Александр Бестужев-Марлинский. Декабрист, павший во славу империи. Часть 4, заключительная
Весной 1836 года Александра Александровича перевели в 3-й Черноморский батальон в Геленджикское укрепление, в котором как стоял один единственный приличный сухой дом, так и продолжал стоять. Смертность в ту пору в фортах была страшная. Порой лихорадка уносила на порядок больше жизней, нежели бои с черкесами. Дикая сырость и регулярные подтопления землянок, в которых и жили солдаты и некоторые офицеры, доходили до того, что сапоги многих бойцов были покрыты плесенью.
Сам Бестужев писал о той гиблой весне следующее: «Живу в землянке сырой, душной, по крайней мере, не завидно против других: все в подобных же дворцах горюют. Вообще, надобно сказать, что с тех пор, как я на Кавказе, никогда не жил я так скверно. Это настоящая ссылка: ни писем, ни запасов, ни развлечений… К довершению радостей, кровли крыты землёй, и при малейшем дожде в землянках по колено вода… смертность в крепости ужасная, что ни день, от 3 до 5 человек умирают. Но духом я не падаю».
Гравюра окрестностей Геленджика 19 века
Неизвестно, как бы пережил Бестужев те тяжёлые во всех смыслах месяцы, если бы не поступила неожиданная, но радостная весть. В газете «Русский инвалид» Александр прочёл о своём производстве в чин прапорщика «за отличие в сраженьях». Приободрённый мыслью, что теперь свобода не миф, Бестужев пережил все беды Геленджика и выздоровел, хотя костлявая рука неоднократно хватала его за горло. При этом он продолжал писать: повесть «Он был убит» и множество стихотворений.
И как это было обычно для планиды Бестужева, вслед за светлой вестью пришла и весть бедовая. Начальство сначала наотрез отказало принимать любые прошения об отставке или переводе куда бы то ни было с Кавказа, а в довершение приказало следовать в 5-й Черноморский батальон в Гагры. В то время это было одним из самых губительных мест всего побережья — полностью неустроенное, не имеющее пастбищ для выгона скота, пропитанное сыростью и прожаренное солнцем. Для Бестужева, который после болезни был истощён и высушен как верблюжья колючка, это был смертный приговор. Счастливая случайность, если так можно выразиться, избавила его от гибельного назначения – осень и часть зимы 1836-го годов Александр провёл в походах. Как он сам говорил, трудности войны возбуждали в нём жизнь вновь.
После очередной экспедиции Бестужев оказался в Керчи, где встретился с графом Воронцовым. Воронцов, увидев измождённого Александра Александровича, был поражён всей болезненной худобой и бледностью ссыльного офицера. Поэтому граф написал прошение самому государю с просьбой о переводе Бестужева на статскую службу в Крым. Конечно, это было тщетно. Александра лишь согласились перевести сначала в Тифлис, а позже в Кутаиси.
Тогда он ещё не знал, что это последние месяцы его судьбы. Но каким-то мистическим образом это отражалось на самом образе его жизни. Несмотря на глубокое разочарование и депрессию, как бы выразились сейчас, он служил резво и не менее резво увлекался прекрасным полом. Даже задумался о семейном очаге, впрочем, это была просто греющая сердце мечта – не более.
Вскоре весной 1837 года Бестужева прикомандировали к грузинскому гренадёрскому полку, который должен был войти в состав экспедиции барона Розена. Экспедиция имела своей целью выйти из Сухума на кораблях флота и прибыть к мысу Адлер, где должна была произвести десант для захвата этого стратегического по тем временам пункта.
Бестужев, весьма легкомысленный и жаждущий битвы, на этот раз, словно что-то ощущая, составил краткое духовное завещание, брату передал свои бумаги и оставшиеся деньги, написал письмо матери, а денщику завещал свою одежду. При этом воинственности Александр не потерял, позже вспоминали, что он сочинил в те дни дерзкую патриотическую песенку, чтобы приободрить солдат.
7 июня эскадра бросила якорь у мыса Адлер, а уже на следующий день десант начал погрузку на шлюпки. Недолгая артиллерийская подготовка имела мало успеха, как и при предыдущих обстрелах, черкесы умело использовали рельеф местности. Как только шлюпки под постоянным обстрелом горцев прибыли к берегу, завязался жаркий, но недолгий бой. В первой же цепи стрелков был Бестужев. За считанные минуты наши бойцы овладели прибрежными траншеями, в которых оборонялись черкесы. Противник, подгоняемый русскими штыками, отступил в густые горные леса. И вот тут старшие командиры допустили роковую ошибку.
