Стать военным? Миссия невыполнима!
Я отойду от своих обычных тем. На сей раз — материал личного характера. Я ребенок девяностых, которому пришлось выбирать свой путь как раз в середине нулевых. Ситуация в стране наладилась, и мы, выпускники школ, с большим оптимизмом смотрели в будущее. Многие из нас (я имею в виду жителей Липецкой области) хотели после школы связать свою жизнь с военной службой. Только в одном моем классе таких насчитывалось около десяти человек. Правда, до финиша дошел лишь один. Я, как и все остальные, благополучно споткнулся еще на старте. Об этом мне и захотелось рассказать.
Дошел или докатился?
Нужно, конечно, сильно постараться, чтобы попасть в профессиональное училище после окончания одиннадцатого класса. Обычно вчерашние выпускники направляются либо в вузы, либо в колледжи. А варианты с ПУ и армией остаются для полноценных неудачников. И в 2004 году я пополнил ряды лузеров, оказавшись на линейке в честь первого сентября на площадке перед профессиональным училищем №10. Но мой путь туда не был так прост, как может показаться.
Примерно в десятом классе у меня появилась очень назойливая мечта – захотелось стать военным. То ли сказались многочисленные фильмы армейской тематики, которым было насыщено телевидение в то время, то ли просто проснулся малолетний бунтарь, которому захотелось сбежать из родительского дома, то ли мода, которая неожиданно появилась в нашей школе, не знаю. Но в военное хотелось. Причем ни в какое-нибудь конкретное, а вообще. В целом, так сказать. Родители ожидаемо восприняли мое заявление в штыки. Мол, здоровье не то, характер не тот, да и вообще, «как ты там будешь?» Но с упрямством породистого барана я продолжал гнуть свою линию.
Прошло два года. Лето 2004-го, ЕГЭ, выпускной. К своему недоумению и стыду, экзамены я провалил. Повезло, что в тот год ЕГЭ еще считался экспериментальным, поэтому в аттестат шла средняя оценка. Иначе по алгебре у меня красовалась бы двойка. В моем мировоззрении произошла настоящая катастрофа. Я никогда не был отличником, периодически всплывали проблемы с алгеброй и геометрией, но в целом учеником являлся хорошим. И вдруг такое. Мозг начал активный поиск выхода из сложившейся ситуации. Родители, кстати, параллельно тоже взялись решать проблему. Но, как водится, старшие родственники подошли к этому, глядя со своей колокольни.
Я решил попробовать. По факту терять было нечего. Честно сказать, я не помню, в какое именно военное училище были поданы документы. Кажется, где-то в Ленинградской области или же в самом Петербурге. В общем, идея изначально провальная. Но героический баран внутри меня упрямо бодал ворота. Помню медкомиссию, которую проходил в военкомате. Помню, как меня буквально трясло от волнения. Не знаю, чего я боялся, но страх был дикий. До такой степени, что на приеме у окулиста я продемонстрировал свои «блестящие» знания русского языка. Стандартная процедура проверки зрения обернулась позором. Врач указывал на буквы, я дрожащим голосом называл их. И вдруг вместо «ша» отчего-то выдал «эш». Окулист мрачно усмехнулся и пробормотал: «ну да, эш». Затем он что-то написал в карточке и отдал ее мне. Я даже смотреть не стал. Потом были другие врачи и вердикт: «негоден». Мне даже не довелось добраться до вступительных экзаменов в военное. Мечта перестала подавать признаки жизни.
Я был разбит и раздавлен. А родители — наоборот; казалось, они знали то, чего не знал я. От них-то я через некоторое время услышал о варианте с Липецким государственным техническим университетом. Мол, иди, на платное отделение получится. Ну, я и пошел. Написал там экзамен по физике и еще какому-то предмету. Баллов у меня, конечно, было маловато, но для поступления на платное отделение машиностроительного факультета (сейчас – институт машиностроения) вполне хватало. Но моя депрессия, объединившись с героическим бараном, решительно не хотели идти по пути, который выбрали за меня родители. Да и мечта неожиданно встрепенулась и ожила. В военное можно попасть через армию! Ходили легенды: будто бы срочнику достаточно изъявить желание, и все. Вот ты уже умудренный сединами и орденами генерал (хотя бы полковник), сидишь в штабе и трудишься на благо Родины. У тебя молодая красивая жена, которую ты ревнуешь к своему же молодому и подозрительно исполнительному водителю. Чем не сказка? Правда, было одно «но». До призыва в армию мне необходимо было подождать год, поскольку из школы я выпустился в семнадцать лет. Но и из этой ситуации удалось найти выход.
