Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 4. Отступление Карфа
В предыдущей статье мы показали основные странности в описаниях завязки боя у Готланда 19 июня 1915 г., допущенные в различных отечественных и иностранных источниках. Сейчас же попробуем составить непротиворечивую картину действий 1-ой бригады крейсеров М.К. Бахирева и отряда коммодора И. Карфа (на самом деле правильно было бы писать "И. Карпфа", потому что имя германского командира Johannes von Karpf, но в дальнейшем мы будем придерживаться привычной российскому любителю военно-морской истории «транскрипции» его именования).
В 07.30 по российскому времени немцы обнаружили дымы, и в это же время сами были замечены крейсером «Богатырь», шедшим третьим в колонне русских кораблей. И. Карф немедленно довернул к западу, в сторону шведских территориальных вод, увеличил ход до полного и вызвал по радио «Роон» и «Любек». Спустя пять минут, в 07.35, на флагманском «Адмирале Макарове» корабли И. Карфа были опознаны как «Аугсбург», крейсер типа «Ундине» (иногда встречается упоминание «крейсер типа «Нимфе», но оба они относятся к одному и тому же типу кораблей, который в отечественной историографии принято называть крейсерами типа «Газелле») и трех миноносцев. Как только германские корабли были «разъяснены», М.К. Бахирев немедленно развернулся, приводя неприятеля на курсовой угол 40 град., и пошел ему наперерез.
Немецкие источники не указывают скорость германского отряда в момент контакта с русскими, но, по всей видимости, она составляла 17 узлов. Именно такую скорость держал «Аугсбург», возвращаясь после выполнения задания, о чем сообщил И. Карф в своей радиограмме, а Ренгартен ретранслировал эти сведения М.К. Бахиреву. Ни один источник не упоминает радиограммы, в которой служба связи Балтийского флота указала бы изменение скорости германского отряда. Отсюда следует, что курс перехвата на «Адмирале Макарове» рассчитывали исходя из семнадцатиузловой скорости неприятеля, и, раз М.К. Бахирев смог перехватить немцев, то можно предположить, что они до начала боя продолжали поддерживать 17 узлов.
Что до 1-ой эскадры крейсеров, то до обнаружения неприятеля они шли на 19 узлах, но в бою как будто держали 20. Такое «добавление» всего одного узла выглядит несколько странно, и можно предположить, что русские крейсера не увеличивали скорости после встречи с противником. Возможно, идя на перехват, М.К. Бахирев развил максимальную эскадренную скорость, которая, как известно, несколько ниже максимальной скорости отдельного корабля в отряде. И которая для 1-ой эскадры как раз и должна была составить 19-20 узлов.
Не совсем ясно, во сколько открыл огонь «Адмирал Макаров». Вероятнее всего, с момента опознания неприятеля (07.35) и до момента открытия огня прошло две-три минуты, а может и больше, потому что потребовалось отдать приказ на изменение курса и выполнить его, поднять стеньговые флаги. Таким образом, скорее всего, пушки флагманского корабля М.К. Бахирева заговорили самое раннее где-то в 07.37-07.38, хотя немцы (Г. Ролльман) полагают, что это было в 07.32. Впрочем, подобное разночтение в несколько минут в боевой обстановке более чем объяснимо, тем более, что, как можно судить по рапортам, составляющие их частенько тяготеют к «округлению» времени. Артиллеристы флагманского русского корабля полагали, что дистанция между «Адмиралом Макаровым» и «Аугсбургом» в момент открытия огня составляла 44 кабельтова.
Источники сообщают, что спустя три минуты (это получается в 07.40-07.41) в бой вступил «Баян», а «Олег» и «Богатырь» начали стрелять в 07.45. При этом броненосные крейсера стреляли по «Аугсбургу», бронепалубные – по «Альбатросу». Обнаружив, что ему противостоят четыре крейсера русских и попав под их плотный огонь, в 07.45 И. Карф довернул еще на 2 румба правее. Судя по схемам маневрирования, М.К. Бахирев обнаружил доворот неприятеля и довернул сам, продолжая держать немецкие корабли на курсовом угле 40 град.
А вот в следующие 15 минут боя, с 07.45 и до 08.00, произошло довольно много событий, точное время (и даже последовательность) которых установить не представляется возможным. Как мы уже говорили, немецкий отряд дал полных ход, но он у всех немецких кораблей был разный. Крейсера типа «Майнц», к которым принадлежал «Аугсбург», развивали на испытаниях до 26,8 узлов. Минный заградитель «Альбатрос» обладал максимальной скоростью хода 20 уз. и, вероятно, был способен развить ее – это был сравнительно молодой корабль, вошедший в строй в 1908 г. Миноносцы серии, к которой принадлежал «G-135», показывали 26-28 уз., а «S-141» и «S-142» - 30,3 уз. Тем не менее Г. Ролльман утверждает, что их скорость была 20 уз. у «G-135» и чуть больше – у остальных двух миноносцев. Подобная оценка вызывает большие сомнения по двум причинам. Во-первых, совершенно неясно, почему у относительно нестарых германских миноносцев («G-135» вошел в строй в январе, а остальные два миноносца – в сентябре 1907 г.) возникло такое падение скорости. Во-вторых, анализ маневрирования сторон показывает, что миноносцы фактически шли быстрее, чем на 20 узлах.
К сожалению, автор настоящей статьи не располагает сведениями о точном положении и курсах германского и российского отрядов, на основании чего определение скорости германских кораблей свелось бы к решению не слишком сложной геометрической задачи. Мы знаем лишь, что И. Карф указал в своем рапорте увеличение дистанции с 43,8 до 49,2 кабельтов, но Г. Ролльман не приводит точного времени, когда дистанция составила 49,2 кбт., говоря лишь о том, что такое расстояние было между противниками на момент начала торпедной атаки. Если предположить, что торпедная атака состоялась где-то в промежутке между 07.50 и 07.55, что выглядит наиболее вероятным, то получается, что германским кораблям удалось добиться увеличения дистанции между ними и преследующими их русскими на 5,4 кабельтова за 15-20 минут. Это означает, что расстояние между «Аугсбургом» и «Адмиралом Макаровым» увеличивалось со скоростью 1,6-2,2 узла. Почему не быстрее, ведь «Аугсбург» превосходил русские крейсеры в скорости узлов на шесть? Очевидно сказалось то, что русские все же шли наперерез немцам, а также вынужденные маневры «Аугсбурга», которому приходилось «зигзаговать» на курсе, чтобы избегать накрытий.
Таким образом, промежуток между 07.45 и 08.00 выглядит так – «Аугсбург» и миноносцы, дав самый полный вперед еще в начале боя, продолжали отрываться от менее быстроходных русских крейсеров и от относительно тихоходного «Альбатроса», который, естественно, отставал (что отлично сочетается с описанием боя Г. Ролльмана). Но если И. Карф, похоже, думал только о собственном спасении, то командир дивизиона эсминцев считал себя обязанным постараться выручить «Альбатрос» и потому поднял сигнал о торпедной атаке.
