Без Веры академиком не стать
Чтобы стать генеральшей, гласит поговорка, надо выходить за лейтенанта и мотаться с ним по дальним гарнизонам. А женой академика? Тут по-разному случается. Можно заранее присмотреть себе лысеющего м.н.с. и терпеливо ждать, не покидая благ цивилизации, его звездного часа. У Веры Алексеевны и Евгения Николаевича Аврориных сложилось иначе. Она родилась в Москве, он - в Ленинграде, а встретились на Урале, за колючей проволокой атомного НИИ. Поженились в 57-м, в том же году родился сын. Через шесть лет муж Веры Аврориной стал лауреатом Ленинской премии, еще через три - Героем соцтруда, в 1992-м избран академиком РАН. И двадцать два года - с 1985-го по 2007-й - был научным руководителем Российского федерального ядерного центра ВНИИ технической физики. А в кризисные 90-е принял на себя еще и директорскую ношу.
Сегодня, 11 июля, в знак выдающихся заслуг Е.Н.Аврорина и в связи с его 80-летием, президиум Уральского отделения РАН провел в Снежинске выездное заседание - совместно с ученым советом РФЯЦ-ВНИИТФ. Прозвучавшие там поздравления в адрес юбиляра и профессиональные оценки того, что сделано Евгением Николаевичем Аврориным за шестьдесят лет его работы в ядерно-оружейном комплексе нашей страны, в эту минуту повторять не будем. Зайдем с другой стороны - дадим слово жене академика.
Четырнадцать по восемнадцать
- Буквально с первых дней, как наша группа появилась за объекте, ее стали называть "четырнадцать по восемнадцать"...
- Это что означает?
- Нас было четырнадцать девчонок, не прошедших по конкурсу в институт. Чтобы год не терять, окончили курсы вычислителей и подписали бумагу, что согласны работать по распределению. Сначала нас в артиллерийское училище направили - в Москве, зарплату положили, какой моя мама никогда не видела. А потом вдруг всех, кого "приписали" к артиллерии, перераспределили в систему Средмаша.
Мы поначалу ни в какую, а нам - нашу же расписку под нос: или едете, или под суд. Послали, короче, нас всех в "среднюю Машу", как мы тогда над собой подшучивали...
"Так и быть, - сказала себе хрупкая девушка, выходя из вагона на каком-то глухом полустанке. В руках был легкий чемоданчик и букет цветов, врученный ей еще в Москве перед отправлением поезда. - Поработаю один год. Но только один..."
Для семьи Аврориных этот срок растянулся на пятьдесят пять лет. Почти все эти годы они живут в одном доме, в одном подъезде. Последние тридцать лет - в квартире, которую до них занимали Феоктистовы.
- Мы много лет были рядом с этой семьей - работали вместе, дружили, их дети росли у нас на глазах. А в первый раз Льва Феоктистова я увидела в нашей столовой - высокий, с красивой шевелюрой. Но он был "старик" для нас - 26 лет, да еще и женатый. Они приехали вдвоем с Шурой и поначалу занимали две комнаты в коттедже на 21-й площадке.
- Лев Феоктистов вместе с вашим мужем четверть века занимался разработкой ядерного оружия, а потом резко поменял свою судьбу - перевелся в Москву и стал заниматься совсем другой наукой. Как вы к отнеслись к такому его поступку?
- Когда Сахаров ушел из Арзамаса и занялся правозащитной деятельностью, я не верила ему - как и многие, кто с ним работал, кто был старше меня по возрасту. Нам казалось, что он просто попал не в свою компанию. И когда я стала читать о подобных вещах у Льва, первой мыслью было: а не поддался ли наш Лев Петрович тому же влиянию? Думала: неужели рождается новый вариант Сахарова? Мне так этого не хотелось!