Учиться в ЛГТУ я отказался, чем нанес родителям личностное оскорбление. Зато согласился на вариант бабушки. Она через каких-то знакомых чьих-то знакомых могла пристроить меня в профессиональное училище №10. Поскольку я окончил одиннадцать классов, то процесс обучения составлял всего год. Год! Как раз то, что мне и нужно было.
К слову сказать, меня до сих пор не оставляет ощущение, что в то время все родственники относились ко мне как к некоему блаженному. Никто даже и не пытался понять, что творилось в моей душе, почему я поступал именно так, а не иначе.
И вот мы с мамой ехали в автобусе подавать документы. Всю дорогу она рыдала. Мне затея уже тоже перестала казаться такой прекрасной. ПТУ (в мое время буква «т» уже отвалилась) являлось неким клеймом позора. Состояние мамы я понимал. Как можно сказать родственникам, что ее единственный сын стал учиться в «шараге»? Мне было тревожно из-за коллектива, в который мне необходимо было вливаться. Понятно же, что в большинстве своем там учились люди, мягко говоря, не самого лучшего воспитания. В общем, все те товарищи, чьей компании я старательно избегал, будучи школьником. Я не являлся, если можно так выразиться, чистоплюем. Но пить самое дешевое пиво, купленное в проржавевшем ларьке, на лестничной клетке считал занятием мерзким.
Документы подали на профессию фрезеровщика-универсала. Звучало гордо, красиво, но непонятно. Приняли меня без проблем. Если не ошибаюсь, даже никаких экзаменов не пришлось сдавать. Рубикон я благополучно перешел.
Хорошо запомнилась линейка первого сентября. Здесь я познакомился со своими одногруппниками. К удивлению, я насчитал еще лишь двух парней. Девушек же было восемь или девять, уже не помню. Вот так поворот! Но все равно ощущение того, что я стал учеником ПУ, сильно на меня давило. Предстоящий год казался самым ужасным, что когда-либо было в моей жизни. И даже вожделенная армия не могла справиться с накатившей депрессией. В тот же день я отправился за студенческим проездным. Разбитое состояние, отключившиеся мозги навредили дорожным работникам. Они наносили «зебру» и я, ничего не замечая вокруг, прошагал прямо по свежей краске, оставляя на ней следы. В спину мне понеслись витиеватые фразы на «французском», но я их не воспринимал.
Наши интересные будни
Итак, мы с одногруппниками представляли собой весьма странный коктейль. Антон воспитывался бабушкой. Он резко негативно относился к сигаретам, но благосклонно к алкоголю. Человеком он был замкнутым, вечно опухшим, думающим, как обмануть комиссию, которая выделяла ему деньги (из-за потери родителей) на одежду и прочее. Пил он сильно и часто, но занятия не прогуливал. Миша был полноценным неформалом. Длинные светлые волосы, которые он вряд ли хоть когда-то мыл, соответствующая одежда, в ухе скрепка.
Миша рассказывал, что раньше носил серьгу, но она потерялась, и, чтобы «не заросло», пришлось задействовать скрепку. Он благосклонно относился ко всем видам курительного и питейного и с гордостью рассказывал о своей подруге по прозвищу Аня Штаны. Неформал был безобидным и дружелюбным, но именно он представлял собой наибольшую угрозу. Чуть позже в нашей группе появился Максим. Ему было хорошо за двадцать. Он рассказал, что его отчислили из ЛГТУ, затем была армия и вот, здравствуйте. С Максом у меня сложились наиболее дружеские отношения. Он ввел меня в курс дела с армией, за что я был ему безмерно благодарен.
Потом обнаружилось, что у нас числятся еще два парня. Они несколько раз приезжали на потрепанной жизнью иномарке, говорили о себе как об успешных бизнесменах и вели себя крайне нагло. Отчислили их ближе к зиме. Никто не проникся сочувствием к «малому бизнесу».
Что же касается девчонок, они являлись вполне обычными и ни на что не претендовали. Две или три приехали в Липецк из деревень в поисках лучшей жизни. Но что-то пошло не так. Они жили в общежитии под строгим контролем бабушки-вахтерши. Правда, это не мешало ушлым парням наведываться к ним в гости. Остальные девушки были обитателями Новолипецка (это важно) – весьма специфичного района Липецка, где расположен металлургический комбинат. Соответственно, население составляли работяги, люди, волею судьбы заброшенные в местные общаги и молодоженки, а также всевозможные маргинальные личности на любой, как говорится, вкус и цвет. Жили здесь и вполне адекватные, образованные и интеллигентные люди, но их было несравнимо меньше.