Ободрённые столь блистательным и скоротечным боем, бойцы, руководимые капитаном Нижегородского полка Альбрандом, по его приказу ринулись в лесную чащу. Естественно, цепь распалась. Бойцы не видели ничего дальше пяти метров впереди себя. Вскоре стрелки первой цепи и Бестужев вместе с ними услышали перестрелку в своём тылу. Это означало только одно – противник незамеченным обошёл их по флангу.
Форт Святого Духа, который будет возведён в районе Адлера в год гибели Бестужева
Горнист протрубил сигнал – строить каре, занимая оборону. Но тут же он упал, сражённый черкесским выстрелом. Обороны толком не вышло. Сбившиеся к офицерам солдаты крепко огрызались выстрелами, но были теснимы назад. В эту минуту сослуживцы и заметили фигуру Бестужева, совершенно одинокий прапорщик еле брёл к своим, хватаясь за деревья. Грудь его была вся в крови, а сам он готов был потерять сознание. Двое солдат подхватили Бестужева, который мигом поник и казался мёртвым.
Однако крохотная группа, несущая на себе едва дышавшего Бестужева, вскоре оказалась отрезанной. В эту же минуту на них набросились черкесы – мало кому удалось уцелеть. Последнее, что видели свидетели гибели Александра Александровича, как он пал на землю, а над телом его «засверкали черкесские шашки».
На следующий день проходил обычный по тем временам размен тел погибших черкесов на тела павших солдат империи. Естественно, наши офицеры особенно желали получить тело Бестужева, но это было тщетным. Сами черкесы, имеющие привычку обворовывать и убитых, и раненых, признавались, что не смогут отличить одних от других. Офицеры предположили, что враг надругался над телом, но черкесы, нередко занимавшиеся этой мерзостью, резко отвергли это обвинение. Это и понятно, т.к. после таких «побед» любой пожар в ауле покажется им божьим благословением по сравнению с гневом наших войск.
Позже бойцы гурийской милиции обнаружили у одного убитого черкеса пистолеты и полы сюртука Александра Бестужева, что подтверждает факт грабежа, после которого горцы в самом деле не смогли определить, где кто лежит.
Спустя некоторое время в «Русском инвалиде» опубликовали новость о награждении Александра Бестужева орденом Святой Анны за храбрость. Но, как это часто бывает на Кавказе, мгновенно родилась легенда. Одна молва твердила, что Бестужев выжил и теперь сражается на стороне черкесов под именем… имама Шамиля! Другие же мифотворцы твердили, что знакомый горец вылечил Александра, а позже наш герой женился на местной девушке и преспокойно жил в Северном Дагестане. Здесь прослеживается отсылка к одному из произведений самого Бестужева, в котором он описывает внезапную встречу на кавказском кладбище с местной женщиной, оплакивающей мужа, оказавшегося, к изумлению автора, русским офицером.
Памятник Бестужеву-Марлинскому в Адлере
Александр был личностью неоднозначной, талантливой и противоречивой для самого себя. Приняв участие в восстании на Сенатской площади, а позже самолично явившись на гауптвахту, в итоге он искренне раскаивался в этом поступке, понимая всю глупость и наивность того порыва. Будучи человеком, воспевавшим красоту Кавказа и любившим его, Бестужев всё же тяготился этой бессрочной ссылкой. Одним из первых он описал величие древних стен Дербента, что не мешало ему мучиться вынужденным «заточением» в этой крепости. Бестужев восхищался храбростью черкесов и у многих из них считался кунаком, но при этом был уверен, что замирение Кавказа и вхождение его в состав империи станет благом для региона, остановит бесчисленные междоусобные войны и колонизаторскую экспансию Турции. Ведь именно Турция способствовала такому распространению работорговли, что это стало основным бизнесом.
В конце концов от черкесских шашек и пал Бестужев. У него не оказалось ни креста, ни могилы. Он словно растворился в Кавказе. Впрочем, как и многие другие.
