Русский путь иранского атома. Часть 2
Говорить о полномасштабном развитии атомного комплекса в стране, у которой нет действующей АЭС, вообще не приходится. АЭС – лишь одна из составных частей любой серьёзной мирной атомной программы, можно сказать, её витрина. Возможность свободно эксплуатировать атомные станции вне привязки к топливному циклу появилась совсем недавно.
Предварительные оценки состояния атомного объекта не сулили российским инженерам ничего хорошего, однако в Тегеране раз за разом шли навстречу пожеланиям нового партнёра. При этом иранское руководство практически сразу отказалось от предложенного русскими переноса АЭС на север – либо в горы, либо на побережье Каспия. На обе предложенные «точки» российская сторона готова была обеспечить оперативные поставки техники, строительных материалов, но, главное, атомного сырья с расположенных достаточно близко комбинатов в городах Шевченко (ныне – Актау) и Усть-Каменогорске.
Переговоры затягивались, Москва вновь, как и два десятилетия назад, опасалась того, что Иран может сойти с мирных атомных «рельсов» на военные. Однако это обстоятельство ничуть не мешало разработке технико-экономического обоснования и первой стадии проекта реконструкции АЭС в Бушере. И главным было то, что русские наконец-то оставили в прошлом былые сомнения и фактически предложили Ирану развёрнутый атомный проект под стать собственному, который за пятьдесят лет до того возглавлял сам Лаврентий Берия.
На этой картине Берия изображён вместе с Курчатовым и Королёвым. Таких фотографий, похоже, нет даже в секретных архивах
Этот политик, обвинённый во всех возможных грехах, в среде специалистов-атомщиков до сих пор пользуется немалым авторитетом.
Возможно, несколько неожиданная сговорчивость русских и стала решающим фактором для тогдашнего президента Ирана Али Акбара Рафсанджани, которому надо было чем-то уравновесить свои не слишком популярные реформы в стране. Отдавая должное российским атомщикам, следует всё же помнить: на самом деле Иран реанимировал свою ядерную программу задолго до того, как решился позвать русских в Бушер.
Так, работы по масштабной добыче урановой руды возобновились ещё во время войны с Ираком. В Исфахане, куда русские как раз и предлагали переместить АЭС из Бушера, при поддержке Китая, пусть и не слишком поспешно, но создавался учебно-исследовательский центр. Его главным элементом стал исследовательский реактор на тяжёлой воде в Араке (Эраке). Заработали и перерабатывающий подземный завод в Фордо, и другие объекты.
В то же время, в конце восьмидесятых годов, Иран активизировал и подготовку собственных кадров, отправив многочисленные группы инженеров и учёных в Швейцарию и Голландию, а также в Китай. Студенты из Ирана появились в аудиториях вузов с атомным профилем в странах, которые не поддерживали американские санкции. Параллельно велись переговоры о закупке технологий обогащения урана и производства тяжёлой воды с компаниями в ФРГ и Швейцарии.
Тем не менее, до реального обладания атомными технологиями (что отвечало амбициям новых руководителей Ирана) было всё же далеко. Даже очень далеко. А русский проект сулил прорыв, пусть не быстрый, но решительный и почти гарантированный. Логическим итогом взаимного интереса и стало подписание 24 августа 1992 года соглашения о сотрудничестве в области мирного использования атомной энергии между правительствами России и Ирана. Через день, 25 августа, было заключено и соглашение о сооружении атомной электростанции в Иране.
Но вот для подписания контракта на завершение строительства блока №1 атомной электростанции «Бушер» потребовалось дополнительное время, и это произошло только в январе 1995 года. К тому времени проектные работы уже были близки к завершению, а тот самый реактор ВВЭР-1000 опробован на нескольких действующих АЭС. Реальность в полной мере подтвердила правоту председателя Совета министров СССР Алексея Николаевича Косыгина…
На этом фото рядом с А.Н. Косыгиным можно увидеть и совсем молодого А.А. Громыко
Впрочем, у ядерной программы Ирана уже тогда была своя большая история. Мохаммед Реза Пехлеви ещё в 1957 году подписал с Вашингтоном соглашение о сотрудничестве в рамках программы «Атом для мира». Во многом иранская программа напоминала именно американскую, хотя были и попытки перенять что-то у русских. Но СССР со времён Л. Берии охранял свои атомные секреты очень строго, и никакие разговоры о традициях дружбы тут не срабатывали.
