Война Сицилийской вечерни. Последний Штауфен возвращается в Италию
Первую и наиболее крутую ступень к обретению сицилийского трона Карл Анжуйский преодолел на полях под Беневенто. Теперь под солнечным небом Италии был только один король, имевший титул короля Сицилии, а неудачливый соперник покоился под грудой камней у основания моста. Впрочем, папа Климент IV вскоре распорядился перезахоронить отлученного от церкви Манфреда Штауфена. Впереди у Карла Анжуйского были политические и военные хлопоты.
Обретение Италии
Папа Климент IV, вполне вероятно, испытывал смешанные чувства облегчения и озабоченности. С одной стороны, угрожавший ему Манфред Штауфен был убран с шахматной доски, а с другой – Карл Анжуйский был фигурой вполне самодостаточной. Для роли карманного короля он был все же несколько великоват – к тому же, у Папы Римского не было такого прочного «кармана». Не было у него и достаточной силы для подчеркнуто покровительственного отношения к победителю.
Впрочем, Карл ни в чьем покровительстве уже не нуждался. В качестве трофеев ему досталась не только весьма увесистая казна королевства, но и жена Манфреда Елена с дочерью Беатрисой и тремя внебрачными сыновьями погибшего короля. Вдову с семейством от греха подальше заточили в замок Кастелло дель Парко. Там Елена и скончалась в 1271 году. Беатриса оказалась на свободе 1284 году и даже удачно вышла замуж. Что же касается сыновей, то никто из них так и не покинул Кастелло дель Парко – все они скончались в заточении.
После гибели Манфреда сопротивление Карлу на юге фактически сошло на нет – города один за другим присягали ему на верность, представители знати демонстрировали покорность, опасаясь репрессий. Но Карл Анжуйский показал себя вполне рациональным и прагматичным политиком и государственным деятелем: всем своим противникам он милостиво провозгласил амнистию. Что же касается простого люда, то ему было все равно, кому платить налоги, и чья конница топчет поля и грядки – под штандартами Манфреда Гогенштауфена или Карла Анжуйского.
Папа Климент IV посильно пытался влиять на процесс, периодически посылая письма рекомендательного характера своему «возлюбленному сыну Карлу». Особенно понтифик дал волю, впрочем, весьма сдержанно, своему красноречию, когда ему стало известно о том, что после победы над Манфредом анжуйцы разорили Беневенто.
Впрочем, надо отдать должное Карлу, подобный случай был единственным, и в дальнейшем он тщательно следил, чтобы его армия не решала проблем довольствия и денежного содержания за счет местного населения самостоятельно. В Сицилии и южной Италии им была введена новая система налогов, сбор которых осуществляла большая группа чиновников, разъехавшихся по стране. Новые налоги были более высокими, чем при Манфреде, и от их уплаты стало гораздо труднее уклониться.
Несмотря на усилия Карла, его солдаты c трудом находили общий язык с итальянцами, вели себя заносчиво и грубо. Экономическая система королевства была хоть и приведена в порядок, однако оказалась для подданных слишком жесткой. И совсем скоро правление Манфреда, популярность которого в последние годы из-за конфликта с церковью и праздного образа жизни была не слишком убедительной, стало ассоциироваться с чем-то вроде «старых добрых времен».
Чиновники Карла Анжуйского без устали выкачивали звонкую монету из населения, поскольку король имел далеко идущие планы, простирающиеся гораздо дальше оконечности Итальянского сапога. И разумеется, эти планы требовали денег. К Его Святейшеству потек становившийся все более полноводным ручей жалоб на слишком жестокое и бессердечное правление короля Карла, однако их приходилось убирать под сукно. Климент IV зависел от сицилийского короля гораздо в большей степени, чем тот от папы.
Скрепя сердце понтифик дал добро Карлу Анжуйскому на наведение порядка в северной Италии. В частности, в Ломбардии было достаточно городов, где были сильны партии гибеллинов – сторонников императора Священной Римской империи.
В начале 1267 года папа попросил Карла отправить свою армию в Тоскану, причем просьба была сформулирована таким образом, что король Сицилии должен был послать только войска, а сам занимался бы государственными делами на юге. Очевидно, дабы в его венценосную голову не лезли всякие глупые мысли, например, немного расширить границы своего королевства на север.