На самом деле, и вне всякого сомнения, германские командиры на эсминцах понимали самоубийственный характер такой атаки и вовсе не рвались в нее. Для того чтобы иметь хотя бы тень шанса поразить русские крейсера торпедами, следовало сблизиться с ними кабельтов на 15 (предельная дальность хода устаревших немецких торпед, которыми были вооружены миноносцы – порядка 16 кбт.), по-хорошему – на 10, а подобное сближение с четырьмя крейсерами, было, конечно, смертельным для трех миноносцев. Максимум, что они могли бы добиться своей атакой и ценой своей гибели – заставить русских отвернуть на время от «Аугсбурга» и «Альбатроса» с тем, чтобы расстрелять миноносцы на отходе, а затем продолжить преследование крейсера и минзага. Тем не менее, они атаковали, причем сделали это без приказа сверху.
По мнению автора настоящей статьи, миноносцы пошли в атаку где-то около 07.50 или чуть позднее, ринувшись наперерез курса русских кораблей, и к 08.00 сблизились с «Адмиралом Макаровым» примерно до 33-38 кабельтов (как пишут русские источники). На самом деле, наиболее вероятна цифра 38 кабельтов, а цифра 33 кабельтова, вероятнее всего, возникла из книги Г. Ролльмана, который указывает, что германские миноносцы вели бой (стреляли по русским крейсерам) в этом периоде и до выхода из боя с дистанции 38,2-32,8 кабельтов. Следует предположить, что наименьшее расстояние между кораблями М.К. Бахирева и миноносцами было позднее, когда они отвернули вслед за "Аугсбургом" и пересекли русский курс, следовательно, в данный момент речь идет о 38 кабельтовых. На русских крейсерах в 07.55 даже «увидели» следы торпед, прошедшие между «Адмиралом Макаровым» и «Баяном».
Михаил Коронатович Бахирев отреагировал на атаку именно так, как было должно. Он не свернул с боевого курса и не приказал перенести огонь 203-мм или хотя бы 152-мм артиллерии на миноносцы – по ним «работали» только трехдюймовки броненосных крейсеров. Русский командующий, очевидно, видел, что «Аугсбург» разрывает дистанцию, и постарался дать своим комендорам максимум времени, для того чтобы поразить германский крейсер. Трехдюймовые снаряды не представляли собой большой угрозы для более чем 500-тонных германских миноносцев. В русско-японскую войну орудия такого калибра не могли остановить даже 350-тонные корабли, тем не менее их огонь «намекал», что действия миноносцев замечены и до известной степени нервировал их командиров. Повторимся еще раз – уже в русско-японскую войну эффективно отражать миноносные атаки получалось только огнем орудий 120-152-мм калибра, дальности хода германских торпед на русских кораблях знать не могли, и тот факт, что М.К. Бахирев продолжал удерживать неприятеля на курсовом угле 40 град., шел наперерез И. Карфу и не использовал свои шестидюймовки для отражения атаки, свидетельствует о чем угодно, но только не о робости или излишней осторожности русского командующего.
А вот И. Карф, похоже, попросту бежал, махнув рукой на руководство боем. Он не приказал миноносцам идти в атаку, но и не отменил ее, когда они в нее пошли. Вместо этого, примерно в 07.55, вскоре после начала атаки, очевидно убедившись в том, что он достаточно оторвался от русских крейсеров, чтобы проскочить у них под носом к германскому побережью, И. Карф повернул свой корабль к северу и дал радиограмму-распоряжение «Альбатросу» прорываться в нейтральные норвежские воды.
Честно говоря, у автора настоящей статьи складывается ощущение, что И. Карфа с самого обнаружения русских крейсеров обуяла паника, и он попросту улепетывал сломя голову к территориальным шведским водам. А затем, увидев, что его миноносцы пошли в атаку, сообразил, что наступил превосходный момент для того, чтобы повернуть к югу, пройдя под носом русских крейсеров, пока те будут заняты отражением миноносной атаки. Это ощущение автора, вне всякого сомнения, не является и не может являться историческим фактом. Но есть косвенные свидетельства, подтверждающие эту точку зрения, их мы рассмотрим ниже.
Итак, уже после начала атаки миноносцев «Аугсбург» пошел наперерез русскому курсу и дал приказ «Альбатросу» прорываться в нейтральные воды. И вот тут возникла еще одна загадка того далекого боя. Дело в том, что отечественные источники описывают так, что после сигнала «Аугсбурга» на «Альбатрос» немецкие миноносцы отказались от атаки, повернули за «Аугсбургом» и поставили дымовую завесу, которая на время прикрыла и «Аугсбург», и «Альбатрос» от огня русских кораблей. Тогда М.К. Бахирев приказал 2-ой полубригаде крейсеров «действовать по усмотрению», после чего составлявшие ее «Богатырь» и «Олег» повернули на север. В результате этого маневра русские крейсера разошлись – «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили преследование немцев на прежнем курсе, а «Богатырь» с «Олегом пошли на север, как бы беря неприятеля в клещи.
Немцы этот эпизод описывают по-другому. По их мнению, когда «Аугсбург» начал склоняться влево и дал радиограмму «Альбатросу» уходить в шведские воды, русские крейсера повернули на север. Тогда командир дивизиона миноносцев, видя, что его флагман бежит, а русские поменяли курс, счел свой долг исполненным, отказался от торпедной атаки и повернул вслед за «Аугсбургом». То есть разница в германской и российской версии вроде бы невелика – то ли германские миноносцы прекратили атаку после поворота русских крейсеров на север, то ли до него. При этом 1-ая бригада крейсеров, как мы знаем, на север не поворачивала, но примерно в 08.00 туда пошли «Богатырь» и «Олег», что (теоретически) могло показаться немцам, как поворот всей бригады на север.
По мнению автора настоящей статьи, русская версия событий вызывает куда больше доверия, чем германская, и вот почему. Дело в том, что в момент, когда немцы отказались от атаки и начали ставить дымовую завесу, им оставалось до пересечения русского курса примерно 25 кбт. Почему столько? Дело в том, что когда «Богатырь» и «Олег» повернули на север (примерно в 08.00), они вышли из-за дымовой завесы и увидели «Альбатрос» только в 08.10. Крейсера шли на 19 или 20 узлах, и с учетом времени на разворот должны были пройти за 10 минут с начала маневра около двух с половиной- трех миль к северу. А это означает, что именно там (то есть в двух с половиной-трех милях к северу) начинался край дымовой завесы, следовательно, в момент ее постановки немецкие миноносцы там и находились.
