Опыт китайских коммунистов в перевоспитании мусульманских радикалов
Этот материал готовился к выходу уже давно. Ряд недавних публикаций в западных СМИ ускорил его выход. Также отметим, что абсолютное большинство россиян вообще вряд ли покажет на карте историческую область Уйгурию, в данный момент являющуюся Синьцзян-Уйгурской автономной областью Китая. Однако этот территориально огромный и крайне важный в стратегическом отношении регион является, фактически с момента вхождения в состав китайского государства, одним из главных (если не сказать главным) очагов сепаратизма внутри КНР.
Проблема сепаратизма имеет основания в том, что этнически население Уйгурии всегда было инородным и иноверным по отношению к господствующему народу Китая – «ханьцам». Всего в Синьцзяне проживает более 10 млн. этнических уйгур – граждан КНР; говорят они на тюркском языке, и антропологическим обликом больше напоминают народы Центральной Азии, чем этнических китайцев. Вообще, видя тот же Кашгар, явно чувствуешь намного более крепкую связь этого города с Самаркандом или Багдадом, чем с Пекином, Шанхаем или Гуаньчжоу.
Уйгуры и иные народы Синьцзяна не только вошли в состав Китая относительно недавно (200 лет по масштабам китайской истории – это немного), но и имеют, если использовать термины Л.Н. Гумилёва, «отрицательную комплиментарность» с этническими китайцами.
Вообще, до прихода к власти в Китае марксистов Синьцзян далеко не весь целиком, и далеко не постоянно находился в рамках китайской государственности. История сопротивления местных народов китайской экспансии в Центральную Азию – это отдельная большая тема, пока же скажем проще: отношения между уйгурами и центральными властями Китая что в императорский, что в маоистский период всегда были весьма сложными. Практически всегда, когда центральная власть испытывала проблемы, Синьцзян (точно так же, как и Кавказ или Туркестан в России) выходил из-под её контроля, и китайцам снова и снова приходилось восстанавливать там своё влияние, часто применяя силу.
В последние десятилетия в связи с открытием огромных залежей разнообразных природных богатств, включая углеводородное сырьё, в этот регион произошёл приток китайских и международных инвестиций. Одновременно с этим произошёл быстрый рост экономики Синьцзяна, равно как и появился значительный поток переселенцев из областей Восточного Китая.
Это в ещё большей степени подстегнуло конфликт: изначально конфронтация была скорее политической и государственной, потом китайские коммунисты, являясь носителями идеологии государственного атеизма, обрушили репрессии на уйгур ещё и по религиозным мотивам (так как большинство этого народа – мусульмане). А в последнее время из-за активного освоения природных богатства региона и начала массового переселения в Синьцзян-Уйгурскую АО этнических китайцев из внутренних районов конфликт получил и третью свою составляющую – межэтническую.
Центральное правительство Поднебесной всегда стояло перед необходимостью так или иначе решать уйгурско-синьцзянский вопрос, и на протяжении истории тем или иным образом его решало. В последние десятилетия, на волне либерализации Китая и демократизации там многих общественных норм, проблема уйгурского сепаратизма, всегда основанного не только на этнических взаимоотношениях, но и на межрелигиозных противоречиях (радикальный ислам издавна был одной из сил, жёстко «цементировавших» синьцзянских сепаратистов), стала особенно острой.
Можно сказать, что конфронтация вышла на уровень периодически вспыхивавших взаимных погромов, а также, со стороны уйгур, был активно заимствован опыт исламского джихадизма, тем более что центры которого находятся в прямом соприкосновении с границами Синьцзяна.
Мало кто знает, что не только в этом регионе, но даже в столице Китая произошло несколько террористических нападений, в том числе с использованием автомобилей. В частности, в 2013 году подобная атака, в результате которой погибло 7 человек, произошла даже на главной площади Китая – Тяньаньмэнь. В 2014 году наибольшую известность получила террористическая атака в Куньмине, осуществлённая уйгурскими джихадистами на расстоянии более 2000 км от Синьцзяна, в результате которой погиб 31 человек.
