Район поперек пути
Информация о якобы действующем в Сирии китайском спецназе вызывает у далеких от политики людей недоумение: а что он там забыл? Но геополитические резоны Пекина очевидны.
Лет через 15–20 Китай будет иметь военно-морские базы по всему побережью Африки: в Джибути, Мозамбике, Намибии, ЮАР, Анголе. Как сверхдержава он в 2040 году будет подкреплен мощной океанической военной системой, отмечает Евгений Сатановский. Свидетельство экспансии Китая помимо помянутых военно-морских баз – его торговый оборот со странами Африки. В 2016-м – 220 миллиардов долларов. Для сравнения: у России в том же году – 95 миллиардов.
Однако есть существенное препятствие для реализации амбициозных геополитических проектов КНР – уйгурская проблема, уже более полувека не дающая покоя руководству КПК, а до него – Гоминьдану и империи Цин. Собственно, последняя силой оружия и присоединила уйгуров к своей державе в XVIII столетии. С тех пор они головная боль всех без исключения китайских правителей. Для русских царей таковой была Польша. Сравнение не случайно: обе автономии до покорения их могущественными соседями имели собственную государственность, причем с претензией на империю. Больше того, присоединенные принадлежали к другим, кардинально расходящимся с метрополией культурно-историческим типам, а уйгуры вдобавок ко всему отличаются от китайцев и с точки зрения антропологии.
Автономия с имперскими замашками
Уже в VI веке уйгуры обладали собственной письменностью. Ранее – в IV столетии создали каганат, то есть империю. Современные уйгуры верят, что их далекие предки сформировали цивилизацию еще во времена Античности.
После распада единой Монгольской империи, во второй половине XIII века уйгуры вошли в состав улуса Чагатая. С тех пор их судьба неразрывно связана с исламом. В XV столетии западные монголы-ойраты создали Джунгарское ханство. Уйгуры вошли в его состав в 1679 году, по сути снова став частью империи, проводившей активную экспансионистскую политику. Достаточно сказать, что армии джунгар вели активные военные действия против казахов и русских – с последними за обладание южной Сибирью, а также осуществляли походы на Тибет. Но, пожалуй, главной задачей джунгарских правителей стало восстановление Монгольской державы, для чего в последней четверти XVII столетия они вторглись в бассейн реки Керулен, где и произошло столкновение с армией империи Цин, завершившееся после серии сражений победой последней. Все это при довольно слабой экономической базе Джунгарского ханства надорвало его силы, и в 1759 году оно в результате ожесточенной войны пало под ударами маньчжур.
Этот экскурс в историю необходим для понимания одной из граней проблемы, с которой сталкивается КНР в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), имеющем восьмимиллионное население. Во-первых, в состав Поднебесной вошел народ с богатой государственной традицией. Во-вторых, он принадлежит к иной, исламской цивилизации, что фактически делает невозможным его инкорпорирование в весьма своеобразное китайское общество. Этот фактор нельзя преуменьшать. В Китае существует понятие «гоцин», которое переводится как государственная идентичность и трактуется прежде всего как своеобразие исторического развития и природно-географической среды, сугубо национальных черт культуры и этнического самосознания коренного населения.
Надо сказать, уйгуры не смирились с потерей независимости и неоднократно поднимали восстания против китайского владычества, но все они по тем или иным причинам заканчивались поражением. Разумеется, несмотря на культурно-цивилизационную непохожесть уйгур и китайцев, говорить о перспективах независимости первых бессмысленно – Пекин подавит любые сепаратистские движения в СУАР. Но Поднебесная может изменить свою политику в отношении столь беспокойного народа, не инкорпорировать уйгур в китайское общество, а наладить процесс мирного сосуществования двух столь непохожих этносов.
До недавнего же времени политика центра в СУАР носила довольно дискриминационной характер. Достаточно сказать, что ключевые должности в районе занимали китайцы, которые не боролись в должной мере с нищетой и не прикладывали серьезных усилий для повышения грамотности коренного населения. Но современные власти видят проблему и пытаются не допустить эскалации обстановки в регионе. Выходят газеты, теле- и радиопередачи на уйгурском языке, существуют кафе и рестораны для мусульман.