На всякий случай приведем схему, взятую из книги М.А. Петрова «Два боя»
По большому счету, для атаки миноносцев было совершенно неважно, повернули ли русские крейсера на север или нет. Грубо говоря, русские шли на восток, немцы шли наперерез их курса с севера на юг. Русские повернули на север? Прекрасно, достаточно было миноносцам довернуть на восток, и они снова шли бы наперерез русскому курсу. Примерно в 08.00 русские крейсера и германские миноносцы оказались как бы на противолежащих вершинах квадрата, и по какой бы его стороне ни пошли русские, немцы имели возможность атаковать, следуя наперерез курсу противника. Таким образом, «привидевшийся» немцам поворот русских крейсеров на север торпедной атаке совершенно не препятствовал.
Тем не менее командир флотилии эсминцев отказался от атаки. Почему? Что изменилось? Только одно – он узнал, что командующий операцией И. Карф решил бросить «Альбатрос». Это было совершенно ясно из того, что «Аугсбург» пошел наперерез курсу русских крейсеров и дал радиограмму с приказом «Альбатросу» уходить в шведские воды. Но в рапорте не так-то просто написать обоснование решения о прекращении атаки: «мой непосредственный начальник бежал, а я чем хуже?». Тем более, что возникал интересный нюанс: безусловно, командир германских эсминцев обладал определенной самостоятельностью и имел право действовать по собственному усмотрению. Но после того как он поднял сигнал «Торпедная атака», коммодор И. Карф не отозвал его. А это значит, что коммодор был согласен с решением своего подчиненного и полагал, что торпедная атака необходима. Командир флотилии принял решение о прекращении атаки самостоятельно, и, получается, как бы вопреки высказанному ранее мнению своего командира… Разумеется, молчаливое одобрение не есть приказ, но все же было бы неплохо изыскать и другие причины для прекращения атаки. И тот факт, что русские как раз примерно в то самое время вроде как повернули на север – чем не причина? Ну да, на самом-то деле они повернули чуть-чуть ПОСЛЕ того, немецкие эсминцы вышли из боя, а не ДО того… Зато в рапорте получилось отлично: мы кинулись в атаку, враги отвернули, а тут вдруг флагман отступил, ну мы и последовали его примеру.
Прошу понять правильно – все это, конечно, домыслы и не более того. Но дело в том, что все противоречия германских рапортов и описания боя у Готланда 19 июня 1915 г., сделанного Г. Ролльманом, просто идеально укладываются в версию того, что:
1) Германские миноносцы изготовились героически умереть и бросились в самоубийственную атаку;
2) Затем, видя, что их флагман бежит, предпочли последовать его примеру;
3) Впоследствии «застеснялись» своего отступления и постарались придать в рапортах своим действиям… эгхкм… скажем так, больше «тактического блеска».
Автор настоящей статьи перебирал множество иных вариантов, но версия о сознательном искажении действительности в германских рапортах выглядит наиболее обоснованной. Ну хорошо, допустим, немцам померещилось, что русские поворачивают на север, и миноносцы отвернули, но ведь на север пошли только «Богатырь» и «Олег», а «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили следовать тем же курсом. И что, немцы этого так и не заметили, будучи от русских крейсеров менее чем в четырех милях? Кстати, у г. Ролльмана этот эпизод «обыгран» просто блестяще – дело в том, что после радиограммы «Аугсбурга» на «Альбатросе», вполне здраво пытаясь использовать любой шанс, сколь бы призрачным он не был, радировали «Прошу выслать в атаку подводные лодки». И вот, по мнению Г. Ролльмана, русские, перепугавшись этих самых лодок, шарахнулись на север, но потом, спустя некоторое время их броненосные крейсера вновь повернули на восток, а «Богатырь» и «Олег» продолжили движение в прежнем направлении...
Допустим, на самом деле действительность искажена не в немецких, а в русских рапортах и на самом деле М.К. Бахирев, убоявшись миноносной атаки, отвернул на север и маневрировал так, как это изображено у Г. Ролльмана. Но, если он увидел в них столь существенную угрозу, то почему тогда он не приказал стрелять по германским миноносцам хотя бы из шестидюймовок? А если приказал – почему немцы не отмечают этого?
Таким образом, остановимся на версии, что, после того как немецкие миноносцы атаковали, «Аугсбург» некоторое время шел прежним курсом, а потом повернул к юго-западу, наперерез русским кораблям и приказал «Альбатросу прорываться в нейтральные воды. Немецкие миноносцы прекратили атаку и пошли за своим флагманом, поставив дымовую завесу. В ответ на это М.К. Бахирев продолжил движение вперед, но приказал «Богатырю» и «Олегу» действовать по собственному усмотрению, и они повернули на север… кстати, а зачем?
Этот поступок в отечественной историографии также традиционно подвергается критике. Мол, вместо того, чтобы «решительно сблизиться» с неприятелем и «раскатать» его, затеяли сложное маневрирование и никому не нужный охват с двух сторон. Подвели и обоснование – охват и постановка противника «в два огня» являлась классическим тактическим приемом, как и охват головы вражеской колонны. И вот русские командиры, будучи робкими догматиками недалекого ума, оробели, не проявили инициативы, а вместо этого действовали шаблонно, «по учебнику»….
Давайте поставим себя на место командира 2-ой полубригады крейсеров.
Куда ему было идти? Он мог, конечно, продолжать следовать за броненосными крейсерами 1-ой полубригады, «Адмиралом Макаровым» и «Баяном» (на схеме – Вариант 1), но зачем? На «Богатыре» и «Олеге» уже не видели бы «Альбатрос», по которому они стреляли, и что там делает немецкий корабль за дымовой завесой, никто не знает. А ну как, пользуясь невидимостью, которую ему давала дымзавеса, он побежит на север, разорвет дистанцию и скроется в тумане, с тем чтобы попробовать уйти в Либаву или же сделать попытку прорваться к германскому побережью? Ищи его свищи потом. Да и, к тому же, если бы М.К. Бахирев желал бы, чтобы его бронепалубные крейсера следовали за ним, он бы не стал поднимать сигнала, разрешающего им действовать самостоятельно. Что еще? Повернуть прямо в дымовую завесу (Вариант 2)? А если бы германские миноносцы, видя подобную глупость русского командира, развернулись и встретили русские крейсера накоротке, когда те вошли в дымы?
Здесь, кстати, хорошо прослеживаются двойные стандарты некоторых отечественных авторов – тот же А.Г. Больных ни одного плохого слова не сказал об английском командующем средиземноморским флотом, Э. Б. Каннингхэме, когда тот не рискнул вести свою эскадру в дымы, поставленные итальянцами в бою у Калабрии (вторая мировая война). Этот бой еще называют также «сражением одного снаряда», так как после единственного попадания во флагманский линкор итальянцы бежали с поля боя. Но если бы британский адмирал не тратил время, обходя дымовую завесу, то в итальянцев мог бы попасть не один снаряд, а несколько большее их количество.
