И комиссары в пыльных шлемах...
Некомпетентные домыслы по поводу «нецелесообразности» наличия в современной армии органов политического руководства станут неактуальными с первыми же выстрелами новой войны.
Новость о том, что в Министерстве обороны России обсуждаются планы воссоздания чего-то подобного некогда существовавшему ГлавПУру (Главному политуправлению Советской Армии и Военно-Морского Флота) не на шутку всколыхнула никогда не дремлющую и вечно бдящую в ожидании очередного подвоха со стороны Кремля «демократическую общественность». Волной пошли взволнованные комментарии, заголовки некоторых из которых вполне красноречиво отражают глубокую озабоченность их авторов. Вот, например, такой: «Патриотическому воспитанию в армии угрожает советская болезнь».
Скажу сразу: мне нет никакого дела до личности данного автора, а потому не стану даже упоминать его фамилию. Но поскольку затронутая имярек тема является достаточно специфической и требует весьма основательного знания предмета или хотя бы опыта армейской службы, то я посчитал правильным поинтересоваться в этом ракурсе его биографией. Наивно полагаю, что человек, рассуждающий о целесообразности существования политорганов в армии, должен иметь хоть какое-то отношение к военному делу. Оказалось, я ошибся: не должен.
Товарищ, не прослуживший ни одного дня в армии ни с политорганами, ни без таковых, «авторитетно» рассуждает на сайте одного из ведущих российских интернет-изданий о том, нужно или нет ли их восстанавливать!
Качество аргументации – под стать полностью отсутствующему личному опыту пишущего. Вот, например, такой пассаж: «В поздние советские годы, 70-80-е политруки воспринимались в самой армии в лучшем случае как бессмысленные люди, а в худшем как армейские «комсомольцы» — то есть как профессиональные аппаратчики, превратившиеся в прожженных циников и карьеристов. А самое главное — не помогавшие, а мешавшие командирам».
Так вышло, что, в отличие от этого писателя, ваш покорный слуга в армии служил. Причем не в какой-нибудь, а именно в Советской Армии. И как раз в те самые 80-е годы, когда, по мнению оного «эксперта», политработники только тем и занимались, что мешали своим командирам. И более того, какую-то часть службы автор этих строк был тем самым «армейским комсомольцем», о которых выше сказано, как о «прожженных циниках и карьеристах».
Цена журналистского слова во все времена была очень высокой. Как и цена журналистской безответственности. И очень печально, что некоторые «акробаты пера» полагают себя вправе молоть чепуху только на том основании, что имеют прямой доступ к массовому сознанию.
А теперь — по существу, и только на основе личного опыта. В то время я был молодым офицером, призванным из запаса на должность командира взвода. Но поскольку у меня был диплом выпускника исторического факультета, политотдел дивизии (92-я гвардейская учебная мотострелковая дивизия, пос. Соляные, г. Николаев) рекомендовал меня на должность секретаря комитета ВЛКСМ отдельного учебного батальона связи. Где я и был избран таковым на общебатальонном комсомольском собрании.
Чем же занимался в те годы типичный «циник и карьерист», то есть старший лейтенант Селиванов? Если коротко, то всем. От строительства тренажерно-спортивной площадки до боевой подготовки. А поскольку батальон был учебный, и мы готовили будущих младших командиров войск связи, то занятиям по специальности и общевоинской подготовке уделялось главное внимание. Полугодовой цикл обучения заканчивался так называемым полевым выходом. Если совсем просто – это сто километров пешком в составе роты при полном вооружении и амуниции по полному бездорожью, местами по колено в грязи или в снегу.
Последние десять километров этого «выпускного экзамена» назывались марш-броском, когда вконец уставшие бойцы должны были двигаться еще быстрее, а порой и тащить на своих плечах выбившихся из сил товарищей… Потому что рота должна была прийти к финишу не отдельными личностями, а вся целиком, как единое боевое подразделение.