Но Карл Анжуйский не был карманным папским рыцарем, поэтому решил принять непосредственное участие в событиях. Его бравые вояки выдвинулись на север в конце марта, а уже в середине апреля без боя была взята Флоренция. Позже были заняты Прато и Пистоя. Отряды гибеллинов и их сторонников отходили без боя. В начале мая 1267 года подзадержавшийся в дороге Карл организовал себе торжественный въезд во Флоренцию, после чего Климент IV отчетливо занервничал.
Из крупных городов в руках политических оппонентов осталась только Сиена и Пиза, которые Карл оставил на десерт. Папа, чей градус обеспокоенности все поднимался, вызвал своего «возлюбленного сына Карла» на беседу в свою резиденцию в Витербо. В ходе столь трогательной беседы папа настоял, что Карл, так и быть, получит под управление Тоскану для наведения порядка – но только сроком на три года и не более. Каким бы амбициозным ни был сицилийский король, но ссориться с Климентом он готов не был. Карлу пришлось проглотить эту не очень сладкую с острым привкусом недоверия пилюлю.
Неугомонный папа, который никак не мог обрести покоя, начал забрасывать сицилийского короля, с некоторой долей досады занявшегося хорошо укрепленной крепостью Поджибонси, посланиями. Он велеречиво отговаривал Карла бросить сию бесполезную затею, которая способствует развитию гордыни, и вернуться на юг. Однако король лишь вяло отмахивался. И только в конце ноября, когда после пятимесячной осады Поджибонси пала, Карл смог более пристально взглянуть на окружающую его политическую действительность.
А в действительности наметились изменения – и очень существенные. И именно они заставляли Климента IV ерзать на троне и донимать Карла своими отеческими петициями. В суматохе борьбы с Манфредом как-то упустили из виду тот факт, что у Конрада, брата Манфреда, был сын Конрадин. После смерти отца Конрадин в двухлетнем возрасте остался единственным живым Гогенштауфеном, а теперь мальчику шел уже пятнадцатый год, и его государственные амбиции были развиты не по годам. И мальчик этот смотрел на юг – туда, где под властью Карла Анжуйского глухо ворчала Сицилия.
И снова схватка за престол
Конрадин вырос в Баварии под присмотром своей матери, вдовы Конрада, Елизаветы и ее братьев Генриха и Людвига Баварских. Дядюшки с юных лет придали мальчику нужный вектор развития. К 1267 году в активе Конрадина было негусто: владения его семьи в Германии, в частности Швабия. Кроме того, он получил сведения, что в далекой от Европы Святой Земле местная знать провозгласила его Королем Иерусалимским. В сложившейся ситуации пользы от этого было не больше, чем от титула Императора Огненной Земли.
Конрадин хорошо знал, что имеет права на трон Сицилийского королевства – формально Манфред правил от его имени, правда, факт этот как-то позабылся. Эти права у юноши никто официально не отнимал, поэтому у Конрадина сложился вполне определенный план: заставить Карла Анжуйского освободить трон. Елизавета уговаривала сына бросить эту авантюру, поскольку брат французского короля был фигурой серьезной.
Ближайшим другом Конрадина, подбивавшим более юного приятеля на авантюры, был Фридрих Баденский, являвшийся генератором идей и сочинителем проектов самого разного уровня лихости. Он-то и посоветовал Конрадину не слушать мать, а отобрать причитающийся ему трон. Со всей Италии ко двору Конрадина, хватаясь за старые раны, начали стекаться выжившие соратники, друзья и сторонники Манфреда, которые призывали к мести «жестокому Карлу».
На съезде недовольных в Аугсбурге, состоявшемся в октябре 1266 года, при бурном одобрении собравшихся Конрадин официально объявил о своих притязаниях на Сицилийский престол. Выступить планировалось в ближайшее время. Ни мать, ни дядюшки, которые считали, что в сицилийскую игру мальчику вступать рановато, отговорить его не смогли.
Державший руку на пульсе при помощи своих многочисленных шпионов, Климент IV немедленно издал буллу, в которой прямо грозил анафемой всем, кто поддержит Конрадина в его походе в Италию. Однако папа был далеко не в том состоянии, чтобы влиять на происходившие процессы так, как ему хотелось. Приунывшие после гибели Манфреда и победоносного похода Карла Анжуйского в Ломбардию гибеллины вновь почувствовали дуновение ветра перемен.