В наборе пожеланий шаха ничего необычного не было: ему хотелось «своей» атомной энергетики, «своих» технологий под собственные реакторы и полный топливный цикл, а также возможности использовать их в медицине, промышленности и сельском хозяйстве. И наконец, в Иране не скрывали желания иметь собственную действующую систему обеспечения радиационной безопасности – для людей и окружающей среды.
Как видим, претензии Тегерана на атомную независимость были весьма серьёзными. При этом и топливный цикл предстояло выстраивать таким образом, чтобы обеспечить максимально возможный уровень самообеспечения. Надо признать, что в Иране условия для овладения «критичными» технологиями, как по обеспеченности сырьём, так и по уровню промышленного развития, были на тот момент во многом даже лучше, чем например, в Китае или в Индии. Однако в итоге именно эти страны сумели опередить Иран в достижении ядерного статуса, хотя у Пекина и Дели проблем с «мирным атомом» было, пожалуй, ничуть не меньше, чем у Тегерана. Но там ведь не менялись политические режимы. Однако больше всего Тегеран раздражало конечно же, появление в «атомном клубе» такого члена, как Израиль.
Невзирая на трудности с АЭС, Иран продолжал добычу «атомного сырья», вёл строго засекреченные работы по наработке технологий обогащения, прежде всего на заводе в Фoрдо, а также активно развивал машиностроительный комплекс, который впоследствии мог быть легко переориентирован на атомную тематику. Остановленная стройка в Бушере с каждым годом становилась всё большим тормозом для реализации атомной программы в целом.
В какой-то момент в Тегеране ещё раз попытались обойтись без русских. Вспомнили даже о другой недостроенной АЭС – «Дарковин», расположенной на реке Карун. Эту станцию, неподалеку от границы с Ираком, начинали возводить французы — компания «Фраматом», и там должны были заработать сразу два блока АЭС по 910 МВт каждый. Но и этот проект после исламской революции также остановили санкции. Возвращаться в Иран французы не пожелали – они уже успели запустить эти блоки в эксплуатацию на своей станции «Гравлин», что на побережье Па-де-Кале рядом с Дюнкерком.
Не прерывая переговоров с «Атомстройэкспортом», Иран успел также подписать предварительное соглашение о строительстве двух реакторов по 300 МВт и с Китаем – как раз на «французском» участке. Но китайским специалистам явно не хватило «русского размаха». Оценив затраты и усилия, они вышли из договора довольно задолго до начала работ.
В Тегеране назревало нетерпение, но специалисты «Атомстройэкспорта», получившие от проектировщиков всю необходимую документацию как по обследованию объекта, так и по предстоящему строительству, не спешили. В основном ссылаясь при этом на отсутствие средств. Во многом это было связано отнюдь не с платёжеспособностью заказчика, а с тем, что иранские партнёры долгое время не соглашались с требованием свести к минимуму участие в проекте собственных (иранских) специалистов.
Нельзя не сказать, что в реальности иранские специалисты, и уж тем более компании и фирмы, в Бушере вообще-то не слишком усердствовали, а все свои недоработки сваливали либо на предшественников, либо на новых партнёров.
Один из инженеров-энергетиков, работавших на АЭС Бушер после нескольких других атомных строек, рассказывал: «На любом объекте, если ты предложишь что-то ценное, ты будешь услышан однозначно. В Бушире (именно так звучит название городка и объекта на местном диалекте. – А.П.) этого нет. Всё уходит, словно в песок. Тебе не раз и не два скажут: «Молодец, отличная идея», но этим дело и ограничится. Ничего не сдвинется, сколько ни старайся».
