Страх и ненависть в тринадцати колониях
В наши дни известна небезосновательная шутка: «Революций и переворотов не может быть только в Соединенных Штатах – там нет американского посольства». Так, впрочем, было не всегда: когда-то общество тринадцати колоний само стало котлом для одной из знаковых революций Нового времени, завершившейся образованием тех самых США. Но в истории ничего не случается сразу же. Активным боевым действиям Войны за независимость предшествовал ряд гражданских беспорядков – от расцвета контрабанды и погромов до актов самого настоящего пиратства.
Корни недовольства
К середине XVIII века тринадцать американских колоний составляли, казалось бы, органичную часть Британской империи. Все шло вроде бы хорошо. Расползшаяся почти по всему миру Семилетняя война завершилась в пользу англичан, особенно в Северной Америке – Канада была отобрана у французов. Успешная война должна была сплотить колонии и метрополию, но на деле все вышло иначе.
Война, пусть и победоносная, оставила солидную дыру в бюджете империи. Её следовало как-то закрывать, и лучшим кандидатом на роль «доноров» выглядели те самые заморские колонии. В конце концов, Британия только что защитила их от французов, и продолжала, кстати, держать там войска. В Лондоне решили, что будет справедливо, если колонии хотя бы отчасти оплатят их содержание. Для этого решили ввести новые налоги.
Началось это, как ни странно, с понижения податей – но тут были свои особенности. Тут британцы когда-то сами выстроили проблемную для себя систему. Стремясь обеспечить рынок, они ввели, фактически, запретительную пошлину на иностранную патоку – 6 пенсов за галлон. При этом британской патоки не хватало, и колонисты обходили проблему, просто раздавая взятки сборщикам податей. За десятки лет такой практики у американцев сложилось полное ощущение собственной правоты. И, когда англичане решили понизить пошлину до 3 пенсов, но при этом обновить корпус сборщиков, предполагая, что на этот раз средства будут по-настоящему собираться, колонисты этого не приняли.
В 1765-м последовал Гербовый сбор (на марки), в 1773-м – увеличение пошлин на чай, а также другие подобные акты. С каждым новым налогом колонисты становились все злее. Они имели органы местного самоуправления, но не были представлены в имперском Парламенте. Но все равно должны были платить пошлины, доходы с которых потекут в Лондон. Представителей колоний, конечно, там выслушивали, но чаще всего пополам с неприкрытым глумежом. Это было унизительно – и злость на метрополию нарастала с каждым годом.
Народная контрабанда
Вначале это выразилось в стремлении любыми способами не платить ненавистные пошлины. В колониях зацвела и так хорошо разросшаяся контрабанда. Британцы это почувствовали, и усилили патрулирование. Но это только увеличивало конфликты. Англичане всегда находили, чем разозлить местных – например, милой практикой насильственной вербовки на флот. В 1764 году это даже привело к тому, что береговые орудия Ньюпорта, недовольного поведением флотских на берегу, обстреляли отчалившую шхуну «Сент-Джон». В другой раз толпа разъяренных горожан сожгла куттер, отправленный с британского военного корабля с целями вербовки.
Попытки назначать принципиальных и неподкупных сборщиков пошлин тоже не приводили к результату. Прибывая на место, они обнаруживали, что органы местной власти тоже состоят из погрязших в контрабандных схемах колонистов. Против британских эмиссаров действовали даже судьи и прокуроры. Любимым приемом было назначить заседание по делу захваченного с контрабандой судна в день отъезда или болезни сборщика – и закрыть его за отсутствием доказательств. Когда это не удавалось, конфискованную посудину, по британским законам, продавали с молотка. Но, как правило, она доставалась бывшему владельцу, и за минимальную сумму – другие колонисты принципиально не участвовали в торгах.
