Сентябрь-1917: "сказка о потерянном времени"
Начало нового политического сезона в России 1917 года историки считают "межвременьем", пропади которое – никто бы не пожалел. Владимир Ленин этим бабьим летом скрывался в Финляндии, Лев Троцкий в сентябре покинул тюрьму и быстро начал набирать политические очки красноречивыми выступлениями в предпарламенте, Иосиф Сталин затаился и вместе с другими товарищами по партии занимал выжидательную позицию, не принимая ленинскую идею о срочном вооруженном перевороте.
В августе большевики задавили корниловский мятеж, и в сентябре уже сложно было скрыть, что симпатии народа перешли на их сторону. Ленин предчувствовал социальный бунт и призывал его возглавить, и только глава Временного правительства, "февралист" Александр Керенский не желал ничего менять. "Ждать Учредительного собрания", – повторял он эту фразу, как мантру. И рейтинги его – если бы такие фиксировали – стремились к нулю.
"После корниловского обвала стало всем ясно – что-то будет. В этом уже не сомневался никто. Вопрос был только в одном – когда это будет, в какой день? Но что за этим последуют не менее, а даже более серьезные события, в этом убеждение было у всех, – рассказывает в беседе с Накануне.RU доктор исторических наук Александр Пыжиков. – Сентябрь – "потерянное время", прошедшее в пререканиях, в интригах, в выяснении отношений, в ощущении, что что-то должно случиться. Это "что-то", без сомнения, было связано с большевистской партией, поскольку после корниловских событий большевистская партия восстала, как феникс из пепла, – это утверждение совершенно справедливо. Каким образом это произошло? Партия была в "загоне", лидеры "вне закона", они прятались или сидели в петроградской тюрьме, и вдруг выходят на первые роли. Этим катализатором, этим "вдруг" стал корниловский мятеж".
В ожидании Учредительного собрания Керенский 1 сентября объявляет Россию республикой. Жест красивый, но такой же бессмысленный, как если бы капитан идущего ко дну корабля дал ему официальный статус лайнера. Естественно, восторженной реакции Керенский не дождался (как и, надо сказать, не дождется Учредительного собрания). Его недальновидность не укрылась ни от меткого русского взгляда, ни от "больших братьев" – послов стран Антанты. Некогда эти иностранные господа, чтобы предотвратить выход из войны Николая II, который и выходить-то из нее не собирался, спонсировали Февральский переворот. А теперь оказались в том же положении с Керенским – союзникам прежде всего было важно, чтобы Россия продолжала воевать, но на фронте дела обстояли хуже некуда: немцы заняли Ригу, а наши солдаты бросали оружие, отказывались воевать и уходили домой – делить землю. Руководитель же этого балагана упражнялся в словоблудии на каких-то предпарламентах, навеянных романтикой постреволюционной Франции.
В сердцах западных дипломатов поселилось опасение, что их ставленник не отражает реальности, запутавшись в демократических говорильнях, заседаниях, спорах и дискуссиях. В это время Керенский, уже сослав в августе Николая Романова с семьей подальше, вглубь Сибири, – ломал голову, что делать с лишенным полномочий Корниловым. А 22-23 сентября глава "временщиков" сформировал последний IV состав этого правительства, которое очень напоминало состав первого московского кабинета министров, каким он был еще при царе. Дежавю у иностранных инвесторов усилилось.
Главнокомандующего великой республики вызвали "на ковер" послы Англии и Франции.
"Это было абсолютно недееспособное правительство, и 26 сентября, буквально через три дня после его формирования, Керенского о встрече попросили послы стран-союзников Антанты. От лица послов говорил Бьюкенен, он говорил с Керенским так, как с ним не разговаривал никто, он говорил с ним, как с провинившимся мальчишкой, который нашалил. Разве что линейкой по затылку не ударил. Он начал отчитывать Керенского, мол, что такое, вы отдаете себе отчет, что вы здесь делаете? На вас потрачено столько денег, оказано столько английско-французской помощи, и наши народы – английский и французский – интересуются, а куда пошли эти деньги? Как вы ими распорядились? Зачем же вы давали деньги этим недотепам, которые не в состоянии контролировать государственное управление и поддерживать порядок. Керенский был взбешен, он не знал, что делать", – рассказывает в беседе с Накануне.RU доктор исторических наук Александр Пыжиков.
Керенский пылал и был возмущен, он тут же побежал звонить американскому послу Френсису – теперь единственному, как он считал, верному человеку. Керенский желал выразить благодарность за то, что Френсис не участвовал в этой позорной выволочке. Вся любовь "главного временщика" отныне достается только одному, самому верному союзнику – это США (куда он и убежит потом из Зимнего Дворца). И здесь история снова повторилась – Временное правительство рассорилось с Антантой, как в свое время это сделал царский режим.
