Кавказский узел: не рубить и не затягивать!
Обострившиеся нынешним летом и осенью территориальные конфликты Ингушетии с Чечней и Северной Осетией, как, впрочем, и между другими северокавказскими субъектами Федерации проистекают из многочисленных приграничных переделов на Северном Кавказе, проводившихся, как правило, по этническому признаку. Национальная политика в регионе практически никогда не отличалась последовательностью, и Москве никак не удавалось, следуя заветам генерала Ермолова, встать над схваткой. Зато «коррективы», как в государственную этнотерриториальную политику, так и в местную «картографию», причём не без участия западных посредников, вносились и вносятся с завидной регулярностью...
Чёткое территориальное размежевание в этом поистине мозаичном регионе было проведено вроде бы ещё в первые советские годы. На Кавказе, как и по всему Союзу ССР, была сформирована многоуровневая система автономий. При этом, вопреки вильсоновскому принципу национальностей и вопреки тем базовым ленинским основаниям, которые закладывались в фундамент Советского Союза, на Северном Кавказе применялась весьма оригинальная практика территориального «передела».
Она действовала на протяжении многих лет, от окончания Гражданской войны вплоть до 60-х годов, и вполне соответствовала духу интернационализма, а фактически представляла собой «растворение» или «перемешивание» наций и народностей. При этом ряд районов с русским населением, что называется, в «рабочем порядке» передавался национальным автономиям в регионе, а с нерусским, напротив, — в состав Краснодарского и Ставропольского краёв. Хотя последнее всё же использовалось куда менее часто, чем прецеденты первого «варианта».
Ещё в начале 20-х годов в регионе существовала Горская АССР, сформированная в составе Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгеи, но местные власти постоянно требовали от Москвы большей автономии. Поэтому, чтобы не рисковать рецидивами местного «ультранационализма», уже к 1924 г. эту республику было решено расформировать на отдельные национально-автономные республики или области.
В силу географических особенностей местности люди всегда жили на Северном Кавказе небольшими анклавами, не особо задумываясь над какими-то «вечными и неизменными» границами. Право наций на самоопределение стало для всего региона своего рода бомбой замедленного действия, которая с тех пор не перестаёт периодически взрываться. Ведь, к примеру, целый ряд районов с нерусскими этноменьшинствами в советский период просто «разделили» между границами практически всех автономных образований региона. И в результате получили бесконечные территориальные споры. Которые особенно обострились после восстановления ряда национальных автономий, ликвидированных в своё время по известным причинам.
В их числе была и Чечено-Ингушская АССР, реально возрождённая ближе к второй половине 1950-х. Её границы существенно расширились по сравнению с периодом 20-х – 30-х годов. Тогдашнее руководство СССР считало, что от прежних территориальных переделов, как в случае с Чечнёй, выигрывали в основном русскоязычные Астраханская область, Краснодарский край и Ставрополье. Но, опять же, уточнять и уж тем более заново делить территории по этническому признаку внутри реанимируемых автономий никто не рисковал.
В период с 1944 по 1957 годы в составе РСФСР существовала Грозненская область, в которую (на юго-западе) входили и бывшие ингушские районы Чечено-Ингушетии. Во время войны их «распределили» между Грозненской областью (до 80% общей территории) и Северной Осетией. И в 1958 г. возвращавшиеся из Казахстана и Узбекистана ингуши потребовали отдельной автономной республики. Однако им было достаточно жёстко отказано. Объединение с Чечнёй фактически также стало бомбой замедленного действия, которая страшно сработала уже в 90-е годы.
Настырных, но готовых многое стерпеть ингушей постарались «поставить на место» ещё раз — в конце 50-х – первой половине 60-х годов. Тогда были частично "сужены" и восточные, уже в рамках Чечено-Ингушской республики, и западные, соседние с Северной Осетией (так называемый Пригородный район) административные границы Ингушетии. Сравнение с периодом 1936-1956 годов не в пользу ингушских территорий может обеспокоить кого угодно. Но тогда как-то обошлось. С тех пор границы Ингушетии оставались неизменными.
А все эти и смежные с ними проблемы перешли по наследству к постсоветской России. Интересно, что буквально перед распадом СССР права национальных автономий были существенно расширены, что, среди прочего, дало дополнительные козыри в руки лидеров той же мятежной Чечни, а также ультранационалистов из Дагестана. Небезызвестный призыв президента Ельцина к автономиям в 1993 году: «Берите суверенитета, сколько сможете», стал вообще-то вполне логичным продолжением такой политики.
