Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 9. Заключение и выводы
Итак, «Готландский цикл» подошел к концу. Мы дали полное описание боя у Готланда (насколько это было в наших силах) и теперь осталось только «итожить говоренное», то есть свести выводы из всех предыдущих статей воедино. Кроме этого, будет интересно рассмотреть выводы, которые сделали по результатам боя у Готланда немцы.
Сразу можно сказать следующее. Никакого «позора» русского флота у острова Готланд 19 июня 1915 г. не состоялось. Фактически произошло следующее:
1. Службе связи Балтийского флота удалось оперативно вскрыть намерения противника сосредоточить все основную массу боевых кораблей в Киле для проведения императорского смотра, на котором должен был присутствовать кайзер;
2. Штаб флота оперативно (не более, чем за 12 часов) разработал и довел до непосредственных исполнителей достаточно сложный план операции по обстрелу германского порта, предусматривавший использование разнородных сил с выделением демонстрационной группы, сил дальнего прикрытия, а также развертывания подводных лодок на путях возможного следования неприятеля. Пожалуй, единственным недостатком плана стало изменение объекта атаки – по настоянию нового командующего флотом В.А. Канина вместо Кольберга был выбран Мемель;
3. Развертывание надводных кораблей производилось в соответствии с планом, однако сказались недостатки материальной части отечественных подводных лодок, в результате чего пришлось назначить им районы патрулирования не там, где этого требовала обстановка. Тем не менее штаб флота, располагая всего лишь одной полностью боеспособной ПЛ (речь идет об английской Е-9 под командованием Макса Хортона) назначил ее именно туда, где ее присутствие могло принести наибольшую пользу;
4. Обстрелу Мемеля помешал сильнейший туман, но благодаря четким и профессиональным действиям службы связи Балтийского флота был обнаружен отряд коммодора И. Карпфа (в русскоязычных источниках ошибочно указывается «Карф»), выполнявший постановку минного заграждения в северной части Балтики;
5. Специалисты-разведчики обеспечили оперативную дешифровку германских радиограмм и пересылку их на флагманский корабль командира Отряда особого назначения, Михаила Коронатовича Бахирева, что позволило последнему без каких-либо проблем перехватить корабли И. Карпфа. Обнаружение и наведение собственных сил на отряд неприятеля следует считать блестящим успехом службы балтийской морской радиоразведки (функционировавшей под названием Служба связи Балтийского флота), а также образцом взаимодействия с кораблями флота;
6. Вопреки распространенному мнению, М.К. Бахирев и его 1-ая бригада крейсеров не затевали каких-то сложных маневров в бою с «Аугсбургом», «Альбатросом» и тремя миноносцами. Анализ их маневрирования, по данным отечественных и германских источников, показывает, что на протяжении большей части боя русские корабли постоянно и на полной скорости шли на пересечение курса противника или ему вдогон, стараясь задействовать по нему как можно больше артиллерии. Исключение из этого правила возникло лишь тогда, когда германские миноносцы поставили дымовую завесу и корабли 2-ой полубригады «Богатырь» и «Олег» изменили курс, чтобы обойти ее – но и в этом случае их маневр следует признать правильным и полностью отвечающим складывающейся ситуации;
7. Вопреки не менее распространенному мнению о неточной стрельбе русских кораблей, 203-мм артиллерия броненосных крейсеров «Баян» и «Адмирал Макаров» добилась (с учетом различных допущений) от 4,29% и до 9,23% попаданий в «Альбатрос», что свидетельствует об отличной подготовке русских артиллеристов. Отсутствие попаданий в «Аугсбург» объясняется высокой скоростью последнего, отчего тот имел возможность держаться на пределе видимости, которая в тот день не превышала 4,5-5 миль, и того, что крейсер быстро покинул поле боя.
8. Дальнейшие действия М.К. Бахирева определялись двумя факторами, которые, к сожалению, часто недооценивались отечественной историографией. Во-первых, он ошибочно опознал минный заградитель «Альбатрос» как крейсер типа «Ундине». Во-вторых, служба связи Балтийского флота, столь блестяще работавшая до этого, впоследствии, увы, дезинформировала русского командующего, передав на флагманский «Адмирал Макаров» информацию о присутствии сильного германского отряда, включающего в себя броненосные корабли, у северной оконечности Готланда. В результате этого М.К. Бахирев мог только гадать о том, что вообще происходит и зачем И. Карпф вывел свои корабли в море. Если бы русский командующий понял, что загнал на камни минный заградитель «Альбатрос», он легко догадался бы о цели германской операции, а так… Видя вражеские легкие крейсера и миноносцы и «зная» о присутствии сильного германского отряда, фактически, отрезавшего русским путь к отступлению, М.К. Бахирев видел свою основную задачу в том, чтобы как можно быстрее соединиться с броненосцами дальнего прикрытия («Цесаревич» и «Слава») для того, чтобы иметь возможность дать немцам решительный бой;
9. В результате М.К. Бахирев не дал серьезного отпора отряду «Роона», но фактически только отстреливался от него. Вне всякого сомнения, затевать решительную драку с вражеским броненосным крейсером, имея ощущавшийся уже дефицит снарядов, и в преддверии боя с другим сильным германским отрядом было бы совершенно неумно. В сущности, Михаил Коронатович принял единственно правильное решение исходя из той информации, которой обладал. Кроме того, М.К. Бахирев обеспечил командира «Рюрика» А.М. Пышнова необходимой и достаточной информацией для того, чтобы тот мог перехватить германский отряд и навязать бой «Роону»;