В довершение всего на Сицилии вспыхнуло восстание, нашедшее поддержку в разных слоях общества. Это событие произошло не без прямого участия доверенного лица Конрадина Коррадо Капече, который был наместником острова при Манфреде. Жесткая налоговая политика новых хозяев оказалась настолько не по нраву местному населению, что оно решило ее «реформировать», вооружившись чем Бог послал.
Впрочем, чаяния сицилийцев горячо поддержал не кто иной, как султан Туниса, отправив на остров не только оружие, но и деньги на его приобретение. Вот почему покой Климента IV улетучивался, как дым курившихся благовоний. Он настоятельно советовал Карлу вернуться на юг, навести порядок на Сицилии и готовиться к встрече с Конрадином, визит которого явно не был данью вежливости.
Дела на острове действительно были далеки от солнечного состояния – власть Карла была столь непопулярна, что в вскоре его наместники смогли удерживать только Палермо и Мессину. Проживающие в Лучере сарацины также не смогли себе отказать в удовольствии поддержать повстанцев, тем более опираясь на поддержку тунисского султана. В этом небольшом городе на юге Италии проживали жители одноименного эмирата, принудительно высланные с Сицилии после завоевания его нормандцами.
Уже все решивший для себя Конрадин тем временем (в октябре 1267 года) выступил из Баварии, имея в распоряжении, по разным источникам, от трех до четырех тысяч рыцарей. У него было мало пехоты и не хватало денег на наемников. Германская знать пребывала в нерешительности. Ведь одно дело перейти Альпы и вдоволь погулять по Ломбардии, завоевав славу и, главное, трофеи, но Конрадин жаждал выяснить отношения с самим Карлом Анжуйским. А в исходе этого обещающего насыщенную программу рандеву возникали серьезные сомнения. Ведь Манфред, располагал куда более мощными силами, чем Конрадин, и в итоге оказался в прямом и переносном смысле «под мостом».
Но решительность и оптимизм Конрадина были непоколебимы. В его окружении было больше итальянцев, чем немцев. Он милостиво принимал политических беженцев, уверявших, что вся Италия ждет молодого Гогенштауфена. Некоторые из приверженцев «имперской партии» не сидели сложа руки, а действовали. Например, инфант Энрике, родной брат короля Альфонса X Кастильского, подготавливал почву в Риме для перехода города под власть Конрадина.
Сам возмутитель спокойствия и без того лишенной покоя Италии успешно перешел через Альпы и в конце октября прибыл в Верону, где задержался на три месяца. Здесь молодой Гогенштауфен дал волю своему красноречию. По всей Италии рассылались воззвания и призывы встать под его знамена. Карл Анжуйский был официально провозглашен буквально врагом народа, которого следовало изгнать.
Время шло, а войско Конрадина продолжало квартировать в Вероне и начинало проявлять признаки нетерпения, которые в первую очередь почувствовали на себе местные жители. К тому же, Климент IV не желал быть просто статистом в идеологической войне и в ноябре 1267 года отлучил Конрадина и всех его сторонников от церкви. Подобный шаг оказал большое впечатление на его германских союзников, и их число начало стремительно таять, как содержимое винного погреба таверны в ярмарочный день. Его оставил даже родной дядя Людвиг Баварский и многие немецкие князья и князьки. Однако ряды тех, кто убыл из идеологических соображений, не менее быстро восполнялись итальянскими гибеллинами.
17 января 1268 года войска Конрадина покинули уже немного подуставшую от собственной гостеприимности Верону и начали продвижение на юг. При его приближении многие города без колебаний переходили под его контроль, а квартировавшие там гарнизоны, оставленные Карлом Анжуйским, уничтожались или изгонялись. В апреле 1268 года под власть Конрадина охотно переходит богатая Пиза, которая вскоре станет для него источником золота и наемников.
А что же его главный оппонент – Карл? Несмотря на требования папы, переросшие практически в отчаянные мольбы вернуться на юг и подавить восстание, несмотря на не менее проникновенные письма его наместников о помощи, король Сицилии не спешил оставлять Тосканскую область, где он сейчас находился. Справедливо считая, что Конрадин является главной угрозой его существования, Карл решает устранить сначала своего крепнущего оппонента, и уже после решить вопрос с положением на Сицилии.
