Об "увольнительном" интервью с г-жой Алексиевич, или Хомо лауреатикус
21 июня сего года по инициативе работодателя газеты «Деловой Петербург» с формулировкой «по соглашению сторон» был уволен журналист Сергей Гуркин, который интервьюировал Светлану Алексиевич (лауреата Нобелевской премии по литературе). Сергей Гуркин помимо работы в «Деловом Петербурге» занимался сотрудничеством с информационным агентством Regnum.
Информационный «пожар» разгорелся не без помощи самой г-жи Алексиевич, которая сначала дала согласие на публикацию интервью, а затем – уже по его выходу, судя по всему, прикидывая то, что успела наговорить в разговоре с российским журналистом, заявила, что редакция интервью с ней публиковать не должна. Мало того, Алексиевич обратилась к работодателю Сергея Гуркина в «Деловой Петербург» и потребовала надавить на журналиста с той целью, чтобы тот снял свою собственную публикацию на страницах «Регнума».
Ситуация более чем странная, особенно если учесть, что все заявления г-жи Алексиевич журналист передал, что называется, слово в слово. Видимо, именно вариант «слово в слово» и не пришёлся по душе белорусской писательнице с украинскими корнями, пишущей на русском языке, как о себе говорит сама Алексиевич.
В итоге у Сергея действительно потребовали снять публикацию, однако тот, следуя кодексу профессионального журналиста, публикацию снимать не стал, и с этой публикацией можно познакомиться на сайте информационного агентства Regnum. Вот только сам Сергей Гуркин остался без основного места работы. И этой работы журналиста фактически лишила дама, которая сама же буквально через слово заявляла, что Россия «должна стать свободной», что лично она «восхищается европейской демократией и свободой слова». Уже один этот факт не красит нобелевского лауреата и как бы намекает на то, что «позволено нобелевскому лауреату, не позволено журналисту». Что ж, верной, как говорится, дорогой...
Итак, что же такого предосудительного с точки зрения Алексиевич и работодателя Сергея Гуркина было в интервью с лауреатом Нобелевской премии по литературе, если интервью требовали с публикации снять, а за «непослушание» журналиста ещё и «попросили»?..
А интервью на самом деле примечательное. И примечательно оно в первую очередь настоящим жаром русофобии и антироссийской риторики, который исходил от Светланы Алексиевич. Сразу же стоит расставить точки над «i» - вряд ли изначально кому бы то ни было следовало ожидать, что Алексиевич позволит себе хотя бы нейтральную риторику, ведь не для того именно её Нобелевский комитет избрал в своё время в качестве лауреата премии. Не секрет, что в Нобелевском комитете сложилась тенденция: вылей больше грязи на историю, быт или политику СССР, а ещё лучше – на современную Россию, и будет тебе великое нобелевское счастье в виде премии и всеобщего либерального обожания. И г-жа Алексиевич в этом плане себя, как «хомо лауреатикус», полностью оправдала.
Представлю несколько, на мой взгляд, важных тезисов от Алексиевич, высказанных ею в интервью (ссылка на публикацию - информационное агентство Regnum).
Г-жа Алексиевич объявила, что на Украине в 2014 году не было никакого государственного переворота. Вот так: антиконституционная смена власти, попирание норм законности, занятие радикалами правительственных зданий – это, оказывается, никакой не госпереворот. Ах, ну да... «Онижедети», «демократия», всё такое...
Алексиевич заявила, что поддерживает ранее высказанный тезис о том, что по улицам Европы ходят свободные граждане, по внешнему виду людей в Москве заметно, что им тяжело жить, и что это «народное тело». По словам интервьюируемой дамы, «это видно даже по пластике».
Алексиевич в ходе интервью высказала обиду на то, что её не поздравили с вручением Нобелевской премии власти России. Когда журналист поинтересовался, по какому случаю её должно было поздравлять руководство РФ, если она не является гражданкой РФ, Алексиевич вдруг вспомнила, что Россия и Белоруссия состоят в Союзном государстве. Хотя за несколько минут до этого Алексиевич пылко утверждала, что Россия веками «угнетала» Белоруссию, которая «говорила и хотела говорить либо по-польски, либо по-белорусски». Типичная «логика» обиженного ультралиберала: я буду поливать вас грязью и ждать, когда вы отметите мои заслуги в поздравительной телеграмме. Ну, это либо возрастное, либо «одно из двух»...