Тем не менее, англичанин поступил абсолютно верно – у противника было достаточно миноносцев, чтобы устроить тяжелым британским кораблям в дымах настоящую Цусиму. И точно также верно поступил командир 2-ой полубригады крейсеров в бою у Готланда 19 июня 1915 г, когда повел свои крейсера в обход дымзавесы. Он мог бы, конечно, рискнуть и выиграть немного расстояния до «Альбатроса», но стоило ли это риска потерять «Богатырь» или «Олег»? Каждый из которых более чем двукратно превышал в размерах крейсер типа «Ундине», за которым, по мнению русского командира, он гнался? В то же время отечественные источники, ругая командиров крейсеров, словно не замечают, что предлагаемый ими путь сближения с «Альбатросом» вел через поставленную миноносцами дымовую завесу. На самом же деле поворот на север, в обход дымов, был в тот момент разумным и вполне оптимальным решением, командир 2-ой полубригады его принял, а М.К. Бахирев, впоследствии, полностью с ним согласился.
Единственный момент, который категорически не желает укладывается в изложенную выше реконструкцию событий – отечественные источники утверждают, что «Аугсбург» и миноносцы пересекли курс русских крейсеров в 08.00. Если М.К. Бахирев удерживал неприятеля на курсовом угле 40 град., то подобное невозможно геометрически. Дело в том, что момент начала миноносной атаки, взаимное положение «Адмирала Макарова» и «Аугсбурга» легко описать с помощью простейшего прямоугольного треугольника, один угол которого равен 40 град., и гипотенуза (расстояние между русским и немецким флагманскими кораблями) равна 49 кабельтовым.
Очевидно, что откуда бы ни начали свою атаку германские миноносцы, для того чтобы перерезать курс русских кораблей в 08.00, оказавшись при этом в 33 кабельтовых от них, они должны были бы, как минимум, на треть превосходить по скорости русские крейсера (то есть развить 24,7-26 уз), даже если бы они шли непосредственно с «Аугсбургом» и двигались самым коротким маршрутом к нужной точке. Но они так не шли, так как сперва пытались выйти в атаку, то есть максимально быстро сблизится с русскими крейсерами. Собственно говоря, из данной позиции в принципе невозможно перерезать курс русских кораблей в 33 кабельтовых от них, не имея преимущества в скорости, а значит, что сведения о том, что «G-135» не мог идти быстрее 20 узлов, ложны. Кроме того, если бы германские миноносцы стали бы ставить дымзавесу близко к точке пересечения курса русских крейсеров, то повернувшим на север «Богатырю» и «Олегу» не понадобилось бы так много времени (до 08.10) для того, чтобы, повернув на север, возобновить стрельбу по «Альбатросу».
После начала постановки дымзавесы (около 08.00) сперва «Альбатрос», а затем и «Аугсбург» оказались на некоторое время скрыты от русских артиллеристов. Затем в какой-то период времени (возможно, 08.10 08-15 или около того) «Аугсбург» и миноносцы перерезали курс русских кораблей. В этот момент миноносцы отделяло от «Адмирала Макарова» порядка 33 кабельтов, а «Аугсбург» - 50 кабельтов. Затем германские корабли перешли на левую раковину русских крейсеров и в 08.35 противники окончательно потеряли друг друга из вида.
В принципе, уже ближе к 08.00 стрельба по «Аугсбургу» потеряла смысл – он пошел наперерез курса русских крейсеров в промежутке между 07.55-08.00 и теперь, чтобы продолжать удерживать его на постоянном курсовом угле 40 град., Михаилу Коронатовичу Бахиреву пришлось бы отворачивать от скрывшегося за дымовой завесой «Альбатроса». В то же время «Аугсбург» находился на пределе видимости – его разделяло с русскими крейсерами порядка 50 кбт, кроме того, он скрывался за дымовой завесой. Как ни печально было это признавать, но «Аугсбургу» все же удалось уйти невозбранно, и оставалось теперь только уничтожить «Альбатрос». «Адмирал Макаров» и «Баян» следовали (грубо) на восток, «Богатырь и «Олег» - на север. Примерно в 08.10 («Адмирал Макаров» - чуть раньше) все они обогнули дымовую завесу немцев и увидели «Альбатрос». Увы, точно неизвестно, на каком расстоянии он находился в этот момент от русских крейсеров, но вряд ли оно было больше 45 кбт.
В 08.20 произошло два по-своему знаменательных события. Спустя 10 минут после открытия огня (08.10) первый русский снаряд попал, наконец, в «Альбатрос», повредив верхнюю палубу и борт в корме, после чего попадания в германский минный заградитель следовали регулярно. Второе событие Г. Ролльман описывает так:
С первым утверждением Г. Ролльмана согласиться довольно сложно, уже хотя бы потому, что с русских кораблей ничего такого не наблюдали, а германский историк даже не посчитал нужным отметить героический разворот «Аугсбурга» навстречу противнику на приведенной в книге схеме. А вот второе утверждение, касающееся осторожного образа действий И. Карфа, вне всякого сомнения, совершенно справедливо. «Аугсбург» настолько осторожно стрелял по русскому флагману целых 13 минут, что на «Адмирале Макарове» так и не заметили обстрела.
Вероятнее всего, дело было так – в то время, как «Аугсбург» удирал по все лопатки, его прикрыла дымзавеса миноносцев, так что он потерял из видимости русские крейсера. Затем легкий крейсер вошел в полосу тумана, или еще в какие-то метеоусловия, сократившие ему видимость, и потерял русских до 08.20. После этого на флагмане И. Карфа заметили «Адмирал Макаров» (или «Баян») и открыли огонь по нему на отходе – дистанция между противниками быстро увеличивалась и в 08.33 на «Аугсбурге» перестали видеть неприятеля. Это очень хорошо соотносится с русскими данными - на броненосных крейсерах перестали видеть «Аугсбург» и миноносцы в 08.35. Разница в пару минут более чем объяснима особенностями видимости (в одну сторону горизонта видно хуже, чем в другую) или же простым округлением времени в рапорте. В то же время стрельба «Аугсбурга» не заслуживала того, чтобы быть отмеченной отдельно – ну, бежал вражеский крейсер, понятное дело, что отстреливался при этом, что ж тут такого? Вопросы здесь возникают только к коммодору И. Карфу, который, судя по всему, и тут слегка «приукрасил» свой рапорт, выдав перестрелку на отходе за героическую попытку отвлечь врага на себя.
Как бы то ни было, примерно в 08.10 русские крейсера сосредоточили огонь на «Альбатросе». Абсолютно все авторы: и отечественные, и иностранные, не нашли хороших слов для русских артиллеристов. По их мнению, стрельба была плохо организована, русские комендоры – неумелы, и в общем, расстрел «Альбатроса» превратился в большой конфуз. Попробуем разобраться, что же произошло на самом деле.