Показателен случай со сборщиком пошлин Джоном Робинсоном. В апреле 1765 года он арестовал шлюп с контрабандой. Правда, его угораздило сделать это в колонии Массачусетс, а приписан он был к соседнему Род-Айленду. Оставив приз в местном порту, он отправился «домой». Найдя там команду для перехода в «свой» порт, он прибыл в Массачусетс, но обнаружил шлюп без груза, снастей и якоря. Чтобы было веселее, неизвестные посадили судно на мель, и проделали дыры в корпусе. Разъяренный Робинсон отправился на берег, но был тут же арестован местными властями – владелец судна обвинил его в пропаже всего вышеперечисленного и порче шлюпа. Итогом стало двухсуточное заключение сборщика налогов в местной тюрьме и выплата залога и компенсации с его стороны – в условиях единства контрабандистов, судей и шерифов работать было трудно.
А местами колонисты занимались самым настоящим пиратством. Например, в 1771-м году они взяли на абордаж королевскую шхуну, захватившую очередного контрабандиста. Крепко поколоченные англичане были заперты в трюме, а их трофей бесследно исчез. Еще хуже вышло со шхуной «Гаспи» – в 1772 году она села на мель близ Провиденса, и была атакована местными контрабандистами. Командовавший кораблем лейтенант пытался махать саблей, но получил пулю в пах. Шхуну сожгли, а экипаж высадили на берег. Там следы атаковавших тут же потерялись. Зато как из-под земли возникли местные власти, арестовавшие моряков за «беспричинные нападения на местные корабли». Чтобы вытащить своих без годовой переписки с метрополией, английскому адмиралу пришлось внести серьезный залог. Правда, раненому лейтенанту от этого было не сильно легче – его увезли в Англию, чтобы судить за бездарную потерю вверенного корабля.
Уличная ярость
Под англичанами бурлило не только море. Обстановка в городах накалялась. Главной мишенью были пробритански настроенные чиновники и все те же сборщики податей. Для последних чаще всего хватало готовой для погрома толпы и пары намеков от вожаков, и несчастный уже мчался отказываться от должности. Правда, временами разъяренные колонисты натыкались на фантастически упертых людей – так, один из сборщиков не испугался даже угрозы похоронить его заживо. Он спокойно лежал в гробу, пока толпа заколачивала доски, и сдался, только услышав, как его начали засыпать землей.
Летом 1767 года английские таможенники реквизировали в Бостоне шлюп «Либерти». Правда, еле смогли вывести его в море: виной тому была все та же разъяренная толпа, антибританские настроения которой были мастерски использованы владельцем судна. Когда трофей все же покинул порт, народный гнев обратился на работников таможни. Разыскивая их по всему городу, их зверски избивали, а заодно громили их жилища – ограничиваясь, правда, лишь выбитыми окнами. После этого таможенники взяли свои семьи, и переехали на пришвартованный в порту линейный корабль «Ромни».
И они еще легко отделались. Двумя годами ранее толпа практически уничтожила дом Томаса Хатчинсона, крупного торговца и влиятельного местного политика. Виной бедняги была недостаточно активная ненависть к новым налогам, а также близость к британцам. Все началось с того, что погромщики повесили на дереве Эндрю Оливера – одного из людей Хатчинсона. Для начала всего лишь в виде чучела. Тому этого хватило – напуганный, он тут же покинул город. Это не спасло принадлежавшую ему недвижимость – разъяренная толпа выбила окна и перевернула все вверх дном.
Этого оказалось мало, и на следующий день толпа, разгромив еще парочку домов ненавистных граждан, добралась до шикарного особняка самого Хатчинсона – наиболее крупного из пробритански настроенных дельцов на весь Бостон. Сам он чуть было не погиб в тот же день вполне себе грибоедовской смертью – Хатчинсон ожидал погромщиков дома, вооружившись шпагой и пистолетом. Правда, в последний момент в особняк примчалась дочь, уговорившая его немедленно покинуть опасное место. И не зря. Озлобленная толпа была вооружена строительными инструментами, и усердно трудилась до самого утра – так, что в итоге от особняка Хатчинсона осталась только каминная труба.
Стоит ли удивляться, что, когда за вышеперечисленными беспорядками последовала Война за независимость США, то она мало походила на типичный военный конфликт XVIII века. Англичане выиграли большинство крупных полевых сражений, но проиграли тринадцать колоний. Все потому, что это была в значительной степени гражданская война между «патриотами» и «лоялистами». Победа в ней зависела не столько от армий на поле боя, сколько от работы с населением, от того, какая из сторон сможет переманить к себе большинство. И «предварительные ласки» в виде погромов, повальной контрабанды и даже грабежа на море оказали далеко не последний эффект на все эти процессы.