Железные братья на Великом шелковом
Что касается противостояния боевикам ИГ (запрещенного в РФ), среди которых уйгур пока сравнительно мало, по разным данным, от 100 до 300 человек, то именно здесь и возможен труднореализуемый при иных обстоятельствах альянс России, Китая и Индии, о чем еще 20 лет назад говорил Евгений Примаков. Ибо эти три сверхдержавы кровно заинтересованы в победе над террористами. Другое дело, что, как полагает историк Алексей Волынец, мировые спонсоры исламского радикализма вряд ли окажут прямую и открытую поддержку уйгурам, поскольку «Пекин оказывает своему пакистанскому союзнику существенную техническую, военную и экономическую поддержку. Войска Саудовской Аравии укомплектованы китайскими баллистическими ракетами, в этой исламской монархии постоянно проживают и работают 150 тысяч граждан КНР, а Пекин является одним из основных потребителей саудовской нефти, немного уступая лишь США и Японии. Пакистанская атомная бомба делалась на саудовские деньги при помощи китайских специалистов. Понятно, что в таких условиях главные спонсоры всех исламистов мира из Саудовской Аравии предпочитают не портить взаимовыгодные отношения с Китаем поддержкой уйгуров».
Более подробно о взаимоотношениях КНР с Пакистаном. С недавнего времени в политическом лексиконе появился термин «Железные братья». Это про Пекин и Исламабад. В 2015 году они заключили десятки торговых, экономических, военно-технических и иных контрактов на сумму 46 миллиардов долларов, договорились о возрождении Шелкового пути, совместных космических исследованиях и других видах сотрудничества.
Шелковый путь проходит как раз через территорию СУАР и на декларативном уровне Исламабад поддерживает все жесткие меры восточного соседа против сепаратистов, даже время от времени проводит операции против боевиков Исламской партии Туркестана.
Достаточно посмотреть на карту, чтобы убедиться: сама идея независимости уйгуров утопична. Очевидно, что даже в случае гипотетического отделения от Китая при прозрачных или слабо контролируемых границах Пакистана, Казахстана, Киргизии и Таджикистана новоиспеченное государство превратится в нечто похожее на современные Афганистан, Ирак или Ливию, то есть еще один форпост ИГ, только уже на самом востоке Срединной Азии. История также свидетельствует о том, что победившие группировки неизменно начинают борьбу друг с другом, обретение независимости плавно перетечет в гражданскую войну и дальнейшее дробление территории.
Деликатная борьба
Это отнюдь не означает, что проблема уйгурского сепаратизма не представляет опасности для целостности КНР, поскольку одно дело – позиция официальных властей упомянутых мусульманских стран, другое – миропонимание боевиков, в том числе занимающих командные должности в ИГ. А для них мир, как и в эпоху Средневековья, делится на две части: Дар аль-ислам, то есть территория ислама, и Дар-аль-харб – территория войны. Для мыслящих подобными категориями СУАР вполне может считаться Дар-аль-харб, ибо оккупирована неверными. Подобная позиция объяснима, ведь боевики подчеркивают, что не столько сражаются за права уйгуров, сколько защищают мусульман. Поэтому задача Пекина весьма деликатна: борьба с уйгурским сепаратизмом не должна вылиться в противостояние с исламским миром, по крайней мере с его не самой значительной, но наиболее агрессивной частью.
И здесь КНР вполне может обратиться к опыту России, причем оплаченному кровью в эпоху Средневековья и даже отчасти современности. Я имею в виду мирное сосуществование православных и мусульманских народов, прежде всего в Поволжье. Да и на Кавказе с пленением Шамиля ситуация стабилизировалась, а состоявшие из горцев-мусульман подразделения блестяще показали себя и в Русско-японской, и в Первой мировой войнах. Еще важный момент: несколько наивно предполагать, что уйгуры, обрети они независимость, удовлетворятся созданием собственного государства и не захотят аннексировать часть китайской территории и больше того – начать насильственную исламизацию оставшегося на контролируемой ими земле китайского населения. Прецеденты были. Так, во время очередного восстания, поднятого в 1933 году, уйгуры уничтожили чиновников центральной администрации, разгромили гарнизоны и заставили мирное китайское население принять ислам.
Назвав потенциальных союзников КНР в борьбе с уйгурским сепаратизмом, стоит вспомнить и о его противниках, прежде всего США. Почему? «В последние десятилетия капиталистическое накопление в Китае происходило за счет интенсивной эксплуатации дешевой рабочей силы, доступа к западным рынкам и ухудшения экологии – все эти условия сейчас подорваны. Это отправная точка», – пишет живущий в Штатах известный китайский экономист Ли Миньци.
Не секрет, что Вашингтон пытается перекрыть Поднебесной доступ к рынкам дешевой рабочей силы и разрушить упорно возрождаемый Пекином Великий шелковый путь. Поэтому американцы вряд ли откажут себе в удовольствии разыграть уйгурскую карту. А нестабильность в регионе бьет по интересам как раз-таки Индии, Китая и России. Поэтому, принимая во внимание крайне сложные отношения Дели и верного союзника Пекина – Исламабада, можно говорить хотя бы о временном альянсе названных стран в целях борьбы с уйгурским сепаратизмом в частности и с мусульманским экстремизмом в целом. Ведь он несет угрозу в том числе и целостности Пакистана, что также представляет существенную опасность для Китая, России и Индии.