Ответ Алексиевич на вопрос о том, как писатель может описывать события военной тематики с претензией на истину в последней инстанции, если сам при этом никогда не был не то что на фронте, но даже в тех местах, где идут (шли) бои:
При этом Алексиевич не сообщила, а на какую же войну она вообще «ездила», если даже своих «Цинковых мальчиков» писала, как утверждает, по рассказам солдатских матерей. Кстати, те самые солдатские матери и уличили будущего Нобелевского лауреата во лжи, ужаснувшись тому, как был выставлен образ солдат-«афганцев» в спектакле, поставленном по её книге, и горячо ею поддержанном. Здесь надо отметить, что уличали во лжи Алексиевич не только солдатские матери, но и представители Русской православной церкви. В 2015 году Алексиевич дала интервью испанской газете «Вангуардия», в котором заявила, что своими глазами видела церковное богослужение, в котором прославлялось ядерное оружие – в одном из московских храмов. В то же интервью она объявила, что её отказались подвести на «православном такси», а после «она видела казаков с нагайками, которые требовали отменить спектакль по произведению Набокова». В конечном итоге выяснилось, что ни на какой «молитве во славу ядерного оружия» Алексиевич не присутствовала, как не пересекалась и с «казаками с нагайками», а сочинила целую историю с «происходящими друг за другом событиями» исключительно для резонанса в западной прессе, основываясь на отдельных, не связанных друг с другом, публикациях в социальных сетях и либеральных СМИ.
Алексиевич распространилась и по украинским событиям, ясно давая понять, что митинговать и выражать протест можно только тем, у кого «европейский посыл», все остальные, включая Луганск и Донецк, ни на какой протест выходить не могут, так как заявляют о необходимости добрососедствовать с Россией. А Россия, как не перестаёт сообщать нам Нобелевский лауреат, - страна деспотии, которая «даже таджиков заставляет говорить на русском языке».
Высказалась Алексиевич и по убийству украинского писателя Олеся Бузины. По её словам, его убили, так как то, что он говорил, «тоже вызывало ожесточение».
Сергей Гуркин:
Светлана Алексиевич:
В общем, такой лауреат, такое интервью... И хотя бы по заявлению Алексиевич о «понимании мотива людей», убивших Олеся Бузину, можно догадываться, почему же г-жа Алексиевич засуетилась и заговорила, что интервью надо снимать с публикации.
Не сняли. Страна должна знать «героев», которые о ней говорят...
Из комментариев самого Сергея Гуркина по поводу интервью и всего случившегося (Фейсбук):
И ещё:
А не замахнуться ли Светлане «нашей» Алексиевич на вторую Нобелевку?.. Ибо хомо лауреатикус.
Информационный «пожар» разгорелся не без помощи самой г-жи Алексиевич, которая сначала дала согласие на публикацию интервью, а затем – уже по его выходу, судя по всему, прикидывая то, что успела наговорить в разговоре с российским журналистом, заявила, что редакция интервью с ней публиковать не должна. Мало того, Алексиевич обратилась к работодателю Сергея Гуркина в «Деловой Петербург» и потребовала надавить на журналиста с той целью, чтобы тот снял свою собственную публикацию на страницах «Регнума».
Ситуация более чем странная, особенно если учесть, что все заявления г-жи Алексиевич журналист передал, что называется, слово в слово. Видимо, именно вариант «слово в слово» и не пришёлся по душе белорусской писательнице с украинскими корнями, пишущей на русском языке, как о себе говорит сама Алексиевич.
В итоге у Сергея действительно потребовали снять публикацию, однако тот, следуя кодексу профессионального журналиста, публикацию снимать не стал, и с этой публикацией можно познакомиться на сайте информационного агентства Regnum. Вот только сам Сергей Гуркин остался без основного места работы. И этой работы журналиста фактически лишила дама, которая сама же буквально через слово заявляла, что Россия «должна стать свободной», что лично она «восхищается европейской демократией и свободой слова». Уже один этот факт не красит нобелевского лауреата и как бы намекает на то, что «позволено нобелевскому лауреату, не позволено журналисту». Что ж, верной, как говорится, дорогой...
Итак, что же такого предосудительного с точки зрения Алексиевич и работодателя Сергея Гуркина было в интервью с лауреатом Нобелевской премии по литературе, если интервью требовали с публикации снять, а за «непослушание» журналиста ещё и «попросили»?..
А интервью на самом деле примечательное. И примечательно оно в первую очередь настоящим жаром русофобии и антироссийской риторики, который исходил от Светланы Алексиевич. Сразу же стоит расставить точки над «i» - вряд ли изначально кому бы то ни было следовало ожидать, что Алексиевич позволит себе хотя бы нейтральную риторику, ведь не для того именно её Нобелевский комитет избрал в своё время в качестве лауреата премии. Не секрет, что в Нобелевском комитете сложилась тенденция: вылей больше грязи на историю, быт или политику СССР, а ещё лучше – на современную Россию, и будет тебе великое нобелевское счастье в виде премии и всеобщего либерального обожания. И г-жа Алексиевич в этом плане себя, как «хомо лауреатикус», полностью оправдала.