10. «Рюрик» смог перехватить отряд «Роона» и действовал упорно и настойчиво, сперва пытаясь сократить дистанцию с германскими кораблями, а затем дав им бой, приведя «Роон» на курсовой угол 60 с тем чтобы, продолжая сближаться, иметь возможность действовать по неприятелю всем бортом. Как только «Роон» отвернул, попытавшись выйти из боя, «Рюрик» последовал за ним и вновь повернул прямо на германский отряд. К сожалению, в этот момент ложное известие о перископе заставило А.М. Пышнова совершить маневр уклонения и тем самым прервать бой. Однако после этого «Рюрик» развернулся вслед германским кораблям и некоторое время преследовал их. Однако его превосходство в скорости не было настолько велико (если оно вообще было), чтобы быстро сблизиться с «Рооном». На это могли уйти часы, а таким временем «Рюрик» не располагал, тем более что М.К. Бахирев сообщил А.М. Пышнову «Опасаться подходу неприятеля с юга». Поэтому, после безрезультатного преследования, «Рюрик» отвернул и пошел вслед за крейсерами М.К. Бахирева;
11. Плохую стрельбу «Рюрика» (ни в кого не попал) следует отнести как на результат значительных дистанций боя и неважную видимость («Роон», на который «Рюрик» перенес огонь сразу же после того, как на нем опознали германский броненосный крейсер также не добился ни единого попадания), но также и на растренированность команды «Рюрика», потому что из за повреждения корпуса о каменную банку 1 февраля 1915 г корабль полгода перед операцией находился в ремонте и не имел возможности вести боевую подготовку. Возможно, были и другие причины (практически полный износ орудий главного калибра, если только их не меняли во время ремонта);
12. Британская подводная лодка Е-9 продемонстрировала традиционно высокий уровень боевой подготовки и смогла поразить торпедой броненосный крейсер «Принц Адальберт», поспешивший на помощь отряду И. Крапфа;
Как мы видим, ни штабные офицеры, ни разведка Балтфлота, ни отряд особого назначения и его командиры ни в чем не заслужили упрека. Штаб в кратчайшие сроки разработал план операции, которая протекала не так, как это было задумано, но все равно привела к существенным потерям немцев. Успех Е-9 нельзя отнести на счет действий русских кораблей, но Макс Хортон добился его в том числе и потому, что его подводная лодка была отправлена именно в тот район, откуда вышел отряд прикрытия, то есть заслуга штабных офицеров Балтфлота в торпедировании «Принца Адальберта» неоспорима. «Наведение» отряда М.К. Бахирева на силы И. Карпфа следует считать образцом действий радиотехнической разведки. Командиры и экипажи отряда особого назначения действовали профессионально и агрессивно там, где это не было связано с неоправданным, чрезмерным риском. Маневрирование русских кораблей следует считать оптимальным во всех случаях. Тот факт, что из отряда И. Карпфа 1-ой бригаде крейсеров удалось уничтожить только самый тихоходный корабль – минный заградитель «Альбатрос» (который, кстати говоря, практически не уступал русским крейсерам в скорости) вызван отнюдь не пробелами в тактике, боевой подготовке, или нехватке решимости русских экипажей. Моряки 1-ой эскадры крейсеров не достигли большего успеха лишь потому, что они вынуждены были идти в бой на кораблях еще доцусимских проектов. Будь в распоряжении М.К. Бахирева современные быстроходные крейсера – результат боя был бы совершенно иным. Что же до крейсера «Рюрик», то он, в общем, также действовал образцово для корабля, полгода перед операцией простоявшего в ремонте.
Анализ решений Михаила Коронатовича Бахирева приводит к выводу, что командующий русскими силами не допустил никакой ошибки. Все его действия были своевременными и правильными – разумеется, с учетом того объема информации, которым М.К. Бахирев располагал.
А вот о немецких моряках, как ни странно, мы ничего подобного сказать не можем.
Вне всякого сомнения, силы кайзерлихмарине на Балтике были невелики. Но тем внимательнее следовало быть немецким адмиралам, планируя свои операции! Они же совершенно расслабились и не ожидали от русских никакого подвоха. Единственным оправданием для них может служить то, что русский флот своей длительной пассивностью сам спровоцировал их на это, но… «Уставы пишутся кровью», и никогда не нужно делать себе скидки – каким бы вялым и нерешительным не казался враг. Немцы забыли эту прописную истину, за что, собственно, и поплатились.
Итак, что мы видим? Из трех броненосных крейсеров, которые могли принять участие в прикрытии «Альбатроса», по факту был задействован только один – «Роон». Два других – «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» изображали из себя дальнее прикрытие. Русские броненосцы «Слава» и «Цесаревич» покинули места базирования и вышли к Або-Аландской шхерной позиции, где и пребывали в полной готовности немедленно выйти в море, как только это понадобится. Они осуществляли дальнее прикрытие кораблей М.К. Бахирева. А что делали броненосные крейсера контр-адмирала фон Гопмана, которым понадобилось почти четыре часа только для того, чтобы выйти из устья Вислы? Можно назвать это как угодно, но словосочетание «дальнее прикрытие» к ним совершенно неприменимо.
Судя по всему, коммодору И. Карфу и в голову не могло прийти опасаться русских кораблей в средней (тем более - южной) части Балтики. Его действия неопровержимо свидетельствуют о том, что единственно, чего он опасался – это русских крейсеров, патрулирующих у горла Финского залива. Именно поэтому он с такой легкостью разделил свои силы и отправил «Роон» с «Любеком» в Либаву незадолго до того, как был перехвачен 1-ой бригадой крейсеров.
Если бы немцы рассматривали возможность противодействия русского флота сколько-нибудь всерьез, им следовало перевести «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» в Либаву, где они были намного ближе к району минной постановки, и откуда, в случае чего, они действительно смогли бы оказать помощь отряду И. Карпфа. Но ничего подобного сделано не было.
