«Треклят сын погибельный Иуда...»
Государь Петр не поверил доносчикам, так как считал Мазепу своим близким другом и соратником. Царские вельможи Головкин и Шафиров подошли к следствию формально, не пытаясь выявить истину. В результате предательство вскрылось лишь тогда, когда Мазепа перешёл на сторону врага.
Следствие и казнь
О доносах Кочубея прознал Мазепа. Действовал он привычным способом, который всегда приносил ему успех. Гетман написал царю письмо. Мазепа сообщал о том, что знает о лживых доносах и заверял в «непорочной и непретковенной верности» и том, что будет блюсти её «до кончины жития». Мазепа просил прислать клеветников в Киев или Батурин, чтобы его враги, видя царскую милость, не рискнули более подавать доносы.
Пётр Алексеевич, сохраняя веру в верность гетмана, предложил ему выманить Кочубея и Искру за пределы Малороссии, чтобы затем арестовать и учинить розыск. Кочубея и Искру Пётр считал клеветниками, а Мазепу – «верным человеком». В грамоте от 11 марта 1708 года, которая была ответом на послание Мазепы от 24 февраля, Пётр заверял своего «верного подданного»: «…таким клеветникам, на вас ложно наветующим, никакая вера от нас не дастся, но и паче оные купно с наустителями воспримут по делам своим достойную казнь».
Мазепа направил в принадлежавшую генеральному судье Диканьку отряд казаков, чтобы схватить своих врагов. Однако Кочубея предупредили и он бежал вместе с Искрой. Кочубей прибыл в Красный Кут, где он был под защитой ахтырского полковника Осипова. 5 марта 1708 года глава Посольского приказа Г. Головкин отправил письмо Осипову с просьбой убедить Искру прибыть в ставку царя. Письмо было внешне ласковое, в нём Головкин уведомил Осипова, что государь «милостиво принял» присланный им извет со слов Искры, но Пётр желает лично обо всём «изустно» узнать от полковника и поэтому приглашает его и Кочубея прибыть в ставку. 11 марта Головкин отправил приглашение прибыть и Кочубею. Головкин уведомил генерального судью, что царь «зело милостив» и желает лично его выслушать.
18 апреля Кочубей и Искра прибыли в Витебск, где находился Головкин. Так как царь Пётр и его окружение исходили из того, что Мазепа предан престолу и невиновен, то следствие носило формальный характер. Следователи выступали в качестве адвокатов предателя. 19 апреля царские дипломаты Гавриил Головкин и Пётр Шафиров провели первую встречу с обвинителями. Головкин снова обещал царскую милость: «Государь к вам милостив, надейтесь на царскую милость и подробно изложите всё дело, ничего не опасаясь». Генеральный судья объяснил суть дела, вынудившего его обратиться к царю с доносом. На основе его показаний было составлено 27 пунктов. Там были указаны конкретные действия Мазепы или намерения совершить их, часто с указанием точных мест и места, где состоял разговор, а также лиц, при этом присутствовавших. То есть у Головкина и Шафирова появилась хорошая возможность проверить точность и основательность обвинений, а также выявить новые факты и обстоятельства при допросе новых лиц. Однако полноценное расследование не входило в планы следователей.
Правда, проверить достоверность некоторых пунктов доноса было невозможно. Довольно часто скрытный гетман делился с Кочубеем своими мыслями с глазу на глаз. К примеру, Мазепа сообщил Кочубею о том, что княгиня Дольская передала ему обещание короля Станислава назначить его князем Черниговским, а запорожскому казачеству предоставить вольности. Отсутствовали свидетели и тогда, когда Кочубей пришел к Мазепе просить разрешения выдать свою дочь за сына Василия Чуйкевича. Мазепа отказал в просьбе и заявил: «Как окажемся под поляками, тогда и жених найдется твоей дочке из знатных шляхтичей».