Он вежливо отвечает папе, прося его успокоиться и не паниковать. Ведь Климент очень боялся, что его «возлюбленный сын Карл» останется без королевства, и чего доброго в его голову полезут дерзновенные мысли. Впрочем, в начале лета 1268 г. король Сицилии отошел из центральной Италии и осадил Лучеру, которая являлась одним из главных очагов восстания, охватившего не только Сицилию, но и юг Апеннинского полуострова.
Пока Карл Анжуйский боролся с сарацинами, его противник добился успехов, и не только политических. В середине июня войска молодого Гогенштауфена, для удобства тоже именующего себя королем Сицилии, нанесли поражение французскому отряду Жана де Брезельва, полководца Карла, у реки Арно. Отряд был разбит, а сам де Брезельв попал в плен. Это боевое столкновение еще более подняло политический рейтинг Конрадина: казалось, его отчаянное предприятие как никогда близко к успеху.
Окрыленные тактической по своей сути победой войска молодого альтернативного короля Сицилии промаршировали через Витербо, где находилась резиденция Папы Римского. Формально отлученный, Конрадин не удостоил Климента IV ни мольбой о покаянии, ни даже просьбой об аудиенции. Впрочем, папа и не настаивал. По легенде, авторство которых зачастую принадлежит победителям, понтифик, глядя на происходящее, заметил что-то о ягненке, которого ведут на бойню.
Впрочем, сам «ягненок», у которого хватало еще остро отточенных клыков, был далек от размышлений о суетности бытия. Ведь пока что это бытие было хоть и суетным, однако по большей части обнадеживающим. 24 июня 1268 г. армия Конрадина, пополнившаяся многочисленным итальянским контингентом, триумфально вошла в Рим. Современники отмечали, что никогда еще этот город не устаивал столь пышного и почти истерически радостного приема официальному папскому врагу, к тому же отлученному от церкви.
Инфант Энрике, фактический лидер римской партии гибеллинов, заверил прибывшего короля в самой своей искренней преданности. Когда волна празднеств и торжественных шествий несколько спала, 14 августа 1268 года Конрадин выступил из Рима уже на покорение Сицилии. Окрыленный оказанной ему встречей, он был уверен в успехе.
Продолжение следует…
Конрадин Штауфен. Портрет из Манесского кодекса
Обретение Италии
Папа Климент IV, вполне вероятно, испытывал смешанные чувства облегчения и озабоченности. С одной стороны, угрожавший ему Манфред Штауфен был убран с шахматной доски, а с другой – Карл Анжуйский был фигурой вполне самодостаточной. Для роли карманного короля он был все же несколько великоват – к тому же, у Папы Римского не было такого прочного «кармана». Не было у него и достаточной силы для подчеркнуто покровительственного отношения к победителю.
Впрочем, Карл ни в чьем покровительстве уже не нуждался. В качестве трофеев ему досталась не только весьма увесистая казна королевства, но и жена Манфреда Елена с дочерью Беатрисой и тремя внебрачными сыновьями погибшего короля. Вдову с семейством от греха подальше заточили в замок Кастелло дель Парко. Там Елена и скончалась в 1271 году. Беатриса оказалась на свободе 1284 году и даже удачно вышла замуж. Что же касается сыновей, то никто из них так и не покинул Кастелло дель Парко – все они скончались в заточении.
После гибели Манфреда сопротивление Карлу на юге фактически сошло на нет – города один за другим присягали ему на верность, представители знати демонстрировали покорность, опасаясь репрессий. Но Карл Анжуйский показал себя вполне рациональным и прагматичным политиком и государственным деятелем: всем своим противникам он милостиво провозгласил амнистию. Что же касается простого люда, то ему было все равно, кому платить налоги, и чья конница топчет поля и грядки – под штандартами Манфреда Гогенштауфена или Карла Анжуйского.
Папа Климент IV посильно пытался влиять на процесс, периодически посылая письма рекомендательного характера своему «возлюбленному сыну Карлу». Особенно понтифик дал волю, впрочем, весьма сдержанно, своему красноречию, когда ему стало известно о том, что после победы над Манфредом анжуйцы разорили Беневенто.
Впрочем, надо отдать должное Карлу, подобный случай был единственным, и в дальнейшем он тщательно следил, чтобы его армия не решала проблем довольствия и денежного содержания за счет местного населения самостоятельно. В Сицилии и южной Италии им была введена новая система налогов, сбор которых осуществляла большая группа чиновников, разъехавшихся по стране. Новые налоги были более высокими, чем при Манфреде, и от их уплаты стало гораздо труднее уклониться.