В общем, первая ошибка немцев – отсутствие дальнего прикрытия, была допущена на этапе планирования операции, вторую – отправку «Роона» и «Любека» с частью миноносцев в Либаву совершил уже сам И. Карпф. Затем его отряд был перехвачен бригадой крейсеров М.К. Бахирева, и…
Немецкое описание боя «Аугсбурга», «Альбатроса» и трех миноносцев с русскими крейсерами весьма противоречиво, и это факт, а нижеследующее представляет собой личное мнение автора настоящей статьи. Так вот, при сопоставлении отечественных и немецких источников создается стойкое впечатление, что И. Карпф просто запаниковал и бежал с поля боя. Миноносцы, собравшись сперва идти в героическую и самоубийственную торпедную атаку на куда как превосходящий их русский отряд, видя бегущего флагмана изменили точку зрения и бежали вслед за ним. Впоследствии же, немецкие командиры устыдились своих действий и постарались придать своим действиям «немного тактического блеска». Так, например, согласно русских данных «Аугсбург» бежал, а затем был прикрыт дымзавесой миноносцев и, на какое-то время, перестал быть видимым. Затем, когда крейсера М.К. Бахирева обошли завесу, «Аугсбург» показался вновь – стреляя по русским крейсерам, он продолжал отступление и скоро скрылся в тумане. Но в изложении И. Крапфа этот эпизод выгляди так – «Аугсбург» отступил, затем вернулся и, пытаясь отвлечь внимание русских крейсеров на себя, в течение 13 минут обстреливал «Адмирала Макарова», а когда это ему не удалось - отступил вновь.
Единственный корабль отряда И. Карпфа, который совершенно точно ни в чем не заслужил упрека – это минный заградитель «Альбатрос». Экипаж героически сражался до последнего и сумел-таки довести свой израненный корабль до шведских территориальных вод, чем уберег его от гибели. Разумеется, «Альбатрос» был интернирован и в дальнейших боевых действиях участия не принимал, но в дальнейшем был возвращен Германии.
Однако подвиг экипажа «Альбатроса» в очередной раз засвидетельствовал, что героизм представляет собой средство искупления чужой некомпетентности. Мы уже говорили выше, что И. Карпфу не следовало отпускать «Роон» и «Любек», но сейчас речь пойдет не об этом. Даже столкнувшись с русской эскадрой без поддержки броненосного крейсера, «Альбатросу», в общем-то, не нужно было умирать, потому что И. Карпф немедленно вызвал «Роон» на помощь. Приди она, эта помощь, вовремя, и скорее всего «Альбатрос» уцелел бы, потому что даже в одиночку «Роон» был сильнее «Баяна» и «Адмирала Макарова» вместе взятых, а «Рюрик» все еще находился слишком далеко. Но «Роон» не подошел на помощь вовремя, а почему? По причине ошибки его штурмана, умудрившегося заблудиться и привести корабль совсем не туда, куда его звали, и где он был нужен. В итоге помощь не пришла, и «Альбатрос» вынужден был выброситься на скалы, но что же дальше делал броненосный крейсер?
Одно из двух – или командир «Роона» лгал в своем рапорте, или же здравый смысл не считался качеством, необходимым для командования военными кораблями кайзерлихмарин. То, что командир броненосного крейсера решил, что находится между двумя русскими отрядами, в принципе объяснимо – «потеряв» свое местоположение в результате ошибки штурмана и обнаружив русский отряд «в неположенном месте», легко представить, что ты встретился с другим отрядом противника и что этих отрядов по меньшей мере два. Но дальше-то что? «Роон», по мнению его командира, оказался «в тисках», потому что русские как будто были с севера и с юга. Южный русский отряд угрожал кораблям коммодора И. Карпфа, северный никому не угрожал и уходил себе на север. И командир «Роона», задачей которого было, вообще-то, оказание помощи И. Карпфу, вместо поворота на юг бежит вдогон северному отряду, вступает с ним в бой, через какое-то время «одумывается» («Что ж это я, ведь моему командиру нужна помощь на юге!»), выходит из боя и торопится обратно на юг…
А как прикажете оценивать действия фон Гопмана, находившегося со своими броненосными крейсерами в Данциге и получившего в 08.12 радиограмму, из которой неопровержимо следовало, что немецкие корабли в море ведут бой? Который на протяжении 35 минут после этого хранил олимпийское спокойствие, не предпринимая ничего? Зато потом, спустя еще три часа (когда его корабли уже заведомо ничего не решали и никому помочь не могли), фон Гопман рванулся вперед, не дожидаясь миноносцев. И даже те, что были взяты с собой, контр-адмирал не потрудился выставить в противолодочное охранение. Вне всякого сомнения, фон Гопман «отреагировал», вот только ценой этого стала огромная дыра в борту «Принца Адальберта» и гибель десяти человек. Не многовато ли для строчки в рапорте?
В общем, ни замысел немецкой операции, ни ее исполнение, ни действия германских командиров во время боя не заслуживают одобрения. Светлым пятном на общем фоне выглядит только героизм экипажа «Альбатроса», да великолепная подготовка артиллеристов «Любека», моментально пристрелявшихся по «Рюрику» с предельных для себя дистанций.
Каков же итог боя у Готланда?
Как известно, «Альбатрос» выбросился на камни и больше в войне участия не принимал, а торпедированный «Принц Адальберт» на два месяца выбыл из строя. «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рюрик» получили незначительные повреждения.
В ходе обсуждений Готландского боя автор настоящей статьи неоднократно сталкивался с сожалениями, что на камни выбросился всего лишь минный заградитель, а не крейсер, как в ходе боя полагал М.К. Бахирев. Но справедливости ради нужно сказать: морская война на Балтике была во многом минной войной, и тут значимость быстроходного минного заградителя трудно переоценить. В то же время легких крейсеров «у кайзера много», и с этой точки зрения потеря «Альбатроса» для кайзерлихмарин была куда чувствительнее, чем «крейсера типа «Ундине»», как о нем думал М.К. Бахирев.
Ну а как отреагировали на этот бой немцы?
К сожалению, большинство источников не дают ответа на этот вопрос. А зря, потому что в противном случае заявления, наподобие тех, что сделал Больных А.Г. в своей книге «Трагедия ошибок»:
были бы вряд ли возможны.
