкин: Тутанхамон – и это анализ генетический 2010 года – он сын Эхнатона и его собственной сестры. Полной – и по матери, и по отцу. А если мы на секундочку вернемся к фигуре Рамзеса Великого и его отца Сети Первого, возникает одна очень забавная вещь. Смотрите, Эхнатон с точки зрения крови. Это полноценный египтянин, который, практически, низверг Египет в пучину религиозной реформы. Которая едва не погубила Египет и египетскую цивилизацию. И потом сказалась на упадке. А Сети Первый – отец Рамзеса Великого – он из гексотского рода, он человек с рыжими волосами. То, чего очень боялись египтяне. Канон – это такой египетский брюнет. Он вышел из военной элиты.
М. Шалыгин: Его отец Рамзес Первый…
В. Солкин: Да, его отец Рамзес Первый – он военноначальником был. Они все военноначальники, они все из лучников вышли. И дальше – человек не египетской внешности, с не полностью египетской кровью (у него только мать была полноценной египтянкой) начинает возрождать храмы, возрождать традиционную культуру, строить невероятный храм в Абидосе. Храм почитания великих предков.
М. Шалыгин: Но, всё это он делает в рамках, вот этой, вот, рамки согласия египетского общества.
В. Солкин: Рамки согласия – да. Но, при этом он, судя по цитатам, которые известны из его текстов, из его памятников – он был очень умный человек. Он изучает множество очень древних египетских памятников. Он изучает эпоху пирамид. И вот здесь человек, который привержен Египту сознанием культуры и, я скажу это слово, сердцем – оно человеческое – там видно. Он возрождает Египет после того, как его практически полностью низверг египтянин по крови.
М. Шалыгин: Но перед этим была большая прививка оккупантов, оккупационной администрации. Тех же гиксосов. И, соответственно, уже никто не удивился нашествию военной…
В. Солкин: Они существовали внутри египетской армии и когда Сети возводит на престол Рамзеса Великого. А там был период соправления – Сети возводил сына на престол. Он выбирает у двух главных супруг… очень известные царицы. Они дочери противоборствующих двух кланов. Военного и жреческого. Он пытался под своим сыном объединить социум, под этим престолом. Что позволило Египту не скатиться в кризис. Вплоть до одиннадцатого века до Новой эры.
М. Шалыгин: Но всё же жрецы победили.
В. Солкин: Жрецы победили. И происходит абсолютный разрыв в самой парадигме царской власти Египта. Когда карнакский храм бога Амона – я позволю себе некорректное сравнение, но оно будет понятно – становится, по сути, таким прототипом Ватикана. Когда верховный жрец себя коронует фараоном. Фараон – на самом деле – правящий Рамзес Одиннадцатый в малой станице далеко на севере Египта – это номинальная фигура, окруженная военной знатью. К чему это ведёт? Это ведёт к расколу Египта. На Верхний и Нижний. На две страны.
М. Шалыгин: То есть мы говорим о том, что без единения (в одном человеке – !) духовного и военного, если угодно, человеческого – страна, большое государство, распадается.
В. Солкин: Оно распадается. И это было то, что известно в египетском искусстве еще с третьего тысячелетия до Новой эры. Когда царь сидит на престоле. И у него на престоле изображаются перевитые геральдические лилии. Египет дышит пока страна едина.
М. Шалыгин: Справедливо ли утверждать, что то, что мы наблюдаем сегодня в Египте, это противоборство братьев мусульман и военной знати – это, вот, отголоски, тех событий?
В. Солкин: Я не думаю, что это отголоски тех событий. Но это очень характерно вообще для восточного общества. Система борьбы военной элиты и религиозной элиты. И я думаю, что многие мои коллеги согласятся, что восточные страны, в первую очередь, арабские страны – они процветают тогда, когда правит военная элита. А, более того, может быть мы на чуть-чуть уйдем в современный Египет – я помню очень хорошо Египет позднего Мубарака. Когда очень просвещенные, очень успешные египтяне, абсолютно-элита в культуре, в науке, неважно в чем – они завидовали Ираку, в котором тогда правил Садам Хусейн. И говорили, что мы бы хотели бы вот такого лидера. Вот настолько яркого, настолько самостоятельного. Египет тогда завидовал Ираку. При Саддаме Хусейне.
М. Шалыгин: Но есть пример шиитского Ирана. Где духовные лидеры подчинили себе корпус стражей исламской революции – совсем не гражданское подразделение…
В. Солкин: Да, наверное, есть и такое. Но, этот пример… к нему можно очень по-разному относиться. Да, для Египта, я позволю себе личную оценку, к счастью, это было невозможно. И когда – это не преувеличение – около тридцати миллионов жителей страны вышли во всех городах на все мосты для того, чтобы понять, что революция, сделанная извне, она привела к власти в Египте клирикалов, (то) они скинули сами клирикальную власть. Несмотря на то, что США пытались активно заявлять, что, вот, захватывала военная власть. Более того, военная власть долго не могла определиться – кто станет тем несчастным, который возглавит армейское правительство, которое придет. И пожилой и безумно уважаемый Хусейн Тантауи – выдающийся египетский генерал – был тем человеком, которого уважало практически всё египетское общество. И это была признанная египетским народом власть. По сути, благодаря этому Египет стал единственной страной арабской весны, которая не скатилось в те страшные события, которые происходили у соседей.
М. Шалыгин: Но египетские военные, приходя к власти – они жестко расставляют систему координат…
В. Солкин: Безусловно.
М. Шалыгин: Это не диктатура самодурства. Это – что хорошо, что недопустимо – объявляется сразу.
В. Солкин: Это рациональная абсолютно система, которая построена как на традиционных законах общества.
М. Шалыгин: Общество начинает понимать правила, в которые попадает. И, соответственно, либо соглашается, либо протестует. Но чаще соглашается.
В. Солкин: Но чаще соглашается. Вот прекрасная параллель. Когда вернемся в Древний Египет. Когда заканчивается религиозный переворот, когда потом у Эхнатона нет наследников… К кому обращается общество и, прежде всего, храмовая знать? К воинству. И выдающийся военноначальник Хараникет, который был современником Эхнатона, Тутанхамона, всей этой эпохи, он состоявшийся, уже в возрасте человек, он становится фараоном, условно царем, да? Для того, чтобы успешное воинство – а оно было абсолютно успешным тогда – вытащило страну. Из той абсолютной ямы, в которую ввергли религиозные реформы. Примеров таких очень и очень много. Хотя, конечно, в своих документах египетские писцы – это переписывалось – (писали) о трудной постыдной никчемной роли воинства. Но это было не более, чем словоблудие, переданное другими мальчиками-писцами в храмовое поле. Воинство регулярно вытаскивало Египет из тех сложных событий, которые случались в многотысячелетней истории.
М. Шалыгин: «…Сохраняя территориальную целостность государства».
Напомню, это был Виктор Солкин, востоковед, египтолог, заведующий отделом Востока библиотеки имени Максимилиана Волошина. Беседовал Максим Шалыгин.
Информация