Царское правительство осени 1916-го - зимы 1917-го тоже взяло курс на Америку – тогда делались широкие жесты, предоставлялись разрешения на открытие банков в нашей стране, концессий на железную дорогу: на Московскую и Донецкую – все только для американцев. Предполагалось, что сотрудничество должно быть очень бурным, казалось бы, этому помешали февральские события. Но с чего начали, тем и закончили, теперь разворот к США демонстрировала верхушка эсеров во Временном правительстве, взятая Штатами под покровительство. Это тоже подтверждает то, что "февралистам" не удалось переломить ход истории, они оказались лишь бледным отражением того, с чем взялись бороться.
И "временщики" были так же, а, может, и еще больше оторваны от реальности: а реальность собиралась с силами, чтобы наступить в октябре. Вся история сентября, как и Временного правительства – это сказка о потерянном времени.
"Расправа с имущими классами, как их называл Ленин, будет – этого не миновать. Вопрос в том, кто это все возглавит. То, что Керенский ситуацию не удержит, было ясно и для него самого, особенно после демократического совещания, где над ним смеялись и его освистывали. Такого никогда раньше не было. И вот почему большевики удержались, никуда не исчезли – большевики чувствовали скорую волну социальной революции и считали нужным эту волну оседлать. Вот их и понесло наверх", – рассказывает доктор исторических наук Александр Пыжиков.
Так же, как и Николай в свое время, Керенский был уверен, что если начнутся волнения, он сможет подавить революцию – ведь у него есть верные ему военные части. Бумеранг истории прилетел по затылку, надежды оказались иллюзиями – высшие офицеры не простили Керенскому Корнилова и верными быть перестали, а солдаты и его самого считали корниловцем, и доверия он, по их мнению, не заслуживал. Еще в самом начале сентября прошли выборы в Петросовет, на собрании присутствовала лишь половина членов исполкома, но все они проголосовали за резолюцию Каменева о недоверии буржуазным партиям, он предлагал отдать всю власть социалистическим силам, с чем исполком впервые в истории согласился. Когда буржуазные партии проснулись, опомнились, то сочли результаты голосования неверными, объявили, что это был технический сбой. В то же время в стане большевиков 9 сентября появился новый член – Лев Давыдович Троцкий. Он вышел из тюрьмы и сразу окунулся в водоворот политических баталий, завоевав симпатии своим хорошо подвешенным языком.
"Поставили на голосование [в Петросовете] вопрос о доверии к исполкому – то есть к самим себе, раз получился такой "странный" результат. Но Троцкий проявил такую энергию, произнес такую речь уже при полном собрании – здесь и кворум был, и просто желающие послушать, – он произнес одну из лучших ораторских речей, перещеголяв даже Керенского, как говорили современники. Он театрально указывал на Чхеидзе и Дана, говорил – посмотрите на них, посмотрите, что между ними. Чхеидзе и Дан вздрогнули, они сидели рядом, все начали смотреть, что там между ними, а Троцкий продолжал – между ними тень Керенского. "Тень Керенского – это тень соглашательства, которая полностью распространяется на Чхеидзе и на Дана, это все пособники и прихвостни буржуазии – такие же, как Керенский, продолжатели политики Керенского. А мы здесь собрались, чтобы эту политику прекратить раз и навсегда и всех этих соглашателей вышвырнуть коленом под зад из советов". В итоге было голосование даже не поднятием рук, а кто "за", подходил к одному столу, кто "против" – к другому. Большевиков поддержали, более того, Троцкого избрали председателем совета, с 9 сентября все стало ясно – что большевики победили здесь, победили они и в Москве, в Московском совете", - рассказывает историк Александр Пыжиков.
Но что делать дальше – тут мнения разделились. Каменев, Зиновьев, Рыков "осторожничали", была идея организовать социалистическое правительство с другими социалистическими партиями, а вот Троцкий полностью поддержал Ленина и полагал, что надо готовиться к вооруженному восстанию.
"Троцкого тут поддержала группа молодежи, левые, радикально настроенные молодые люди, среди которых выделялся Николай Иванович Бухарин. Собственно говоря, вот эти силы – Ленин, Троцкий и молодежь во главе с Бухариным, это те силы, которые продавили решение о вооруженном восстании, и, собственно, провели его", – рассказывает в беседе с Накануне.RU историк Александр Пыжиков.
Пока в верхах толкали речи и выслушивали послов, большевики решались осуществить свой марш-бросок к власти.
Информация