Но вернемся к немецкому командованию. Спустя 9 дней после боя, 28 июня 1915 г, Генрих Прусский представил в Адмиралштаб доклад об обстоятельствах боя, основанный на рапортах И. Карпфа и его командиров. В своем докладе гросс-адмирал в целом одобрил действия немецких сил, упрекнув И. Карпфа лишь в том, что он слишком рано отделил от отряда «Любек» и «Роон». Начальник Адмиралштаба, адмирал Г. Бахман, видимо завороженный красочными тезисами доклада о «самоотверженной поддержке кораблей» и «стремлении сблизиться с врагом», в целом согласился с принцем Генрихом, но отметил, что, по его мнению, торпедная атака была прекращена в момент, когда русские крейсера уже находились в пределах дальности «мин Уайтхеда», и что продолжение торпедной атаки заставило бы русские крейсера отвернуть, а это давало «Альбатросу» надежду на спасение. Впрочем, он согласился с тем, что в этом случае корабли М.К. Бахирева все равно уничтожили бы «Альбатрос», хотя бы даже и в шведских водах.
Однако столь чудное единение взглядов кайзер Вильгельм II совершенно не разделил и потребовал объяснений «о причинах, побудивших как в начале операции, так и во время ее проведения отступить от основного принципа – сосредоточения сил». Естественно, фон Гопман, будучи командующим германских разведывательных сил на Балтике, не мог дать вменяемого ответа на этот вопрос. Поэтому он пустился «во все тяжкие», начав расписывать устарелость большинства своих кораблей и (внимание!) могущество Балтийского флота, который явно не собирался больше отсиживаться за минными заграждениями Финского залива. «Общее ведение борьбы на Балтийском море строится на том предположении, что русский флот обладает очень ограниченной инициативой и дееспособностью. Без этой предпосылки общее превосходство сил русского флота… …заставляет во всякое время ожидать проведения ответных ударов».
Можно только догадываться, что думал принц Генрих, читая этот рапорт фон Гопмана, но, по мнению автора, он схватился за голову. Вне всякого сомнения, кайзер зрил в корень и после доклада Г. Бахмана задал тому ключевой вопрос – почему германские силы в нужный момент оказались рассредоточены? А теперь в качестве ответа на этот вопрос фон Гопман предлагает учитывать «могущество русского флота», но, раз этот флот действительно могуч и больше не сидит за минными заграждениями, то это тем более требовало сосредоточения германских сил! Которого сделано не было. Фактически фон Гопман в своем рапорте написал следующее: «Мы рассчитывали, что русский флот останется пассивным и не сделали ничего на случай его вмешательства». То есть своим рапортом фон Гопман, можно сказать, «закопал» сам себя!
В этих условиях у принца Генриха просто не оставалось другого выхода, как «принять огонь на себя» - он доложил кайзеру, что одобряет разделение сил, сделанное младшим флагманом, хотя ранее он сам упрекал его за это. Но это одобрение вышестоящей инстанции (как-никак Генрих Прусский носил чин грросс-адмирала) отвело «громы и молнии» от головы фон Гопмана и на этом дело было исчерпано. По заключению Адмиралштаба, потеря минного заградителя «Альбатрос» оказалась «следствием плохой видимости и существовавшей до того времени, однако, вполне обосновано, недооценки противника».
Иными словами, заявление А.Г. Больных о том, что «противник Балтийский флот больше в расчет не принимал» верно… с точностью до наоборот. На самом деле именно после боя у Готланда немцы пришли к выводу, что до сих пор недооценивали русских, и делали это совершенно напрасно.
Сразу же после боя Адмиралштаб перебросил на Балтику легкий крейсер «Бремен» и новейший миноносец V-99 (как ни странно – оба они погибли в том же 1915-ом году, первый на минах, второй – под огнем «Новика»). А спустя каких-то два дня после боя, 21 июня 1915 г., кайзер подписал приказ о переводе на Балтику:
1. 4-ой эскадры линкоров - семь броненосцев типов «Брауншвейг» и «Виттельсбах» под командованием вице-адмирала Шмидта;
2. 8-ой флотилии миноносцев – одиннадцать вымпелов под командованием фрегаттен-капитана Хундертмарка;
3. Двух подводных лодок.
Начальник Адмиралштаба так докладывал об этих мерах статс-секретарю имперского морского управления (то есть – морскому министру) Тирпицу:
Иными словами, бой у Готланда, состоявшийся 19 июня 1915 г., или «Позор у острова Готланд» (по мнению некоторых наших историков и публицистов) повлек за собой полное изменение представлений о необходимом наряде сил на Балтике. До боя у Готланда считалось, что задачи кайзерлихмарин здесь могут выполнить три броненосных крейсера. После боя немцы сочли необходимым использовать для решения тех же задач семь эскадренных броненосцев и два броненосных крейсера. Разумеется, подобное изменение отношения к русскому Балтийскому флоту бесконечно далеко от «перестали принимать во внимание».
А что же фон Гопман? Формально он сохранил свой пост, но теперь подчинялся напрямую вице-адмиралу Шмидту, командующему 4-ой эскадрой линкоров. Насколько известно автору (но это неточно), фон Гопман больше никогда не занимал постов, подразумевающих самостоятельное руководство отрядами флота.
И последнее. Как мы говорили ранее, основной целью набега на Мемель являлось воздействие на общественное мнение населения Германии. Обстрел не состоялся, но информация о появлении русских крейсеров в южной Балтике и гибель «Альбатроса» получили широкую огласку – так, уже 20 июня (на следующий день после боя) ревельские газеты опубликовали телеграмму из Стокгольма о бое у Готланда. Согласно многочисленным агентурным сообщениям, гибель минного заградителя произвела огромное впечатление на общественные круги Германии, да, собственно, и адмирал Г. Бахман говорил о ней, как об имеющей «большое моральное значение». Таким образом, и в этом смысле русская операция завершилась полным успехом.
Спасибо за внимание!