Отношения внутри группы складывались хорошие. Никто никого не задирал и не пытался задавить. Нам было просто не до этого, поскольку остальные группы насчитывали куда больше парней. Естественно, внешние враги появились быстро. И нам приходилось держаться друг за друга. Самыми главными противниками стали токари. Тогда-то я и узнал, что между фрезеровщиками и токарями ведется негласная (чуть ли не священная) война. С чем это было связано, выяснить не удалось.
Объект для нападок был выбран быстро. Им, как несложно догадаться, стал наш неформальный одуванчик Миша. Чуть ли не каждый сторонний парень пытался наехать на него из-за длинных волос и черной одежды. Но главное, главное — это его чертова скрепка! Скрепка! Для всех она была каким-то катализатором агрессии. И Миша получал. А вместе с ним получали и мы. Брат за брата, как говорится… Но до чего-то по-настоящему серьезного не доходило. Нас все-таки было четверо, и мы передвигались кучей. Это во-первых. Во-вторых, Антон и Макс жили на Новолипецке, в том районе, где располагалось училище. А поскольку подавляющее большинство учеников ПУ №10 жило как раз на Новолипецке, то они являлись своими. Сильно гнобить своих же было «не по понятиям». В-третьих, девчонки тоже были всегда рядом (сила Новолипецка!) и в случае разборки всегда старались нам помочь. Это было, конечно, забавно, зато работало. Наши противники вели себя, словно один из персонажей Леонида Филатова из «Сказа о Федоте-стрельце»: «Руками сучит, ногами стучит, очами вращает – в обчем, стращает». Только, конечно, во множественном числе. Иногда пытались деклассировать и меня. Товарищам не нравилась моя рожа, место жительства и так далее. Пару раз я по этой роже схлопотал, но на этом все закончилось.
Надо отдать должное педагогам училища. Многие из них строго следили за дисциплиной, стараясь вразумить и парней, и девушек. Мне запомнилась поучительная речь нашей классной руководительницы о профилактике изнасилований. Особенно одна ее фраза: «Вот ты скачешь у него на коленях, смеешься, а он же молодой пацан! Чего ты ждешь? Тебе поиграть, а он во всеоружии через десять секунд! А потом вы заявляете, что вас пытались изнасиловать. Думать надо, у кого на коленках ты скачешь. И о последствиях».
Но больше всех меня удивляла учительница истории. Если не ошибаюсь, Ольга Анатольевна. Казалось, что она не на своем месте, что ее в ПУ сослали за какую-то провинность. Очень умная, интеллигентная женщина была вынуждена работать с учениками, которым ее предмет был до лампочки. С ней у меня сложились наиболее хорошие отношения, поскольку мне история всегда была интересна. Помнится, она сказала: «Павел, как вы здесь оказались? Это не ваш уровень». Я отшутился, рассказывать об истинных причинах не стал.
Пресечь все неприятности неравнодушные педагоги просто не могли физически. Контингент, с которым им приходилось работать, был уж больно сложный. Многие же из учеников являлись выходцами из неблагополучных семей. Для кого-то и приводы в милицию (на тот момент) являлись обыденным делом. Один эпизод я никогда не забуду. Большая перемена, мы и еще куча учеников училища стояли в длинном коридоре и ждали звонка на урок. Девчонки хвастались друг перед другом мобильными телефонами. По негласному правилу, лишь они могли носить сотовые. У пацанов их мгновенно отбирали. Причем сделать это могли не только «старослужащие», но и кучка вчерашних девятиклассников. И последние, к слову, были куда опасней. С этой кастой малолетней шпаны вообще никто старался не связываться. И вот они выбрали объектом для издевательства одну девушку. Не знаю, чем она им не угодила. Во время той длинной перемены девчонка сидела у стены на корточках, прижав лицо к коленям и обхватив голову руками. А пацаны пробкой от пластиковой бутылки, словно футбольным мячом, били по ней. Каждое попадание сопровождалось громкими криками и смехом. А мы, то есть все остальные, стояли и делали вид, что ничего не происходит. На самом деле помочь чем-то мы ей не могли. А связываться с малолетками без принципов и понятий было подобно самоубийству. Мне бы, например, проломили голову и попросту запретили появляться «на Новолипецке». Если бы ослушался, проломили бы голову еще раз. На душе было мерзко и паршиво. Я даже робко предложил своим одногруппникам вступиться за девушку. Но Антон лишь цокнул языком и сказал: «Даже не думай». Макс и Миша (да и наши девчонки) были такого же мнения. В общем, позор и унижение мужского достоинства кое-как, но пережили.
