Война Сицилийской вечерни. Два короля на одно королевство
Два врага, два короля одного королевства, были уже готовы к окончательному разрешению всех династических разногласий. Право в подобных спорах измерялось количеством воинов под штандартами, а законность – умением и искусством вовремя послать их в бой. В августе 1268 года король Сицилии Карл Анжуйский и король Сицилии Конрадин Гогенштауфен стали как никогда близки к завершению сицилийского раздора, точка в котором была поставлена в битве при Тальякоццо.
Битва при Тальякоццо
Армия Конрадина, покинув Рим, двинулась в Апулию. Маршрут ее следования был проложен таким образом, что он проходил через владения лояльных к юному Штауфену сеньоров. Преодолев на последнем участке пути пересеченную местность, 22 августа 1268 г. Конрадин разбил лагерь в долине речки Сальто. Войска были измотаны долгим маршем, однако, по мнению короля, здешние места как нельзя лучше подходили для использования его главной ударной силы – тяжелой германской кавалерии.
Карл Анжуйский также искал встречи. Получив от своих шпионов сведения, что его враг покинул Рим, он прекратил осаду Лучеры и двинулся навстречу сопернику. Его солдаты показались на противоположном берегу реки Сальто всего через несколько часов после Конрадина. Равнина Скурцоле была хорошо известна анжуйскому королю Сицилии, и это факт придавал ему еще большую уверенность. Вскоре после того, как обе армии встали лагерем, произошла стычка конных отрядов, не принесшая успеха ни одной стороне. Противники берегли силы, желая отдохнуть перед решающим сражением, и не были настроены пробовать друг друга на зуб глубже, чем следует.
Близость противника зародила в Конрадине шпионобоязнь. Юный король начал сомневаться в лояльности некоторых своих союзников, опасаясь, кроме того, лазутчиков и подосланных убийц. Все эти неутихающие страхи привели в итоге к неожиданному событию. Вечером накануне битвы Конрадин отдал приказ казнить захваченного в плен Жана де Брезельва, военачальника Карла Анжуйского. Это распоряжение повергло в недоумение даже ближайших соратников юного Штауфена, ибо шло вразрез с тогдашними обычаями. Вряд ли смерть безоружного знатного пленника сильно подняла боевой дух армии Конрадина перед решающей схваткой, которая произошла на следующий день.
Во вторник 23 августа 1268 года оба войска выстроились в долине речки Сальто. Конрадин разделил свое воинство на три части. Авангард под командованием не вызывающего сомнений и подозрений инфанта Энрике занял позицию на левом берегу. Под его командованием находились испанские рыцари из его свиты и приближенных, а также отряды гибеллинов из Рима и Кампании. За авангардом располагались главные силы, состоящие из гибеллинов Тосканы и Ломбардии, разбавленные теми, кто сбежал с Сицилии и горячо ненавидел Карла Анжуйского. Для придания боевой устойчивости тут же находилось некоторое количество немецкой конницы.
Лучшую часть войска – германских рыцарей – поставили позади всех. На них возлагались особые надежды. Этой ударной группой командовал сам Конрадин при активной помощи своего друга принца Фридриха Баденского. В общей сложности, по разным оценкам, армия сторонников последнего Гогенштауфена насчитывала в своих рядах от 6 до 7 тысяч человек.
Войско Карла Анжуйского по численности уступало своему оппоненту. Под его знаменами находилось около 5 тыс. бойцов, и они также были разделены на три части. Восточный берег реки Сальто занял передовой отряд, состоявший из гвельфов и усиленный выходцами из Прованса, владения Карла. За ним расположились главные силы французского войска под командованием маршала Анри де Кузанса.
В данном случае Карл пошел на хитрость. Он знал, что враг осведомлен о меньшей численности французской армии, и поэтому сделал всё, чтобы Конрадин и его окружение думали, что это вся его армия. Для верности Анри де Кузанс надел королевскую мантию, а знаменосцу маршала вверили королевский штандарт.
Сам же Карл Анжуйский с тысячей лучших рыцарей занял позиции в миле от своей армии, укрывшись за холмом. Вместе с ним был и опытный военачальник, недавно вернувшийся из Крестового похода, – французский камергер Эрар де Сен-Валери. Таким образом, противник видел перед собой только две части французского войска. Несмотря на меньшую численность, воины Карла Анжуйского большей частью были закаленными в боях ветеранами, воевавшими в Италии не первый год.
Утром 23 августа 1268 года началась битва, которая на долгое время определила владельца короны Сицилийского королевства. Первый ход сделал инфант Энрике и его авангард. Мерным шагом в четком боевом порядке его итальянцы выдвинулись к мосту через реку Сальто, на другой стороне которого стояли солдаты Карла. Не понять намерений Энрике мог разве что человек, лишенный каких-либо способностей и знаний в военном деле, однако инфант всё же попытался сыграть свою наспех поставленную комедию.
Его воины в виду противника начали давать представление под названием «постройка лагеря». Этой нехитрой уловкой брат короля Альфонса X Кастильского стремился показать, что война сегодня не входит в его планы. Премьера без особого успеха длилась до 9 утра, когда люди Энрике, побросав «лагерный» реквизит, оседлали коней и бросились на мост. Малоубедительное зрелище оказалось халтурным, и «артистов» встретили плотные шеренги гвельфов и провансальцев. Начался бой, который стремительно приобрел все характерные признаки жаркого.