Сразу можно сказать следующее. Никакого «позора» русского флота у острова Готланд 19 июня 1915 г. не состоялось. Фактически произошло следующее:
1. Службе связи Балтийского флота удалось оперативно вскрыть намерения противника сосредоточить все основную массу боевых кораблей в Киле для проведения императорского смотра, на котором должен был присутствовать кайзер;
2. Штаб флота оперативно (не более, чем за 12 часов) разработал и довел до непосредственных исполнителей достаточно сложный план операции по обстрелу германского порта, предусматривавший использование разнородных сил с выделением демонстрационной группы, сил дальнего прикрытия, а также развертывания подводных лодок на путях возможного следования неприятеля. Пожалуй, единственным недостатком плана стало изменение объекта атаки – по настоянию нового командующего флотом В.А. Канина вместо Кольберга был выбран Мемель;
3. Развертывание надводных кораблей производилось в соответствии с планом, однако сказались недостатки материальной части отечественных подводных лодок, в результате чего пришлось назначить им районы патрулирования не там, где этого требовала обстановка. Тем не менее штаб флота, располагая всего лишь одной полностью боеспособной ПЛ (речь идет об английской Е-9 под командованием Макса Хортона) назначил ее именно туда, где ее присутствие могло принести наибольшую пользу;
4. Обстрелу Мемеля помешал сильнейший туман, но благодаря четким и профессиональным действиям службы связи Балтийского флота был обнаружен отряд коммодора И. Карпфа (в русскоязычных источниках ошибочно указывается «Карф»), выполнявший постановку минного заграждения в северной части Балтики;
5. Специалисты-разведчики обеспечили оперативную дешифровку германских радиограмм и пересылку их на флагманский корабль командира Отряда особого назначения, Михаила Коронатовича Бахирева, что позволило последнему без каких-либо проблем перехватить корабли И. Карпфа. Обнаружение и наведение собственных сил на отряд неприятеля следует считать блестящим успехом службы балтийской морской радиоразведки (функционировавшей под названием Служба связи Балтийского флота), а также образцом взаимодействия с кораблями флота;
6. Вопреки распространенному мнению, М.К. Бахирев и его 1-ая бригада крейсеров не затевали каких-то сложных маневров в бою с «Аугсбургом», «Альбатросом» и тремя миноносцами. Анализ их маневрирования, по данным отечественных и германских источников, показывает, что на протяжении большей части боя русские корабли постоянно и на полной скорости шли на пересечение курса противника или ему вдогон, стараясь задействовать по нему как можно больше артиллерии. Исключение из этого правила возникло лишь тогда, когда германские миноносцы поставили дымовую завесу и корабли 2-ой полубригады «Богатырь» и «Олег» изменили курс, чтобы обойти ее – но и в этом случае их маневр следует признать правильным и полностью отвечающим складывающейся ситуации;
7. Вопреки не менее распространенному мнению о неточной стрельбе русских кораблей, 203-мм артиллерия броненосных крейсеров «Баян» и «Адмирал Макаров» добилась (с учетом различных допущений) от 4,29% и до 9,23% попаданий в «Альбатрос», что свидетельствует об отличной подготовке русских артиллеристов. Отсутствие попаданий в «Аугсбург» объясняется высокой скоростью последнего, отчего тот имел возможность держаться на пределе видимости, которая в тот день не превышала 4,5-5 миль, и того, что крейсер быстро покинул поле боя.
8. Дальнейшие действия М.К. Бахирева определялись двумя факторами, которые, к сожалению, часто недооценивались отечественной историографией. Во-первых, он ошибочно опознал минный заградитель «Альбатрос» как крейсер типа «Ундине». Во-вторых, служба связи Балтийского флота, столь блестяще работавшая до этого, впоследствии, увы, дезинформировала русского командующего, передав на флагманский «Адмирал Макаров» информацию о присутствии сильного германского отряда, включающего в себя броненосные корабли, у северной оконечности Готланда. В результате этого М.К. Бахирев мог только гадать о том, что вообще происходит и зачем И. Карпф вывел свои корабли в море. Если бы русский командующий понял, что загнал на камни минный заградитель «Альбатрос», он легко догадался бы о цели германской операции, а так… Видя вражеские легкие крейсера и миноносцы и «зная» о присутствии сильного германского отряда, фактически, отрезавшего русским путь к отступлению, М.К. Бахирев видел свою основную задачу в том, чтобы как можно быстрее соединиться с броненосцами дальнего прикрытия («Цесаревич» и «Слава») для того, чтобы иметь возможность дать немцам решительный бой;
9. В результате М.К. Бахирев не дал серьезного отпора отряду «Роона», но фактически только отстреливался от него. Вне всякого сомнения, затевать решительную драку с вражеским броненосным крейсером, имея ощущавшийся уже дефицит снарядов, и в преддверии боя с другим сильным германским отрядом было бы совершенно неумно. В сущности, Михаил Коронатович принял единственно правильное решение исходя из той информации, которой обладал. Кроме того, М.К. Бахирев обеспечил командира «Рюрика» А.М. Пышнова необходимой и достаточной информацией для того, чтобы тот мог перехватить германский отряд и навязать бой «Роону»;
10. «Рюрик» смог перехватить отряд «Роона» и действовал упорно и настойчиво, сперва пытаясь сократить дистанцию с германскими кораблями, а затем дав им бой, приведя «Роон» на курсовой угол 60 с тем чтобы, продолжая сближаться, иметь возможность действовать по неприятелю всем бортом. Как только «Роон» отвернул, попытавшись выйти из боя, «Рюрик» последовал за ним и вновь повернул прямо на германский отряд. К сожалению, в этот момент ложное известие о перископе заставило А.М. Пышнова совершить маневр уклонения и тем самым прервать бой. Однако после этого «Рюрик» развернулся вслед германским кораблям и некоторое время преследовал их. Однако его превосходство в скорости не было настолько велико (если оно вообще было), чтобы быстро сблизиться с «Рооном». На это могли уйти часы, а таким временем «Рюрик» не располагал, тем более что М.К. Бахирев сообщил А.М. Пышнову «Опасаться подходу неприятеля с юга». Поэтому, после безрезультатного преследования, «Рюрик» отвернул и пошел вслед за крейсерами М.К. Бахирева;