Настоящим аттракционом в этот год стал ежемесячный поход в банк за стипендией. Ее в то время зачисляли на сберкнижки, и снять деньги можно было только у оператора. В день Х у входа в банк уже крутились стайки малолеток и вальяжно расхаживали туда-сюда «старослужащие». Одиночки, которые стали изгоями в своих группах, обрабатывались мгновенно. Та же участь постигала и почти всех чужаков, то есть учеников из других районов. Мы с Мишей шли под прикрытием Макса и Антона. Несколько раз у нас пытались отжать деньги, но безрезультатно. Но все равно было страшно.
Не судьба
Год пролетел очень быстро. Вообще, наверное, это был самый короткий год в моей жизни. И вот вновь лето. Я окончил ПУ №10 с обычным дипломом, получить красный помешала одна лишняя четверка. Но такой цели я и не преследовал.
Мне исполнилось восемнадцать. Я как раз попадал под последний призыв в армию на два года. Надо сказать, что к службе я старался подготовиться не только морально, но и физически. Вел здоровый образ жизни, занимался на тренажерах. В общем, был готов. Будущее в сапогах меня не пугало. Казалось, что после «шараги» уже хуже точно не будет. Да и перспектива последующего поступления в военное училище вновь засверкала ярче солнца.
Я распрощался с одногруппниками без сожаления. Они остались в прошлом, а я отправился навстречу мечте с заходом в военкомат на медкомиссию. Сомнений в том, что меня не возьмут, не было. Тогда брали всех. И вдруг один из врачей (по-моему, хирург) задал мне сакральный вопрос: «Служить хочешь?» Я тут же отчеканил: «Хочу». А он кашлянул, посмотрел мою медицинскую карточку и бросил в пустоту: «А не будешь». Официальная причина для «негоден» была связана со спиной: мол, сколиоз и все такое. Но я в это не верил и не верю. Понятно, что без родителей здесь не обошлось. Они еще раз взяли и все за меня решили, руководствуясь своими убеждениями, а не моим желанием…
Повторная медкомиссия была осенью. Результат такой же. Вскоре мне выдали военный билет, а мечта о военном училище умерла окончательно. Хорошо помню свое состояние, когда я вышел из военкомата. Сильно хотелось курить, хотя я не курил. Пришлось под другим углом посмотреть на свою наставшую взрослую жизнь, ведь плана «Б» у меня не было.
Я уже не помню, почему не пошел на работу в Новолипецкий металлургический комбинат, где проходил практику. Не судьба. Полученная профессия фрезеровщика-универсала мне не пригодилась. В августе того же года я стал работать механиком в лифтремонте. По сути, это была та же шарага, только для взрослых. Там было трудно и морально, и физически, но… Но было нужно для общего, так сказать, развития. Мужики со сложными (и сломанными) судьбами были хорошим ориентиром. Одни вызывали отторжение, и ты понимал, каким человеком быть не нужно. Другие вызывали уважение. Как, например, мой начальник Сергей Сергеевич. Человек, который хотя и часто меня материл, но всегда был на моей стороне. Лифтремонт стал для меня своеобразной армией, только лямку я тянул не два года, а без малого пять лет.
В сентябре все того же 2005 года поступил на заочное обучение в местный эколого-гуманитарный институт. Начал постигать профессию переводчика с французского (в школе у меня был английский). Зачем? И сам не понимаю. Случайно. Вообще, тот период моей жизни и состоял из одних «случайностей». Тогда же проснулось увлечение творчеством, которое проспало длительное время. Я начал писать рассказы, собирать материал для будущей книги. Стал своим на сайте для начинающих писателей. Началась новая страница моей жизни. А через пять лет творчество привело меня в журналистику. И в 2010 году я стал корреспондентом главного бумажного издания своей области, попрощавшись с лифтремонтом. Случилось то, о чем я никогда даже не думал и не мечтал. Выяснилось, что журналист из меня не самого плохого качества. И постепенно в резюме появились серьезные, более масштабные издания. «Свободная пресса» и «Моя планета» — для примера.
Иногда по работе я проезжаю мимо ПУ №10, которое несколько лет назад было преобразовано в Липецкий политехнический техникум. Никакой ностальгии, конечно, не испытываю. Сейчас, когда уже много воды утекло, кажется, будто я там никогда и не учился. Здание отремонтированное, яркое и красивое. Туда двигаются новые и новые поколения учеников. Но мне даже неинтересно, изменились ли нравы за прошедшие годы, или нет. И в глубине души понимаю, что такое равнодушие – просто защитная реакция мозга, который постарался забыть всё, что было связано с тем одним единственным годом. И вроде бы всё хорошо, но нет-нет, а мысленно возвращаешься в 2005 год. Чтобы я сейчас делал, где бы находился, если бы не фатальное «негоден»? Ответа, конечно, я не знаю. Зато простора для фантазии уйма.