Где был в это время комсорг батальона? Правильно, месил грязь вместе со всеми, тащил на себе несколько автоматов и всем своим видом старался показывать окружающим, что унывать причин нет. Хотя самому иногда оставалось совсем немного до того, чтобы шлепнуться носом в залитую грязной жижей дорожную колею.
Любопытно, что, если командиры рот проходили эту полевую экзекуцию только один раз, вместе со своими подчиненными, то мне как комсоргу всего батальона выпадала честь (пишу без кавычек!) маршировать с каждой следующей ротой. А куда денешься: работа такая! Личным примером «мобилизовывать и вдохновлять».
А была еще так называемая «обкатка танками». Это когда каждый боец должен побывать под настоящим движущимся танком, чтобы преодолеть страх, научно именуемый «танкобоязнью». Догадайтесь с одного раза: кто должен был первым пройти это испытание? Правильно — комсомольский секретарь! И вовсе не потому, что у него это было прямо записано в служебных обязанностях. Просто так считалось правильным – быть впереди, особенно в непростых делах. И тем самым снимать стресс у новичков.
Ну а для большего эффекта я не сидел в окопе, как это было положено по условиям упражнения, а просто ложился на дорогу, примерно подгадывая такое место лежания, чтобы не попасть под гусеницы рычащей стальной махины. И действительно, впечатление у бойцов было что надо! После такой демонстрации я не помню случаев отказа от выполнения этой учебно-боевой задачи.
Думаю, что вам смешно даже спрашивать у меня: как и где комсорг батальона отмечал Новый год? Конечно же, с любимым личным составом, в ленинской комнате с лимонадом и пирожными. Такая работа! И день собственного рождения – под ночными звездами на полевых учениях. И никаких тебе поздравительных эсэмэсок от родных, потому что мобилок тогда не было. Зато разогретая по этому случаю на раскаленном радиаторе «Зурса» (армейский грузовик ЗиЛ-157) банка тушенки была лучшей в мире закуской к обязательному праздничному стопарику.
Кстати, для гражданских всезнаек, норовящих судить о вещах, им неведомых: все политработники всегда, помимо прямых партийно-политических обязанностей, имели еще и свое четко определенное место в боевом расчете части. Я, например, в период учений всегда выполнял роль командира линейной кабельной группы. Работа которой была проста, как кирзовый сапог: вечером получить задачу на обеспечение связи с подразделением, дислоцированным «вон за той горой», а утром, в состоянии обмороженного суслика, ввалиться в теплую палатку братьев-славян и напугать их бодрым докладом про то, что связь установлена.
Вот такие мы были «карьеристы и циники». Люди, которые ничего в этом не понимают, не могут судить о вещах, недоступных их пониманию. Например, о том, как важно простому солдату иметь возможность общаться с «товарищем офицером» как действительно со своим товарищем, а не с официальным начальником. Такая отдушина для живого человека, оказавшегося в непривычных для него жестких и, чего греха таить, вынужденно бездушных условиях армии, порой очень важна. И эта возможность у него была благодаря тому, что партийные и комсомольские секретари не имели командирских функций и полагались в основном на свой личный авторитет.
Не скажу, чтобы он был у всех или даже в одинаковой степени. Но к этому надо было стремиться – такая работа. Иначе грош тебе цена и в глазах солдат, и того же политотдела. Чего греха таить, были и такие, кто видел в этой работе беззаботную синекуру. Но перспектив у них не было никаких, и от них довольно быстро избавлялись. Не нужны в армии трутни.
А вот у заместителей по политчасти командные функции были. На уровне замкомандиров частей. Но, конечно же, и близко не было никакого бреда насчет покушения на единоначалие. Потому что всё в конечном счете решал командир. А когда он, бывало, решал неправильно, а порой даже преступно, то случалось и так, что возмездие настигало виновника именно оттуда, откуда не ждали.