Энрике на ратном поприще был более искусен, чем на театральном. Французы держались стойко, и в усиление к авангарду, защищавшему мост, де Кузанс выдвинул дополнительные силы. Рубка была настолько жестокой, что в разгаре сражения воины Карла не заметили, как от отряда Энрике отделился крупный контингент (это были гибеллины, которыми командовал Гальвано Ланца, родственник покойного Манфреда) и двинулся на юг, вверх по реке. В полумиле от моста имелся хороший брод, и они быстро преодолели его.
Вскоре рубаки Ланца обрушились на левый фланг французской армии. Удар по войскам Карла, до того момента вполне успешно удерживающим мост, был внезапным и стремительным. Солдаты Анри де Кузанса дрогнули и отступили, что позволило отряду Энрике полностью захватить мост. Натиск армии Конрадина усилился – сам де Кузанс пал в бою, а знамя Карла Анжуйского стало трофеем торжествующих солдат Гогенштауфена.
Далеко не все в войсках Карла Анжуйского знали о переодевании де Кузанса, и вскоре паническое известие о том, что «король убит», привело к их полной дезорганизации. Французы начали отступать, а потом и просто побежали. Их потери к этому моменту были уже очень большими. И авангард, и главные силы Конрадина с всё большим увлечением втягивались в погоню вслед за удирающим противником.
Когда сам юный Гогенштауфен во главе со своей отборной бронированной конницей пересек мост и прибыл к месту событий, казалось, что всё уже кончено. Считавшие себя победителями тут же нашли гораздо более интересное и полезное занятие, чем погоня за деморализованным врагом. Перед ними во всей нетронутой красе лежал лагерь Карла Анжуйского, ждущий отчаянного грабежа и дележа добычи. Итальянцы Гальвано Ланца немедленно приступили к процессу самообогащения, в который охотно включились и немецкие рыцари. Вскоре Конрадин остался на недавнем поле боя в окружении лишь небольшой свиты.
В это время наблюдавший за столь неблагоприятным ходом сражения Карл был преисполнен гнева. Его первой мыслью было немедленно контратаковать, однако от этих импульсивных действий короля отговорил суровый крестоносец Эрар де Сен-Валери. Объяснение его было крайне простым: своих гибнущих людей он все равно не спасет из-за большого расстояния, которое надо было преодолеть, но при этом король демаскировал бы местоположение своего резерва. Камергер советовал подождать, дать врагу время расслабиться и увлечься грабежом.
Так и случилось – вскоре Карл увидел лишь полностью потерявшую порядок толпу, которая азартно потрошила лагерь его армии. Тогда король скомандовал атаку. Он помчался во главе своих отборных и свежих рыцарей, мотивация которых просто зашкаливала. Мысленно подсчитывая объем потолстевших кошельков, мешков и седельных сумок, уже считавшие себя победителями даже не предполагали, что мчавшийся во весь опор по долине отряд рыцарей – на самом деле свежая часть французской армии. Конрадин и его окружение подумали, что это возвращается насытившийся погоней и резней инфант Энрике.
Однако это был вовсе не он. Немногочисленная горсточка рыцарей, находившаяся рядом с юным Гогенштауфеном, физически не могла защитить его от многократно превосходящего врага. Большая часть же армии находилась в упоительном состоянии грабежа. Французы налетели на небольшой отряд противника железной лавиной. Начался ожесточенный бой, который сразу стал неблагоприятным для обороняющихся.
Видя совсем небольшой набор вариантов развития событий, приближенные уговорили Конрадина бежать. Молодой Гогенштауфен не по-юношески трезво оценил свои шансы и вместе с неразлучным другом принцем Фридрихом Баденским и одним личным телохранителем галопом поскакал по дороге на Рим. Большинство защищавших его рыцарей погибли, знаменосец Конрадина был убит, и его знамя с черным орлом стало трофеем французов.
Чаша весов военного счастья, прежде уверенно склонявшаяся в сторону претендента на Сицилийский престол, внезапно дрогнула и стремительно пошла вверх. Утрата собственного знамени теперь сыграла свою роль и в отношении армии Конрадина. Увидев, что их знамя захвачено противником, немцы и их итальянские союзники из числа гибеллинов бросили разграбленный лагерь и пустились наутек. Среди рядов недавних победителей начала быстро распространяться паника.
В короткое время войско Гогенштауфена утратило любое подобие организованности и превратилось в стремительно разбегающуюся толпу. Тем временем инфант Энрике, даже не подозревавший о происходившей за его спиной драме, продолжал неистово преследовать бегущих французов. Лишь поднявшись на возвышенность при выходе из долины, он понял, что произошло. Инфант увидел агонизирующую армию и большой, по виду свежий, отряд французов.
Энрике немедленно приказал повернуть назад, и его воины двинулись к месту событий. Разгоряченный погоней авангард уже разбитого войска Гогеншатуфена был полон решимости вырвать победу из рук врага. Карл без труда заметил поворот Энрике и, поскольку тому еще предстояло проскакать значительное расстояние, позволил своим рыцарям снять шлемы и перевести дух. Его рыцари, несмотря на скоротечный бой, все еще были полны сил в отличие от воинов инфанта, которые не только учувствовали в кровавом бою за мост через реку Сальто, но были измотаны долгой погоней.
Теперь же им предстояла смертельная схватка. Несмотря на изнуренность, ряды тяжелой испанской и итальянской конницы выглядели столь убедительно, что даже такой суровый рубака, как Эрар де Сен-Валери предложил Карлу сымитировать ложное отступление и ударить в лоб. Численно французы уступали своим противникам. Карл дал свое согласие на этот маневр, и камергер повел большой отряд французской конницы в противоположную от приближающихся лавин Энрике сторону, имитируя панику.