Дошел или докатился?
Нужно, конечно, сильно постараться, чтобы попасть в профессиональное училище после окончания одиннадцатого класса. Обычно вчерашние выпускники направляются либо в вузы, либо в колледжи. А варианты с ПУ и армией остаются для полноценных неудачников. И в 2004 году я пополнил ряды лузеров, оказавшись на линейке в честь первого сентября на площадке перед профессиональным училищем №10. Но мой путь туда не был так прост, как может показаться.
Примерно в десятом классе у меня появилась очень назойливая мечта – захотелось стать военным. То ли сказались многочисленные фильмы армейской тематики, которым было насыщено телевидение в то время, то ли просто проснулся малолетний бунтарь, которому захотелось сбежать из родительского дома, то ли мода, которая неожиданно появилась в нашей школе, не знаю. Но в военное хотелось. Причем ни в какое-нибудь конкретное, а вообще. В целом, так сказать. Родители ожидаемо восприняли мое заявление в штыки. Мол, здоровье не то, характер не тот, да и вообще, «как ты там будешь?» Но с упрямством породистого барана я продолжал гнуть свою линию.
Прошло два года. Лето 2004-го, ЕГЭ, выпускной. К своему недоумению и стыду, экзамены я провалил. Повезло, что в тот год ЕГЭ еще считался экспериментальным, поэтому в аттестат шла средняя оценка. Иначе по алгебре у меня красовалась бы двойка. В моем мировоззрении произошла настоящая катастрофа. Я никогда не был отличником, периодически всплывали проблемы с алгеброй и геометрией, но в целом учеником являлся хорошим. И вдруг такое. Мозг начал активный поиск выхода из сложившейся ситуации. Родители, кстати, параллельно тоже взялись решать проблему. Но, как водится, старшие родственники подошли к этому, глядя со своей колокольни.
Я решил попробовать. По факту терять было нечего. Честно сказать, я не помню, в какое именно военное училище были поданы документы. Кажется, где-то в Ленинградской области или же в самом Петербурге. В общем, идея изначально провальная. Но героический баран внутри меня упрямо бодал ворота. Помню медкомиссию, которую проходил в военкомате. Помню, как меня буквально трясло от волнения. Не знаю, чего я боялся, но страх был дикий. До такой степени, что на приеме у окулиста я продемонстрировал свои «блестящие» знания русского языка. Стандартная процедура проверки зрения обернулась позором. Врач указывал на буквы, я дрожащим голосом называл их. И вдруг вместо «ша» отчего-то выдал «эш». Окулист мрачно усмехнулся и пробормотал: «ну да, эш». Затем он что-то написал в карточке и отдал ее мне. Я даже смотреть не стал. Потом были другие врачи и вердикт: «негоден». Мне даже не довелось добраться до вступительных экзаменов в военное. Мечта перестала подавать признаки жизни.
Я был разбит и раздавлен. А родители — наоборот; казалось, они знали то, чего не знал я. От них-то я через некоторое время услышал о варианте с Липецким государственным техническим университетом. Мол, иди, на платное отделение получится. Ну, я и пошел. Написал там экзамен по физике и еще какому-то предмету. Баллов у меня, конечно, было маловато, но для поступления на платное отделение машиностроительного факультета (сейчас – институт машиностроения) вполне хватало. Но моя депрессия, объединившись с героическим бараном, решительно не хотели идти по пути, который выбрали за меня родители. Да и мечта неожиданно встрепенулась и ожила. В военное можно попасть через армию! Ходили легенды: будто бы срочнику достаточно изъявить желание, и все. Вот ты уже умудренный сединами и орденами генерал (хотя бы полковник), сидишь в штабе и трудишься на благо Родины. У тебя молодая красивая жена, которую ты ревнуешь к своему же молодому и подозрительно исполнительному водителю. Чем не сказка? Правда, было одно «но». До призыва в армию мне необходимо было подождать год, поскольку из школы я выпустился в семнадцать лет. Но и из этой ситуации удалось найти выход.
Учиться в ЛГТУ я отказался, чем нанес родителям личностное оскорбление. Зато согласился на вариант бабушки. Она через каких-то знакомых чьих-то знакомых могла пристроить меня в профессиональное училище №10. Поскольку я окончил одиннадцать классов, то процесс обучения составлял всего год. Год! Как раз то, что мне и нужно было.