Но подавляющее большинство обвинений следователи могли проверить, призвав к допросу новых лиц. В частности, Кочубей сообщал, что в Батурин неоднократно приезжал ксендз Заленский и вёл с гетманом тайные переговоры. Свидетелем в этих переговорах был генеральный писарь Орлик. В соответствии с судопроизводством того времени следователи должны были вызвать и допросить свидетелей, в данном случае Орлика, организовать очные ставки и т. д. Можно были призвать и других свидетелей, в 1706–1707 гг. Мазепа, видимо, ощущая близость коренного перелома в отношениях с русским царем, несколько раз терял контроль за языком и болтал лишнее. Кроме того, ряд обвинений можно было проверить, изучив документацию гетманской канцелярии. К ним относятся обвинения Мазепы в самовольном распоряжении войсковой казной, а также о взыскании изобретенных им налогов в свою пользу.
Таким образом, следователи, если бы они этого пожелали, могли довольно быстро докопаться до истины, изучив документы, вызвав и допросив свидетелей и самого гетмана. Но такого желания у них не было. Они сосредоточили внимание на расхождениях в трактовке одного пункта в донесении полковника Осипова и в извете Кочубея. Осипов со слов Искры сообщил киевскому губернатору, что гетман в ожидании приезда царя в Батурин «всячески старался, чтоб его, государя, смерти предать или в руки взять и неприятелям отдать», а затем планировал во главе казачьих полков «идти на великороссийские городы». В извете Кочубея говорилось лишь о намерении гетмана убить царя и ничего не сказано о стремлении захватить государя, чтобы передать его врагу, как и походе для захвата русских городов.
Позвали Искру. Тот подтвердил правильность сказанного им Осипову, сославшись при этом на Кочубея. Следственная практика того времени, при наличие разноречий в показаниях лиц, привлеченных к дознанию, знала два способа получения истины: расширение круга лиц, более или менее осведомленных о деле, с целью организации очных ставок обвиняемых со свидетелями или свидетелей между собой; или пытки. Следователи не стали призывать новых свидетелей и прибегли к пытке. Сначала пытке подвергли Искру: ему дали десять ударов кнутом. Полковник не выдержал, смалодушничал и сообщил: «Никакой измены за гетманом не знаю, слышал о том только от Кочубея». Привели в застенок и Кочубея. Нервы пожилого и больного человека не тоже выдержали. Избегая мучений, он, по словам Головкина, «принес повинную, что он все то, что написал на гетмана, затеял только с единой злобы своей домашней за дочь». Искру привели к повторной пытке и дали восемь ударов. Он подтвердил, что не располагает данными об измене Мазепы, что пристал к делу только из дружбы к Кочубею и что всё придумал генеральный судья. Призвали к пытке Кочубея. Теперь его не спасло добровольное признание. Следователи велели дать ему пять ударов. Головкин доносил царю: «Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради мы еще более пытать его опасались, чтобы прежде времени не издох». На этот раз следователи интересовались, сам ли всё придумал Кочубей, или кто подсказал из неприятелей, чтобы нанести удар по «верному» гетману. Кочубей сообщил, что никакой «подсылки» ни от кого не было и что, кроме Искры, у него нет никаких единомышленников.
Изветчики упростили задачу следователям. Они не стали упорствовать в своих показаниях, отказались от обвинений, получилось так, что они пошли навстречу желаниям следователей и избавили их от необходимости проводить настоящее расследование дел Мазепы. Формально Головкин и Шафиров были правы: Кочубей и Искра теперь выглядели как обыкновенные клеветники, которые пытались опорочить «верного подданного» Мазепу. Но если бы царские вельможи подошли к делу серьёзно, они могли бы сравнительно легко выявить двойную жизнь гетмана. Для этого нужно было только расширить круг свидетелей. В итоге появилась бы возможность схватить предателя до того, как он перейдёт на сторону врага.
Следствие началось 21 апреля. Не прошло и недели, как оно завершилось. 30 апреля подследственных перевезли из Витебска в Смоленск. Царю был отправлен проект приговора – смертная казнь. Петра не удовлетворили результаты следствия. Он считал, что следователи не выявили главного – связи с враждебными заграничными силами. Обвиняемых вернули в Витебск и снова пытали, чтобы выявить связи со шведами, поляками или запорожцами. Однако оба показали: «… от шведов, и от поляков, и от запорожцев, и из Крыму, и от иных никаких народов в том гетманском деле, или к возмущению, ни от кого… подсылки не было».