Лет через 15–20 Китай будет иметь военно-морские базы по всему побережью Африки: в Джибути, Мозамбике, Намибии, ЮАР, Анголе. Как сверхдержава он в 2040 году будет подкреплен мощной океанической военной системой, отмечает Евгений Сатановский. Свидетельство экспансии Китая помимо помянутых военно-морских баз – его торговый оборот со странами Африки. В 2016-м – 220 миллиардов долларов. Для сравнения: у России в том же году – 95 миллиардов.
Однако есть существенное препятствие для реализации амбициозных геополитических проектов КНР – уйгурская проблема, уже более полувека не дающая покоя руководству КПК, а до него – Гоминьдану и империи Цин. Собственно, последняя силой оружия и присоединила уйгуров к своей державе в XVIII столетии. С тех пор они головная боль всех без исключения китайских правителей. Для русских царей таковой была Польша. Сравнение не случайно: обе автономии до покорения их могущественными соседями имели собственную государственность, причем с претензией на империю. Больше того, присоединенные принадлежали к другим, кардинально расходящимся с метрополией культурно-историческим типам, а уйгуры вдобавок ко всему отличаются от китайцев и с точки зрения антропологии.
Автономия с имперскими замашками
Уже в VI веке уйгуры обладали собственной письменностью. Ранее – в IV столетии создали каганат, то есть империю. Современные уйгуры верят, что их далекие предки сформировали цивилизацию еще во времена Античности.
После распада единой Монгольской империи, во второй половине XIII века уйгуры вошли в состав улуса Чагатая. С тех пор их судьба неразрывно связана с исламом. В XV столетии западные монголы-ойраты создали Джунгарское ханство. Уйгуры вошли в его состав в 1679 году, по сути снова став частью империи, проводившей активную экспансионистскую политику. Достаточно сказать, что армии джунгар вели активные военные действия против казахов и русских – с последними за обладание южной Сибирью, а также осуществляли походы на Тибет. Но, пожалуй, главной задачей джунгарских правителей стало восстановление Монгольской державы, для чего в последней четверти XVII столетия они вторглись в бассейн реки Керулен, где и произошло столкновение с армией империи Цин, завершившееся после серии сражений победой последней. Все это при довольно слабой экономической базе Джунгарского ханства надорвало его силы, и в 1759 году оно в результате ожесточенной войны пало под ударами маньчжур.Этот экскурс в историю необходим для понимания одной из граней проблемы, с которой сталкивается КНР в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), имеющем восьмимиллионное население. Во-первых, в состав Поднебесной вошел народ с богатой государственной традицией. Во-вторых, он принадлежит к иной, исламской цивилизации, что фактически делает невозможным его инкорпорирование в весьма своеобразное китайское общество. Этот фактор нельзя преуменьшать. В Китае существует понятие «гоцин», которое переводится как государственная идентичность и трактуется прежде всего как своеобразие исторического развития и природно-географической среды, сугубо национальных черт культуры и этнического самосознания коренного населения.
Надо сказать, уйгуры не смирились с потерей независимости и неоднократно поднимали восстания против китайского владычества, но все они по тем или иным причинам заканчивались поражением. Разумеется, несмотря на культурно-цивилизационную непохожесть уйгур и китайцев, говорить о перспективах независимости первых бессмысленно – Пекин подавит любые сепаратистские движения в СУАР. Но Поднебесная может изменить свою политику в отношении столь беспокойного народа, не инкорпорировать уйгур в китайское общество, а наладить процесс мирного сосуществования двух столь непохожих этносов.
До недавнего же времени политика центра в СУАР носила довольно дискриминационной характер. Достаточно сказать, что ключевые должности в районе занимали китайцы, которые не боролись в должной мере с нищетой и не прикладывали серьезных усилий для повышения грамотности коренного населения. Но современные власти видят проблему и пытаются не допустить эскалации обстановки в регионе. Выходят газеты, теле- и радиопередачи на уйгурском языке, существуют кафе и рестораны для мусульман.
Железные братья на Великом шелковом
Что касается противостояния боевикам ИГ (запрещенного в РФ), среди которых уйгур пока сравнительно мало, по разным данным, от 100 до 300 человек, то именно здесь и возможен труднореализуемый при иных обстоятельствах альянс России, Китая и Индии, о чем еще 20 лет назад говорил Евгений Примаков. Ибо эти три сверхдержавы кровно заинтересованы в победе над террористами. Другое дело, что, как полагает историк Алексей Волынец, мировые спонсоры исламского радикализма вряд ли окажут прямую и открытую поддержку уйгурам, поскольку «Пекин оказывает своему пакистанскому союзнику существенную техническую, военную и экономическую поддержку. Войска Саудовской Аравии укомплектованы китайскими баллистическими ракетами, в этой исламской монархии постоянно проживают и работают 150 тысяч граждан КНР, а Пекин является одним из основных потребителей саудовской нефти, немного уступая лишь США и Японии. Пакистанская атомная бомба делалась на саудовские деньги при помощи китайских специалистов. Понятно, что в таких условиях главные спонсоры всех исламистов мира из Саудовской Аравии предпочитают не портить взаимовыгодные отношения с Китаем поддержкой уйгуров».