К слову сказать, меня до сих пор не оставляет ощущение, что в то время все родственники относились ко мне как к некоему блаженному. Никто даже и не пытался понять, что творилось в моей душе, почему я поступал именно так, а не иначе.
И вот мы с мамой ехали в автобусе подавать документы. Всю дорогу она рыдала. Мне затея уже тоже перестала казаться такой прекрасной. ПТУ (в мое время буква «т» уже отвалилась) являлось неким клеймом позора. Состояние мамы я понимал. Как можно сказать родственникам, что ее единственный сын стал учиться в «шараге»? Мне было тревожно из-за коллектива, в который мне необходимо было вливаться. Понятно же, что в большинстве своем там учились люди, мягко говоря, не самого лучшего воспитания. В общем, все те товарищи, чьей компании я старательно избегал, будучи школьником. Я не являлся, если можно так выразиться, чистоплюем. Но пить самое дешевое пиво, купленное в проржавевшем ларьке, на лестничной клетке считал занятием мерзким.
Документы подали на профессию фрезеровщика-универсала. Звучало гордо, красиво, но непонятно. Приняли меня без проблем. Если не ошибаюсь, даже никаких экзаменов не пришлось сдавать. Рубикон я благополучно перешел.
Хорошо запомнилась линейка первого сентября. Здесь я познакомился со своими одногруппниками. К удивлению, я насчитал еще лишь двух парней. Девушек же было восемь или девять, уже не помню. Вот так поворот! Но все равно ощущение того, что я стал учеником ПУ, сильно на меня давило. Предстоящий год казался самым ужасным, что когда-либо было в моей жизни. И даже вожделенная армия не могла справиться с накатившей депрессией. В тот же день я отправился за студенческим проездным. Разбитое состояние, отключившиеся мозги навредили дорожным работникам. Они наносили «зебру» и я, ничего не замечая вокруг, прошагал прямо по свежей краске, оставляя на ней следы. В спину мне понеслись витиеватые фразы на «французском», но я их не воспринимал.
Наши интересные будни
Итак, мы с одногруппниками представляли собой весьма странный коктейль. Антон воспитывался бабушкой. Он резко негативно относился к сигаретам, но благосклонно к алкоголю. Человеком он был замкнутым, вечно опухшим, думающим, как обмануть комиссию, которая выделяла ему деньги (из-за потери родителей) на одежду и прочее. Пил он сильно и часто, но занятия не прогуливал. Миша был полноценным неформалом. Длинные светлые волосы, которые он вряд ли хоть когда-то мыл, соответствующая одежда, в ухе скрепка.
Миша рассказывал, что раньше носил серьгу, но она потерялась, и, чтобы «не заросло», пришлось задействовать скрепку. Он благосклонно относился ко всем видам курительного и питейного и с гордостью рассказывал о своей подруге по прозвищу Аня Штаны. Неформал был безобидным и дружелюбным, но именно он представлял собой наибольшую угрозу. Чуть позже в нашей группе появился Максим. Ему было хорошо за двадцать. Он рассказал, что его отчислили из ЛГТУ, затем была армия и вот, здравствуйте. С Максом у меня сложились наиболее дружеские отношения. Он ввел меня в курс дела с армией, за что я был ему безмерно благодарен.
Потом обнаружилось, что у нас числятся еще два парня. Они несколько раз приезжали на потрепанной жизнью иномарке, говорили о себе как об успешных бизнесменах и вели себя крайне нагло. Отчислили их ближе к зиме. Никто не проникся сочувствием к «малому бизнесу».
Что же касается девчонок, они являлись вполне обычными и ни на что не претендовали. Две или три приехали в Липецк из деревень в поисках лучшей жизни. Но что-то пошло не так. Они жили в общежитии под строгим контролем бабушки-вахтерши. Правда, это не мешало ушлым парням наведываться к ним в гости. Остальные девушки были обитателями Новолипецка (это важно) – весьма специфичного района Липецка, где расположен металлургический комбинат. Соответственно, население составляли работяги, люди, волею судьбы заброшенные в местные общаги и молодоженки, а также всевозможные маргинальные личности на любой, как говорится, вкус и цвет. Жили здесь и вполне адекватные, образованные и интеллигентные люди, но их было несравнимо меньше.
Отношения внутри группы складывались хорошие. Никто никого не задирал и не пытался задавить. Нам было просто не до этого, поскольку остальные группы насчитывали куда больше парней. Естественно, внешние враги появились быстро. И нам приходилось держаться друг за друга. Самыми главными противниками стали токари. Тогда-то я и узнал, что между фрезеровщиками и токарями ведется негласная (чуть ли не священная) война. С чем это было связано, выяснить не удалось.