Несмотря на приказы инфанта, его подчиненные азартно проглотили наживку, сломали строй и бросились догонять якобы удирающих противников. Тщетно инфант призывал своих подчиненных не вестись на очевидную ловушку. Но было поздно – внезапно Эрар де Сен-Валери и Карл Анжуйский развернули своих рыцарей и ударили по противнику. Началась упорная схватка.
Противники не уступали друг другу в упорстве, умении и храбрости. С обеих сторон отчаянно рубилась тяжелая кавалерия. Но люди инфанта были слишком измучены, а им противостояли лучшие воины Карла. Гибеллины и испанцы в конце концов дрогнули и начали отступать. Те, кто еще имел под собой не очень загнанных коней, без промедления и сомнений покидали поле боя, которое вскоре стало полем избиения.
Так закончилась битва, вошедшая в историю как битва при Тальякоццо, хотя это местечко располагалось в пяти милях позади лагеря Конрадина. Несмотря на тяжелейшие потери, Карл Анжуйский смог одержать убедительную победу. Множество воинов вражеской армии остались лежать в долине реки Сальто, многие были захвачены в плен. Инфанту Энрике, бросившему свою изнуренную лошадь, удалось скрыться. Конрадин Гогенштауфен тоже пока находился на свободе.
Последний из Гогенштауфенов
Несостоявшийся сицилийский король вместе с Фридрихом Баденским и несколькими спутниками прибыл в Рим 28 августа. Здешний предводитель гибеллинов Гвидо да Монтефельтро (тот самый, из восьмого круга Дантова ада) славился особо острым чутьем на перемену политического ветра. Известие о проигранном сражении уже достигло Вечного города. Он отказался принять у себя потерпевшего поражение Гогенштауфена, а в других знатных домах Конрадину был оказан явно холодный прием, который был дополнен советом доброжелателей поскорее покинуть Рим.
Видя, что вчерашние сторонники, восторженные крикуны и бросатели цветов вскоре с не меньшим энтузиазмом будут отдавать должное Карлу, Конрадин не преминул этим советом воспользоваться. В Риме опереться ему уже было не на кого. Беглецы двинулись в небольшой порт Астуру с целью найти корабль для того, чтобы отплыть в Геную, где Гогенштауфен рассчитывал найти поддержку.
Однако в Астуре они были опознаны и арестованы сторонниками Карла Анжуйского. Под стражей оказались сам Конрадин, его друг Фридрих Баденский, Гальвано Ланца и несколько знатных гибеллинов. Еще раньше был схвачен инфант Энрике, нашедший временное прибежище в одном из монастырей. Гальвано Ланца вскоре был казнен вместе с одним из своих сыновей по обвинению в государственной измене. Самых важных пленников перевели в Неаполь, где они дожидались суда.
Карл Анжуйский был настроен самым решительным образом: если после его победы под Беневенто он амнистировал своих противников, то сейчас у него не было и следа милосердия. В отношении Конрадина король Сицилии был настроен бескомпромиссно – Гогенштауфен должен был умереть. Такая позиция была горячо поддержана папой Климентом IV, который едва начал успокаиваться после столь бурной череды событий.
При всей своей жестокости Карл был поборником законности – он хотел довести дело до публичной казни, произведенной по приговору суда, а не просто тайно прирезать своего оппонента в какой-нибудь монастырской келье. Подобные смерти имеют свойство быстро обрастать слухами, легендами и самозванцами. А Карл Анжуйский не мог спокойно сидеть на Сицилийском престоле, пока был жив Гогенштауфен.
Поэтому Карл собрал команду судей, целью которых и было привести процесс к закономерному и заранее оговоренному финалу. Конрадина обвинили в разбое и государственной измене. Не забыли упомянуть и казнь пленного Жана де Брезельва. В итоге Штауфена без особого труда признали виновным. Такая же участь постигла и Фридриха Баденского, который разделил с несостоявшимся королем не только последние годы жизни, но и его печальную судьбу.
29 октября 1268 года в Неаполе при большом стечении народа Конрадин и принц Фридрих были обезглавлены. Вместе с ними были казнены и несколько знатных гибеллинов. Казнь последнего из Гогенштауфенов шокировала обычно не склонную к сантиментам Европу – публичные казни отпрысков знатных и могущественных королевских фамилий еще не стали обыденностью. Это событие вызвало негативный резонанс даже при формально лояльном Карлу французском дворе. Но Анжуйский считал совершенное им поступком если не праведным, то политически верным. Инфант Энрике, учитывая его значительные родственные и политические связи, был оставлен в живых, но заплатил за это двадцатью тремя годами заключения.
Властитель Италии
После победы под Тальякоццо положение Карла Анжуйского, несмотря на кажущуюся шаткость, только укрепилось. Двое его опаснейших противников, каждый из которых имел больше прав на престол Сицилийского королевства, чем он сам, были мертвы. После гибели Манфреда и казни Конрадина эпоха Гогенштауфенов для Италии завершилась. Прямых потомков этого рода по мужской линии попросту не осталось.
Амбиции и планы Карла стали расти как на дрожжах. Папа Римский, уже порядком надоевший королю своими нравоучительными посланиями, теперь был нужен ему гораздо меньше, чем еще совсем недавно. Эта политическая фигура была бы удобнее в качестве послушного инструмента и рупора политики Карла Анжуйского. Впрочем, папа Климент IV скончался в ноябре 1268 года. Место понтифика было пока что вакантным (и пустовало целых три года) – влияние короля Сицилии сильно сказывалось на способности кардиналов выдвинуть подходящую кандидатуру.