В итоге всё пришло к достаточно неожиданному концу, точнее, к началу. Россия, точнее, концерн «Атомстройэкспорт», просто получил «заказ под ключ». В 1998 году соответствующее соглашение было подписано, и уже в 2001 году в Бушер стало поступать технологическое оборудование из России. К тому времени российские специалисты успели не только залатать дыры в оболочках реакторной зоны и привести в норму инженерные системы будущей станции, но и полностью завершить работы по «адаптации» немецкой геометрии реакторного отсека под российское оборудование. А это фактически гарантировало то, что АЭС можно будет запустить в ближайшие два-три года.
Однако в дело вновь вмешалась политика. Запад обрушился с уничижительной критикой на Москву и Тегеран. По традиции, в Вашингтоне сразу подключили к делу СМИ — американский журнал «Forbes» вместе с газетами «The Washington Post» и нью-йоркской «Daily News» сетовал на то, что станцию фактически «отдали на откуп русским». И это было, пожалуй, самым мягким выпадом прессы. Россию вообще готовы были обвинить в нарушении конвенции МАГАТЭ 1994 года о ядерной безопасности, хотя именно Москва прилагала все усилия к тому, чтобы Иран пошёл на её подписание.
Впрочем, никаких доказательств того, что русские атомщики передали иранским коллегам именно военные технологи, разумеется, не было ни у Вашингтона, ни у МАГАТЭ. По сути, именно успешный «атомный рестарт» Ирана стал основной причиной формирования известной контактной группы «5+1». Её сформировали в 2006 году в составе постоянных членов Совета безопасности ООН — России, США, Англии, Франции, Китая, приплюсовав к ним Иран. В Тегеране, впрочем, предпочли трактовать состав группы не как «5+1», а «3+3», априори записывая Россию и Китай в свои союзники.
На финише к группе подключили Германию, что очень помогло в заключении небезызвестного Совместного всеобъемлющего плана действий. Этот план, который в самом Иране иначе, как ядерной сделкой, не называют, по сути, продиктовал Ирану работу исключительно над «мирным атомом» в обмен на полное снятие санкций. В том числе и по линии Совета безопасности ООН.
В то время ещё мало кто знал, что после подписания соглашения о строительстве «под ключ», к проекту АЭС «Бушер», причём без лишней шумихи, фактически оказался привязан целый комплекс работ по реанимации иранской ядерной программы в целом. В Иране на это обратили внимание только специалисты, а «оппоненты» из США и Израиля вообще спохватились слишком поздно. Точнее, только когда Иран на подземном заводе в Фордо начал одну за другой запускать центрифуги для обогащения «ядерного топлива».
Похоже, в ЦРУ до сих пор жалеют о том, что слишком поздно обнаружили иранский секретный атомный завод в Фордо
И это было уже весьма прозрачным намёком на то, что в Тегеране не слишком склонны навсегда оставаться без каких бы то ни было шансов на получение доступа к атомным технологиям. Технологиям, скажем прямо, отнюдь не мирного характера. Да, для военного атома надо не просто много, а очень много центрифуг, но с тех пор мировому атомному клубу надо же было как-то сдерживать этого непослушного «пациента» в рамках программы именно «мирного атома». И делать это теперь, причём в перманентном режиме, приходится практически исключительно России.
О самом секретном атомном заводе с пресловутыми центрифугами американские спецслужбы сумели узнать только в середине нулевых годов, но косвенные признаки его работы появились значительно раньше. Однако похоже, в Вашингтоне только тогда и поняли, что Иран действительно в обозримом будущем может овладеть теми самыми «критичными технологиями».
И уже никого не волновал тот факт, что технологии обогащения топлива для АЭС сильно отличаются от тех, которые нужны для получения оружейного урана или плутония. Ведь куда важнее было то, что Иран может выйти из-под контроля. И никакими санкциями этого уже не отменить. Иранская атомная тема тут же приобрела совсем иной, международный статус. Заседания группы «5+1» стали почти непрерывными, хотя к 2007 году, когда её деятельность только начиналась, все работы в Бушере практически остановились.