В моем батальоне связи были факты воровства бензина для личных нужд. И был в штабе батальона такой мл. сержант по фамилии Лейнек. Который написал об этом письмо лично Леониду Ильичу Брежневу. А тот поручил разобраться на месте тому самому Главному политуправлению СА и ВМФ (ГлавПУру). Из Москвы в наш батальон нагрянула целая делегация. От полковничьих погон рябило в глазах. Копали, что называется, на три штыка в землю. Кого из армии выпроводили, кому и партбилет на стол пришлось выложить. А сержанта того никто и пальцем не тронул – такая вот была «роль и влияние партии в войсках».
Поэтому странно сегодня читать «экспертов», которые считают едва ли не единственным правильным предназначением политработников чтение политинформаций. Это равносильно тому, что вообще не понимать, о чем идет речь.
Армии нужны отнюдь не казенные политинформаторы, на лекциях которых будут засыпать даже мухи, но особый тип внутриармейских отношений, олицетворением которого всегда были политработники или, если хотите, комиссары. И когда человек этого звания, по своему внутреннему содержанию, ему соответствовал, то, по собственному опыту знаю: цены ему не было. И особенно нуждаются в таком человеке сами командиры, во всяком случае, наиболее мудрые из них. Те, которые понимают, что солдаты — люди, а не роботы, и что на одних приказах даже в армии далеко не уедешь. И всегда должен быть рядом человек, достаточно свободный от армейской субординации, чтобы иметь право на свое независимое суждение.
И совсем не удивительно, что в ситуациях, когда от армии требуется максимальная отдача, тема воссоздания дееспособных политорганов мгновенно становится актуальной. Именно это произошло на Донбассе, где в войсках донецких республик практически сразу после начала серьезных боевых действий были созданы соответствующих структуры, а в частях появились должности замполитов.
Растущая тревожность окружающей Россию международной ситуации, похоже, стимулирует принятие аналогичных решений и на общегосударственном уровне. И это вполне естественное развитие событий, как бы ни старались убедить нас в обратном те альтернативно одаренные граждане, которые свято уверены в своем праве судить обо всем, не зная ровным счетом ничего.
Новость о том, что в Министерстве обороны России обсуждаются планы воссоздания чего-то подобного некогда существовавшему ГлавПУру (Главному политуправлению Советской Армии и Военно-Морского Флота) не на шутку всколыхнула никогда не дремлющую и вечно бдящую в ожидании очередного подвоха со стороны Кремля «демократическую общественность». Волной пошли взволнованные комментарии, заголовки некоторых из которых вполне красноречиво отражают глубокую озабоченность их авторов. Вот, например, такой: «Патриотическому воспитанию в армии угрожает советская болезнь».
Скажу сразу: мне нет никакого дела до личности данного автора, а потому не стану даже упоминать его фамилию. Но поскольку затронутая имярек тема является достаточно специфической и требует весьма основательного знания предмета или хотя бы опыта армейской службы, то я посчитал правильным поинтересоваться в этом ракурсе его биографией. Наивно полагаю, что человек, рассуждающий о целесообразности существования политорганов в армии, должен иметь хоть какое-то отношение к военному делу. Оказалось, я ошибся: не должен.
Товарищ, не прослуживший ни одного дня в армии ни с политорганами, ни без таковых, «авторитетно» рассуждает на сайте одного из ведущих российских интернет-изданий о том, нужно или нет ли их восстанавливать!
Качество аргументации – под стать полностью отсутствующему личному опыту пишущего. Вот, например, такой пассаж: «В поздние советские годы, 70-80-е политруки воспринимались в самой армии в лучшем случае как бессмысленные люди, а в худшем как армейские «комсомольцы» — то есть как профессиональные аппаратчики, превратившиеся в прожженных циников и карьеристов. А самое главное — не помогавшие, а мешавшие командирам».