В 1914 году в Киеве установили памятник Кочубею и Искре как «борцам за русскую идею» по предложению Военно-исторического общества. Проект выполнил полковник В. А. Самонов. В 1918 году памятник был снесён властями Украинской Народной Республики. В апреле 1923 года на оставшемся постаменте воздвигли памятник героям Январского восстания 1918 г. рабочих завода «Арсенал» против Центральной Рады. Вместо статуй Кочубея и Искры наверх водружена пушка, участвовавшая в событиях.
Тем временем Мазепа настороженно следил за ходом следствия. Головкин и Шафиров сообщали ему о состоянии дел в Витебске. Кроме того, у гетмана был и свой неофициальный осведомитель. Не оставлял гетмана без внимания и царь. Ещё до начала следствия, 20 апреля Петр известил Мазепу, что Кочубей и Искра прибыли с «ложным доношением», и обнаружилось «самое их воровство и сплетенная ложь на тебя, верного подданного нашего». Царь заверял гетмана: «Мы тому ложному их доношению как и прежде, так и ныне веры никакой яти не хочем, ведая к нам, великому государю, твою всегдашнюю непоколебимую верность». Таким образом, допрос ещё не начался, а царские вельможи и сам царь, упреждая следствие, сообщали предателю, что не верят ложному доносу. В дальнейшем Головкин и Шафиров снова подтверждали невиновность гетмана. А Мазепа благодарил царских вельмож за покровительство и заступничество перед лицом монарха.
Успокоившись, Мазепа стал требовать передачи ему доносчиков. Гетман утверждал в своих посланиях, что ему нечего бояться разоблачения. Он также отмечал, что жестокий розыск и последующая публичная казнь, с одной стороны, покажут народу Малороссии полное доверие царя к гетману, а с другой – внушат людям страх и опасение за ложные доносы. По мнению Мазепы, казнь лучше всяких универсалов и обращений способна убедить всех, сколь опасно и бесполезно жаловаться на него. Кроме того, он желал жестоко отомстить противникам. Чтобы убедить царских дипломатов в том, что Кочубея и Искру нужно выдать ему, гетман 25 апреля сообщил о сообщниках и единомышленниках генерального судьи, которые якобы думают, что царь милостиво принял доносчиков и поверил им. Поэтому чтобы успокоить народ необходимо организовать публичную казнь в Малороссии.
В итоге домогательства Мазепы увенчались успехом. Гетман заполучил от царя Кочубея и Искру, чтобы казнить их. Предатель запрашивал царя, каким способом лишить изветчиков жизни. Пётр ответил: «… какою ни есть, только смертью, хоть головы отсечь или повесить – всё равно». Доносчиков отправили с. Борщаговку под Белой Церковью, где стоял лагерь Мазепы. Там новый допрос учинил Филипп Орлик. 15 (25) июля 1708 года Кочубею и Искре отрубили головы.
Очевидно, что в смерти Кочубея и Искры во многом повинны Головкин и Шафиров, которые в угоду царю, убежденному в верности Мазепы, так провели следствие, чтобы не нарушать царских иллюзий о «преданном подданном». Вскоре после смерти Василия Кочубея и Ивана Искры произошла измена Мазепы, о которой они предупреждали государя. Пётр, раскаявшись в ошибке и называя Кочубея «мужем честным, славныя памяти», тогда же приказал возвратить жене и детям несчастливца конфискованные имения с прибавкою новых деревень. Семья Искры также была реабилитирована. Тела Кочубея и Искры были перезахоронены царём в Киево-Печерской лавре.
Мазепа же после поражения шведской армии в Полтавском сражении стал изгнанником. Царский посланник в Константинополе П. Толстой был готов потратить 300 тыс. ефимков, которые предлагал великому турецкому визирю за содействие в выдаче предателя, но Порта отказалась выдавать Мазепу русским властям.
По приказу царя Петра для награждения гетмана Мазепы в единственном экземпляре был изготовлен Орден Иуды. На серебряном круге был изображён Иуда, повесившийся на осине, внизу изображение тридцати сребреников и надпись: «Треклят сын погибельный Иуда еже ли за сребролюбие давится». Умер Мазепа в 1709 году в Бендерах.