И, по признанию собственно коммунистических властей Китая, несмотря на небольшие по числу летальных исходов последствия, эти действия угрожают основам китайской государственной системы и, следовательно, должны быть жестко пресечены.
В результате этого в качестве ответа на угрозу, вышедшую на новый уровень, руководство Китая в последние годы развернуло фактически беспрецедентные ограничительные меры, направленные на обеспечение безопасности лояльных государству граждан и на предотвращение терактов.
Вероятно, гражданам России будет небезынтересен опыт мер со стороны маоистских властей Китая, нацеленных на недопущение в этом регионе гражданской войны и на решение проблемы регионального сепаратизма.
Можно сказать, что в принципе Синьцзян-Уйгурская АО в чём-то схожа с российским северокавказским регионом: такие же в значительной степени горные области, населенные достаточно «горячими» народностями, такие же большие границы с выходом ко многим странам и т.п. То есть Синьцзян для Китая в целом – это такая же геополитическая точка воздействия для «внешних игроков», как и Северный и Восточный Кавказ для России.
Фактически последние 30 лет данный регион является самой неспокойной территорией КНР. Пожалуй, единственное исключение, отличающее Синьцзян от нашего Кавказа, — это организованная преступность: уйгурские этнические преступные группы не имеют никакого сравнения в силе и могуществе с огромными кланами китайской мафии. Соответственно, они также практически не имеют никакого влияния на собственно китайских территориях (в отличие от кавказских этнических преступных группировок, как известно, имеющих большой вес и оперирующих по всей России, и контролирующих многие сферы – от нелегальной добычи янтаря в Калининграде до промывки золота на Чукотке).
В последнее время, особенно на фоне нового возгорания конфликта в Афганистане (с которым у Синьцзяна прямая граница), в этом неспокойном углу Китая вновь обострилась обстановка. Более широко рассматривать причины этого мы здесь не будем, просто скажем, что китайские коммунистические власти предприняли действительно уникальный комплекс мероприятий, с помощью которого назревавший очередной всплеск сепаратистской активности был потушен в зародыше за последние несколько месяцев.
Итак, во-первых, на территории Синьцзян-Уйгурской АО было введено в широчайших масштабах использование компьютерных технологий в сфере слежения, распознавания лиц, контроля движения отдельных граждан и т.п. Практически всё население Уйгурии было введено в картотеку биометрических данных. Абсолютно все переговоры по мобильным и стационарным телефонам стали фиксироваться, анализироваться и архивироваться (по различным данным, на срок от 6 месяцев до 3 лет).
Во-вторых, на территории северо-западного Китая под видом различных приложений (часто обязательных) активно внедрялись программы мониторинга, считывающие и анализирующие содержание мобильных телефонов, включая мессенджеры, и передававшие данные на «станции слежения» в случае обнаружения подозрительного контента.
В-третьих, был ужесточён комплекс наказаний по статьям за религиозный экстремизм, сепаратизм и терроризм, что не могло не сказаться на понижении численности различных видов подобных преступлений.
Кроме того, были введены и всё более ужесточались меры ограничения даже просто исламской (не говоря о салафистско-джихадистской) идентичности. В частности, например, в Синьцзяне и вообще на территории КНР, но в Синьцзяне особенно, действует запрет на ношение длинных бород, специфических исламских головных уборов для мужчин (тюрбаны, фески, особые фасоны тюбетеек и пр.) и для женщин, особенно закрывающие лицо (бурка, никаб, паранджа и пр.).
В этом регионе, согласно решению центрального правительства Китая, в последнее время строжайше запрещена любая пропаганда ислама вообще, не говоря о различных радикальных течениях. Кроме того, в КНР запрещается иммиграция не только иностранных исламских проповедников и религиозных лидеров, но даже просто лиц из сопредельных стран, ведущих подчёркнуто исламский образ жизни.
Согласно рекомендациям региональной полиции этой китайской провинции, у многих этнических уйгур, ранее вполне официально выезжавших в такие страны, как Афганистан, Иран, Пакистан, Саудовская Аравия и иные государства Персидского залива, и даже в Турцию с Египтом, в последние 2 года были отозваны заграничные паспорта, а выезд из страны им был закрыт.