Представлю несколько, на мой взгляд, важных тезисов от Алексиевич, высказанных ею в интервью (ссылка на публикацию - информационное агентство Regnum).
Г-жа Алексиевич объявила, что на Украине в 2014 году не было никакого государственного переворота. Вот так: антиконституционная смена власти, попирание норм законности, занятие радикалами правительственных зданий – это, оказывается, никакой не госпереворот. Ах, ну да... «Онижедети», «демократия», всё такое...
Алексиевич заявила, что поддерживает ранее высказанный тезис о том, что по улицам Европы ходят свободные граждане, по внешнему виду людей в Москве заметно, что им тяжело жить, и что это «народное тело». По словам интервьюируемой дамы, «это видно даже по пластике».
Алексиевич в ходе интервью высказала обиду на то, что её не поздравили с вручением Нобелевской премии власти России. Когда журналист поинтересовался, по какому случаю её должно было поздравлять руководство РФ, если она не является гражданкой РФ, Алексиевич вдруг вспомнила, что Россия и Белоруссия состоят в Союзном государстве. Хотя за несколько минут до этого Алексиевич пылко утверждала, что Россия веками «угнетала» Белоруссию, которая «говорила и хотела говорить либо по-польски, либо по-белорусски». Типичная «логика» обиженного ультралиберала: я буду поливать вас грязью и ждать, когда вы отметите мои заслуги в поздравительной телеграмме. Ну, это либо возрастное, либо «одно из двух»...
Ответ Алексиевич на вопрос о том, как писатель может описывать события военной тематики с претензией на истину в последней инстанции, если сам при этом никогда не был не то что на фронте, но даже в тех местах, где идут (шли) бои:
Не ездила и не поеду. И в Чечню я не ездила. Однажды мы говорили об этом с Политковской. Я сказала ей: «Аня, я больше не поеду на войну». Во-первых, у меня нет уже физических сил видеть убитого человека, видеть человеческое безумие. Кроме того, все, что я поняла об этом человеческом безумии, я уже сказала. У меня нет других идей. А писать еще раз то же самое, что я уже написала — какой смысл?
При этом Алексиевич не сообщила, а на какую же войну она вообще «ездила», если даже своих «Цинковых мальчиков» писала, как утверждает, по рассказам солдатских матерей. Кстати, те самые солдатские матери и уличили будущего Нобелевского лауреата во лжи, ужаснувшись тому, как был выставлен образ солдат-«афганцев» в спектакле, поставленном по её книге, и горячо ею поддержанном. Здесь надо отметить, что уличали во лжи Алексиевич не только солдатские матери, но и представители Русской православной церкви. В 2015 году Алексиевич дала интервью испанской газете «Вангуардия», в котором заявила, что своими глазами видела церковное богослужение, в котором прославлялось ядерное оружие – в одном из московских храмов. В то же интервью она объявила, что её отказались подвести на «православном такси», а после «она видела казаков с нагайками, которые требовали отменить спектакль по произведению Набокова». В конечном итоге выяснилось, что ни на какой «молитве во славу ядерного оружия» Алексиевич не присутствовала, как не пересекалась и с «казаками с нагайками», а сочинила целую историю с «происходящими друг за другом событиями» исключительно для резонанса в западной прессе, основываясь на отдельных, не связанных друг с другом, публикациях в социальных сетях и либеральных СМИ.
Алексиевич распространилась и по украинским событиям, ясно давая понять, что митинговать и выражать протест можно только тем, у кого «европейский посыл», все остальные, включая Луганск и Донецк, ни на какой протест выходить не могут, так как заявляют о необходимости добрососедствовать с Россией. А Россия, как не перестаёт сообщать нам Нобелевский лауреат, - страна деспотии, которая «даже таджиков заставляет говорить на русском языке».
Высказалась Алексиевич и по убийству украинского писателя Олеся Бузины. По её словам, его убили, так как то, что он говорил, «тоже вызывало ожесточение».
Сергей Гуркин:
То есть таких надо убивать?
Светлана Алексиевич:
Я этого не говорю. Но я понимаю мотивы людей, которые это сделали.
В общем, такой лауреат, такое интервью... И хотя бы по заявлению Алексиевич о «понимании мотива людей», убивших Олеся Бузину, можно догадываться, почему же г-жа Алексиевич засуетилась и заговорила, что интервью надо снимать с публикации.
Не сняли. Страна должна знать «героев», которые о ней говорят...