Корни недовольства
К середине XVIII века тринадцать американских колоний составляли, казалось бы, органичную часть Британской империи. Все шло вроде бы хорошо. Расползшаяся почти по всему миру Семилетняя война завершилась в пользу англичан, особенно в Северной Америке – Канада была отобрана у французов. Успешная война должна была сплотить колонии и метрополию, но на деле все вышло иначе.
Война, пусть и победоносная, оставила солидную дыру в бюджете империи. Её следовало как-то закрывать, и лучшим кандидатом на роль «доноров» выглядели те самые заморские колонии. В конце концов, Британия только что защитила их от французов, и продолжала, кстати, держать там войска. В Лондоне решили, что будет справедливо, если колонии хотя бы отчасти оплатят их содержание. Для этого решили ввести новые налоги.
Началось это, как ни странно, с понижения податей – но тут были свои особенности. Тут британцы когда-то сами выстроили проблемную для себя систему. Стремясь обеспечить рынок, они ввели, фактически, запретительную пошлину на иностранную патоку – 6 пенсов за галлон. При этом британской патоки не хватало, и колонисты обходили проблему, просто раздавая взятки сборщикам податей. За десятки лет такой практики у американцев сложилось полное ощущение собственной правоты. И, когда англичане решили понизить пошлину до 3 пенсов, но при этом обновить корпус сборщиков, предполагая, что на этот раз средства будут по-настоящему собираться, колонисты этого не приняли.
В 1765-м последовал Гербовый сбор (на марки), в 1773-м – увеличение пошлин на чай, а также другие подобные акты. С каждым новым налогом колонисты становились все злее. Они имели органы местного самоуправления, но не были представлены в имперском Парламенте. Но все равно должны были платить пошлины, доходы с которых потекут в Лондон. Представителей колоний, конечно, там выслушивали, но чаще всего пополам с неприкрытым глумежом. Это было унизительно – и злость на метрополию нарастала с каждым годом.
Народная контрабанда
Вначале это выразилось в стремлении любыми способами не платить ненавистные пошлины. В колониях зацвела и так хорошо разросшаяся контрабанда. Британцы это почувствовали, и усилили патрулирование. Но это только увеличивало конфликты. Англичане всегда находили, чем разозлить местных – например, милой практикой насильственной вербовки на флот. В 1764 году это даже привело к тому, что береговые орудия Ньюпорта, недовольного поведением флотских на берегу, обстреляли отчалившую шхуну «Сент-Джон». В другой раз толпа разъяренных горожан сожгла куттер, отправленный с британского военного корабля с целями вербовки.
Попытки назначать принципиальных и неподкупных сборщиков пошлин тоже не приводили к результату. Прибывая на место, они обнаруживали, что органы местной власти тоже состоят из погрязших в контрабандных схемах колонистов. Против британских эмиссаров действовали даже судьи и прокуроры. Любимым приемом было назначить заседание по делу захваченного с контрабандой судна в день отъезда или болезни сборщика – и закрыть его за отсутствием доказательств. Когда это не удавалось, конфискованную посудину, по британским законам, продавали с молотка. Но, как правило, она доставалась бывшему владельцу, и за минимальную сумму – другие колонисты принципиально не участвовали в торгах.
Показателен случай со сборщиком пошлин Джоном Робинсоном. В апреле 1765 года он арестовал шлюп с контрабандой. Правда, его угораздило сделать это в колонии Массачусетс, а приписан он был к соседнему Род-Айленду. Оставив приз в местном порту, он отправился «домой». Найдя там команду для перехода в «свой» порт, он прибыл в Массачусетс, но обнаружил шлюп без груза, снастей и якоря. Чтобы было веселее, неизвестные посадили судно на мель, и проделали дыры в корпусе. Разъяренный Робинсон отправился на берег, но был тут же арестован местными властями – владелец судна обвинил его в пропаже всего вышеперечисленного и порче шлюпа. Итогом стало двухсуточное заключение сборщика налогов в местной тюрьме и выплата залога и компенсации с его стороны – в условиях единства контрабандистов, судей и шерифов работать было трудно.