Несмотря на усилия Карла, его солдаты c трудом находили общий язык с итальянцами, вели себя заносчиво и грубо. Экономическая система королевства была хоть и приведена в порядок, однако оказалась для подданных слишком жесткой. И совсем скоро правление Манфреда, популярность которого в последние годы из-за конфликта с церковью и праздного образа жизни была не слишком убедительной, стало ассоциироваться с чем-то вроде «старых добрых времен».
Чиновники Карла Анжуйского без устали выкачивали звонкую монету из населения, поскольку король имел далеко идущие планы, простирающиеся гораздо дальше оконечности Итальянского сапога. И разумеется, эти планы требовали денег. К Его Святейшеству потек становившийся все более полноводным ручей жалоб на слишком жестокое и бессердечное правление короля Карла, однако их приходилось убирать под сукно. Климент IV зависел от сицилийского короля гораздо в большей степени, чем тот от папы.
Скрепя сердце понтифик дал добро Карлу Анжуйскому на наведение порядка в северной Италии. В частности, в Ломбардии было достаточно городов, где были сильны партии гибеллинов – сторонников императора Священной Римской империи.
В начале 1267 года папа попросил Карла отправить свою армию в Тоскану, причем просьба была сформулирована таким образом, что король Сицилии должен был послать только войска, а сам занимался бы государственными делами на юге. Очевидно, дабы в его венценосную голову не лезли всякие глупые мысли, например, немного расширить границы своего королевства на север.
Кавалерист, пехотинец и рыцарь XIII века. Северная Италия (рисунок из военно-исторического альманаха «Новый солдат» №206)
Но Карл Анжуйский не был карманным папским рыцарем, поэтому решил принять непосредственное участие в событиях. Его бравые вояки выдвинулись на север в конце марта, а уже в середине апреля без боя была взята Флоренция. Позже были заняты Прато и Пистоя. Отряды гибеллинов и их сторонников отходили без боя. В начале мая 1267 года подзадержавшийся в дороге Карл организовал себе торжественный въезд во Флоренцию, после чего Климент IV отчетливо занервничал.
Из крупных городов в руках политических оппонентов осталась только Сиена и Пиза, которые Карл оставил на десерт. Папа, чей градус обеспокоенности все поднимался, вызвал своего «возлюбленного сына Карла» на беседу в свою резиденцию в Витербо. В ходе столь трогательной беседы папа настоял, что Карл, так и быть, получит под управление Тоскану для наведения порядка – но только сроком на три года и не более. Каким бы амбициозным ни был сицилийский король, но ссориться с Климентом он готов не был. Карлу пришлось проглотить эту не очень сладкую с острым привкусом недоверия пилюлю.
Неугомонный папа, который никак не мог обрести покоя, начал забрасывать сицилийского короля, с некоторой долей досады занявшегося хорошо укрепленной крепостью Поджибонси, посланиями. Он велеречиво отговаривал Карла бросить сию бесполезную затею, которая способствует развитию гордыни, и вернуться на юг. Однако король лишь вяло отмахивался. И только в конце ноября, когда после пятимесячной осады Поджибонси пала, Карл смог более пристально взглянуть на окружающую его политическую действительность.
А в действительности наметились изменения – и очень существенные. И именно они заставляли Климента IV ерзать на троне и донимать Карла своими отеческими петициями. В суматохе борьбы с Манфредом как-то упустили из виду тот факт, что у Конрада, брата Манфреда, был сын Конрадин. После смерти отца Конрадин в двухлетнем возрасте остался единственным живым Гогенштауфеном, а теперь мальчику шел уже пятнадцатый год, и его государственные амбиции были развиты не по годам. И мальчик этот смотрел на юг – туда, где под властью Карла Анжуйского глухо ворчала Сицилия.
И снова схватка за престол
Конрадин вырос в Баварии под присмотром своей матери, вдовы Конрада, Елизаветы и ее братьев Генриха и Людвига Баварских. Дядюшки с юных лет придали мальчику нужный вектор развития. К 1267 году в активе Конрадина было негусто: владения его семьи в Германии, в частности Швабия. Кроме того, он получил сведения, что в далекой от Европы Святой Земле местная знать провозгласила его Королем Иерусалимским. В сложившейся ситуации пользы от этого было не больше, чем от титула Императора Огненной Земли.