Изображение ордена Иуды
Следствие и казнь
О доносах Кочубея прознал Мазепа. Действовал он привычным способом, который всегда приносил ему успех. Гетман написал царю письмо. Мазепа сообщал о том, что знает о лживых доносах и заверял в «непорочной и непретковенной верности» и том, что будет блюсти её «до кончины жития». Мазепа просил прислать клеветников в Киев или Батурин, чтобы его враги, видя царскую милость, не рискнули более подавать доносы.
Пётр Алексеевич, сохраняя веру в верность гетмана, предложил ему выманить Кочубея и Искру за пределы Малороссии, чтобы затем арестовать и учинить розыск. Кочубея и Искру Пётр считал клеветниками, а Мазепу – «верным человеком». В грамоте от 11 марта 1708 года, которая была ответом на послание Мазепы от 24 февраля, Пётр заверял своего «верного подданного»: «…таким клеветникам, на вас ложно наветующим, никакая вера от нас не дастся, но и паче оные купно с наустителями воспримут по делам своим достойную казнь».
Мазепа направил в принадлежавшую генеральному судье Диканьку отряд казаков, чтобы схватить своих врагов. Однако Кочубея предупредили и он бежал вместе с Искрой. Кочубей прибыл в Красный Кут, где он был под защитой ахтырского полковника Осипова. 5 марта 1708 года глава Посольского приказа Г. Головкин отправил письмо Осипову с просьбой убедить Искру прибыть в ставку царя. Письмо было внешне ласковое, в нём Головкин уведомил Осипова, что государь «милостиво принял» присланный им извет со слов Искры, но Пётр желает лично обо всём «изустно» узнать от полковника и поэтому приглашает его и Кочубея прибыть в ставку. 11 марта Головкин отправил приглашение прибыть и Кочубею. Головкин уведомил генерального судью, что царь «зело милостив» и желает лично его выслушать.
18 апреля Кочубей и Искра прибыли в Витебск, где находился Головкин. Так как царь Пётр и его окружение исходили из того, что Мазепа предан престолу и невиновен, то следствие носило формальный характер. Следователи выступали в качестве адвокатов предателя. 19 апреля царские дипломаты Гавриил Головкин и Пётр Шафиров провели первую встречу с обвинителями. Головкин снова обещал царскую милость: «Государь к вам милостив, надейтесь на царскую милость и подробно изложите всё дело, ничего не опасаясь». Генеральный судья объяснил суть дела, вынудившего его обратиться к царю с доносом. На основе его показаний было составлено 27 пунктов. Там были указаны конкретные действия Мазепы или намерения совершить их, часто с указанием точных мест и места, где состоял разговор, а также лиц, при этом присутствовавших. То есть у Головкина и Шафирова появилась хорошая возможность проверить точность и основательность обвинений, а также выявить новые факты и обстоятельства при допросе новых лиц. Однако полноценное расследование не входило в планы следователей.
Правда, проверить достоверность некоторых пунктов доноса было невозможно. Довольно часто скрытный гетман делился с Кочубеем своими мыслями с глазу на глаз. К примеру, Мазепа сообщил Кочубею о том, что княгиня Дольская передала ему обещание короля Станислава назначить его князем Черниговским, а запорожскому казачеству предоставить вольности. Отсутствовали свидетели и тогда, когда Кочубей пришел к Мазепе просить разрешения выдать свою дочь за сына Василия Чуйкевича. Мазепа отказал в просьбе и заявил: «Как окажемся под поляками, тогда и жених найдется твоей дочке из знатных шляхтичей».
Но подавляющее большинство обвинений следователи могли проверить, призвав к допросу новых лиц. В частности, Кочубей сообщал, что в Батурин неоднократно приезжал ксендз Заленский и вёл с гетманом тайные переговоры. Свидетелем в этих переговорах был генеральный писарь Орлик. В соответствии с судопроизводством того времени следователи должны были вызвать и допросить свидетелей, в данном случае Орлика, организовать очные ставки и т. д. Можно были призвать и других свидетелей, в 1706–1707 гг. Мазепа, видимо, ощущая близость коренного перелома в отношениях с русским царем, несколько раз терял контроль за языком и болтал лишнее. Кроме того, ряд обвинений можно было проверить, изучив документацию гетманской канцелярии. К ним относятся обвинения Мазепы в самовольном распоряжении войсковой казной, а также о взыскании изобретенных им налогов в свою пользу.