Больше того, очередной, недавно прошедший хадж в Саудовскую Аравию снова обострил уйгурский вопрос, так как местным мусульманам вновь было крайне сложно получить разрешение на совершение данного религиозного паломничества, а некоторым из выехавших был вообще закрыт обратный въезд в Китай.
По заявлению одного из представителей местного коммунистического руководства, «эпоха либерализма, длившаяся у нас последние десятилетия, по крайней мере, в Синьцзяне, закончилась. И это хорошо, потому что местное население пыталось использовать демократические достижения только во вред китайской государственности».
По мнению лиц, бывавших в Кашгаре и иных городах северо-западного Китая, в последнее время ситуация там решительно изменилась: «Времена разрешённой Сунны и молитв (т.е. 1990-е — 2000-е годы) прошли, словно их и не было». Мечети стали больше напоминать музеи, религиозная исламская литература практически перестала продаваться, «соблюдающих» мусульман-уйгур перестали брать на работу в любые государственные органы, а тех, кто уже там работал, подвергли процедуре «проверки лояльности» и сокращению.
В общем, современная Уйгурия постепенно возвращается всё больше в период «Китая, твёрдо двигающегося по пути, предначертанным Великим Кормчим», и всё больше напоминает исламские республики Средней Азии во времена СССР.
Однако стоит ли нам так печалиться о современных судьбах 10 млн. уйгурского меньшинства в Китае, как в последнее время плачут различные западные СМИ? Ведь ограничение прав и гражданских свобод менее 1% населения дало возможность спокойной жизни остальным 99% китайских граждан, большинство из которых вполне лояльно государству и поддерживает действия правительства.
В завершение, думаю, стоит привести слова Шохрата Закира, этнического уйгура и председателя правительства Синьцзяна. Он на днях сказал:
Синьцзян на карте Китая
Проблема сепаратизма имеет основания в том, что этнически население Уйгурии всегда было инородным и иноверным по отношению к господствующему народу Китая – «ханьцам». Всего в Синьцзяне проживает более 10 млн. этнических уйгур – граждан КНР; говорят они на тюркском языке, и антропологическим обликом больше напоминают народы Центральной Азии, чем этнических китайцев. Вообще, видя тот же Кашгар, явно чувствуешь намного более крепкую связь этого города с Самаркандом или Багдадом, чем с Пекином, Шанхаем или Гуаньчжоу.
Уйгуры и иные народы Синьцзяна не только вошли в состав Китая относительно недавно (200 лет по масштабам китайской истории – это немного), но и имеют, если использовать термины Л.Н. Гумилёва, «отрицательную комплиментарность» с этническими китайцами.
Вообще, до прихода к власти в Китае марксистов Синьцзян далеко не весь целиком, и далеко не постоянно находился в рамках китайской государственности. История сопротивления местных народов китайской экспансии в Центральную Азию – это отдельная большая тема, пока же скажем проще: отношения между уйгурами и центральными властями Китая что в императорский, что в маоистский период всегда были весьма сложными. Практически всегда, когда центральная власть испытывала проблемы, Синьцзян (точно так же, как и Кавказ или Туркестан в России) выходил из-под её контроля, и китайцам снова и снова приходилось восстанавливать там своё влияние, часто применяя силу.
В последние десятилетия в связи с открытием огромных залежей разнообразных природных богатств, включая углеводородное сырьё, в этот регион произошёл приток китайских и международных инвестиций. Одновременно с этим произошёл быстрый рост экономики Синьцзяна, равно как и появился значительный поток переселенцев из областей Восточного Китая.
Основные природные ресурсы, имеющиеся на территории Синьцзяна
Это в ещё большей степени подстегнуло конфликт: изначально конфронтация была скорее политической и государственной, потом китайские коммунисты, являясь носителями идеологии государственного атеизма, обрушили репрессии на уйгур ещё и по религиозным мотивам (так как большинство этого народа – мусульмане). А в последнее время из-за активного освоения природных богатства региона и начала массового переселения в Синьцзян-Уйгурскую АО этнических китайцев из внутренних районов конфликт получил и третью свою составляющую – межэтническую.