В первых своих статьях, которые стали появляться в журнале "Знание - сила", он просто рассказывал, что такое атомная бомба. Потом стал и другие вещи высказывать - видно было, как менялось его умонастроение. Но я его не понимала, и по этой причине не верила.
А вот сейчас, когда стало выясняться, что у нас, у наших друзей и знакомых в третьем поколении рождаются больные дети, мне кажется, я начинаю лучше понимать Льва. Видимо, он раньше других к этому пришел, он больше анализировал, больше об этом думал...
- Вы как-то связываете это с радиационной аварией 1957 года? Тогда, как теперь известно, неподалеку от вас произошло ЧП - взорвался резервуар с высокоактивными отходами на предприятии, которое сейчас называется ПО "Маяк", а тогда меж собой этот объект именовали "сороковкой". Когда вы узнали о случившемся?
- Время точно не помню. Но кое-что доходило. К нам на работу в институт пришло много народу оттуда - те, что строили тамошние объекты, военные. Видимо, тех, кто набрал свою дозу, отправляли сюда к нам, в чистое место. Среди этих людей было особое братство. "Аннушка" - так они о первом реакторе вспоминали, говорили: на "аннушке" работал...
- А ваши дети примерно в это же время рождались?
- Мой - в 57-м, 9 октября. Когда он родился, мы стали называть его "Спутник". Четвертого октября запустили первый спутник, а пять дней спустя сын родился. Я была одна в роддоме. Друзья, которые приходили поздравить, были такие возбужденные, потому что знали: раз спутник запустили, то и "наше" скоро пойдет.
Страшная тайна от Славского
- Секреты секретами, а земля слухами полнится? Кто-то среди вас уже тогда знал, что ракета, для гагаринского старта названная "Восток", изначально создавалась под другие цели?
- То, что ракеты "наши", об этом говорили. А вообще о том, что мы создаем бомбы, я узнала далеко не сразу. О чем-то, конечно, догадывалась, потому что в задачах, которые нам давали обсчитывать, проскальзывало: ударная волна, тепловая волна, температура, разлет оболочки... Чаще других встречались слова "изделие", "оболочка"...
- А такие, например, понятия, как радиоактивность?
- Нет. Вы знаете, от кого я впервые услышала про бомбу? Приехал министр наш - Славский, и был банкет. А я жена ученого, и нас пригласили. И вдруг этот Славский встает - он здоровый такой мужчина - и вслух: наши атомные бомбы... Я голову втянула в плечи: какие бомбы?!
- Вы сидели рядом с Евгением Николаевичем?
- Да. Причем он сидел, я это хорошо помню, в профиль ко мне. Но даже виду не показал, ни один мускул на лице не дрогнул. А я чуть не подскочила! Ну а уж вечером - к нему с расспросами. Вертелся и так, и этак, но ничего сверх того, что сказал министр, я от него не узнала. Он до сих пор такой - если не захочет, из него ничего не вытянешь...
- Значит, лично для вас государственную тайну открыл министр Славский?
- Да. Это был 61-й год или 62-й.
- Вы семь лет уже работали на объекте - и не знали, что за "изделия" тут создают? Ни по каким косвенным признакам не возникало даже догадок?
- Вы знаете, нет. Мы так хорошо работали по инструкциям Берии - они до сих пор работают. Секретность была продумана и построена очень хорошо.
- А в чем заключалась ваша работа?
- Теоретики давали нам число, которое получали на логарифмической линейке - с точностью до двух знаков после запятой. А мы им "тащили" до десяти знаков, а иногда до шестнадцати. Я знаю из математики, что если вначале возьму мало знаков, то у меня в результате может не получиться требуемой точности... Словом, мы считали и не задумывались особенно, что за этими цифрами.
- Может, потому, что просто молоды были? А в нерабочей обстановке, на вечеринках, в застолье - неужели никто из мужчин никогда словом не обмолвился, не намекнул?