11. Плохую стрельбу «Рюрика» (ни в кого не попал) следует отнести как на результат значительных дистанций боя и неважную видимость («Роон», на который «Рюрик» перенес огонь сразу же после того, как на нем опознали германский броненосный крейсер также не добился ни единого попадания), но также и на растренированность команды «Рюрика», потому что из за повреждения корпуса о каменную банку 1 февраля 1915 г корабль полгода перед операцией находился в ремонте и не имел возможности вести боевую подготовку. Возможно, были и другие причины (практически полный износ орудий главного калибра, если только их не меняли во время ремонта);
12. Британская подводная лодка Е-9 продемонстрировала традиционно высокий уровень боевой подготовки и смогла поразить торпедой броненосный крейсер «Принц Адальберт», поспешивший на помощь отряду И. Крапфа;
Как мы видим, ни штабные офицеры, ни разведка Балтфлота, ни отряд особого назначения и его командиры ни в чем не заслужили упрека. Штаб в кратчайшие сроки разработал план операции, которая протекала не так, как это было задумано, но все равно привела к существенным потерям немцев. Успех Е-9 нельзя отнести на счет действий русских кораблей, но Макс Хортон добился его в том числе и потому, что его подводная лодка была отправлена именно в тот район, откуда вышел отряд прикрытия, то есть заслуга штабных офицеров Балтфлота в торпедировании «Принца Адальберта» неоспорима. «Наведение» отряда М.К. Бахирева на силы И. Карпфа следует считать образцом действий радиотехнической разведки. Командиры и экипажи отряда особого назначения действовали профессионально и агрессивно там, где это не было связано с неоправданным, чрезмерным риском. Маневрирование русских кораблей следует считать оптимальным во всех случаях. Тот факт, что из отряда И. Карпфа 1-ой бригаде крейсеров удалось уничтожить только самый тихоходный корабль – минный заградитель «Альбатрос» (который, кстати говоря, практически не уступал русским крейсерам в скорости) вызван отнюдь не пробелами в тактике, боевой подготовке, или нехватке решимости русских экипажей. Моряки 1-ой эскадры крейсеров не достигли большего успеха лишь потому, что они вынуждены были идти в бой на кораблях еще доцусимских проектов. Будь в распоряжении М.К. Бахирева современные быстроходные крейсера – результат боя был бы совершенно иным. Что же до крейсера «Рюрик», то он, в общем, также действовал образцово для корабля, полгода перед операцией простоявшего в ремонте.
Анализ решений Михаила Коронатовича Бахирева приводит к выводу, что командующий русскими силами не допустил никакой ошибки. Все его действия были своевременными и правильными – разумеется, с учетом того объема информации, которым М.К. Бахирев располагал.
А вот о немецких моряках, как ни странно, мы ничего подобного сказать не можем.
Вне всякого сомнения, силы кайзерлихмарине на Балтике были невелики. Но тем внимательнее следовало быть немецким адмиралам, планируя свои операции! Они же совершенно расслабились и не ожидали от русских никакого подвоха. Единственным оправданием для них может служить то, что русский флот своей длительной пассивностью сам спровоцировал их на это, но… «Уставы пишутся кровью», и никогда не нужно делать себе скидки – каким бы вялым и нерешительным не казался враг. Немцы забыли эту прописную истину, за что, собственно, и поплатились.
Итак, что мы видим? Из трех броненосных крейсеров, которые могли принять участие в прикрытии «Альбатроса», по факту был задействован только один – «Роон». Два других – «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» изображали из себя дальнее прикрытие. Русские броненосцы «Слава» и «Цесаревич» покинули места базирования и вышли к Або-Аландской шхерной позиции, где и пребывали в полной готовности немедленно выйти в море, как только это понадобится. Они осуществляли дальнее прикрытие кораблей М.К. Бахирева. А что делали броненосные крейсера контр-адмирала фон Гопмана, которым понадобилось почти четыре часа только для того, чтобы выйти из устья Вислы? Можно назвать это как угодно, но словосочетание «дальнее прикрытие» к ним совершенно неприменимо.
Судя по всему, коммодору И. Карфу и в голову не могло прийти опасаться русских кораблей в средней (тем более - южной) части Балтики. Его действия неопровержимо свидетельствуют о том, что единственно, чего он опасался – это русских крейсеров, патрулирующих у горла Финского залива. Именно поэтому он с такой легкостью разделил свои силы и отправил «Роон» с «Любеком» в Либаву незадолго до того, как был перехвачен 1-ой бригадой крейсеров.
Если бы немцы рассматривали возможность противодействия русского флота сколько-нибудь всерьез, им следовало перевести «Принц Адальберт» и «Принц Генрих» в Либаву, где они были намного ближе к району минной постановки, и откуда, в случае чего, они действительно смогли бы оказать помощь отряду И. Карпфа. Но ничего подобного сделано не было.
В общем, первая ошибка немцев – отсутствие дальнего прикрытия, была допущена на этапе планирования операции, вторую – отправку «Роона» и «Любека» с частью миноносцев в Либаву совершил уже сам И. Карпф. Затем его отряд был перехвачен бригадой крейсеров М.К. Бахирева, и…
Немецкое описание боя «Аугсбурга», «Альбатроса» и трех миноносцев с русскими крейсерами весьма противоречиво, и это факт, а нижеследующее представляет собой личное мнение автора настоящей статьи. Так вот, при сопоставлении отечественных и немецких источников создается стойкое впечатление, что И. Карпф просто запаниковал и бежал с поля боя. Миноносцы, собравшись сперва идти в героическую и самоубийственную торпедную атаку на куда как превосходящий их русский отряд, видя бегущего флагмана изменили точку зрения и бежали вслед за ним. Впоследствии же, немецкие командиры устыдились своих действий и постарались придать своим действиям «немного тактического блеска». Так, например, согласно русских данных «Аугсбург» бежал, а затем был прикрыт дымзавесой миноносцев и, на какое-то время, перестал быть видимым. Затем, когда крейсера М.К. Бахирева обошли завесу, «Аугсбург» показался вновь – стреляя по русским крейсерам, он продолжал отступление и скоро скрылся в тумане. Но в изложении И. Крапфа этот эпизод выгляди так – «Аугсбург» отступил, затем вернулся и, пытаясь отвлечь внимание русских крейсеров на себя, в течение 13 минут обстреливал «Адмирала Макарова», а когда это ему не удалось - отступил вновь.