Центральное правительство Поднебесной всегда стояло перед необходимостью так или иначе решать уйгурско-синьцзянский вопрос, и на протяжении истории тем или иным образом его решало. В последние десятилетия, на волне либерализации Китая и демократизации там многих общественных норм, проблема уйгурского сепаратизма, всегда основанного не только на этнических взаимоотношениях, но и на межрелигиозных противоречиях (радикальный ислам издавна был одной из сил, жёстко «цементировавших» синьцзянских сепаратистов), стала особенно острой.
Можно сказать, что конфронтация вышла на уровень периодически вспыхивавших взаимных погромов, а также, со стороны уйгур, был активно заимствован опыт исламского джихадизма, тем более что центры которого находятся в прямом соприкосновении с границами Синьцзяна.
Атака синьцзянских экстремистов в районе площади Тяньаньмэнь в 2013 году
Мало кто знает, что не только в этом регионе, но даже в столице Китая произошло несколько террористических нападений, в том числе с использованием автомобилей. В частности, в 2013 году подобная атака, в результате которой погибло 7 человек, произошла даже на главной площади Китая – Тяньаньмэнь. В 2014 году наибольшую известность получила террористическая атака в Куньмине, осуществлённая уйгурскими джихадистами на расстоянии более 2000 км от Синьцзяна, в результате которой погиб 31 человек.
И, по признанию собственно коммунистических властей Китая, несмотря на небольшие по числу летальных исходов последствия, эти действия угрожают основам китайской государственной системы и, следовательно, должны быть жестко пресечены.
В результате этого в качестве ответа на угрозу, вышедшую на новый уровень, руководство Китая в последние годы развернуло фактически беспрецедентные ограничительные меры, направленные на обеспечение безопасности лояльных государству граждан и на предотвращение терактов.
Вероятно, гражданам России будет небезынтересен опыт мер со стороны маоистских властей Китая, нацеленных на недопущение в этом регионе гражданской войны и на решение проблемы регионального сепаратизма.
Можно сказать, что в принципе Синьцзян-Уйгурская АО в чём-то схожа с российским северокавказским регионом: такие же в значительной степени горные области, населенные достаточно «горячими» народностями, такие же большие границы с выходом ко многим странам и т.п. То есть Синьцзян для Китая в целом – это такая же геополитическая точка воздействия для «внешних игроков», как и Северный и Восточный Кавказ для России.
Фактически последние 30 лет данный регион является самой неспокойной территорией КНР. Пожалуй, единственное исключение, отличающее Синьцзян от нашего Кавказа, — это организованная преступность: уйгурские этнические преступные группы не имеют никакого сравнения в силе и могуществе с огромными кланами китайской мафии. Соответственно, они также практически не имеют никакого влияния на собственно китайских территориях (в отличие от кавказских этнических преступных группировок, как известно, имеющих большой вес и оперирующих по всей России, и контролирующих многие сферы – от нелегальной добычи янтаря в Калининграде до промывки золота на Чукотке).
Китайская полиция во время усиленного режима несения службы
В последнее время, особенно на фоне нового возгорания конфликта в Афганистане (с которым у Синьцзяна прямая граница), в этом неспокойном углу Китая вновь обострилась обстановка. Более широко рассматривать причины этого мы здесь не будем, просто скажем, что китайские коммунистические власти предприняли действительно уникальный комплекс мероприятий, с помощью которого назревавший очередной всплеск сепаратистской активности был потушен в зародыше за последние несколько месяцев.
Итак, во-первых, на территории Синьцзян-Уйгурской АО было введено в широчайших масштабах использование компьютерных технологий в сфере слежения, распознавания лиц, контроля движения отдельных граждан и т.п. Практически всё население Уйгурии было введено в картотеку биометрических данных. Абсолютно все переговоры по мобильным и стационарным телефонам стали фиксироваться, анализироваться и архивироваться (по различным данным, на срок от 6 месяцев до 3 лет).