Продолжение следует...
В 07.30 по российскому времени немцы обнаружили дымы, и в это же время сами были замечены крейсером «Богатырь», шедшим третьим в колонне русских кораблей. И. Карф немедленно довернул к западу, в сторону шведских территориальных вод, увеличил ход до полного и вызвал по радио «Роон» и «Любек». Спустя пять минут, в 07.35, на флагманском «Адмирале Макарове» корабли И. Карфа были опознаны как «Аугсбург», крейсер типа «Ундине» (иногда встречается упоминание «крейсер типа «Нимфе», но оба они относятся к одному и тому же типу кораблей, который в отечественной историографии принято называть крейсерами типа «Газелле») и трех миноносцев. Как только германские корабли были «разъяснены», М.К. Бахирев немедленно развернулся, приводя неприятеля на курсовой угол 40 град., и пошел ему наперерез.
Немецкие источники не указывают скорость германского отряда в момент контакта с русскими, но, по всей видимости, она составляла 17 узлов. Именно такую скорость держал «Аугсбург», возвращаясь после выполнения задания, о чем сообщил И. Карф в своей радиограмме, а Ренгартен ретранслировал эти сведения М.К. Бахиреву. Ни один источник не упоминает радиограммы, в которой служба связи Балтийского флота указала бы изменение скорости германского отряда. Отсюда следует, что курс перехвата на «Адмирале Макарове» рассчитывали исходя из семнадцатиузловой скорости неприятеля, и, раз М.К. Бахирев смог перехватить немцев, то можно предположить, что они до начала боя продолжали поддерживать 17 узлов.
Что до 1-ой эскадры крейсеров, то до обнаружения неприятеля они шли на 19 узлах, но в бою как будто держали 20. Такое «добавление» всего одного узла выглядит несколько странно, и можно предположить, что русские крейсера не увеличивали скорости после встречи с противником. Возможно, идя на перехват, М.К. Бахирев развил максимальную эскадренную скорость, которая, как известно, несколько ниже максимальной скорости отдельного корабля в отряде. И которая для 1-ой эскадры как раз и должна была составить 19-20 узлов.
Не совсем ясно, во сколько открыл огонь «Адмирал Макаров». Вероятнее всего, с момента опознания неприятеля (07.35) и до момента открытия огня прошло две-три минуты, а может и больше, потому что потребовалось отдать приказ на изменение курса и выполнить его, поднять стеньговые флаги. Таким образом, скорее всего, пушки флагманского корабля М.К. Бахирева заговорили самое раннее где-то в 07.37-07.38, хотя немцы (Г. Ролльман) полагают, что это было в 07.32. Впрочем, подобное разночтение в несколько минут в боевой обстановке более чем объяснимо, тем более, что, как можно судить по рапортам, составляющие их частенько тяготеют к «округлению» времени. Артиллеристы флагманского русского корабля полагали, что дистанция между «Адмиралом Макаровым» и «Аугсбургом» в момент открытия огня составляла 44 кабельтова.
Источники сообщают, что спустя три минуты (это получается в 07.40-07.41) в бой вступил «Баян», а «Олег» и «Богатырь» начали стрелять в 07.45. При этом броненосные крейсера стреляли по «Аугсбургу», бронепалубные – по «Альбатросу». Обнаружив, что ему противостоят четыре крейсера русских и попав под их плотный огонь, в 07.45 И. Карф довернул еще на 2 румба правее. Судя по схемам маневрирования, М.К. Бахирев обнаружил доворот неприятеля и довернул сам, продолжая держать немецкие корабли на курсовом угле 40 град.
А вот в следующие 15 минут боя, с 07.45 и до 08.00, произошло довольно много событий, точное время (и даже последовательность) которых установить не представляется возможным. Как мы уже говорили, немецкий отряд дал полных ход, но он у всех немецких кораблей был разный. Крейсера типа «Майнц», к которым принадлежал «Аугсбург», развивали на испытаниях до 26,8 узлов. Минный заградитель «Альбатрос» обладал максимальной скоростью хода 20 уз. и, вероятно, был способен развить ее – это был сравнительно молодой корабль, вошедший в строй в 1908 г. Миноносцы серии, к которой принадлежал «G-135», показывали 26-28 уз., а «S-141» и «S-142» - 30,3 уз. Тем не менее Г. Ролльман утверждает, что их скорость была 20 уз. у «G-135» и чуть больше – у остальных двух миноносцев. Подобная оценка вызывает большие сомнения по двум причинам. Во-первых, совершенно неясно, почему у относительно нестарых германских миноносцев («G-135» вошел в строй в январе, а остальные два миноносца – в сентябре 1907 г.) возникло такое падение скорости. Во-вторых, анализ маневрирования сторон показывает, что миноносцы фактически шли быстрее, чем на 20 узлах.
Флагман И. Карфа - легкий крейсер "Аугсбург"
К сожалению, автор настоящей статьи не располагает сведениями о точном положении и курсах германского и российского отрядов, на основании чего определение скорости германских кораблей свелось бы к решению не слишком сложной геометрической задачи. Мы знаем лишь, что И. Карф указал в своем рапорте увеличение дистанции с 43,8 до 49,2 кабельтов, но Г. Ролльман не приводит точного времени, когда дистанция составила 49,2 кбт., говоря лишь о том, что такое расстояние было между противниками на момент начала торпедной атаки. Если предположить, что торпедная атака состоялась где-то в промежутке между 07.50 и 07.55, что выглядит наиболее вероятным, то получается, что германским кораблям удалось добиться увеличения дистанции между ними и преследующими их русскими на 5,4 кабельтова за 15-20 минут. Это означает, что расстояние между «Аугсбургом» и «Адмиралом Макаровым» увеличивалось со скоростью 1,6-2,2 узла. Почему не быстрее, ведь «Аугсбург» превосходил русские крейсеры в скорости узлов на шесть? Очевидно сказалось то, что русские все же шли наперерез немцам, а также вынужденные маневры «Аугсбурга», которому приходилось «зигзаговать» на курсе, чтобы избегать накрытий.
Таким образом, промежуток между 07.45 и 08.00 выглядит так – «Аугсбург» и миноносцы, дав самый полный вперед еще в начале боя, продолжали отрываться от менее быстроходных русских крейсеров и от относительно тихоходного «Альбатроса», который, естественно, отставал (что отлично сочетается с описанием боя Г. Ролльмана). Но если И. Карф, похоже, думал только о собственном спасении, то командир дивизиона эсминцев считал себя обязанным постараться выручить «Альбатрос» и потому поднял сигнал о торпедной атаке.