С этого начинался советский этап строительства АЭС в Бушере (фото 1985 года)
Показательный факт: «международное регулирование» по иранской атомной теме фактически оказалось на руку российским исполнителям проекта. Как только эксперты из группы «5+1» отделили «котлеты от мух», то есть достаточно оперативно развели «военные» и «мирные» технологии, работы на АЭС снова пошли в рабочем ритме.
Долгожданный физический пуск АЭС «Бушер» начался 21 августа 2010 года, а за месяц до этого была проведена горячая обкатка той самой ядерной паропроизводящей установки, за счёт которой осуществляется опреснение воды, так привлекавшее иранского заказчика. Незадолго до «физического» пуска под контролем инспекторов МАГАТЭ в реакторное отделение станции было доставлено ядерное топливо.
АЭС в Бушере: современный вид (фото 2015 года)
Окончательная передача АЭС «Бушер» в эксплуатацию Ирану состоялась в сентябре 2013 года, с небольшой задержкой против последнего, согласованного обеими сторонами графика.
Ну а применительно к первоначальным планам задержка составила несколько лет. Неоднократный перенос сроков пуска в эксплуатацию Бушерской АЭС — чаще по техническим, но иной раз и по политическим причинам, — не раз расценивался общественным мнением страны как уступки России давлению со стороны Запада. До сих пор в Иране немало специалистов и ориентированных на Запад политиков спекулируют на том, что сотрудничество с Москвой сопряжено с определённым риском.
Как бы то ни было, в настоящее время специалистами «Атомэнергостроя» готовится предпроектная документация по строительству в Бушере ещё как минимум трёх энергоблоков. В Иране не скрывают планов заказать у России ещё несколько АЭС, президент Хасан Рухани не раз отмечал, что правительство продолжит переговоры с Москвой по развитию атомной энергетики в стране.
«Мы давно ведем переговоры на этот счёт, — сказал он. — Я надеюсь, что всё будет развиваться по графику, и Иран сможет продолжать строить АЭС и продолжать сотрудничество». Судя по всему, следующий «атомный пазл» Тегерану и Москве удастся сложить намного быстрее. Тем более что к атомному сотрудничеству с Россией совсем недавно подключилась Турция – один из членов политической тройки, которая прилагает не виртуальные, а реальные усилия к мирному разрешению затянувшегося кризиса в Сирии.
Предварительные оценки состояния атомного объекта не сулили российским инженерам ничего хорошего, однако в Тегеране раз за разом шли навстречу пожеланиям нового партнёра. При этом иранское руководство практически сразу отказалось от предложенного русскими переноса АЭС на север – либо в горы, либо на побережье Каспия. На обе предложенные «точки» российская сторона готова была обеспечить оперативные поставки техники, строительных материалов, но, главное, атомного сырья с расположенных достаточно близко комбинатов в городах Шевченко (ныне – Актау) и Усть-Каменогорске.
Переговоры затягивались, Москва вновь, как и два десятилетия назад, опасалась того, что Иран может сойти с мирных атомных «рельсов» на военные. Однако это обстоятельство ничуть не мешало разработке технико-экономического обоснования и первой стадии проекта реконструкции АЭС в Бушере. И главным было то, что русские наконец-то оставили в прошлом былые сомнения и фактически предложили Ирану развёрнутый атомный проект под стать собственному, который за пятьдесят лет до того возглавлял сам Лаврентий Берия.
На этой картине Берия изображён вместе с Курчатовым и Королёвым. Таких фотографий, похоже, нет даже в секретных архивах
Этот политик, обвинённый во всех возможных грехах, в среде специалистов-атомщиков до сих пор пользуется немалым авторитетом.
Возможно, несколько неожиданная сговорчивость русских и стала решающим фактором для тогдашнего президента Ирана Али Акбара Рафсанджани, которому надо было чем-то уравновесить свои не слишком популярные реформы в стране. Отдавая должное российским атомщикам, следует всё же помнить: на самом деле Иран реанимировал свою ядерную программу задолго до того, как решился позвать русских в Бушер.