Во-вторых, на территории северо-западного Китая под видом различных приложений (часто обязательных) активно внедрялись программы мониторинга, считывающие и анализирующие содержание мобильных телефонов, включая мессенджеры, и передававшие данные на «станции слежения» в случае обнаружения подозрительного контента.
В-третьих, был ужесточён комплекс наказаний по статьям за религиозный экстремизм, сепаратизм и терроризм, что не могло не сказаться на понижении численности различных видов подобных преступлений.
Кроме того, были введены и всё более ужесточались меры ограничения даже просто исламской (не говоря о салафистско-джихадистской) идентичности. В частности, например, в Синьцзяне и вообще на территории КНР, но в Синьцзяне особенно, действует запрет на ношение длинных бород, специфических исламских головных уборов для мужчин (тюрбаны, фески, особые фасоны тюбетеек и пр.) и для женщин, особенно закрывающие лицо (бурка, никаб, паранджа и пр.).
В этом регионе, согласно решению центрального правительства Китая, в последнее время строжайше запрещена любая пропаганда ислама вообще, не говоря о различных радикальных течениях. Кроме того, в КНР запрещается иммиграция не только иностранных исламских проповедников и религиозных лидеров, но даже просто лиц из сопредельных стран, ведущих подчёркнуто исламский образ жизни.
Китайский плакат в Синьцзяне: "Стабильность — это благословение, нестабильность — бедствие"
Согласно рекомендациям региональной полиции этой китайской провинции, у многих этнических уйгур, ранее вполне официально выезжавших в такие страны, как Афганистан, Иран, Пакистан, Саудовская Аравия и иные государства Персидского залива, и даже в Турцию с Египтом, в последние 2 года были отозваны заграничные паспорта, а выезд из страны им был закрыт.
Больше того, очередной, недавно прошедший хадж в Саудовскую Аравию снова обострил уйгурский вопрос, так как местным мусульманам вновь было крайне сложно получить разрешение на совершение данного религиозного паломничества, а некоторым из выехавших был вообще закрыт обратный въезд в Китай.
По заявлению одного из представителей местного коммунистического руководства, «эпоха либерализма, длившаяся у нас последние десятилетия, по крайней мере, в Синьцзяне, закончилась. И это хорошо, потому что местное население пыталось использовать демократические достижения только во вред китайской государственности».
По мнению лиц, бывавших в Кашгаре и иных городах северо-западного Китая, в последнее время ситуация там решительно изменилась: «Времена разрешённой Сунны и молитв (т.е. 1990-е — 2000-е годы) прошли, словно их и не было». Мечети стали больше напоминать музеи, религиозная исламская литература практически перестала продаваться, «соблюдающих» мусульман-уйгур перестали брать на работу в любые государственные органы, а тех, кто уже там работал, подвергли процедуре «проверки лояльности» и сокращению.
В общем, современная Уйгурия постепенно возвращается всё больше в период «Китая, твёрдо двигающегося по пути, предначертанным Великим Кормчим», и всё больше напоминает исламские республики Средней Азии во времена СССР.
Выступление товарища Шохрата Закира, председателя правительства Синьцзян-Уйгурского АР КНР
Однако стоит ли нам так печалиться о современных судьбах 10 млн. уйгурского меньшинства в Китае, как в последнее время плачут различные западные СМИ? Ведь ограничение прав и гражданских свобод менее 1% населения дало возможность спокойной жизни остальным 99% китайских граждан, большинство из которых вполне лояльно государству и поддерживает действия правительства.
В завершение, думаю, стоит привести слова Шохрата Закира, этнического уйгура и председателя правительства Синьцзяна. Он на днях сказал:
«Посмотрите, за последний двадцать один месяц у нас не произошло никаких террористических нападений, и не было даже никакой активности со стороны исламских радикалов. Также количество уголовных дел, особенно по статьям, связанным с угрозой общественной безопасности, значительно сократилось. Разве это плохо?»
Информация