Единственный корабль отряда И. Карпфа, который совершенно точно ни в чем не заслужил упрека – это минный заградитель «Альбатрос». Экипаж героически сражался до последнего и сумел-таки довести свой израненный корабль до шведских территориальных вод, чем уберег его от гибели. Разумеется, «Альбатрос» был интернирован и в дальнейших боевых действиях участия не принимал, но в дальнейшем был возвращен Германии.
Однако подвиг экипажа «Альбатроса» в очередной раз засвидетельствовал, что героизм представляет собой средство искупления чужой некомпетентности. Мы уже говорили выше, что И. Карпфу не следовало отпускать «Роон» и «Любек», но сейчас речь пойдет не об этом. Даже столкнувшись с русской эскадрой без поддержки броненосного крейсера, «Альбатросу», в общем-то, не нужно было умирать, потому что И. Карпф немедленно вызвал «Роон» на помощь. Приди она, эта помощь, вовремя, и скорее всего «Альбатрос» уцелел бы, потому что даже в одиночку «Роон» был сильнее «Баяна» и «Адмирала Макарова» вместе взятых, а «Рюрик» все еще находился слишком далеко. Но «Роон» не подошел на помощь вовремя, а почему? По причине ошибки его штурмана, умудрившегося заблудиться и привести корабль совсем не туда, куда его звали, и где он был нужен. В итоге помощь не пришла, и «Альбатрос» вынужден был выброситься на скалы, но что же дальше делал броненосный крейсер?
Одно из двух – или командир «Роона» лгал в своем рапорте, или же здравый смысл не считался качеством, необходимым для командования военными кораблями кайзерлихмарин. То, что командир броненосного крейсера решил, что находится между двумя русскими отрядами, в принципе объяснимо – «потеряв» свое местоположение в результате ошибки штурмана и обнаружив русский отряд «в неположенном месте», легко представить, что ты встретился с другим отрядом противника и что этих отрядов по меньшей мере два. Но дальше-то что? «Роон», по мнению его командира, оказался «в тисках», потому что русские как будто были с севера и с юга. Южный русский отряд угрожал кораблям коммодора И. Карпфа, северный никому не угрожал и уходил себе на север. И командир «Роона», задачей которого было, вообще-то, оказание помощи И. Карпфу, вместо поворота на юг бежит вдогон северному отряду, вступает с ним в бой, через какое-то время «одумывается» («Что ж это я, ведь моему командиру нужна помощь на юге!»), выходит из боя и торопится обратно на юг…
А как прикажете оценивать действия фон Гопмана, находившегося со своими броненосными крейсерами в Данциге и получившего в 08.12 радиограмму, из которой неопровержимо следовало, что немецкие корабли в море ведут бой? Который на протяжении 35 минут после этого хранил олимпийское спокойствие, не предпринимая ничего? Зато потом, спустя еще три часа (когда его корабли уже заведомо ничего не решали и никому помочь не могли), фон Гопман рванулся вперед, не дожидаясь миноносцев. И даже те, что были взяты с собой, контр-адмирал не потрудился выставить в противолодочное охранение. Вне всякого сомнения, фон Гопман «отреагировал», вот только ценой этого стала огромная дыра в борту «Принца Адальберта» и гибель десяти человек. Не многовато ли для строчки в рапорте?
В общем, ни замысел немецкой операции, ни ее исполнение, ни действия германских командиров во время боя не заслуживают одобрения. Светлым пятном на общем фоне выглядит только героизм экипажа «Альбатроса», да великолепная подготовка артиллеристов «Любека», моментально пристрелявшихся по «Рюрику» с предельных для себя дистанций.
Каков же итог боя у Готланда?
Как известно, «Альбатрос» выбросился на камни и больше в войне участия не принимал, а торпедированный «Принц Адальберт» на два месяца выбыл из строя. «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рюрик» получили незначительные повреждения.
В ходе обсуждений Готландского боя автор настоящей статьи неоднократно сталкивался с сожалениями, что на камни выбросился всего лишь минный заградитель, а не крейсер, как в ходе боя полагал М.К. Бахирев. Но справедливости ради нужно сказать: морская война на Балтике была во многом минной войной, и тут значимость быстроходного минного заградителя трудно переоценить. В то же время легких крейсеров «у кайзера много», и с этой точки зрения потеря «Альбатроса» для кайзерлихмарин была куда чувствительнее, чем «крейсера типа «Ундине»», как о нем думал М.К. Бахирев.
Ну а как отреагировали на этот бой немцы?
К сожалению, большинство источников не дают ответа на этот вопрос. А зря, потому что в противном случае заявления, наподобие тех, что сделал Больных А.Г. в своей книге «Трагедия ошибок»:
«Я готов поспорить на что угодно, что в Королевском Флоте после такой «победы» весь командный состав эскадры — и адмирал, и командиры кораблей — пошел бы под трибунал. Фактически эта «победа» покончила со всеми претензиями кораблей Балтийского флота на какую-то роль в этой войне. Противник их больше во внимание не принимал и не боялся, собственное верховное командование на них больше не рассчитывало».
были бы вряд ли возможны.