Таким образом, следователи, если бы они этого пожелали, могли довольно быстро докопаться до истины, изучив документы, вызвав и допросив свидетелей и самого гетмана. Но такого желания у них не было. Они сосредоточили внимание на расхождениях в трактовке одного пункта в донесении полковника Осипова и в извете Кочубея. Осипов со слов Искры сообщил киевскому губернатору, что гетман в ожидании приезда царя в Батурин «всячески старался, чтоб его, государя, смерти предать или в руки взять и неприятелям отдать», а затем планировал во главе казачьих полков «идти на великороссийские городы». В извете Кочубея говорилось лишь о намерении гетмана убить царя и ничего не сказано о стремлении захватить государя, чтобы передать его врагу, как и походе для захвата русских городов.
Позвали Искру. Тот подтвердил правильность сказанного им Осипову, сославшись при этом на Кочубея. Следственная практика того времени, при наличие разноречий в показаниях лиц, привлеченных к дознанию, знала два способа получения истины: расширение круга лиц, более или менее осведомленных о деле, с целью организации очных ставок обвиняемых со свидетелями или свидетелей между собой; или пытки. Следователи не стали призывать новых свидетелей и прибегли к пытке. Сначала пытке подвергли Искру: ему дали десять ударов кнутом. Полковник не выдержал, смалодушничал и сообщил: «Никакой измены за гетманом не знаю, слышал о том только от Кочубея». Привели в застенок и Кочубея. Нервы пожилого и больного человека не тоже выдержали. Избегая мучений, он, по словам Головкина, «принес повинную, что он все то, что написал на гетмана, затеял только с единой злобы своей домашней за дочь». Искру привели к повторной пытке и дали восемь ударов. Он подтвердил, что не располагает данными об измене Мазепы, что пристал к делу только из дружбы к Кочубею и что всё придумал генеральный судья. Призвали к пытке Кочубея. Теперь его не спасло добровольное признание. Следователи велели дать ему пять ударов. Головкин доносил царю: «Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради мы еще более пытать его опасались, чтобы прежде времени не издох». На этот раз следователи интересовались, сам ли всё придумал Кочубей, или кто подсказал из неприятелей, чтобы нанести удар по «верному» гетману. Кочубей сообщил, что никакой «подсылки» ни от кого не было и что, кроме Искры, у него нет никаких единомышленников.
Изветчики упростили задачу следователям. Они не стали упорствовать в своих показаниях, отказались от обвинений, получилось так, что они пошли навстречу желаниям следователей и избавили их от необходимости проводить настоящее расследование дел Мазепы. Формально Головкин и Шафиров были правы: Кочубей и Искра теперь выглядели как обыкновенные клеветники, которые пытались опорочить «верного подданного» Мазепу. Но если бы царские вельможи подошли к делу серьёзно, они могли бы сравнительно легко выявить двойную жизнь гетмана. Для этого нужно было только расширить круг свидетелей. В итоге появилась бы возможность схватить предателя до того, как он перейдёт на сторону врага.
Следствие началось 21 апреля. Не прошло и недели, как оно завершилось. 30 апреля подследственных перевезли из Витебска в Смоленск. Царю был отправлен проект приговора – смертная казнь. Петра не удовлетворили результаты следствия. Он считал, что следователи не выявили главного – связи с враждебными заграничными силами. Обвиняемых вернули в Витебск и снова пытали, чтобы выявить связи со шведами, поляками или запорожцами. Однако оба показали: «… от шведов, и от поляков, и от запорожцев, и из Крыму, и от иных никаких народов в том гетманском деле, или к возмущению, ни от кого… подсылки не было».