Сейчас в Адлере рядом с набережной располагается сквер имени Бестужева-Марлинского, в центре которого стоит небольшой памятник писателю и офицеру. Скромный обелиск, на одной стороне которого находится бронзовый барельеф Александра Александровича, воздвигли лишь спустя 120 лет после гибели Бестужева, в 1957 году.
Сам Бестужев писал о той гиблой весне следующее: «Живу в землянке сырой, душной, по крайней мере, не завидно против других: все в подобных же дворцах горюют. Вообще, надобно сказать, что с тех пор, как я на Кавказе, никогда не жил я так скверно. Это настоящая ссылка: ни писем, ни запасов, ни развлечений… К довершению радостей, кровли крыты землёй, и при малейшем дожде в землянках по колено вода… смертность в крепости ужасная, что ни день, от 3 до 5 человек умирают. Но духом я не падаю».
Гравюра окрестностей Геленджика 19 века
Неизвестно, как бы пережил Бестужев те тяжёлые во всех смыслах месяцы, если бы не поступила неожиданная, но радостная весть. В газете «Русский инвалид» Александр прочёл о своём производстве в чин прапорщика «за отличие в сраженьях». Приободрённый мыслью, что теперь свобода не миф, Бестужев пережил все беды Геленджика и выздоровел, хотя костлявая рука неоднократно хватала его за горло. При этом он продолжал писать: повесть «Он был убит» и множество стихотворений.
И как это было обычно для планиды Бестужева, вслед за светлой вестью пришла и весть бедовая. Начальство сначала наотрез отказало принимать любые прошения об отставке или переводе куда бы то ни было с Кавказа, а в довершение приказало следовать в 5-й Черноморский батальон в Гагры. В то время это было одним из самых губительных мест всего побережья — полностью неустроенное, не имеющее пастбищ для выгона скота, пропитанное сыростью и прожаренное солнцем. Для Бестужева, который после болезни был истощён и высушен как верблюжья колючка, это был смертный приговор. Счастливая случайность, если так можно выразиться, избавила его от гибельного назначения – осень и часть зимы 1836-го годов Александр провёл в походах. Как он сам говорил, трудности войны возбуждали в нём жизнь вновь.
После очередной экспедиции Бестужев оказался в Керчи, где встретился с графом Воронцовым. Воронцов, увидев измождённого Александра Александровича, был поражён всей болезненной худобой и бледностью ссыльного офицера. Поэтому граф написал прошение самому государю с просьбой о переводе Бестужева на статскую службу в Крым. Конечно, это было тщетно. Александра лишь согласились перевести сначала в Тифлис, а позже в Кутаиси.
Тогда он ещё не знал, что это последние месяцы его судьбы. Но каким-то мистическим образом это отражалось на самом образе его жизни. Несмотря на глубокое разочарование и депрессию, как бы выразились сейчас, он служил резво и не менее резво увлекался прекрасным полом. Даже задумался о семейном очаге, впрочем, это была просто греющая сердце мечта – не более.
Вскоре весной 1837 года Бестужева прикомандировали к грузинскому гренадёрскому полку, который должен был войти в состав экспедиции барона Розена. Экспедиция имела своей целью выйти из Сухума на кораблях флота и прибыть к мысу Адлер, где должна была произвести десант для захвата этого стратегического по тем временам пункта.
Бестужев, весьма легкомысленный и жаждущий битвы, на этот раз, словно что-то ощущая, составил краткое духовное завещание, брату передал свои бумаги и оставшиеся деньги, написал письмо матери, а денщику завещал свою одежду. При этом воинственности Александр не потерял, позже вспоминали, что он сочинил в те дни дерзкую патриотическую песенку, чтобы приободрить солдат.
7 июня эскадра бросила якорь у мыса Адлер, а уже на следующий день десант начал погрузку на шлюпки. Недолгая артиллерийская подготовка имела мало успеха, как и при предыдущих обстрелах, черкесы умело использовали рельеф местности. Как только шлюпки под постоянным обстрелом горцев прибыли к берегу, завязался жаркий, но недолгий бой. В первой же цепи стрелков был Бестужев. За считанные минуты наши бойцы овладели прибрежными траншеями, в которых оборонялись черкесы. Противник, подгоняемый русскими штыками, отступил в густые горные леса. И вот тут старшие командиры допустили роковую ошибку.