А местами колонисты занимались самым настоящим пиратством. Например, в 1771-м году они взяли на абордаж королевскую шхуну, захватившую очередного контрабандиста. Крепко поколоченные англичане были заперты в трюме, а их трофей бесследно исчез. Еще хуже вышло со шхуной «Гаспи» – в 1772 году она села на мель близ Провиденса, и была атакована местными контрабандистами. Командовавший кораблем лейтенант пытался махать саблей, но получил пулю в пах. Шхуну сожгли, а экипаж высадили на берег. Там следы атаковавших тут же потерялись. Зато как из-под земли возникли местные власти, арестовавшие моряков за «беспричинные нападения на местные корабли». Чтобы вытащить своих без годовой переписки с метрополией, английскому адмиралу пришлось внести серьезный залог. Правда, раненому лейтенанту от этого было не сильно легче – его увезли в Англию, чтобы судить за бездарную потерю вверенного корабля.
Уличная ярость
Под англичанами бурлило не только море. Обстановка в городах накалялась. Главной мишенью были пробритански настроенные чиновники и все те же сборщики податей. Для последних чаще всего хватало готовой для погрома толпы и пары намеков от вожаков, и несчастный уже мчался отказываться от должности. Правда, временами разъяренные колонисты натыкались на фантастически упертых людей – так, один из сборщиков не испугался даже угрозы похоронить его заживо. Он спокойно лежал в гробу, пока толпа заколачивала доски, и сдался, только услышав, как его начали засыпать землей.
Летом 1767 года английские таможенники реквизировали в Бостоне шлюп «Либерти». Правда, еле смогли вывести его в море: виной тому была все та же разъяренная толпа, антибританские настроения которой были мастерски использованы владельцем судна. Когда трофей все же покинул порт, народный гнев обратился на работников таможни. Разыскивая их по всему городу, их зверски избивали, а заодно громили их жилища – ограничиваясь, правда, лишь выбитыми окнами. После этого таможенники взяли свои семьи, и переехали на пришвартованный в порту линейный корабль «Ромни».
И они еще легко отделались. Двумя годами ранее толпа практически уничтожила дом Томаса Хатчинсона, крупного торговца и влиятельного местного политика. Виной бедняги была недостаточно активная ненависть к новым налогам, а также близость к британцам. Все началось с того, что погромщики повесили на дереве Эндрю Оливера – одного из людей Хатчинсона. Для начала всего лишь в виде чучела. Тому этого хватило – напуганный, он тут же покинул город. Это не спасло принадлежавшую ему недвижимость – разъяренная толпа выбила окна и перевернула все вверх дном.
Этого оказалось мало, и на следующий день толпа, разгромив еще парочку домов ненавистных граждан, добралась до шикарного особняка самого Хатчинсона – наиболее крупного из пробритански настроенных дельцов на весь Бостон. Сам он чуть было не погиб в тот же день вполне себе грибоедовской смертью – Хатчинсон ожидал погромщиков дома, вооружившись шпагой и пистолетом. Правда, в последний момент в особняк примчалась дочь, уговорившая его немедленно покинуть опасное место. И не зря. Озлобленная толпа была вооружена строительными инструментами, и усердно трудилась до самого утра – так, что в итоге от особняка Хатчинсона осталась только каминная труба.
Стоит ли удивляться, что, когда за вышеперечисленными беспорядками последовала Война за независимость США, то она мало походила на типичный военный конфликт XVIII века. Англичане выиграли большинство крупных полевых сражений, но проиграли тринадцать колоний. Все потому, что это была в значительной степени гражданская война между «патриотами» и «лоялистами». Победа в ней зависела не столько от армий на поле боя, сколько от работы с населением, от того, какая из сторон сможет переманить к себе большинство. И «предварительные ласки» в виде погромов, повальной контрабанды и даже грабежа на море оказали далеко не последний эффект на все эти процессы.
Информация