Конец немного предсказуем
Сценарий арабских революций ведёт от лозунгов за свободу к этническим и религиозным распрям. Насильственная модернизация невозможна, считает Frankfurter Allgemeine Zeitung.
К парадоксам «арабской весны» относится тот факт, что восстание против диктатур, продержавшихся в течение десятилетий, начинается со знакомых и понятных Западу лозунгов («свобода») и средств (интернет), но затем все равно встаёт на традиционалистские рельсы. Так было в Тунисе, затем в Египте и Ливии, а теперь и в Сирии. Очевидно, что для народов, которые по уровню образования и развития ещё не достигли состояния Нового времени (или же их в него не пускают), современный западный мир чужд — слишком велик отрыв.
Это можно заметить в тех регионах, где современный уклад должен был быть введён в результате военной интервенции посредством «Nation building» или «State building»: например, в Афганистане или Ираке, ставшем под нажимом диктатуры национальным арабским государством. Кровопролитие нигде не прекратилось; новые политические силы формируются согласно традиционным — этническим или религиозным — критериям. У культуры компромисса западного типа шансов здесь практически нет.
Все это говорит о том, что у Сирии, погружающейся в омут гражданской войны, мрачные перспективы. Клан Асада, принадлежащий к религиозному меньшинству алавитов, не просто борется за власть. Для их единоверцев, которые формируют политическую, военную и научную элиту, гражданская война является борьбой не на жизнь, а на смерть.
То же касается и других религиозных меньшинств, например, сирийских христиан, которым алавиты по крайней мере разрешают свободно исповедовать свою религию. Более чем сомнительно, что внешнее военное вмешательство, даже если речь идёт о Лиге арабских государств, в которой тон задают сунниты, изменит что-либо в той критической ситуации, в которой оказалась Сирия.
Освобожденная от диктатора Ливия, забытая Западом, погружается в Средневековье. В освобожденной Сирии ситуация может быть еще трагичнее, предупреждает Suddeutsche Zeitung.
В незапамятные времена, а вернее ровно год назад, в ливийском городе Бенгази началось восстание. Чуть позже оно вылилось в войну, которую ливийские повстанцы выиграли благодаря помощи Запада и некоторых арабских государств. После 42 лет правления Муамар Каддафи был свергнут и убит. Ливия стала свободной. Мир громко праздновал демократические перемены. А потом внезапно обо всем забыл.
И только сегодня, спустя год после начала протестного движения, получая тревожные сигналы о пытках, которые применяются к сторонникам Каддафи, вновь пришло время задать неудобные вопросы. Кто именно, собственно, был освобождён в Ливии? И во что ливийцы превратили доставшуюся им свободу?
В Ливию отчасти вернулось Средневековье. Страна распалась не на три провинции, оставшиеся с колониальных времён, — Триполитанию, Киренаику и Феццан, — а на города-княжества вроде Мисураты с охраняемыми границами, или на области контролируемые племенами, как, например, Зинтан. Объединяет их одно — желание преобразовать в политический капитал раны, которые нанесла им война.
Отряды полевых командиров выступают в качестве армии, судьи порой берут на себя роль палачей. Самые благоразумные удивлённо отмечают, что жить приходится, словно тысячу лет назад — по законам племён и по праву сильного.
Конечно, сегодняшнее бесправие не достигло того ужаса, который был бы возможен, учитывая количество бесхозного оружия и общий зашкаливающий уровень тестостерона. Возможно, подобные эксцессы естественны после десятилетий узаконенного насилия, да и шансы, что страна стабилизируется, все ещё есть. Однако перед лицом сирийского кризиса необходима реальная оценка результатов военной операции в Ливии.
Пример Ливии показывает, насколько сомнителен с моральной точки зрения аргумент о защите гражданского населения, если от него немедленно отказываются после официального окончания войны. А ведь в Сирии, где после смещения режима алавитское меньшинство столкнётся с прямой угрозой резни, последствия могут стать ещё более драматичными. Свобода, демократия и права человека являются универсальными ценностями. Однако пример Ливии показывает, что единение, обусловленное общей системой ценностей, обычно слабеет после смерти диктатора
Информация