Но вернемся к немецкому командованию. Спустя 9 дней после боя, 28 июня 1915 г, Генрих Прусский представил в Адмиралштаб доклад об обстоятельствах боя, основанный на рапортах И. Карпфа и его командиров. В своем докладе гросс-адмирал в целом одобрил действия немецких сил, упрекнув И. Карпфа лишь в том, что он слишком рано отделил от отряда «Любек» и «Роон». Начальник Адмиралштаба, адмирал Г. Бахман, видимо завороженный красочными тезисами доклада о «самоотверженной поддержке кораблей» и «стремлении сблизиться с врагом», в целом согласился с принцем Генрихом, но отметил, что, по его мнению, торпедная атака была прекращена в момент, когда русские крейсера уже находились в пределах дальности «мин Уайтхеда», и что продолжение торпедной атаки заставило бы русские крейсера отвернуть, а это давало «Альбатросу» надежду на спасение. Впрочем, он согласился с тем, что в этом случае корабли М.К. Бахирева все равно уничтожили бы «Альбатрос», хотя бы даже и в шведских водах.
Однако столь чудное единение взглядов кайзер Вильгельм II совершенно не разделил и потребовал объяснений «о причинах, побудивших как в начале операции, так и во время ее проведения отступить от основного принципа – сосредоточения сил». Естественно, фон Гопман, будучи командующим германских разведывательных сил на Балтике, не мог дать вменяемого ответа на этот вопрос. Поэтому он пустился «во все тяжкие», начав расписывать устарелость большинства своих кораблей и (внимание!) могущество Балтийского флота, который явно не собирался больше отсиживаться за минными заграждениями Финского залива. «Общее ведение борьбы на Балтийском море строится на том предположении, что русский флот обладает очень ограниченной инициативой и дееспособностью. Без этой предпосылки общее превосходство сил русского флота… …заставляет во всякое время ожидать проведения ответных ударов».
Можно только догадываться, что думал принц Генрих, читая этот рапорт фон Гопмана, но, по мнению автора, он схватился за голову. Вне всякого сомнения, кайзер зрил в корень и после доклада Г. Бахмана задал тому ключевой вопрос – почему германские силы в нужный момент оказались рассредоточены? А теперь в качестве ответа на этот вопрос фон Гопман предлагает учитывать «могущество русского флота», но, раз этот флот действительно могуч и больше не сидит за минными заграждениями, то это тем более требовало сосредоточения германских сил! Которого сделано не было. Фактически фон Гопман в своем рапорте написал следующее: «Мы рассчитывали, что русский флот останется пассивным и не сделали ничего на случай его вмешательства». То есть своим рапортом фон Гопман, можно сказать, «закопал» сам себя!
В этих условиях у принца Генриха просто не оставалось другого выхода, как «принять огонь на себя» - он доложил кайзеру, что одобряет разделение сил, сделанное младшим флагманом, хотя ранее он сам упрекал его за это. Но это одобрение вышестоящей инстанции (как-никак Генрих Прусский носил чин грросс-адмирала) отвело «громы и молнии» от головы фон Гопмана и на этом дело было исчерпано. По заключению Адмиралштаба, потеря минного заградителя «Альбатрос» оказалась «следствием плохой видимости и существовавшей до того времени, однако, вполне обосновано, недооценки противника».
Иными словами, заявление А.Г. Больных о том, что «противник Балтийский флот больше в расчет не принимал» верно… с точностью до наоборот. На самом деле именно после боя у Готланда немцы пришли к выводу, что до сих пор недооценивали русских, и делали это совершенно напрасно.
Сразу же после боя Адмиралштаб перебросил на Балтику легкий крейсер «Бремен» и новейший миноносец V-99 (как ни странно – оба они погибли в том же 1915-ом году, первый на минах, второй – под огнем «Новика»). А спустя каких-то два дня после боя, 21 июня 1915 г., кайзер подписал приказ о переводе на Балтику:
1. 4-ой эскадры линкоров - семь броненосцев типов «Брауншвейг» и «Виттельсбах» под командованием вице-адмирала Шмидта;
2. 8-ой флотилии миноносцев – одиннадцать вымпелов под командованием фрегаттен-капитана Хундертмарка;
3. Двух подводных лодок.
Начальник Адмиралштаба так докладывал об этих мерах статс-секретарю имперского морского управления (то есть – морскому министру) Тирпицу:
«Морские силы Балтийского моря, после выхода из строя «Принца Адальберта» имеющей большое моральное значение потери «Альбатроса», нужно усилить настолько, чтобы они могли продолжать прежнюю линию ведения войны, имеющую целью отбить у русских охоту к активным действиям в наших водах и при этом достичь возможно больших успехов… Затяжной характер военных действий против России может потребовать окончательного оставления в Балтийском море части или всех высланных туда теперь подкреплений».
Иными словами, бой у Готланда, состоявшийся 19 июня 1915 г., или «Позор у острова Готланд» (по мнению некоторых наших историков и публицистов) повлек за собой полное изменение представлений о необходимом наряде сил на Балтике. До боя у Готланда считалось, что задачи кайзерлихмарин здесь могут выполнить три броненосных крейсера. После боя немцы сочли необходимым использовать для решения тех же задач семь эскадренных броненосцев и два броненосных крейсера. Разумеется, подобное изменение отношения к русскому Балтийскому флоту бесконечно далеко от «перестали принимать во внимание».
А что же фон Гопман? Формально он сохранил свой пост, но теперь подчинялся напрямую вице-адмиралу Шмидту, командующему 4-ой эскадрой линкоров. Насколько известно автору (но это неточно), фон Гопман больше никогда не занимал постов, подразумевающих самостоятельное руководство отрядами флота.
И последнее. Как мы говорили ранее, основной целью набега на Мемель являлось воздействие на общественное мнение населения Германии. Обстрел не состоялся, но информация о появлении русских крейсеров в южной Балтике и гибель «Альбатроса» получили широкую огласку – так, уже 20 июня (на следующий день после боя) ревельские газеты опубликовали телеграмму из Стокгольма о бое у Готланда. Согласно многочисленным агентурным сообщениям, гибель минного заградителя произвела огромное впечатление на общественные круги Германии, да, собственно, и адмирал Г. Бахман говорил о ней, как об имеющей «большое моральное значение». Таким образом, и в этом смысле русская операция завершилась полным успехом.
Спасибо за внимание!
Информация