Более подробно о взаимоотношениях КНР с Пакистаном. С недавнего времени в политическом лексиконе появился термин «Железные братья». Это про Пекин и Исламабад. В 2015 году они заключили десятки торговых, экономических, военно-технических и иных контрактов на сумму 46 миллиардов долларов, договорились о возрождении Шелкового пути, совместных космических исследованиях и других видах сотрудничества.
Шелковый путь проходит как раз через территорию СУАР и на декларативном уровне Исламабад поддерживает все жесткие меры восточного соседа против сепаратистов, даже время от времени проводит операции против боевиков Исламской партии Туркестана.
Достаточно посмотреть на карту, чтобы убедиться: сама идея независимости уйгуров утопична. Очевидно, что даже в случае гипотетического отделения от Китая при прозрачных или слабо контролируемых границах Пакистана, Казахстана, Киргизии и Таджикистана новоиспеченное государство превратится в нечто похожее на современные Афганистан, Ирак или Ливию, то есть еще один форпост ИГ, только уже на самом востоке Срединной Азии. История также свидетельствует о том, что победившие группировки неизменно начинают борьбу друг с другом, обретение независимости плавно перетечет в гражданскую войну и дальнейшее дробление территории.
Деликатная борьба
Это отнюдь не означает, что проблема уйгурского сепаратизма не представляет опасности для целостности КНР, поскольку одно дело – позиция официальных властей упомянутых мусульманских стран, другое – миропонимание боевиков, в том числе занимающих командные должности в ИГ. А для них мир, как и в эпоху Средневековья, делится на две части: Дар аль-ислам, то есть территория ислама, и Дар-аль-харб – территория войны. Для мыслящих подобными категориями СУАР вполне может считаться Дар-аль-харб, ибо оккупирована неверными. Подобная позиция объяснима, ведь боевики подчеркивают, что не столько сражаются за права уйгуров, сколько защищают мусульман. Поэтому задача Пекина весьма деликатна: борьба с уйгурским сепаратизмом не должна вылиться в противостояние с исламским миром, по крайней мере с его не самой значительной, но наиболее агрессивной частью.
И здесь КНР вполне может обратиться к опыту России, причем оплаченному кровью в эпоху Средневековья и даже отчасти современности. Я имею в виду мирное сосуществование православных и мусульманских народов, прежде всего в Поволжье. Да и на Кавказе с пленением Шамиля ситуация стабилизировалась, а состоявшие из горцев-мусульман подразделения блестяще показали себя и в Русско-японской, и в Первой мировой войнах. Еще важный момент: несколько наивно предполагать, что уйгуры, обрети они независимость, удовлетворятся созданием собственного государства и не захотят аннексировать часть китайской территории и больше того – начать насильственную исламизацию оставшегося на контролируемой ими земле китайского населения. Прецеденты были. Так, во время очередного восстания, поднятого в 1933 году, уйгуры уничтожили чиновников центральной администрации, разгромили гарнизоны и заставили мирное китайское население принять ислам.
Назвав потенциальных союзников КНР в борьбе с уйгурским сепаратизмом, стоит вспомнить и о его противниках, прежде всего США. Почему? «В последние десятилетия капиталистическое накопление в Китае происходило за счет интенсивной эксплуатации дешевой рабочей силы, доступа к западным рынкам и ухудшения экологии – все эти условия сейчас подорваны. Это отправная точка», – пишет живущий в Штатах известный китайский экономист Ли Миньци.
Не секрет, что Вашингтон пытается перекрыть Поднебесной доступ к рынкам дешевой рабочей силы и разрушить упорно возрождаемый Пекином Великий шелковый путь. Поэтому американцы вряд ли откажут себе в удовольствии разыграть уйгурскую карту. А нестабильность в регионе бьет по интересам как раз-таки Индии, Китая и России. Поэтому, принимая во внимание крайне сложные отношения Дели и верного союзника Пекина – Исламабада, можно говорить хотя бы о временном альянсе названных стран в целях борьбы с уйгурским сепаратизмом в частности и с мусульманским экстремизмом в целом. Ведь он несет угрозу в том числе и целостности Пакистана, что также представляет существенную опасность для Китая, России и Индии.
Информация