Из комментариев самого Сергея Гуркина по поводу интервью и всего случившегося (Фейсбук):
Сегодня был интересный день. Сегодня я видел либералов, отстаивающих цензуру, и журналистов, настаивающих на согласовании текстов. Видел гуманистов, которые ознакомились с интервью и продолжали называть интервьюируемого гуманистом. Видел организаторов дебатов, протестующих против формата дебатов, и еще Бог знает сколько людей, считающих, что обсуждать нужно не смысл интервью, а неполное этическое совершенство интервьюера.
Это было занимательно, спасибо. Если вы думаете, что ваше двуличие кому-нибудь не видно, вы ошибаетесь. К счастью, диалог все-таки возможен. Доказательством тому могут служить, к примеру, текст Олега Кашина или наш разговор с "Эхом Москвы". У меня нет оснований подозревать ни его, ни их в близости наших позиций. Просто дело не в этом. Граница давно уже не проходит по линии либералы-нелибералы. Граница проходит по линии принимающих и не принимающих реальность. Видящих её (и уже после этого выстраивающих те или иные картины мира) - или берущих картину мира и выбрасывающих из реальности нафиг всё, что туда не подходит. С уважением, ваш небезработный журналист.
Это было занимательно, спасибо. Если вы думаете, что ваше двуличие кому-нибудь не видно, вы ошибаетесь. К счастью, диалог все-таки возможен. Доказательством тому могут служить, к примеру, текст Олега Кашина или наш разговор с "Эхом Москвы". У меня нет оснований подозревать ни его, ни их в близости наших позиций. Просто дело не в этом. Граница давно уже не проходит по линии либералы-нелибералы. Граница проходит по линии принимающих и не принимающих реальность. Видящих её (и уже после этого выстраивающих те или иные картины мира) - или берущих картину мира и выбрасывающих из реальности нафиг всё, что туда не подходит. С уважением, ваш небезработный журналист.
И ещё:
Обобщение.
Мог ли журналист задавать нежёсткие вопросы? Мог, и получилось бы тысяча пятисотое интервью ни о чем.
Мог ли журналист не спорить? Мог, а мог и спорить, получив на то согласие (и одобрение!) интервьюируемого.
Мог ли журналист согласиться с незаконным требованием ничего не публиковать? Мог. Но тогда возникли бы сомнения в том, ту ли профессию он выбрал.
Мог ли журналист напечатать интервью по основному месту работу? Не мог, потому что редакция от него отказалась.
Есть ли закон, обязывающий публиковать тексты исключительно по основному месту работы? Нет. Такого закона нет.
Мог ли журналист дать возможность обработать текст в плане (безусловно необходимого) перевода из устной речи в письменную без изменения его смысла? Не мог, потому что сразу услышал требование не публиковать вообще, а также отказ от предоставления контактов. Следовательно, интервью можно было расшифровывать только дословно, потому что любое вмешательство в стиль могло быть расценено как вмешательство в смысл.
Альтернативной линией поведения было только отсутствие публикации вообще. Точка.
Следовательно, спор сводится к одному вопросу: обладало ли интервью достаточной общественной значимостью для того, чтобы быть опубликованным вопреки всем вышеперечисленным сомнениям? Но, простите, последние двое суток, по-моему, уже ответили на этот вопрос. Я очень надеюсь, что это мой последний пост по этой теме.
Мог ли журналист задавать нежёсткие вопросы? Мог, и получилось бы тысяча пятисотое интервью ни о чем.
Мог ли журналист не спорить? Мог, а мог и спорить, получив на то согласие (и одобрение!) интервьюируемого.
Мог ли журналист согласиться с незаконным требованием ничего не публиковать? Мог. Но тогда возникли бы сомнения в том, ту ли профессию он выбрал.
Мог ли журналист напечатать интервью по основному месту работу? Не мог, потому что редакция от него отказалась.
Есть ли закон, обязывающий публиковать тексты исключительно по основному месту работы? Нет. Такого закона нет.
Мог ли журналист дать возможность обработать текст в плане (безусловно необходимого) перевода из устной речи в письменную без изменения его смысла? Не мог, потому что сразу услышал требование не публиковать вообще, а также отказ от предоставления контактов. Следовательно, интервью можно было расшифровывать только дословно, потому что любое вмешательство в стиль могло быть расценено как вмешательство в смысл.
Альтернативной линией поведения было только отсутствие публикации вообще. Точка.
Следовательно, спор сводится к одному вопросу: обладало ли интервью достаточной общественной значимостью для того, чтобы быть опубликованным вопреки всем вышеперечисленным сомнениям? Но, простите, последние двое суток, по-моему, уже ответили на этот вопрос. Я очень надеюсь, что это мой последний пост по этой теме.
А не замахнуться ли Светлане «нашей» Алексиевич на вторую Нобелевку?.. Ибо хомо лауреатикус.
Информация