Карлу было вполне комфортно и без Папы Римского. В 1269 году его войска подавили очаги сопротивления уцелевших оплотов гибеллинов в Тоскане и Ломбардии. Всюду в тамошних городах, в частности в Пизе, были приведены к власти сторонники гвельфов. В 1270 г. Карл успешно подавил восстание на Сицилии. Теперь под его рукой находились обширные владения, включавшие в себя Южную Италию, Анжу и Прованс. Кроме того, король являлся протектором многих территорий в Центральной и Северной Италии. И Апеннинский сапог стал казаться ему все более тесным.
В таком хлопотном и сложном деле, как превращение бассейна Средиземного моря в собственную империю, Карл рассчитывал на помощь своего набожного брата Людовика IX. К 1270 году французскому королю исполнилось уже 65 лет. Он болезненно переживал неудачу, постигшую его в Седьмом крестовом походе, из которого король вернулся еще в 1254 году, разочарованный и подавленный. Тени прошлого преследовали его, и самой мучительной из них было воспоминание о погибшей в Египте армии и многочисленных пленных, томящихся в заточении у мамлюков.
Людовик дал самому себе обещание вернуться на Святую Землю, однако в течение долгих лет иные заботы донимали монарха. Сначала гражданская война, потом подорванная ею экономика не позволяли королю осуществить задуманное. И вот, наконец, в 1270 г. Людовик IX начинает готовиться к отъезду в Палестину. Для этого масштабного предприятия он затребовал помощи у своего брата, короля Сицилии. Карл не имел возможности отказать старшему брату, но ему не очень хотелось слоняться по ближневосточным пескам. Неизвестно, как бы сложился этот крестовый поход, если бы Карл Анжуйский вдруг не выступил с неожиданным предложением.
Дело в том, что эмир Туниса аль-Мустансир был крайне неудобным и опасным соседом для Сицилийского королевства. Он не только без устали занимался пиратством, вредя торговле, но и всячески баламутил политическую воду на острове и юге Италии во время восстания, направленного против Карла. Король Сицилии глазом не сморгнув рассказал своему брату о прелюбопытных слухах: якобы мусульманский правитель Туниса решил взяться за ум, остепениться и принять христианство. Нелегко было найти в то время байку более нелепую, однако Людовик к искреннему ужасу и изумлению своих приближенных и соратников в нее поверил.
Карл Анжуйский, умело играя на чувствах брата, просто хотел его руками устранить опасного соседа. Плацдарм в Тунисе, увещевал он набожного брата, позволит укрепить положение христианских стран во всем Средиземном море. Карл скромно умалчивал, что самую большую выгоду от данной экспедиции получит его сицилийское величество. Ведь совместный поход на Константинополь, предложенный Анжуйским ранее, Людовик категорически отверг – он считал, что негоже христианам убивать христиан, пусть даже они являются приверженцами другого обряда.
1 июля 1270 года Людовик IX вместе с тремя своими сыновьями и армией торжественно отплыл из порта Эг-Морт в Тунис. Никто даже не озаботился такой мелочью, как проверка истинности слухов о христианских фантазиях тунисского эмира. Когда в конце июля французская армия высадилась на африканское побережье, очень быстро выяснилось, что местная власть меньше всего на свете озабочена переходом в другую веру. Эмир аль-Мустансир спешно собирал армию и укреплял стены городов.
Но главным врагом крестоносцев в Тунисе стала не вражеская армия, а невыносимая жара и начавшаяся вскоре эпидемия дизентерии и брюшного тифа. Спустя немного времени болезнями была поражена бо́льшая часть армии. Король Людовик заболел одним из первых. Он слабел на глазах, и только сильная воля позволяла ему присутствовать на мессах в походной церкви. Когда в августе 1270 г. войска Карла высадились в Тунисе, ему сообщили, что его брат уже скончался, а верховное командование перешло в руки старшего сына Людовика – Филиппа.
Несмотря на то, что королю Сицилии удалось нанести ряд поражений противнику, положение армии крестоносцев продолжало ухудшаться. Эпидемия не утихала, шторм разметал корабли крестоносного флота. Обе стороны склонялись к миру, причем аль-Мустансир был очень не против выпроводить столь беспокойных «проповедников» христианства обратно. В ноябре 1270 года был подписан мир, согласно которому эмир выплачивал крестоносцам солидную компенсацию (треть от которой получил Карл), освобождал пленных и выдавал всех диссидентов, бежавших с Сицилии.
Ослабленные африканским солнцем и болезнями войска крестоносцев отплыли домой, причем французская армия возвращалась на родину через Италию. Карл сопровождал своего племянника, ставшего королем Филиппом III, и всю дорогу вёл с ним воспитательные беседы. Филипп был впечатлительным человеком и, с одной стороны, восхищался своим рыцарственным дядей, а с другой – находился под влиянием матери, Маргариты Прованской, ненавидевшей короля Сицилии.
Завершение крестового похода в Тунис позволило Карлу сосредоточиться на внешнеполитических задачах, которых у него накопилось немало. Давний замысел короля – завоевание Константинополя – пришлось отложить на неопределенное время, поскольку для такой масштабной операции у Сицилийского королевства не хватало ресурсов, а рассчитывать на помощь французского короля не приходилось – Филипп III не только восхищался своим родственником, но и прислушивался к матери. Поэтому Карл плотно занялся балканскими делами, вмешавшись в семейную распрю между сыновьями умершего эпирского деспота Михаила Эпирского.
Карл Анжуйский управлял своим королевством довольно искусно для того времени, хотя это управление и не вызывало особого восторга среди местного населения. Налоговая система была весьма суровой, и на притушенной, но вовсе не погасшей Сицилии продолжали тлеть угли яростного недовольства. Пламя вырвалось наружу в 1282 году, спутав все планы могущественного короля Сицилии, когда грандиозная резня послужила началом очередного восстания и разгоревшейся вслед за ним войны.