Так вышло, что, в отличие от этого писателя, ваш покорный слуга в армии служил. Причем не в какой-нибудь, а именно в Советской Армии. И как раз в те самые 80-е годы, когда, по мнению оного «эксперта», политработники только тем и занимались, что мешали своим командирам. И более того, какую-то часть службы автор этих строк был тем самым «армейским комсомольцем», о которых выше сказано, как о «прожженных циниках и карьеристах».
Цена журналистского слова во все времена была очень высокой. Как и цена журналистской безответственности. И очень печально, что некоторые «акробаты пера» полагают себя вправе молоть чепуху только на том основании, что имеют прямой доступ к массовому сознанию.
А теперь — по существу, и только на основе личного опыта. В то время я был молодым офицером, призванным из запаса на должность командира взвода. Но поскольку у меня был диплом выпускника исторического факультета, политотдел дивизии (92-я гвардейская учебная мотострелковая дивизия, пос. Соляные, г. Николаев) рекомендовал меня на должность секретаря комитета ВЛКСМ отдельного учебного батальона связи. Где я и был избран таковым на общебатальонном комсомольском собрании.
Чем же занимался в те годы типичный «циник и карьерист», то есть старший лейтенант Селиванов? Если коротко, то всем. От строительства тренажерно-спортивной площадки до боевой подготовки. А поскольку батальон был учебный, и мы готовили будущих младших командиров войск связи, то занятиям по специальности и общевоинской подготовке уделялось главное внимание. Полугодовой цикл обучения заканчивался так называемым полевым выходом. Если совсем просто – это сто километров пешком в составе роты при полном вооружении и амуниции по полному бездорожью, местами по колено в грязи или в снегу.
Последние десять километров этого «выпускного экзамена» назывались марш-броском, когда вконец уставшие бойцы должны были двигаться еще быстрее, а порой и тащить на своих плечах выбившихся из сил товарищей… Потому что рота должна была прийти к финишу не отдельными личностями, а вся целиком, как единое боевое подразделение.
Где был в это время комсорг батальона? Правильно, месил грязь вместе со всеми, тащил на себе несколько автоматов и всем своим видом старался показывать окружающим, что унывать причин нет. Хотя самому иногда оставалось совсем немного до того, чтобы шлепнуться носом в залитую грязной жижей дорожную колею.
Любопытно, что, если командиры рот проходили эту полевую экзекуцию только один раз, вместе со своими подчиненными, то мне как комсоргу всего батальона выпадала честь (пишу без кавычек!) маршировать с каждой следующей ротой. А куда денешься: работа такая! Личным примером «мобилизовывать и вдохновлять».
А была еще так называемая «обкатка танками». Это когда каждый боец должен побывать под настоящим движущимся танком, чтобы преодолеть страх, научно именуемый «танкобоязнью». Догадайтесь с одного раза: кто должен был первым пройти это испытание? Правильно — комсомольский секретарь! И вовсе не потому, что у него это было прямо записано в служебных обязанностях. Просто так считалось правильным – быть впереди, особенно в непростых делах. И тем самым снимать стресс у новичков.
Ну а для большего эффекта я не сидел в окопе, как это было положено по условиям упражнения, а просто ложился на дорогу, примерно подгадывая такое место лежания, чтобы не попасть под гусеницы рычащей стальной махины. И действительно, впечатление у бойцов было что надо! После такой демонстрации я не помню случаев отказа от выполнения этой учебно-боевой задачи.
Думаю, что вам смешно даже спрашивать у меня: как и где комсорг батальона отмечал Новый год? Конечно же, с любимым личным составом, в ленинской комнате с лимонадом и пирожными. Такая работа! И день собственного рождения – под ночными звездами на полевых учениях. И никаких тебе поздравительных эсэмэсок от родных, потому что мобилок тогда не было. Зато разогретая по этому случаю на раскаленном радиаторе «Зурса» (армейский грузовик ЗиЛ-157) банка тушенки была лучшей в мире закуской к обязательному праздничному стопарику.