На самом деле, и вне всякого сомнения, германские командиры на эсминцах понимали самоубийственный характер такой атаки и вовсе не рвались в нее. Для того чтобы иметь хотя бы тень шанса поразить русские крейсера торпедами, следовало сблизиться с ними кабельтов на 15 (предельная дальность хода устаревших немецких торпед, которыми были вооружены миноносцы – порядка 16 кбт.), по-хорошему – на 10, а подобное сближение с четырьмя крейсерами, было, конечно, смертельным для трех миноносцев. Максимум, что они могли бы добиться своей атакой и ценой своей гибели – заставить русских отвернуть на время от «Аугсбурга» и «Альбатроса» с тем, чтобы расстрелять миноносцы на отходе, а затем продолжить преследование крейсера и минзага. Тем не менее, они атаковали, причем сделали это без приказа сверху.
По мнению автора настоящей статьи, миноносцы пошли в атаку где-то около 07.50 или чуть позднее, ринувшись наперерез курса русских кораблей, и к 08.00 сблизились с «Адмиралом Макаровым» примерно до 33-38 кабельтов (как пишут русские источники). На самом деле, наиболее вероятна цифра 38 кабельтов, а цифра 33 кабельтова, вероятнее всего, возникла из книги Г. Ролльмана, который указывает, что германские миноносцы вели бой (стреляли по русским крейсерам) в этом периоде и до выхода из боя с дистанции 38,2-32,8 кабельтов. Следует предположить, что наименьшее расстояние между кораблями М.К. Бахирева и миноносцами было позднее, когда они отвернули вслед за "Аугсбургом" и пересекли русский курс, следовательно, в данный момент речь идет о 38 кабельтовых. На русских крейсерах в 07.55 даже «увидели» следы торпед, прошедшие между «Адмиралом Макаровым» и «Баяном».
Михаил Коронатович Бахирев отреагировал на атаку именно так, как было должно. Он не свернул с боевого курса и не приказал перенести огонь 203-мм или хотя бы 152-мм артиллерии на миноносцы – по ним «работали» только трехдюймовки броненосных крейсеров. Русский командующий, очевидно, видел, что «Аугсбург» разрывает дистанцию, и постарался дать своим комендорам максимум времени, для того чтобы поразить германский крейсер. Трехдюймовые снаряды не представляли собой большой угрозы для более чем 500-тонных германских миноносцев. В русско-японскую войну орудия такого калибра не могли остановить даже 350-тонные корабли, тем не менее их огонь «намекал», что действия миноносцев замечены и до известной степени нервировал их командиров. Повторимся еще раз – уже в русско-японскую войну эффективно отражать миноносные атаки получалось только огнем орудий 120-152-мм калибра, дальности хода германских торпед на русских кораблях знать не могли, и тот факт, что М.К. Бахирев продолжал удерживать неприятеля на курсовом угле 40 град., шел наперерез И. Карфу и не использовал свои шестидюймовки для отражения атаки, свидетельствует о чем угодно, но только не о робости или излишней осторожности русского командующего.
А вот И. Карф, похоже, попросту бежал, махнув рукой на руководство боем. Он не приказал миноносцам идти в атаку, но и не отменил ее, когда они в нее пошли. Вместо этого, примерно в 07.55, вскоре после начала атаки, очевидно убедившись в том, что он достаточно оторвался от русских крейсеров, чтобы проскочить у них под носом к германскому побережью, И. Карф повернул свой корабль к северу и дал радиограмму-распоряжение «Альбатросу» прорываться в нейтральные норвежские воды.
Честно говоря, у автора настоящей статьи складывается ощущение, что И. Карфа с самого обнаружения русских крейсеров обуяла паника, и он попросту улепетывал сломя голову к территориальным шведским водам. А затем, увидев, что его миноносцы пошли в атаку, сообразил, что наступил превосходный момент для того, чтобы повернуть к югу, пройдя под носом русских крейсеров, пока те будут заняты отражением миноносной атаки. Это ощущение автора, вне всякого сомнения, не является и не может являться историческим фактом. Но есть косвенные свидетельства, подтверждающие эту точку зрения, их мы рассмотрим ниже.
Итак, уже после начала атаки миноносцев «Аугсбург» пошел наперерез русскому курсу и дал приказ «Альбатросу» прорываться в нейтральные воды. И вот тут возникла еще одна загадка того далекого боя. Дело в том, что отечественные источники описывают так, что после сигнала «Аугсбурга» на «Альбатрос» немецкие миноносцы отказались от атаки, повернули за «Аугсбургом» и поставили дымовую завесу, которая на время прикрыла и «Аугсбург», и «Альбатрос» от огня русских кораблей. Тогда М.К. Бахирев приказал 2-ой полубригаде крейсеров «действовать по усмотрению», после чего составлявшие ее «Богатырь» и «Олег» повернули на север. В результате этого маневра русские крейсера разошлись – «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили преследование немцев на прежнем курсе, а «Богатырь» с «Олегом пошли на север, как бы беря неприятеля в клещи.
Немцы этот эпизод описывают по-другому. По их мнению, когда «Аугсбург» начал склоняться влево и дал радиограмму «Альбатросу» уходить в шведские воды, русские крейсера повернули на север. Тогда командир дивизиона миноносцев, видя, что его флагман бежит, а русские поменяли курс, счел свой долг исполненным, отказался от торпедной атаки и повернул вслед за «Аугсбургом». То есть разница в германской и российской версии вроде бы невелика – то ли германские миноносцы прекратили атаку после поворота русских крейсеров на север, то ли до него. При этом 1-ая бригада крейсеров, как мы знаем, на север не поворачивала, но примерно в 08.00 туда пошли «Богатырь» и «Олег», что (теоретически) могло показаться немцам, как поворот всей бригады на север.
По мнению автора настоящей статьи, русская версия событий вызывает куда больше доверия, чем германская, и вот почему. Дело в том, что в момент, когда немцы отказались от атаки и начали ставить дымовую завесу, им оставалось до пересечения русского курса примерно 25 кбт. Почему столько? Дело в том, что когда «Богатырь» и «Олег» повернули на север (примерно в 08.00), они вышли из-за дымовой завесы и увидели «Альбатрос» только в 08.10. Крейсера шли на 19 или 20 узлах, и с учетом времени на разворот должны были пройти за 10 минут с начала маневра около двух с половиной- трех миль к северу. А это означает, что именно там (то есть в двух с половиной-трех милях к северу) начинался край дымовой завесы, следовательно, в момент ее постановки немецкие миноносцы там и находились.
На всякий случай приведем схему, взятую из книги М.А. Петрова «Два боя»
По большому счету, для атаки миноносцев было совершенно неважно, повернули ли русские крейсера на север или нет. Грубо говоря, русские шли на восток, немцы шли наперерез их курса с севера на юг. Русские повернули на север? Прекрасно, достаточно было миноносцам довернуть на восток, и они снова шли бы наперерез русскому курсу. Примерно в 08.00 русские крейсера и германские миноносцы оказались как бы на противолежащих вершинах квадрата, и по какой бы его стороне ни пошли русские, немцы имели возможность атаковать, следуя наперерез курсу противника. Таким образом, «привидевшийся» немцам поворот русских крейсеров на север торпедной атаке совершенно не препятствовал.