Продолжение следует…
Битва при Тальякоццо
Армия Конрадина, покинув Рим, двинулась в Апулию. Маршрут ее следования был проложен таким образом, что он проходил через владения лояльных к юному Штауфену сеньоров. Преодолев на последнем участке пути пересеченную местность, 22 августа 1268 г. Конрадин разбил лагерь в долине речки Сальто. Войска были измотаны долгим маршем, однако, по мнению короля, здешние места как нельзя лучше подходили для использования его главной ударной силы – тяжелой германской кавалерии.
Карл Анжуйский также искал встречи. Получив от своих шпионов сведения, что его враг покинул Рим, он прекратил осаду Лучеры и двинулся навстречу сопернику. Его солдаты показались на противоположном берегу реки Сальто всего через несколько часов после Конрадина. Равнина Скурцоле была хорошо известна анжуйскому королю Сицилии, и это факт придавал ему еще большую уверенность. Вскоре после того, как обе армии встали лагерем, произошла стычка конных отрядов, не принесшая успеха ни одной стороне. Противники берегли силы, желая отдохнуть перед решающим сражением, и не были настроены пробовать друг друга на зуб глубже, чем следует.
Близость противника зародила в Конрадине шпионобоязнь. Юный король начал сомневаться в лояльности некоторых своих союзников, опасаясь, кроме того, лазутчиков и подосланных убийц. Все эти неутихающие страхи привели в итоге к неожиданному событию. Вечером накануне битвы Конрадин отдал приказ казнить захваченного в плен Жана де Брезельва, военачальника Карла Анжуйского. Это распоряжение повергло в недоумение даже ближайших соратников юного Штауфена, ибо шло вразрез с тогдашними обычаями. Вряд ли смерть безоружного знатного пленника сильно подняла боевой дух армии Конрадина перед решающей схваткой, которая произошла на следующий день.
Во вторник 23 августа 1268 года оба войска выстроились в долине речки Сальто. Конрадин разделил свое воинство на три части. Авангард под командованием не вызывающего сомнений и подозрений инфанта Энрике занял позицию на левом берегу. Под его командованием находились испанские рыцари из его свиты и приближенных, а также отряды гибеллинов из Рима и Кампании. За авангардом располагались главные силы, состоящие из гибеллинов Тосканы и Ломбардии, разбавленные теми, кто сбежал с Сицилии и горячо ненавидел Карла Анжуйского. Для придания боевой устойчивости тут же находилось некоторое количество немецкой конницы.
Лучшую часть войска – германских рыцарей – поставили позади всех. На них возлагались особые надежды. Этой ударной группой командовал сам Конрадин при активной помощи своего друга принца Фридриха Баденского. В общей сложности, по разным оценкам, армия сторонников последнего Гогенштауфена насчитывала в своих рядах от 6 до 7 тысяч человек.
Войско Карла Анжуйского по численности уступало своему оппоненту. Под его знаменами находилось около 5 тыс. бойцов, и они также были разделены на три части. Восточный берег реки Сальто занял передовой отряд, состоявший из гвельфов и усиленный выходцами из Прованса, владения Карла. За ним расположились главные силы французского войска под командованием маршала Анри де Кузанса.
В данном случае Карл пошел на хитрость. Он знал, что враг осведомлен о меньшей численности французской армии, и поэтому сделал всё, чтобы Конрадин и его окружение думали, что это вся его армия. Для верности Анри де Кузанс надел королевскую мантию, а знаменосцу маршала вверили королевский штандарт.
Сам же Карл Анжуйский с тысячей лучших рыцарей занял позиции в миле от своей армии, укрывшись за холмом. Вместе с ним был и опытный военачальник, недавно вернувшийся из Крестового похода, – французский камергер Эрар де Сен-Валери. Таким образом, противник видел перед собой только две части французского войска. Несмотря на меньшую численность, воины Карла Анжуйского большей частью были закаленными в боях ветеранами, воевавшими в Италии не первый год.
Утром 23 августа 1268 года началась битва, которая на долгое время определила владельца короны Сицилийского королевства. Первый ход сделал инфант Энрике и его авангард. Мерным шагом в четком боевом порядке его итальянцы выдвинулись к мосту через реку Сальто, на другой стороне которого стояли солдаты Карла. Не понять намерений Энрике мог разве что человек, лишенный каких-либо способностей и знаний в военном деле, однако инфант всё же попытался сыграть свою наспех поставленную комедию.
Его воины в виду противника начали давать представление под названием «постройка лагеря». Этой нехитрой уловкой брат короля Альфонса X Кастильского стремился показать, что война сегодня не входит в его планы. Премьера без особого успеха длилась до 9 утра, когда люди Энрике, побросав «лагерный» реквизит, оседлали коней и бросились на мост. Малоубедительное зрелище оказалось халтурным, и «артистов» встретили плотные шеренги гвельфов и провансальцев. Начался бой, который стремительно приобрел все характерные признаки жаркого.
Энрике на ратном поприще был более искусен, чем на театральном. Французы держались стойко, и в усиление к авангарду, защищавшему мост, де Кузанс выдвинул дополнительные силы. Рубка была настолько жестокой, что в разгаре сражения воины Карла не заметили, как от отряда Энрике отделился крупный контингент (это были гибеллины, которыми командовал Гальвано Ланца, родственник покойного Манфреда) и двинулся на юг, вверх по реке. В полумиле от моста имелся хороший брод, и они быстро преодолели его.