Конрадин хорошо знал, что имеет права на трон Сицилийского королевства – формально Манфред правил от его имени, правда, факт этот как-то позабылся. Эти права у юноши никто официально не отнимал, поэтому у Конрадина сложился вполне определенный план: заставить Карла Анжуйского освободить трон. Елизавета уговаривала сына бросить эту авантюру, поскольку брат французского короля был фигурой серьезной.
Ближайшим другом Конрадина, подбивавшим более юного приятеля на авантюры, был Фридрих Баденский, являвшийся генератором идей и сочинителем проектов самого разного уровня лихости. Он-то и посоветовал Конрадину не слушать мать, а отобрать причитающийся ему трон. Со всей Италии ко двору Конрадина, хватаясь за старые раны, начали стекаться выжившие соратники, друзья и сторонники Манфреда, которые призывали к мести «жестокому Карлу».
На съезде недовольных в Аугсбурге, состоявшемся в октябре 1266 года, при бурном одобрении собравшихся Конрадин официально объявил о своих притязаниях на Сицилийский престол. Выступить планировалось в ближайшее время. Ни мать, ни дядюшки, которые считали, что в сицилийскую игру мальчику вступать рановато, отговорить его не смогли.
Державший руку на пульсе при помощи своих многочисленных шпионов, Климент IV немедленно издал буллу, в которой прямо грозил анафемой всем, кто поддержит Конрадина в его походе в Италию. Однако папа был далеко не в том состоянии, чтобы влиять на происходившие процессы так, как ему хотелось. Приунывшие после гибели Манфреда и победоносного похода Карла Анжуйского в Ломбардию гибеллины вновь почувствовали дуновение ветра перемен.
Рыцарь, легковооруженный пехотинец, мусульманский гвардеец из Лучеры. XIII век, Южная Италия (рисунок из военно-исторического альманаха «Новый солдат» №206)
В довершение всего на Сицилии вспыхнуло восстание, нашедшее поддержку в разных слоях общества. Это событие произошло не без прямого участия доверенного лица Конрадина Коррадо Капече, который был наместником острова при Манфреде. Жесткая налоговая политика новых хозяев оказалась настолько не по нраву местному населению, что оно решило ее «реформировать», вооружившись чем Бог послал.
Впрочем, чаяния сицилийцев горячо поддержал не кто иной, как султан Туниса, отправив на остров не только оружие, но и деньги на его приобретение. Вот почему покой Климента IV улетучивался, как дым курившихся благовоний. Он настоятельно советовал Карлу вернуться на юг, навести порядок на Сицилии и готовиться к встрече с Конрадином, визит которого явно не был данью вежливости.
Дела на острове действительно были далеки от солнечного состояния – власть Карла была столь непопулярна, что в вскоре его наместники смогли удерживать только Палермо и Мессину. Проживающие в Лучере сарацины также не смогли себе отказать в удовольствии поддержать повстанцев, тем более опираясь на поддержку тунисского султана. В этом небольшом городе на юге Италии проживали жители одноименного эмирата, принудительно высланные с Сицилии после завоевания его нормандцами.
Уже все решивший для себя Конрадин тем временем (в октябре 1267 года) выступил из Баварии, имея в распоряжении, по разным источникам, от трех до четырех тысяч рыцарей. У него было мало пехоты и не хватало денег на наемников. Германская знать пребывала в нерешительности. Ведь одно дело перейти Альпы и вдоволь погулять по Ломбардии, завоевав славу и, главное, трофеи, но Конрадин жаждал выяснить отношения с самим Карлом Анжуйским. А в исходе этого обещающего насыщенную программу рандеву возникали серьезные сомнения. Ведь Манфред, располагал куда более мощными силами, чем Конрадин, и в итоге оказался в прямом и переносном смысле «под мостом».
Но решительность и оптимизм Конрадина были непоколебимы. В его окружении было больше итальянцев, чем немцев. Он милостиво принимал политических беженцев, уверявших, что вся Италия ждет молодого Гогенштауфена. Некоторые из приверженцев «имперской партии» не сидели сложа руки, а действовали. Например, инфант Энрике, родной брат короля Альфонса X Кастильского, подготавливал почву в Риме для перехода города под власть Конрадина.