А в результате ещё в статье 11 Конституции Ингушетии, ещё 1994 года, совершенно недвусмысленно заявлено, что её важнейшая задача — "...возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории и сохранение территориальной целостности Республики Ингушетия". Федеральные же власти, в том числе и Конституционный суд страны, допустив такую статью, де-факто и де-юре способствовали и без того конфликтным территориальным спорам Ингушетии с Чечнёй и Северной Осетией.
Складывается впечатление, что "ингушский фактор" может использоваться не только в качестве рычага политического "сдерживания" Чечни, но также и в качестве противовеса давно существующим планам Северной и Южной Осетии по объединению в единую Осетию. Как всё это корреспондируется с той самой заботой о сохранении территориальной целостности Российской Федерации (не Ингушетии. – Авт.), неплохо бы задуматься нашим законотворцам и правоведам.
И обратить внимание, что свою лепту в приобретающие совершенно новый облик «кавказские споры» вносят уже несколько лет ведущие западные СМИ — Euronews и BBC. Ведь на картах, которые регулярно демонстрируются ими, весь Джейрахский район Ингушетии уже однозначно относят к Чечне. Тем самым вольно или невольно создается новый очаг спора с Грозным, а Ингушетия «лишается» границы с Грузией. Впрочем, возможно, здесь просто отражается куда более широкий региональный интерес со стороны Запада — и к Чечне, и к Грузии?
Вообще, границы на Северном Кавказе после двух русских революций и Гражданской войны менялись уже более десяти раз. Основные перемены пришлись на рубеж 20-х и 30-х годов, более жёстко, но внятно всё поменялось в середине 40-х, а потом был ещё и откат второй половины 50-х (когда, повторим, восстанавливались некоторые национальные автономии в регионе).
В результате в тот период наибольшие территориальные потери понесли наряду с Ингушетией исконно русское Ставрополье и не менее русские Астраханская область и Краснодарский край. При этом расширение границ Адыгеи происходило четыре раза, а границы того же Ставрополья «урезались» около десяти раз. Воссоздание Калмыцкой АССР в середине 50-х годов тоже происходило с существенным расширением её границ. И в то же время с «переделами» границ примыкающих к Калмыкии районов Дагестана, Ставрополья, Сталинградской, Астраханской и Ростовской области. Причём в этом случае ещё и с «переделами» между Элистой и Астраханью административной принадлежности морских участков Каспия, споры по которым сохраняются и поныне.
Границы Кабардино-Балкарии со Ставропольем и Северной Осетией также менялись не единожды. Но «удаление» балкарского населения в Среднюю Азию в 1944-1955 гг. привело в том числе и к пересмотрам внутренних границ между этническими районами в этой автономии. В пользу кабардинцев, как и следовало ожидать. А восстановление балкарцев в правах в 1956 г. привело лишь к частичному восстановлению прежних внутренних границ. Чем балкарские активисты недовольны до сих пор, а ситуация и здесь сохраняется достаточно напряжённой. Вдобавок без изменений с того же времени остаётся и кабардинское преобладание во властных структурах автономной и единой Кабардино-Балкарской республики. То же, отметим, имело место «в пользу» чеченцев и в Чечено-Ингушской АССР, как в 30-х годах, так и с середины 50-х – вплоть до распада СССР.
Схожая ретроспектива тех же вопросов наблюдается и в Карачаево-Черкесии, где, напомним, карачаевский юг автономии, откуда были депортированы в 1944-м карачаевцы, был почти полностью передан Грузии. Он и оставался в Грузии вплоть до 1956 года, а возвращение карачаевцев в восстановленную в 1957-58 гг. «двойную» — карачаево-черкесскую автономию, привело всё к тем же проблемам, что в Кабардино-Балкарии и Чечено-Ингушетии.
Потому и неудивительно, что, к примеру, большинство ингушей поддержали «русское» восстание в Грозном, произошедшее в конце августа-начале сентября 1958 года. Главной причиной здесь был «стремительный» захват и властных постов, и земель, особенно высокоплодородных, возвращавшимися в республику чеченцами. И это в дополнение к насильственным выселениям русскоязычного населения и антиингушскими акциям, которые проводили чеченские активисты. На всё это тогда никак не реагировали ни власти автономной республики, ни высшее советское руководство. Зато войска были использованы для подавления восстания («русского», повторим), но проблемы-то остались. Похожие эксцессы в Грозном были и в 1973 году, и по тем же причинам (хотя и с меньшим градусом противостояния).
В регионе остаётся очень много нерешённых национальных проблем. Так, ещё с 20-х годов о национальной автономии просят ногайцы, исторически проживающие в сопредельных районах Дагестана, Калмыкии и Ставрополья. Ногайские активисты периодически «напоминают» об этом вопросе местным и федеральным властям. Также за национально-автономный округ на юге — юго-западе Дагестана, то есть вблизи границы с Грузией и Азербайджаном, выступают представители ещё одного «меньшинства» — лезгинского. И в том же Дагестане, только уже на западе, есть этнически чеченские районы (особенно Ауховский), которые местные чеченцы-активисты считают исконными районами Чечни. И это тоже является следствием пограничных переделов, которые были проделаны здесь ещё в советский период.