Вскоре рубаки Ланца обрушились на левый фланг французской армии. Удар по войскам Карла, до того момента вполне успешно удерживающим мост, был внезапным и стремительным. Солдаты Анри де Кузанса дрогнули и отступили, что позволило отряду Энрике полностью захватить мост. Натиск армии Конрадина усилился – сам де Кузанс пал в бою, а знамя Карла Анжуйского стало трофеем торжествующих солдат Гогенштауфена.
Далеко не все в войсках Карла Анжуйского знали о переодевании де Кузанса, и вскоре паническое известие о том, что «король убит», привело к их полной дезорганизации. Французы начали отступать, а потом и просто побежали. Их потери к этому моменту были уже очень большими. И авангард, и главные силы Конрадина с всё большим увлечением втягивались в погоню вслед за удирающим противником.
Когда сам юный Гогенштауфен во главе со своей отборной бронированной конницей пересек мост и прибыл к месту событий, казалось, что всё уже кончено. Считавшие себя победителями тут же нашли гораздо более интересное и полезное занятие, чем погоня за деморализованным врагом. Перед ними во всей нетронутой красе лежал лагерь Карла Анжуйского, ждущий отчаянного грабежа и дележа добычи. Итальянцы Гальвано Ланца немедленно приступили к процессу самообогащения, в который охотно включились и немецкие рыцари. Вскоре Конрадин остался на недавнем поле боя в окружении лишь небольшой свиты.
В это время наблюдавший за столь неблагоприятным ходом сражения Карл был преисполнен гнева. Его первой мыслью было немедленно контратаковать, однако от этих импульсивных действий короля отговорил суровый крестоносец Эрар де Сен-Валери. Объяснение его было крайне простым: своих гибнущих людей он все равно не спасет из-за большого расстояния, которое надо было преодолеть, но при этом король демаскировал бы местоположение своего резерва. Камергер советовал подождать, дать врагу время расслабиться и увлечься грабежом.
Так и случилось – вскоре Карл увидел лишь полностью потерявшую порядок толпу, которая азартно потрошила лагерь его армии. Тогда король скомандовал атаку. Он помчался во главе своих отборных и свежих рыцарей, мотивация которых просто зашкаливала. Мысленно подсчитывая объем потолстевших кошельков, мешков и седельных сумок, уже считавшие себя победителями даже не предполагали, что мчавшийся во весь опор по долине отряд рыцарей – на самом деле свежая часть французской армии. Конрадин и его окружение подумали, что это возвращается насытившийся погоней и резней инфант Энрике.
Однако это был вовсе не он. Немногочисленная горсточка рыцарей, находившаяся рядом с юным Гогенштауфеном, физически не могла защитить его от многократно превосходящего врага. Большая часть же армии находилась в упоительном состоянии грабежа. Французы налетели на небольшой отряд противника железной лавиной. Начался ожесточенный бой, который сразу стал неблагоприятным для обороняющихся.
Видя совсем небольшой набор вариантов развития событий, приближенные уговорили Конрадина бежать. Молодой Гогенштауфен не по-юношески трезво оценил свои шансы и вместе с неразлучным другом принцем Фридрихом Баденским и одним личным телохранителем галопом поскакал по дороге на Рим. Большинство защищавших его рыцарей погибли, знаменосец Конрадина был убит, и его знамя с черным орлом стало трофеем французов.
Чаша весов военного счастья, прежде уверенно склонявшаяся в сторону претендента на Сицилийский престол, внезапно дрогнула и стремительно пошла вверх. Утрата собственного знамени теперь сыграла свою роль и в отношении армии Конрадина. Увидев, что их знамя захвачено противником, немцы и их итальянские союзники из числа гибеллинов бросили разграбленный лагерь и пустились наутек. Среди рядов недавних победителей начала быстро распространяться паника.
В короткое время войско Гогенштауфена утратило любое подобие организованности и превратилось в стремительно разбегающуюся толпу. Тем временем инфант Энрике, даже не подозревавший о происходившей за его спиной драме, продолжал неистово преследовать бегущих французов. Лишь поднявшись на возвышенность при выходе из долины, он понял, что произошло. Инфант увидел агонизирующую армию и большой, по виду свежий, отряд французов.
Энрике немедленно приказал повернуть назад, и его воины двинулись к месту событий. Разгоряченный погоней авангард уже разбитого войска Гогеншатуфена был полон решимости вырвать победу из рук врага. Карл без труда заметил поворот Энрике и, поскольку тому еще предстояло проскакать значительное расстояние, позволил своим рыцарям снять шлемы и перевести дух. Его рыцари, несмотря на скоротечный бой, все еще были полны сил в отличие от воинов инфанта, которые не только учувствовали в кровавом бою за мост через реку Сальто, но были измотаны долгой погоней.
Теперь же им предстояла смертельная схватка. Несмотря на изнуренность, ряды тяжелой испанской и итальянской конницы выглядели столь убедительно, что даже такой суровый рубака, как Эрар де Сен-Валери предложил Карлу сымитировать ложное отступление и ударить в лоб. Численно французы уступали своим противникам. Карл дал свое согласие на этот маневр, и камергер повел большой отряд французской конницы в противоположную от приближающихся лавин Энрике сторону, имитируя панику.
Несмотря на приказы инфанта, его подчиненные азартно проглотили наживку, сломали строй и бросились догонять якобы удирающих противников. Тщетно инфант призывал своих подчиненных не вестись на очевидную ловушку. Но было поздно – внезапно Эрар де Сен-Валери и Карл Анжуйский развернули своих рыцарей и ударили по противнику. Началась упорная схватка.