Так, работы по масштабной добыче урановой руды возобновились ещё во время войны с Ираком. В Исфахане, куда русские как раз и предлагали переместить АЭС из Бушера, при поддержке Китая, пусть и не слишком поспешно, но создавался учебно-исследовательский центр. Его главным элементом стал исследовательский реактор на тяжёлой воде в Араке (Эраке). Заработали и перерабатывающий подземный завод в Фордо, и другие объекты.
В то же время, в конце восьмидесятых годов, Иран активизировал и подготовку собственных кадров, отправив многочисленные группы инженеров и учёных в Швейцарию и Голландию, а также в Китай. Студенты из Ирана появились в аудиториях вузов с атомным профилем в странах, которые не поддерживали американские санкции. Параллельно велись переговоры о закупке технологий обогащения урана и производства тяжёлой воды с компаниями в ФРГ и Швейцарии.
Тем не менее, до реального обладания атомными технологиями (что отвечало амбициям новых руководителей Ирана) было всё же далеко. Даже очень далеко. А русский проект сулил прорыв, пусть не быстрый, но решительный и почти гарантированный. Логическим итогом взаимного интереса и стало подписание 24 августа 1992 года соглашения о сотрудничестве в области мирного использования атомной энергии между правительствами России и Ирана. Через день, 25 августа, было заключено и соглашение о сооружении атомной электростанции в Иране.
Но вот для подписания контракта на завершение строительства блока №1 атомной электростанции «Бушер» потребовалось дополнительное время, и это произошло только в январе 1995 года. К тому времени проектные работы уже были близки к завершению, а тот самый реактор ВВЭР-1000 опробован на нескольких действующих АЭС. Реальность в полной мере подтвердила правоту председателя Совета министров СССР Алексея Николаевича Косыгина…
На этом фото рядом с А.Н. Косыгиным можно увидеть и совсем молодого А.А. Громыко
Впрочем, у ядерной программы Ирана уже тогда была своя большая история. Мохаммед Реза Пехлеви ещё в 1957 году подписал с Вашингтоном соглашение о сотрудничестве в рамках программы «Атом для мира». Во многом иранская программа напоминала именно американскую, хотя были и попытки перенять что-то у русских. Но СССР со времён Л. Берии охранял свои атомные секреты очень строго, и никакие разговоры о традициях дружбы тут не срабатывали.
В наборе пожеланий шаха ничего необычного не было: ему хотелось «своей» атомной энергетики, «своих» технологий под собственные реакторы и полный топливный цикл, а также возможности использовать их в медицине, промышленности и сельском хозяйстве. И наконец, в Иране не скрывали желания иметь собственную действующую систему обеспечения радиационной безопасности – для людей и окружающей среды.
Как видим, претензии Тегерана на атомную независимость были весьма серьёзными. При этом и топливный цикл предстояло выстраивать таким образом, чтобы обеспечить максимально возможный уровень самообеспечения. Надо признать, что в Иране условия для овладения «критичными» технологиями, как по обеспеченности сырьём, так и по уровню промышленного развития, были на тот момент во многом даже лучше, чем например, в Китае или в Индии. Однако в итоге именно эти страны сумели опередить Иран в достижении ядерного статуса, хотя у Пекина и Дели проблем с «мирным атомом» было, пожалуй, ничуть не меньше, чем у Тегерана. Но там ведь не менялись политические режимы. Однако больше всего Тегеран раздражало конечно же, появление в «атомном клубе» такого члена, как Израиль.
Невзирая на трудности с АЭС, Иран продолжал добычу «атомного сырья», вёл строго засекреченные работы по наработке технологий обогащения, прежде всего на заводе в Фoрдо, а также активно развивал машиностроительный комплекс, который впоследствии мог быть легко переориентирован на атомную тематику. Остановленная стройка в Бушере с каждым годом становилась всё большим тормозом для реализации атомной программы в целом.
В какой-то момент в Тегеране ещё раз попытались обойтись без русских. Вспомнили даже о другой недостроенной АЭС – «Дарковин», расположенной на реке Карун. Эту станцию, неподалеку от границы с Ираком, начинали возводить французы — компания «Фраматом», и там должны были заработать сразу два блока АЭС по 910 МВт каждый. Но и этот проект после исламской революции также остановили санкции. Возвращаться в Иран французы не пожелали – они уже успели запустить эти блоки в эксплуатацию на своей станции «Гравлин», что на побережье Па-де-Кале рядом с Дюнкерком.