Окончание следует…
Чёткое территориальное размежевание в этом поистине мозаичном регионе было проведено вроде бы ещё в первые советские годы. На Кавказе, как и по всему Союзу ССР, была сформирована многоуровневая система автономий. При этом, вопреки вильсоновскому принципу национальностей и вопреки тем базовым ленинским основаниям, которые закладывались в фундамент Советского Союза, на Северном Кавказе применялась весьма оригинальная практика территориального «передела».
Она действовала на протяжении многих лет, от окончания Гражданской войны вплоть до 60-х годов, и вполне соответствовала духу интернационализма, а фактически представляла собой «растворение» или «перемешивание» наций и народностей. При этом ряд районов с русским населением, что называется, в «рабочем порядке» передавался национальным автономиям в регионе, а с нерусским, напротив, — в состав Краснодарского и Ставропольского краёв. Хотя последнее всё же использовалось куда менее часто, чем прецеденты первого «варианта».
Ещё в начале 20-х годов в регионе существовала Горская АССР, сформированная в составе Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгеи, но местные власти постоянно требовали от Москвы большей автономии. Поэтому, чтобы не рисковать рецидивами местного «ультранационализма», уже к 1924 г. эту республику было решено расформировать на отдельные национально-автономные республики или области.
В силу географических особенностей местности люди всегда жили на Северном Кавказе небольшими анклавами, не особо задумываясь над какими-то «вечными и неизменными» границами. Право наций на самоопределение стало для всего региона своего рода бомбой замедленного действия, которая с тех пор не перестаёт периодически взрываться. Ведь, к примеру, целый ряд районов с нерусскими этноменьшинствами в советский период просто «разделили» между границами практически всех автономных образований региона. И в результате получили бесконечные территориальные споры. Которые особенно обострились после восстановления ряда национальных автономий, ликвидированных в своё время по известным причинам.
В их числе была и Чечено-Ингушская АССР, реально возрождённая ближе к второй половине 1950-х. Её границы существенно расширились по сравнению с периодом 20-х – 30-х годов. Тогдашнее руководство СССР считало, что от прежних территориальных переделов, как в случае с Чечнёй, выигрывали в основном русскоязычные Астраханская область, Краснодарский край и Ставрополье. Но, опять же, уточнять и уж тем более заново делить территории по этническому признаку внутри реанимируемых автономий никто не рисковал.
В период с 1944 по 1957 годы в составе РСФСР существовала Грозненская область, в которую (на юго-западе) входили и бывшие ингушские районы Чечено-Ингушетии. Во время войны их «распределили» между Грозненской областью (до 80% общей территории) и Северной Осетией. И в 1958 г. возвращавшиеся из Казахстана и Узбекистана ингуши потребовали отдельной автономной республики. Однако им было достаточно жёстко отказано. Объединение с Чечнёй фактически также стало бомбой замедленного действия, которая страшно сработала уже в 90-е годы.
Настырных, но готовых многое стерпеть ингушей постарались «поставить на место» ещё раз — в конце 50-х – первой половине 60-х годов. Тогда были частично "сужены" и восточные, уже в рамках Чечено-Ингушской республики, и западные, соседние с Северной Осетией (так называемый Пригородный район) административные границы Ингушетии. Сравнение с периодом 1936-1956 годов не в пользу ингушских территорий может обеспокоить кого угодно. Но тогда как-то обошлось. С тех пор границы Ингушетии оставались неизменными.
А все эти и смежные с ними проблемы перешли по наследству к постсоветской России. Интересно, что буквально перед распадом СССР права национальных автономий были существенно расширены, что, среди прочего, дало дополнительные козыри в руки лидеров той же мятежной Чечни, а также ультранационалистов из Дагестана. Небезызвестный призыв президента Ельцина к автономиям в 1993 году: «Берите суверенитета, сколько сможете», стал вообще-то вполне логичным продолжением такой политики.
А в результате ещё в статье 11 Конституции Ингушетии, ещё 1994 года, совершенно недвусмысленно заявлено, что её важнейшая задача — "...возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории и сохранение территориальной целостности Республики Ингушетия". Федеральные же власти, в том числе и Конституционный суд страны, допустив такую статью, де-факто и де-юре способствовали и без того конфликтным территориальным спорам Ингушетии с Чечнёй и Северной Осетией.