Ободрённые столь блистательным и скоротечным боем, бойцы, руководимые капитаном Нижегородского полка Альбрандом, по его приказу ринулись в лесную чащу. Естественно, цепь распалась. Бойцы не видели ничего дальше пяти метров впереди себя. Вскоре стрелки первой цепи и Бестужев вместе с ними услышали перестрелку в своём тылу. Это означало только одно – противник незамеченным обошёл их по флангу.
Форт Святого Духа, который будет возведён в районе Адлера в год гибели Бестужева
Горнист протрубил сигнал – строить каре, занимая оборону. Но тут же он упал, сражённый черкесским выстрелом. Обороны толком не вышло. Сбившиеся к офицерам солдаты крепко огрызались выстрелами, но были теснимы назад. В эту минуту сослуживцы и заметили фигуру Бестужева, совершенно одинокий прапорщик еле брёл к своим, хватаясь за деревья. Грудь его была вся в крови, а сам он готов был потерять сознание. Двое солдат подхватили Бестужева, который мигом поник и казался мёртвым.
Однако крохотная группа, несущая на себе едва дышавшего Бестужева, вскоре оказалась отрезанной. В эту же минуту на них набросились черкесы – мало кому удалось уцелеть. Последнее, что видели свидетели гибели Александра Александровича, как он пал на землю, а над телом его «засверкали черкесские шашки».
На следующий день проходил обычный по тем временам размен тел погибших черкесов на тела павших солдат империи. Естественно, наши офицеры особенно желали получить тело Бестужева, но это было тщетным. Сами черкесы, имеющие привычку обворовывать и убитых, и раненых, признавались, что не смогут отличить одних от других. Офицеры предположили, что враг надругался над телом, но черкесы, нередко занимавшиеся этой мерзостью, резко отвергли это обвинение. Это и понятно, т.к. после таких «побед» любой пожар в ауле покажется им божьим благословением по сравнению с гневом наших войск.
Позже бойцы гурийской милиции обнаружили у одного убитого черкеса пистолеты и полы сюртука Александра Бестужева, что подтверждает факт грабежа, после которого горцы в самом деле не смогли определить, где кто лежит.
Спустя некоторое время в «Русском инвалиде» опубликовали новость о награждении Александра Бестужева орденом Святой Анны за храбрость. Но, как это часто бывает на Кавказе, мгновенно родилась легенда. Одна молва твердила, что Бестужев выжил и теперь сражается на стороне черкесов под именем… имама Шамиля! Другие же мифотворцы твердили, что знакомый горец вылечил Александра, а позже наш герой женился на местной девушке и преспокойно жил в Северном Дагестане. Здесь прослеживается отсылка к одному из произведений самого Бестужева, в котором он описывает внезапную встречу на кавказском кладбище с местной женщиной, оплакивающей мужа, оказавшегося, к изумлению автора, русским офицером.
Памятник Бестужеву-Марлинскому в Адлере
Александр был личностью неоднозначной, талантливой и противоречивой для самого себя. Приняв участие в восстании на Сенатской площади, а позже самолично явившись на гауптвахту, в итоге он искренне раскаивался в этом поступке, понимая всю глупость и наивность того порыва. Будучи человеком, воспевавшим красоту Кавказа и любившим его, Бестужев всё же тяготился этой бессрочной ссылкой. Одним из первых он описал величие древних стен Дербента, что не мешало ему мучиться вынужденным «заточением» в этой крепости. Бестужев восхищался храбростью черкесов и у многих из них считался кунаком, но при этом был уверен, что замирение Кавказа и вхождение его в состав империи станет благом для региона, остановит бесчисленные междоусобные войны и колонизаторскую экспансию Турции. Ведь именно Турция способствовала такому распространению работорговли, что это стало основным бизнесом.
В конце концов от черкесских шашек и пал Бестужев. У него не оказалось ни креста, ни могилы. Он словно растворился в Кавказе. Впрочем, как и многие другие.
Сейчас в Адлере рядом с набережной располагается сквер имени Бестужева-Марлинского, в центре которого стоит небольшой памятник писателю и офицеру. Скромный обелиск, на одной стороне которого находится бронзовый барельеф Александра Александровича, воздвигли лишь спустя 120 лет после гибели Бестужева, в 1957 году.
Информация