Тем не менее командир флотилии эсминцев отказался от атаки. Почему? Что изменилось? Только одно – он узнал, что командующий операцией И. Карф решил бросить «Альбатрос». Это было совершенно ясно из того, что «Аугсбург» пошел наперерез курсу русских крейсеров и дал радиограмму с приказом «Альбатросу» уходить в шведские воды. Но в рапорте не так-то просто написать обоснование решения о прекращении атаки: «мой непосредственный начальник бежал, а я чем хуже?». Тем более, что возникал интересный нюанс: безусловно, командир германских эсминцев обладал определенной самостоятельностью и имел право действовать по собственному усмотрению. Но после того как он поднял сигнал «Торпедная атака», коммодор И. Карф не отозвал его. А это значит, что коммодор был согласен с решением своего подчиненного и полагал, что торпедная атака необходима. Командир флотилии принял решение о прекращении атаки самостоятельно, и, получается, как бы вопреки высказанному ранее мнению своего командира… Разумеется, молчаливое одобрение не есть приказ, но все же было бы неплохо изыскать и другие причины для прекращения атаки. И тот факт, что русские как раз примерно в то самое время вроде как повернули на север – чем не причина? Ну да, на самом-то деле они повернули чуть-чуть ПОСЛЕ того, немецкие эсминцы вышли из боя, а не ДО того… Зато в рапорте получилось отлично: мы кинулись в атаку, враги отвернули, а тут вдруг флагман отступил, ну мы и последовали его примеру.
Прошу понять правильно – все это, конечно, домыслы и не более того. Но дело в том, что все противоречия германских рапортов и описания боя у Готланда 19 июня 1915 г., сделанного Г. Ролльманом, просто идеально укладываются в версию того, что:
1) Германские миноносцы изготовились героически умереть и бросились в самоубийственную атаку;
2) Затем, видя, что их флагман бежит, предпочли последовать его примеру;
3) Впоследствии «застеснялись» своего отступления и постарались придать в рапортах своим действиям… эгхкм… скажем так, больше «тактического блеска».
Автор настоящей статьи перебирал множество иных вариантов, но версия о сознательном искажении действительности в германских рапортах выглядит наиболее обоснованной. Ну хорошо, допустим, немцам померещилось, что русские поворачивают на север, и миноносцы отвернули, но ведь на север пошли только «Богатырь» и «Олег», а «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили следовать тем же курсом. И что, немцы этого так и не заметили, будучи от русских крейсеров менее чем в четырех милях? Кстати, у г. Ролльмана этот эпизод «обыгран» просто блестяще – дело в том, что после радиограммы «Аугсбурга» на «Альбатросе», вполне здраво пытаясь использовать любой шанс, сколь бы призрачным он не был, радировали «Прошу выслать в атаку подводные лодки». И вот, по мнению Г. Ролльмана, русские, перепугавшись этих самых лодок, шарахнулись на север, но потом, спустя некоторое время их броненосные крейсера вновь повернули на восток, а «Богатырь» и «Олег» продолжили движение в прежнем направлении...
Допустим, на самом деле действительность искажена не в немецких, а в русских рапортах и на самом деле М.К. Бахирев, убоявшись миноносной атаки, отвернул на север и маневрировал так, как это изображено у Г. Ролльмана. Но, если он увидел в них столь существенную угрозу, то почему тогда он не приказал стрелять по германским миноносцам хотя бы из шестидюймовок? А если приказал – почему немцы не отмечают этого?
Таким образом, остановимся на версии, что, после того как немецкие миноносцы атаковали, «Аугсбург» некоторое время шел прежним курсом, а потом повернул к юго-западу, наперерез русским кораблям и приказал «Альбатросу прорываться в нейтральные воды. Немецкие миноносцы прекратили атаку и пошли за своим флагманом, поставив дымовую завесу. В ответ на это М.К. Бахирев продолжил движение вперед, но приказал «Богатырю» и «Олегу» действовать по собственному усмотрению, и они повернули на север… кстати, а зачем?
Этот поступок в отечественной историографии также традиционно подвергается критике. Мол, вместо того, чтобы «решительно сблизиться» с неприятелем и «раскатать» его, затеяли сложное маневрирование и никому не нужный охват с двух сторон. Подвели и обоснование – охват и постановка противника «в два огня» являлась классическим тактическим приемом, как и охват головы вражеской колонны. И вот русские командиры, будучи робкими догматиками недалекого ума, оробели, не проявили инициативы, а вместо этого действовали шаблонно, «по учебнику»….
Давайте поставим себя на место командира 2-ой полубригады крейсеров.
Куда ему было идти? Он мог, конечно, продолжать следовать за броненосными крейсерами 1-ой полубригады, «Адмиралом Макаровым» и «Баяном» (на схеме – Вариант 1), но зачем? На «Богатыре» и «Олеге» уже не видели бы «Альбатрос», по которому они стреляли, и что там делает немецкий корабль за дымовой завесой, никто не знает. А ну как, пользуясь невидимостью, которую ему давала дымзавеса, он побежит на север, разорвет дистанцию и скроется в тумане, с тем чтобы попробовать уйти в Либаву или же сделать попытку прорваться к германскому побережью? Ищи его свищи потом. Да и, к тому же, если бы М.К. Бахирев желал бы, чтобы его бронепалубные крейсера следовали за ним, он бы не стал поднимать сигнала, разрешающего им действовать самостоятельно. Что еще? Повернуть прямо в дымовую завесу (Вариант 2)? А если бы германские миноносцы, видя подобную глупость русского командира, развернулись и встретили русские крейсера накоротке, когда те вошли в дымы?
Здесь, кстати, хорошо прослеживаются двойные стандарты некоторых отечественных авторов – тот же А.Г. Больных ни одного плохого слова не сказал об английском командующем средиземноморским флотом, Э. Б. Каннингхэме, когда тот не рискнул вести свою эскадру в дымы, поставленные итальянцами в бою у Калабрии (вторая мировая война). Этот бой еще называют также «сражением одного снаряда», так как после единственного попадания во флагманский линкор итальянцы бежали с поля боя. Но если бы британский адмирал не тратил время, обходя дымовую завесу, то в итальянцев мог бы попасть не один снаряд, а несколько большее их количество.