Не прерывая переговоров с «Атомстройэкспортом», Иран успел также подписать предварительное соглашение о строительстве двух реакторов по 300 МВт и с Китаем – как раз на «французском» участке. Но китайским специалистам явно не хватило «русского размаха». Оценив затраты и усилия, они вышли из договора довольно задолго до начала работ.
В Тегеране назревало нетерпение, но специалисты «Атомстройэкспорта», получившие от проектировщиков всю необходимую документацию как по обследованию объекта, так и по предстоящему строительству, не спешили. В основном ссылаясь при этом на отсутствие средств. Во многом это было связано отнюдь не с платёжеспособностью заказчика, а с тем, что иранские партнёры долгое время не соглашались с требованием свести к минимуму участие в проекте собственных (иранских) специалистов.
Нельзя не сказать, что в реальности иранские специалисты, и уж тем более компании и фирмы, в Бушере вообще-то не слишком усердствовали, а все свои недоработки сваливали либо на предшественников, либо на новых партнёров.
Один из инженеров-энергетиков, работавших на АЭС Бушер после нескольких других атомных строек, рассказывал: «На любом объекте, если ты предложишь что-то ценное, ты будешь услышан однозначно. В Бушире (именно так звучит название городка и объекта на местном диалекте. – А.П.) этого нет. Всё уходит, словно в песок. Тебе не раз и не два скажут: «Молодец, отличная идея», но этим дело и ограничится. Ничего не сдвинется, сколько ни старайся».
В итоге всё пришло к достаточно неожиданному концу, точнее, к началу. Россия, точнее, концерн «Атомстройэкспорт», просто получил «заказ под ключ». В 1998 году соответствующее соглашение было подписано, и уже в 2001 году в Бушер стало поступать технологическое оборудование из России. К тому времени российские специалисты успели не только залатать дыры в оболочках реакторной зоны и привести в норму инженерные системы будущей станции, но и полностью завершить работы по «адаптации» немецкой геометрии реакторного отсека под российское оборудование. А это фактически гарантировало то, что АЭС можно будет запустить в ближайшие два-три года.
Однако в дело вновь вмешалась политика. Запад обрушился с уничижительной критикой на Москву и Тегеран. По традиции, в Вашингтоне сразу подключили к делу СМИ — американский журнал «Forbes» вместе с газетами «The Washington Post» и нью-йоркской «Daily News» сетовал на то, что станцию фактически «отдали на откуп русским». И это было, пожалуй, самым мягким выпадом прессы. Россию вообще готовы были обвинить в нарушении конвенции МАГАТЭ 1994 года о ядерной безопасности, хотя именно Москва прилагала все усилия к тому, чтобы Иран пошёл на её подписание.
Впрочем, никаких доказательств того, что русские атомщики передали иранским коллегам именно военные технологи, разумеется, не было ни у Вашингтона, ни у МАГАТЭ. По сути, именно успешный «атомный рестарт» Ирана стал основной причиной формирования известной контактной группы «5+1». Её сформировали в 2006 году в составе постоянных членов Совета безопасности ООН — России, США, Англии, Франции, Китая, приплюсовав к ним Иран. В Тегеране, впрочем, предпочли трактовать состав группы не как «5+1», а «3+3», априори записывая Россию и Китай в свои союзники.
На финише к группе подключили Германию, что очень помогло в заключении небезызвестного Совместного всеобъемлющего плана действий. Этот план, который в самом Иране иначе, как ядерной сделкой, не называют, по сути, продиктовал Ирану работу исключительно над «мирным атомом» в обмен на полное снятие санкций. В том числе и по линии Совета безопасности ООН.