Кстати, для гражданских всезнаек, норовящих судить о вещах, им неведомых: все политработники всегда, помимо прямых партийно-политических обязанностей, имели еще и свое четко определенное место в боевом расчете части. Я, например, в период учений всегда выполнял роль командира линейной кабельной группы. Работа которой была проста, как кирзовый сапог: вечером получить задачу на обеспечение связи с подразделением, дислоцированным «вон за той горой», а утром, в состоянии обмороженного суслика, ввалиться в теплую палатку братьев-славян и напугать их бодрым докладом про то, что связь установлена.
Вот такие мы были «карьеристы и циники». Люди, которые ничего в этом не понимают, не могут судить о вещах, недоступных их пониманию. Например, о том, как важно простому солдату иметь возможность общаться с «товарищем офицером» как действительно со своим товарищем, а не с официальным начальником. Такая отдушина для живого человека, оказавшегося в непривычных для него жестких и, чего греха таить, вынужденно бездушных условиях армии, порой очень важна. И эта возможность у него была благодаря тому, что партийные и комсомольские секретари не имели командирских функций и полагались в основном на свой личный авторитет.
Не скажу, чтобы он был у всех или даже в одинаковой степени. Но к этому надо было стремиться – такая работа. Иначе грош тебе цена и в глазах солдат, и того же политотдела. Чего греха таить, были и такие, кто видел в этой работе беззаботную синекуру. Но перспектив у них не было никаких, и от них довольно быстро избавлялись. Не нужны в армии трутни.
А вот у заместителей по политчасти командные функции были. На уровне замкомандиров частей. Но, конечно же, и близко не было никакого бреда насчет покушения на единоначалие. Потому что всё в конечном счете решал командир. А когда он, бывало, решал неправильно, а порой даже преступно, то случалось и так, что возмездие настигало виновника именно оттуда, откуда не ждали.
В моем батальоне связи были факты воровства бензина для личных нужд. И был в штабе батальона такой мл. сержант по фамилии Лейнек. Который написал об этом письмо лично Леониду Ильичу Брежневу. А тот поручил разобраться на месте тому самому Главному политуправлению СА и ВМФ (ГлавПУру). Из Москвы в наш батальон нагрянула целая делегация. От полковничьих погон рябило в глазах. Копали, что называется, на три штыка в землю. Кого из армии выпроводили, кому и партбилет на стол пришлось выложить. А сержанта того никто и пальцем не тронул – такая вот была «роль и влияние партии в войсках».
Поэтому странно сегодня читать «экспертов», которые считают едва ли не единственным правильным предназначением политработников чтение политинформаций. Это равносильно тому, что вообще не понимать, о чем идет речь.
Армии нужны отнюдь не казенные политинформаторы, на лекциях которых будут засыпать даже мухи, но особый тип внутриармейских отношений, олицетворением которого всегда были политработники или, если хотите, комиссары. И когда человек этого звания, по своему внутреннему содержанию, ему соответствовал, то, по собственному опыту знаю: цены ему не было. И особенно нуждаются в таком человеке сами командиры, во всяком случае, наиболее мудрые из них. Те, которые понимают, что солдаты — люди, а не роботы, и что на одних приказах даже в армии далеко не уедешь. И всегда должен быть рядом человек, достаточно свободный от армейской субординации, чтобы иметь право на свое независимое суждение.
И совсем не удивительно, что в ситуациях, когда от армии требуется максимальная отдача, тема воссоздания дееспособных политорганов мгновенно становится актуальной. Именно это произошло на Донбассе, где в войсках донецких республик практически сразу после начала серьезных боевых действий были созданы соответствующих структуры, а в частях появились должности замполитов.
Растущая тревожность окружающей Россию международной ситуации, похоже, стимулирует принятие аналогичных решений и на общегосударственном уровне. И это вполне естественное развитие событий, как бы ни старались убедить нас в обратном те альтернативно одаренные граждане, которые свято уверены в своем праве судить обо всем, не зная ровным счетом ничего.
Информация