Объект для нападок был выбран быстро. Им, как несложно догадаться, стал наш неформальный одуванчик Миша. Чуть ли не каждый сторонний парень пытался наехать на него из-за длинных волос и черной одежды. Но главное, главное — это его чертова скрепка! Скрепка! Для всех она была каким-то катализатором агрессии. И Миша получал. А вместе с ним получали и мы. Брат за брата, как говорится… Но до чего-то по-настоящему серьезного не доходило. Нас все-таки было четверо, и мы передвигались кучей. Это во-первых. Во-вторых, Антон и Макс жили на Новолипецке, в том районе, где располагалось училище. А поскольку подавляющее большинство учеников ПУ №10 жило как раз на Новолипецке, то они являлись своими. Сильно гнобить своих же было «не по понятиям». В-третьих, девчонки тоже были всегда рядом (сила Новолипецка!) и в случае разборки всегда старались нам помочь. Это было, конечно, забавно, зато работало. Наши противники вели себя, словно один из персонажей Леонида Филатова из «Сказа о Федоте-стрельце»: «Руками сучит, ногами стучит, очами вращает – в обчем, стращает». Только, конечно, во множественном числе. Иногда пытались деклассировать и меня. Товарищам не нравилась моя рожа, место жительства и так далее. Пару раз я по этой роже схлопотал, но на этом все закончилось.
Надо отдать должное педагогам училища. Многие из них строго следили за дисциплиной, стараясь вразумить и парней, и девушек. Мне запомнилась поучительная речь нашей классной руководительницы о профилактике изнасилований. Особенно одна ее фраза: «Вот ты скачешь у него на коленях, смеешься, а он же молодой пацан! Чего ты ждешь? Тебе поиграть, а он во всеоружии через десять секунд! А потом вы заявляете, что вас пытались изнасиловать. Думать надо, у кого на коленках ты скачешь. И о последствиях».
Но больше всех меня удивляла учительница истории. Если не ошибаюсь, Ольга Анатольевна. Казалось, что она не на своем месте, что ее в ПУ сослали за какую-то провинность. Очень умная, интеллигентная женщина была вынуждена работать с учениками, которым ее предмет был до лампочки. С ней у меня сложились наиболее хорошие отношения, поскольку мне история всегда была интересна. Помнится, она сказала: «Павел, как вы здесь оказались? Это не ваш уровень». Я отшутился, рассказывать об истинных причинах не стал.
Пресечь все неприятности неравнодушные педагоги просто не могли физически. Контингент, с которым им приходилось работать, был уж больно сложный. Многие же из учеников являлись выходцами из неблагополучных семей. Для кого-то и приводы в милицию (на тот момент) являлись обыденным делом. Один эпизод я никогда не забуду. Большая перемена, мы и еще куча учеников училища стояли в длинном коридоре и ждали звонка на урок. Девчонки хвастались друг перед другом мобильными телефонами. По негласному правилу, лишь они могли носить сотовые. У пацанов их мгновенно отбирали. Причем сделать это могли не только «старослужащие», но и кучка вчерашних девятиклассников. И последние, к слову, были куда опасней. С этой кастой малолетней шпаны вообще никто старался не связываться. И вот они выбрали объектом для издевательства одну девушку. Не знаю, чем она им не угодила. Во время той длинной перемены девчонка сидела у стены на корточках, прижав лицо к коленям и обхватив голову руками. А пацаны пробкой от пластиковой бутылки, словно футбольным мячом, били по ней. Каждое попадание сопровождалось громкими криками и смехом. А мы, то есть все остальные, стояли и делали вид, что ничего не происходит. На самом деле помочь чем-то мы ей не могли. А связываться с малолетками без принципов и понятий было подобно самоубийству. Мне бы, например, проломили голову и попросту запретили появляться «на Новолипецке». Если бы ослушался, проломили бы голову еще раз. На душе было мерзко и паршиво. Я даже робко предложил своим одногруппникам вступиться за девушку. Но Антон лишь цокнул языком и сказал: «Даже не думай». Макс и Миша (да и наши девчонки) были такого же мнения. В общем, позор и унижение мужского достоинства кое-как, но пережили.