Тем не менее, англичанин поступил абсолютно верно – у противника было достаточно миноносцев, чтобы устроить тяжелым британским кораблям в дымах настоящую Цусиму. И точно также верно поступил командир 2-ой полубригады крейсеров в бою у Готланда 19 июня 1915 г, когда повел свои крейсера в обход дымзавесы. Он мог бы, конечно, рискнуть и выиграть немного расстояния до «Альбатроса», но стоило ли это риска потерять «Богатырь» или «Олег»? Каждый из которых более чем двукратно превышал в размерах крейсер типа «Ундине», за которым, по мнению русского командира, он гнался? В то же время отечественные источники, ругая командиров крейсеров, словно не замечают, что предлагаемый ими путь сближения с «Альбатросом» вел через поставленную миноносцами дымовую завесу. На самом же деле поворот на север, в обход дымов, был в тот момент разумным и вполне оптимальным решением, командир 2-ой полубригады его принял, а М.К. Бахирев, впоследствии, полностью с ним согласился.
Единственный момент, который категорически не желает укладывается в изложенную выше реконструкцию событий – отечественные источники утверждают, что «Аугсбург» и миноносцы пересекли курс русских крейсеров в 08.00. Если М.К. Бахирев удерживал неприятеля на курсовом угле 40 град., то подобное невозможно геометрически. Дело в том, что момент начала миноносной атаки, взаимное положение «Адмирала Макарова» и «Аугсбурга» легко описать с помощью простейшего прямоугольного треугольника, один угол которого равен 40 град., и гипотенуза (расстояние между русским и немецким флагманскими кораблями) равна 49 кабельтовым.
Очевидно, что откуда бы ни начали свою атаку германские миноносцы, для того чтобы перерезать курс русских кораблей в 08.00, оказавшись при этом в 33 кабельтовых от них, они должны были бы, как минимум, на треть превосходить по скорости русские крейсера (то есть развить 24,7-26 уз), даже если бы они шли непосредственно с «Аугсбургом» и двигались самым коротким маршрутом к нужной точке. Но они так не шли, так как сперва пытались выйти в атаку, то есть максимально быстро сблизится с русскими крейсерами. Собственно говоря, из данной позиции в принципе невозможно перерезать курс русских кораблей в 33 кабельтовых от них, не имея преимущества в скорости, а значит, что сведения о том, что «G-135» не мог идти быстрее 20 узлов, ложны. Кроме того, если бы германские миноносцы стали бы ставить дымзавесу близко к точке пересечения курса русских крейсеров, то повернувшим на север «Богатырю» и «Олегу» не понадобилось бы так много времени (до 08.10) для того, чтобы, повернув на север, возобновить стрельбу по «Альбатросу».
После начала постановки дымзавесы (около 08.00) сперва «Альбатрос», а затем и «Аугсбург» оказались на некоторое время скрыты от русских артиллеристов. Затем в какой-то период времени (возможно, 08.10 08-15 или около того) «Аугсбург» и миноносцы перерезали курс русских кораблей. В этот момент миноносцы отделяло от «Адмирала Макарова» порядка 33 кабельтов, а «Аугсбург» - 50 кабельтов. Затем германские корабли перешли на левую раковину русских крейсеров и в 08.35 противники окончательно потеряли друг друга из вида.
В принципе, уже ближе к 08.00 стрельба по «Аугсбургу» потеряла смысл – он пошел наперерез курса русских крейсеров в промежутке между 07.55-08.00 и теперь, чтобы продолжать удерживать его на постоянном курсовом угле 40 град., Михаилу Коронатовичу Бахиреву пришлось бы отворачивать от скрывшегося за дымовой завесой «Альбатроса». В то же время «Аугсбург» находился на пределе видимости – его разделяло с русскими крейсерами порядка 50 кбт, кроме того, он скрывался за дымовой завесой. Как ни печально было это признавать, но «Аугсбургу» все же удалось уйти невозбранно, и оставалось теперь только уничтожить «Альбатрос». «Адмирал Макаров» и «Баян» следовали (грубо) на восток, «Богатырь и «Олег» - на север. Примерно в 08.10 («Адмирал Макаров» - чуть раньше) все они обогнули дымовую завесу немцев и увидели «Альбатрос». Увы, точно неизвестно, на каком расстоянии он находился в этот момент от русских крейсеров, но вряд ли оно было больше 45 кбт.
В 08.20 произошло два по-своему знаменательных события. Спустя 10 минут после открытия огня (08.10) первый русский снаряд попал, наконец, в «Альбатрос», повредив верхнюю палубу и борт в корме, после чего попадания в германский минный заградитель следовали регулярно. Второе событие Г. Ролльман описывает так:
««Аугсбург» с 08.20 и до 08.33 (время изменено на русское – прим. авт.) получил возможность еще раз обстрелять с больших расстояний флагманский корабль, для чего повернул на него, чтобы отвлечь внимание от «Альбатроса» и вызвать погоню за собой. Но, принимая во внимание переменную видимость, колебавшуюся в пределах от 5 до 7 миль, коммодор во всяком случае придерживался осторожного образа действий».
С первым утверждением Г. Ролльмана согласиться довольно сложно, уже хотя бы потому, что с русских кораблей ничего такого не наблюдали, а германский историк даже не посчитал нужным отметить героический разворот «Аугсбурга» навстречу противнику на приведенной в книге схеме. А вот второе утверждение, касающееся осторожного образа действий И. Карфа, вне всякого сомнения, совершенно справедливо. «Аугсбург» настолько осторожно стрелял по русскому флагману целых 13 минут, что на «Адмирале Макарове» так и не заметили обстрела.
Вероятнее всего, дело было так – в то время, как «Аугсбург» удирал по все лопатки, его прикрыла дымзавеса миноносцев, так что он потерял из видимости русские крейсера. Затем легкий крейсер вошел в полосу тумана, или еще в какие-то метеоусловия, сократившие ему видимость, и потерял русских до 08.20. После этого на флагмане И. Карфа заметили «Адмирал Макаров» (или «Баян») и открыли огонь по нему на отходе – дистанция между противниками быстро увеличивалась и в 08.33 на «Аугсбурге» перестали видеть неприятеля. Это очень хорошо соотносится с русскими данными - на броненосных крейсерах перестали видеть «Аугсбург» и миноносцы в 08.35. Разница в пару минут более чем объяснима особенностями видимости (в одну сторону горизонта видно хуже, чем в другую) или же простым округлением времени в рапорте. В то же время стрельба «Аугсбурга» не заслуживала того, чтобы быть отмеченной отдельно – ну, бежал вражеский крейсер, понятное дело, что отстреливался при этом, что ж тут такого? Вопросы здесь возникают только к коммодору И. Карфу, который, судя по всему, и тут слегка «приукрасил» свой рапорт, выдав перестрелку на отходе за героическую попытку отвлечь врага на себя.
Как бы то ни было, примерно в 08.10 русские крейсера сосредоточили огонь на «Альбатросе». Абсолютно все авторы: и отечественные, и иностранные, не нашли хороших слов для русских артиллеристов. По их мнению, стрельба была плохо организована, русские комендоры – неумелы, и в общем, расстрел «Альбатроса» превратился в большой конфуз. Попробуем разобраться, что же произошло на самом деле.
Продолжение следует...
Информация