Противники не уступали друг другу в упорстве, умении и храбрости. С обеих сторон отчаянно рубилась тяжелая кавалерия. Но люди инфанта были слишком измучены, а им противостояли лучшие воины Карла. Гибеллины и испанцы в конце концов дрогнули и начали отступать. Те, кто еще имел под собой не очень загнанных коней, без промедления и сомнений покидали поле боя, которое вскоре стало полем избиения.
Так закончилась битва, вошедшая в историю как битва при Тальякоццо, хотя это местечко располагалось в пяти милях позади лагеря Конрадина. Несмотря на тяжелейшие потери, Карл Анжуйский смог одержать убедительную победу. Множество воинов вражеской армии остались лежать в долине реки Сальто, многие были захвачены в плен. Инфанту Энрике, бросившему свою изнуренную лошадь, удалось скрыться. Конрадин Гогенштауфен тоже пока находился на свободе.
Последний из Гогенштауфенов
Несостоявшийся сицилийский король вместе с Фридрихом Баденским и несколькими спутниками прибыл в Рим 28 августа. Здешний предводитель гибеллинов Гвидо да Монтефельтро (тот самый, из восьмого круга Дантова ада) славился особо острым чутьем на перемену политического ветра. Известие о проигранном сражении уже достигло Вечного города. Он отказался принять у себя потерпевшего поражение Гогенштауфена, а в других знатных домах Конрадину был оказан явно холодный прием, который был дополнен советом доброжелателей поскорее покинуть Рим.
Видя, что вчерашние сторонники, восторженные крикуны и бросатели цветов вскоре с не меньшим энтузиазмом будут отдавать должное Карлу, Конрадин не преминул этим советом воспользоваться. В Риме опереться ему уже было не на кого. Беглецы двинулись в небольшой порт Астуру с целью найти корабль для того, чтобы отплыть в Геную, где Гогенштауфен рассчитывал найти поддержку.
Однако в Астуре они были опознаны и арестованы сторонниками Карла Анжуйского. Под стражей оказались сам Конрадин, его друг Фридрих Баденский, Гальвано Ланца и несколько знатных гибеллинов. Еще раньше был схвачен инфант Энрике, нашедший временное прибежище в одном из монастырей. Гальвано Ланца вскоре был казнен вместе с одним из своих сыновей по обвинению в государственной измене. Самых важных пленников перевели в Неаполь, где они дожидались суда.
Карл Анжуйский был настроен самым решительным образом: если после его победы под Беневенто он амнистировал своих противников, то сейчас у него не было и следа милосердия. В отношении Конрадина король Сицилии был настроен бескомпромиссно – Гогенштауфен должен был умереть. Такая позиция была горячо поддержана папой Климентом IV, который едва начал успокаиваться после столь бурной череды событий.
При всей своей жестокости Карл был поборником законности – он хотел довести дело до публичной казни, произведенной по приговору суда, а не просто тайно прирезать своего оппонента в какой-нибудь монастырской келье. Подобные смерти имеют свойство быстро обрастать слухами, легендами и самозванцами. А Карл Анжуйский не мог спокойно сидеть на Сицилийском престоле, пока был жив Гогенштауфен.
Поэтому Карл собрал команду судей, целью которых и было привести процесс к закономерному и заранее оговоренному финалу. Конрадина обвинили в разбое и государственной измене. Не забыли упомянуть и казнь пленного Жана де Брезельва. В итоге Штауфена без особого труда признали виновным. Такая же участь постигла и Фридриха Баденского, который разделил с несостоявшимся королем не только последние годы жизни, но и его печальную судьбу.
Казнь Конрадина
29 октября 1268 года в Неаполе при большом стечении народа Конрадин и принц Фридрих были обезглавлены. Вместе с ними были казнены и несколько знатных гибеллинов. Казнь последнего из Гогенштауфенов шокировала обычно не склонную к сантиментам Европу – публичные казни отпрысков знатных и могущественных королевских фамилий еще не стали обыденностью. Это событие вызвало негативный резонанс даже при формально лояльном Карлу французском дворе. Но Анжуйский считал совершенное им поступком если не праведным, то политически верным. Инфант Энрике, учитывая его значительные родственные и политические связи, был оставлен в живых, но заплатил за это двадцатью тремя годами заключения.
Властитель Италии
После победы под Тальякоццо положение Карла Анжуйского, несмотря на кажущуюся шаткость, только укрепилось. Двое его опаснейших противников, каждый из которых имел больше прав на престол Сицилийского королевства, чем он сам, были мертвы. После гибели Манфреда и казни Конрадина эпоха Гогенштауфенов для Италии завершилась. Прямых потомков этого рода по мужской линии попросту не осталось.
Амбиции и планы Карла стали расти как на дрожжах. Папа Римский, уже порядком надоевший королю своими нравоучительными посланиями, теперь был нужен ему гораздо меньше, чем еще совсем недавно. Эта политическая фигура была бы удобнее в качестве послушного инструмента и рупора политики Карла Анжуйского. Впрочем, папа Климент IV скончался в ноябре 1268 года. Место понтифика было пока что вакантным (и пустовало целых три года) – влияние короля Сицилии сильно сказывалось на способности кардиналов выдвинуть подходящую кандидатуру.
Карлу было вполне комфортно и без Папы Римского. В 1269 году его войска подавили очаги сопротивления уцелевших оплотов гибеллинов в Тоскане и Ломбардии. Всюду в тамошних городах, в частности в Пизе, были приведены к власти сторонники гвельфов. В 1270 г. Карл успешно подавил восстание на Сицилии. Теперь под его рукой находились обширные владения, включавшие в себя Южную Италию, Анжу и Прованс. Кроме того, король являлся протектором многих территорий в Центральной и Северной Италии. И Апеннинский сапог стал казаться ему все более тесным.