Настоящим аттракционом в этот год стал ежемесячный поход в банк за стипендией. Ее в то время зачисляли на сберкнижки, и снять деньги можно было только у оператора. В день Х у входа в банк уже крутились стайки малолеток и вальяжно расхаживали туда-сюда «старослужащие». Одиночки, которые стали изгоями в своих группах, обрабатывались мгновенно. Та же участь постигала и почти всех чужаков, то есть учеников из других районов. Мы с Мишей шли под прикрытием Макса и Антона. Несколько раз у нас пытались отжать деньги, но безрезультатно. Но все равно было страшно.
Не судьба
Год пролетел очень быстро. Вообще, наверное, это был самый короткий год в моей жизни. И вот вновь лето. Я окончил ПУ №10 с обычным дипломом, получить красный помешала одна лишняя четверка. Но такой цели я и не преследовал.
Мне исполнилось восемнадцать. Я как раз попадал под последний призыв в армию на два года. Надо сказать, что к службе я старался подготовиться не только морально, но и физически. Вел здоровый образ жизни, занимался на тренажерах. В общем, был готов. Будущее в сапогах меня не пугало. Казалось, что после «шараги» уже хуже точно не будет. Да и перспектива последующего поступления в военное училище вновь засверкала ярче солнца.
Я распрощался с одногруппниками без сожаления. Они остались в прошлом, а я отправился навстречу мечте с заходом в военкомат на медкомиссию. Сомнений в том, что меня не возьмут, не было. Тогда брали всех. И вдруг один из врачей (по-моему, хирург) задал мне сакральный вопрос: «Служить хочешь?» Я тут же отчеканил: «Хочу». А он кашлянул, посмотрел мою медицинскую карточку и бросил в пустоту: «А не будешь». Официальная причина для «негоден» была связана со спиной: мол, сколиоз и все такое. Но я в это не верил и не верю. Понятно, что без родителей здесь не обошлось. Они еще раз взяли и все за меня решили, руководствуясь своими убеждениями, а не моим желанием…
Повторная медкомиссия была осенью. Результат такой же. Вскоре мне выдали военный билет, а мечта о военном училище умерла окончательно. Хорошо помню свое состояние, когда я вышел из военкомата. Сильно хотелось курить, хотя я не курил. Пришлось под другим углом посмотреть на свою наставшую взрослую жизнь, ведь плана «Б» у меня не было.
Я уже не помню, почему не пошел на работу в Новолипецкий металлургический комбинат, где проходил практику. Не судьба. Полученная профессия фрезеровщика-универсала мне не пригодилась. В августе того же года я стал работать механиком в лифтремонте. По сути, это была та же шарага, только для взрослых. Там было трудно и морально, и физически, но… Но было нужно для общего, так сказать, развития. Мужики со сложными (и сломанными) судьбами были хорошим ориентиром. Одни вызывали отторжение, и ты понимал, каким человеком быть не нужно. Другие вызывали уважение. Как, например, мой начальник Сергей Сергеевич. Человек, который хотя и часто меня материл, но всегда был на моей стороне. Лифтремонт стал для меня своеобразной армией, только лямку я тянул не два года, а без малого пять лет.
В сентябре все того же 2005 года поступил на заочное обучение в местный эколого-гуманитарный институт. Начал постигать профессию переводчика с французского (в школе у меня был английский). Зачем? И сам не понимаю. Случайно. Вообще, тот период моей жизни и состоял из одних «случайностей». Тогда же проснулось увлечение творчеством, которое проспало длительное время. Я начал писать рассказы, собирать материал для будущей книги. Стал своим на сайте для начинающих писателей. Началась новая страница моей жизни. А через пять лет творчество привело меня в журналистику. И в 2010 году я стал корреспондентом главного бумажного издания своей области, попрощавшись с лифтремонтом. Случилось то, о чем я никогда даже не думал и не мечтал. Выяснилось, что журналист из меня не самого плохого качества. И постепенно в резюме появились серьезные, более масштабные издания. «Свободная пресса» и «Моя планета» — для примера.
Иногда по работе я проезжаю мимо ПУ №10, которое несколько лет назад было преобразовано в Липецкий политехнический техникум. Никакой ностальгии, конечно, не испытываю. Сейчас, когда уже много воды утекло, кажется, будто я там никогда и не учился. Здание отремонтированное, яркое и красивое. Туда двигаются новые и новые поколения учеников. Но мне даже неинтересно, изменились ли нравы за прошедшие годы, или нет. И в глубине души понимаю, что такое равнодушие – просто защитная реакция мозга, который постарался забыть всё, что было связано с тем одним единственным годом. И вроде бы всё хорошо, но нет-нет, а мысленно возвращаешься в 2005 год. Чтобы я сейчас делал, где бы находился, если бы не фатальное «негоден»? Ответа, конечно, я не знаю. Зато простора для фантазии уйма.
Информация