Складывается впечатление, что "ингушский фактор" может использоваться не только в качестве рычага политического "сдерживания" Чечни, но также и в качестве противовеса давно существующим планам Северной и Южной Осетии по объединению в единую Осетию. Как всё это корреспондируется с той самой заботой о сохранении территориальной целостности Российской Федерации (не Ингушетии. – Авт.), неплохо бы задуматься нашим законотворцам и правоведам.
И обратить внимание, что свою лепту в приобретающие совершенно новый облик «кавказские споры» вносят уже несколько лет ведущие западные СМИ — Euronews и BBC. Ведь на картах, которые регулярно демонстрируются ими, весь Джейрахский район Ингушетии уже однозначно относят к Чечне. Тем самым вольно или невольно создается новый очаг спора с Грозным, а Ингушетия «лишается» границы с Грузией. Впрочем, возможно, здесь просто отражается куда более широкий региональный интерес со стороны Запада — и к Чечне, и к Грузии?
Вообще, границы на Северном Кавказе после двух русских революций и Гражданской войны менялись уже более десяти раз. Основные перемены пришлись на рубеж 20-х и 30-х годов, более жёстко, но внятно всё поменялось в середине 40-х, а потом был ещё и откат второй половины 50-х (когда, повторим, восстанавливались некоторые национальные автономии в регионе).
В результате в тот период наибольшие территориальные потери понесли наряду с Ингушетией исконно русское Ставрополье и не менее русские Астраханская область и Краснодарский край. При этом расширение границ Адыгеи происходило четыре раза, а границы того же Ставрополья «урезались» около десяти раз. Воссоздание Калмыцкой АССР в середине 50-х годов тоже происходило с существенным расширением её границ. И в то же время с «переделами» границ примыкающих к Калмыкии районов Дагестана, Ставрополья, Сталинградской, Астраханской и Ростовской области. Причём в этом случае ещё и с «переделами» между Элистой и Астраханью административной принадлежности морских участков Каспия, споры по которым сохраняются и поныне.
Границы Кабардино-Балкарии со Ставропольем и Северной Осетией также менялись не единожды. Но «удаление» балкарского населения в Среднюю Азию в 1944-1955 гг. привело в том числе и к пересмотрам внутренних границ между этническими районами в этой автономии. В пользу кабардинцев, как и следовало ожидать. А восстановление балкарцев в правах в 1956 г. привело лишь к частичному восстановлению прежних внутренних границ. Чем балкарские активисты недовольны до сих пор, а ситуация и здесь сохраняется достаточно напряжённой. Вдобавок без изменений с того же времени остаётся и кабардинское преобладание во властных структурах автономной и единой Кабардино-Балкарской республики. То же, отметим, имело место «в пользу» чеченцев и в Чечено-Ингушской АССР, как в 30-х годах, так и с середины 50-х – вплоть до распада СССР.
Схожая ретроспектива тех же вопросов наблюдается и в Карачаево-Черкесии, где, напомним, карачаевский юг автономии, откуда были депортированы в 1944-м карачаевцы, был почти полностью передан Грузии. Он и оставался в Грузии вплоть до 1956 года, а возвращение карачаевцев в восстановленную в 1957-58 гг. «двойную» — карачаево-черкесскую автономию, привело всё к тем же проблемам, что в Кабардино-Балкарии и Чечено-Ингушетии.
Потому и неудивительно, что, к примеру, большинство ингушей поддержали «русское» восстание в Грозном, произошедшее в конце августа-начале сентября 1958 года. Главной причиной здесь был «стремительный» захват и властных постов, и земель, особенно высокоплодородных, возвращавшимися в республику чеченцами. И это в дополнение к насильственным выселениям русскоязычного населения и антиингушскими акциям, которые проводили чеченские активисты. На всё это тогда никак не реагировали ни власти автономной республики, ни высшее советское руководство. Зато войска были использованы для подавления восстания («русского», повторим), но проблемы-то остались. Похожие эксцессы в Грозном были и в 1973 году, и по тем же причинам (хотя и с меньшим градусом противостояния).
В регионе остаётся очень много нерешённых национальных проблем. Так, ещё с 20-х годов о национальной автономии просят ногайцы, исторически проживающие в сопредельных районах Дагестана, Калмыкии и Ставрополья. Ногайские активисты периодически «напоминают» об этом вопросе местным и федеральным властям. Также за национально-автономный округ на юге — юго-западе Дагестана, то есть вблизи границы с Грузией и Азербайджаном, выступают представители ещё одного «меньшинства» — лезгинского. И в том же Дагестане, только уже на западе, есть этнически чеченские районы (особенно Ауховский), которые местные чеченцы-активисты считают исконными районами Чечни. И это тоже является следствием пограничных переделов, которые были проделаны здесь ещё в советский период.
Окончание следует…
Информация