В 1914 году в Киеве установили памятник Кочубею и Искре как «борцам за русскую идею» по предложению Военно-исторического общества. Проект выполнил полковник В. А. Самонов. В 1918 году памятник был снесён властями Украинской Народной Республики. В апреле 1923 года на оставшемся постаменте воздвигли памятник героям Январского восстания 1918 г. рабочих завода «Арсенал» против Центральной Рады. Вместо статуй Кочубея и Искры наверх водружена пушка, участвовавшая в событиях.
Тем временем Мазепа настороженно следил за ходом следствия. Головкин и Шафиров сообщали ему о состоянии дел в Витебске. Кроме того, у гетмана был и свой неофициальный осведомитель. Не оставлял гетмана без внимания и царь. Ещё до начала следствия, 20 апреля Петр известил Мазепу, что Кочубей и Искра прибыли с «ложным доношением», и обнаружилось «самое их воровство и сплетенная ложь на тебя, верного подданного нашего». Царь заверял гетмана: «Мы тому ложному их доношению как и прежде, так и ныне веры никакой яти не хочем, ведая к нам, великому государю, твою всегдашнюю непоколебимую верность». Таким образом, допрос ещё не начался, а царские вельможи и сам царь, упреждая следствие, сообщали предателю, что не верят ложному доносу. В дальнейшем Головкин и Шафиров снова подтверждали невиновность гетмана. А Мазепа благодарил царских вельмож за покровительство и заступничество перед лицом монарха.
Успокоившись, Мазепа стал требовать передачи ему доносчиков. Гетман утверждал в своих посланиях, что ему нечего бояться разоблачения. Он также отмечал, что жестокий розыск и последующая публичная казнь, с одной стороны, покажут народу Малороссии полное доверие царя к гетману, а с другой – внушат людям страх и опасение за ложные доносы. По мнению Мазепы, казнь лучше всяких универсалов и обращений способна убедить всех, сколь опасно и бесполезно жаловаться на него. Кроме того, он желал жестоко отомстить противникам. Чтобы убедить царских дипломатов в том, что Кочубея и Искру нужно выдать ему, гетман 25 апреля сообщил о сообщниках и единомышленниках генерального судьи, которые якобы думают, что царь милостиво принял доносчиков и поверил им. Поэтому чтобы успокоить народ необходимо организовать публичную казнь в Малороссии.
В итоге домогательства Мазепы увенчались успехом. Гетман заполучил от царя Кочубея и Искру, чтобы казнить их. Предатель запрашивал царя, каким способом лишить изветчиков жизни. Пётр ответил: «… какою ни есть, только смертью, хоть головы отсечь или повесить – всё равно». Доносчиков отправили с. Борщаговку под Белой Церковью, где стоял лагерь Мазепы. Там новый допрос учинил Филипп Орлик. 15 (25) июля 1708 года Кочубею и Искре отрубили головы.
Очевидно, что в смерти Кочубея и Искры во многом повинны Головкин и Шафиров, которые в угоду царю, убежденному в верности Мазепы, так провели следствие, чтобы не нарушать царских иллюзий о «преданном подданном». Вскоре после смерти Василия Кочубея и Ивана Искры произошла измена Мазепы, о которой они предупреждали государя. Пётр, раскаявшись в ошибке и называя Кочубея «мужем честным, славныя памяти», тогда же приказал возвратить жене и детям несчастливца конфискованные имения с прибавкою новых деревень. Семья Искры также была реабилитирована. Тела Кочубея и Искры были перезахоронены царём в Киево-Печерской лавре.
Мазепа же после поражения шведской армии в Полтавском сражении стал изгнанником. Царский посланник в Константинополе П. Толстой был готов потратить 300 тыс. ефимков, которые предлагал великому турецкому визирю за содействие в выдаче предателя, но Порта отказалась выдавать Мазепу русским властям.
По приказу царя Петра для награждения гетмана Мазепы в единственном экземпляре был изготовлен Орден Иуды. На серебряном круге был изображён Иуда, повесившийся на осине, внизу изображение тридцати сребреников и надпись: «Треклят сын погибельный Иуда еже ли за сребролюбие давится». Умер Мазепа в 1709 году в Бендерах.
Изображение ордена Иуды
Информация