Сам возмутитель спокойствия и без того лишенной покоя Италии успешно перешел через Альпы и в конце октября прибыл в Верону, где задержался на три месяца. Здесь молодой Гогенштауфен дал волю своему красноречию. По всей Италии рассылались воззвания и призывы встать под его знамена. Карл Анжуйский был официально провозглашен буквально врагом народа, которого следовало изгнать.
Время шло, а войско Конрадина продолжало квартировать в Вероне и начинало проявлять признаки нетерпения, которые в первую очередь почувствовали на себе местные жители. К тому же, Климент IV не желал быть просто статистом в идеологической войне и в ноябре 1267 года отлучил Конрадина и всех его сторонников от церкви. Подобный шаг оказал большое впечатление на его германских союзников, и их число начало стремительно таять, как содержимое винного погреба таверны в ярмарочный день. Его оставил даже родной дядя Людвиг Баварский и многие немецкие князья и князьки. Однако ряды тех, кто убыл из идеологических соображений, не менее быстро восполнялись итальянскими гибеллинами.
17 января 1268 года войска Конрадина покинули уже немного подуставшую от собственной гостеприимности Верону и начали продвижение на юг. При его приближении многие города без колебаний переходили под его контроль, а квартировавшие там гарнизоны, оставленные Карлом Анжуйским, уничтожались или изгонялись. В апреле 1268 года под власть Конрадина охотно переходит богатая Пиза, которая вскоре станет для него источником золота и наемников.
А что же его главный оппонент – Карл? Несмотря на требования папы, переросшие практически в отчаянные мольбы вернуться на юг и подавить восстание, несмотря на не менее проникновенные письма его наместников о помощи, король Сицилии не спешил оставлять Тосканскую область, где он сейчас находился. Справедливо считая, что Конрадин является главной угрозой его существования, Карл решает устранить сначала своего крепнущего оппонента, и уже после решить вопрос с положением на Сицилии.
Тосканские воины XIII века (рисунок из военно-исторического альманаха «Новый солдат» №206)
Он вежливо отвечает папе, прося его успокоиться и не паниковать. Ведь Климент очень боялся, что его «возлюбленный сын Карл» останется без королевства, и чего доброго в его голову полезут дерзновенные мысли. Впрочем, в начале лета 1268 г. король Сицилии отошел из центральной Италии и осадил Лучеру, которая являлась одним из главных очагов восстания, охватившего не только Сицилию, но и юг Апеннинского полуострова.
Пока Карл Анжуйский боролся с сарацинами, его противник добился успехов, и не только политических. В середине июня войска молодого Гогенштауфена, для удобства тоже именующего себя королем Сицилии, нанесли поражение французскому отряду Жана де Брезельва, полководца Карла, у реки Арно. Отряд был разбит, а сам де Брезельв попал в плен. Это боевое столкновение еще более подняло политический рейтинг Конрадина: казалось, его отчаянное предприятие как никогда близко к успеху.
Окрыленные тактической по своей сути победой войска молодого альтернативного короля Сицилии промаршировали через Витербо, где находилась резиденция Папы Римского. Формально отлученный, Конрадин не удостоил Климента IV ни мольбой о покаянии, ни даже просьбой об аудиенции. Впрочем, папа и не настаивал. По легенде, авторство которых зачастую принадлежит победителям, понтифик, глядя на происходящее, заметил что-то о ягненке, которого ведут на бойню.
Впрочем, сам «ягненок», у которого хватало еще остро отточенных клыков, был далек от размышлений о суетности бытия. Ведь пока что это бытие было хоть и суетным, однако по большей части обнадеживающим. 24 июня 1268 г. армия Конрадина, пополнившаяся многочисленным итальянским контингентом, триумфально вошла в Рим. Современники отмечали, что никогда еще этот город не устаивал столь пышного и почти истерически радостного приема официальному папскому врагу, к тому же отлученному от церкви.
Инфант Энрике, фактический лидер римской партии гибеллинов, заверил прибывшего короля в самой своей искренней преданности. Когда волна празднеств и торжественных шествий несколько спала, 14 августа 1268 года Конрадин выступил из Рима уже на покорение Сицилии. Окрыленный оказанной ему встречей, он был уверен в успехе.
Продолжение следует…
Информация