В то время ещё мало кто знал, что после подписания соглашения о строительстве «под ключ», к проекту АЭС «Бушер», причём без лишней шумихи, фактически оказался привязан целый комплекс работ по реанимации иранской ядерной программы в целом. В Иране на это обратили внимание только специалисты, а «оппоненты» из США и Израиля вообще спохватились слишком поздно. Точнее, только когда Иран на подземном заводе в Фордо начал одну за другой запускать центрифуги для обогащения «ядерного топлива».
Похоже, в ЦРУ до сих пор жалеют о том, что слишком поздно обнаружили иранский секретный атомный завод в Фордо
И это было уже весьма прозрачным намёком на то, что в Тегеране не слишком склонны навсегда оставаться без каких бы то ни было шансов на получение доступа к атомным технологиям. Технологиям, скажем прямо, отнюдь не мирного характера. Да, для военного атома надо не просто много, а очень много центрифуг, но с тех пор мировому атомному клубу надо же было как-то сдерживать этого непослушного «пациента» в рамках программы именно «мирного атома». И делать это теперь, причём в перманентном режиме, приходится практически исключительно России.
О самом секретном атомном заводе с пресловутыми центрифугами американские спецслужбы сумели узнать только в середине нулевых годов, но косвенные признаки его работы появились значительно раньше. Однако похоже, в Вашингтоне только тогда и поняли, что Иран действительно в обозримом будущем может овладеть теми самыми «критичными технологиями».
И уже никого не волновал тот факт, что технологии обогащения топлива для АЭС сильно отличаются от тех, которые нужны для получения оружейного урана или плутония. Ведь куда важнее было то, что Иран может выйти из-под контроля. И никакими санкциями этого уже не отменить. Иранская атомная тема тут же приобрела совсем иной, международный статус. Заседания группы «5+1» стали почти непрерывными, хотя к 2007 году, когда её деятельность только начиналась, все работы в Бушере практически остановились.
С этого начинался советский этап строительства АЭС в Бушере (фото 1985 года)
Показательный факт: «международное регулирование» по иранской атомной теме фактически оказалось на руку российским исполнителям проекта. Как только эксперты из группы «5+1» отделили «котлеты от мух», то есть достаточно оперативно развели «военные» и «мирные» технологии, работы на АЭС снова пошли в рабочем ритме.
Долгожданный физический пуск АЭС «Бушер» начался 21 августа 2010 года, а за месяц до этого была проведена горячая обкатка той самой ядерной паропроизводящей установки, за счёт которой осуществляется опреснение воды, так привлекавшее иранского заказчика. Незадолго до «физического» пуска под контролем инспекторов МАГАТЭ в реакторное отделение станции было доставлено ядерное топливо.
АЭС в Бушере: современный вид (фото 2015 года)
Окончательная передача АЭС «Бушер» в эксплуатацию Ирану состоялась в сентябре 2013 года, с небольшой задержкой против последнего, согласованного обеими сторонами графика.
Ну а применительно к первоначальным планам задержка составила несколько лет. Неоднократный перенос сроков пуска в эксплуатацию Бушерской АЭС — чаще по техническим, но иной раз и по политическим причинам, — не раз расценивался общественным мнением страны как уступки России давлению со стороны Запада. До сих пор в Иране немало специалистов и ориентированных на Запад политиков спекулируют на том, что сотрудничество с Москвой сопряжено с определённым риском.
Как бы то ни было, в настоящее время специалистами «Атомэнергостроя» готовится предпроектная документация по строительству в Бушере ещё как минимум трёх энергоблоков. В Иране не скрывают планов заказать у России ещё несколько АЭС, президент Хасан Рухани не раз отмечал, что правительство продолжит переговоры с Москвой по развитию атомной энергетики в стране.
«Мы давно ведем переговоры на этот счёт, — сказал он. — Я надеюсь, что всё будет развиваться по графику, и Иран сможет продолжать строить АЭС и продолжать сотрудничество». Судя по всему, следующий «атомный пазл» Тегерану и Москве удастся сложить намного быстрее. Тем более что к атомному сотрудничеству с Россией совсем недавно подключилась Турция – один из членов политической тройки, которая прилагает не виртуальные, а реальные усилия к мирному разрешению затянувшегося кризиса в Сирии.
Информация