В таком хлопотном и сложном деле, как превращение бассейна Средиземного моря в собственную империю, Карл рассчитывал на помощь своего набожного брата Людовика IX. К 1270 году французскому королю исполнилось уже 65 лет. Он болезненно переживал неудачу, постигшую его в Седьмом крестовом походе, из которого король вернулся еще в 1254 году, разочарованный и подавленный. Тени прошлого преследовали его, и самой мучительной из них было воспоминание о погибшей в Египте армии и многочисленных пленных, томящихся в заточении у мамлюков.
Людовик дал самому себе обещание вернуться на Святую Землю, однако в течение долгих лет иные заботы донимали монарха. Сначала гражданская война, потом подорванная ею экономика не позволяли королю осуществить задуманное. И вот, наконец, в 1270 г. Людовик IX начинает готовиться к отъезду в Палестину. Для этого масштабного предприятия он затребовал помощи у своего брата, короля Сицилии. Карл не имел возможности отказать старшему брату, но ему не очень хотелось слоняться по ближневосточным пескам. Неизвестно, как бы сложился этот крестовый поход, если бы Карл Анжуйский вдруг не выступил с неожиданным предложением.
Дело в том, что эмир Туниса аль-Мустансир был крайне неудобным и опасным соседом для Сицилийского королевства. Он не только без устали занимался пиратством, вредя торговле, но и всячески баламутил политическую воду на острове и юге Италии во время восстания, направленного против Карла. Король Сицилии глазом не сморгнув рассказал своему брату о прелюбопытных слухах: якобы мусульманский правитель Туниса решил взяться за ум, остепениться и принять христианство. Нелегко было найти в то время байку более нелепую, однако Людовик к искреннему ужасу и изумлению своих приближенных и соратников в нее поверил.
Карл Анжуйский, умело играя на чувствах брата, просто хотел его руками устранить опасного соседа. Плацдарм в Тунисе, увещевал он набожного брата, позволит укрепить положение христианских стран во всем Средиземном море. Карл скромно умалчивал, что самую большую выгоду от данной экспедиции получит его сицилийское величество. Ведь совместный поход на Константинополь, предложенный Анжуйским ранее, Людовик категорически отверг – он считал, что негоже христианам убивать христиан, пусть даже они являются приверженцами другого обряда.
1 июля 1270 года Людовик IX вместе с тремя своими сыновьями и армией торжественно отплыл из порта Эг-Морт в Тунис. Никто даже не озаботился такой мелочью, как проверка истинности слухов о христианских фантазиях тунисского эмира. Когда в конце июля французская армия высадилась на африканское побережье, очень быстро выяснилось, что местная власть меньше всего на свете озабочена переходом в другую веру. Эмир аль-Мустансир спешно собирал армию и укреплял стены городов.
Смерть Людовика IX в Тунисе
Но главным врагом крестоносцев в Тунисе стала не вражеская армия, а невыносимая жара и начавшаяся вскоре эпидемия дизентерии и брюшного тифа. Спустя немного времени болезнями была поражена бо́льшая часть армии. Король Людовик заболел одним из первых. Он слабел на глазах, и только сильная воля позволяла ему присутствовать на мессах в походной церкви. Когда в августе 1270 г. войска Карла высадились в Тунисе, ему сообщили, что его брат уже скончался, а верховное командование перешло в руки старшего сына Людовика – Филиппа.
Несмотря на то, что королю Сицилии удалось нанести ряд поражений противнику, положение армии крестоносцев продолжало ухудшаться. Эпидемия не утихала, шторм разметал корабли крестоносного флота. Обе стороны склонялись к миру, причем аль-Мустансир был очень не против выпроводить столь беспокойных «проповедников» христианства обратно. В ноябре 1270 года был подписан мир, согласно которому эмир выплачивал крестоносцам солидную компенсацию (треть от которой получил Карл), освобождал пленных и выдавал всех диссидентов, бежавших с Сицилии.
Ослабленные африканским солнцем и болезнями войска крестоносцев отплыли домой, причем французская армия возвращалась на родину через Италию. Карл сопровождал своего племянника, ставшего королем Филиппом III, и всю дорогу вёл с ним воспитательные беседы. Филипп был впечатлительным человеком и, с одной стороны, восхищался своим рыцарственным дядей, а с другой – находился под влиянием матери, Маргариты Прованской, ненавидевшей короля Сицилии.
Завершение крестового похода в Тунис позволило Карлу сосредоточиться на внешнеполитических задачах, которых у него накопилось немало. Давний замысел короля – завоевание Константинополя – пришлось отложить на неопределенное время, поскольку для такой масштабной операции у Сицилийского королевства не хватало ресурсов, а рассчитывать на помощь французского короля не приходилось – Филипп III не только восхищался своим родственником, но и прислушивался к матери. Поэтому Карл плотно занялся балканскими делами, вмешавшись в семейную распрю между сыновьями умершего эпирского деспота Михаила Эпирского.
Карл Анжуйский управлял своим королевством довольно искусно для того времени, хотя это управление и не вызывало особого восторга среди местного населения. Налоговая система была весьма суровой, и на притушенной, но вовсе не погасшей Сицилии продолжали тлеть угли яростного недовольства. Пламя вырвалось наружу в 1282 году, спутав все планы могущественного короля Сицилии, когда грандиозная резня послужила началом очередного восстания и разгоревшейся вслед за ним войны.
Продолжение следует…
Информация