- Нет. Думаю, я на многих застольях была. Судите сами: приехали в 55-м, через год - в 56-м, 11 октября - вышла замуж, еще через год сын родился. Практически с первых дней рядом с Аврориным, в его компании. Кто-то мог между делом спросить: "Такую-то задачу просчитали?" - "Пока нет - сегодня машина сломалась..." Так часто бывало: гроза, например, прошла - машину "выбило". Или, например, воды нет. У нас в сейфе лежали подушки, одеяла - на тот случай, когда машина пошла считать и ее нельзя останавливать...
- А что значит - "пошла считать" и почему "нельзя останавливать"?
- Остановить можно, но только в определенные моменты. Я их заранее должна знать, чтобы не начинать все сначала. Если машина по какой-то причине собьется, я могла продолжать уже с этого конкретного места. Вот такие промежуточные выдачи мы делали. Если надо, специально останавливали машину, чтобы выдать параметры на заданный момент времени: что, как, какие разлеты, что развалилось, что не развалилось, какие осколки - много всего...
- И что - ночевать приходилось рядом с машиной, пока она закончит считать?
- И не единожды. Мы считали иногда по три-четыре, а то и по пять месяцев - одну задачу...
- ?!
- Да, а вы как думали? Когда требовалось создать, так сказать, модельную среду, чтобы в дальнейшем на нее ориентироваться, брать за основу, от нее отталкиваться, - считали с особой тщательностью. В 59-м я с удовольствием перешла работать в отдел программирования...
Восемь знаков после запятой
- Вера Алексеевна, это же, наверное, невыносимо скучно - изо дня в день перемножать, делить? Все цифры, цифры - какая нужна воля, чтобы себя удерживать в этих рамках!
- Ничего подобного. Можете верить, можете нет, но я люблю цифры. Когда машинка работает, чувствую себя просто великолепно. Меня цифры радуют. Вообще я очень быстро работала. У нас задачи, как правило, разбивали на сектора. И каждый такой сектор обсчитывали двое - я считаю и моя напарница. Одно и то же.
Потом обязательно сравниваем результат. Если хотя бы восьмой знак не совпадает, пересчитываем заново. А если все совпадает, передаю дальше, на соседний сектор. Они начинают считать. Потом по эстафете дальше... И пока снова до нас очередь дойдет, я еще многое успеваю сделать. Поскольку была в комитете комсомола, надо было все обежать, что-то проверить, кому-то напомнить - хватало забот. Но как-то все успевали. Даже в пинг-понг поиграть и в жмурки...
- В рабочее время? На рабочем месте? И никто не делал замечаний?
- Но это же не в ущерб работе. Больше того - иногда и поспать днем удавалось. Ведь молодые все, любовь крутили - до двенадцати, до часу, а то и до двух ночи. Красота была кругом - пока все горки обойдешь! Назавтра, извините, спать хочется. Просчитала, отдала свое - и голову на подушку. Когда приходил начальник нашего сектора Бунатян, он относился к этому с пониманием. Мы ведь не задерживали - все, что требовалось от нас, делали вовремя. Вот с этим всегда было строго. И когда надо, оставались и считали до глубокой ночи. Для таких случаев и держали в сейфе подушки.
Но нас и было тогда, на "21-й площадке", всего тридцать человек. Группа "четырнадцать по восемнадцать", с которой я приехала, и потом к нам добавилось примерно столько же. В таком небольшом коллективе, конечно, все на виду, и атмосфера была почти домашняя. А потом, когда перебрались в город, отдел увеличился, изменились условия работы - и атмосфера, конечно, стала уже другой.
Но жить стало интересней. Защиты пошли, были очень яркие КВНы, летом - вылазки на природу, у многих появились свои машины. Зимой все поголовно вставали на лыжи. Совсем рядом от дома, где мы поселились и где живем до сих пор, каток. Укладывали детей спать, я обзванивала друзей и соседей, и мы выходили кататься на коньках. Было все освещено. Утром, конечно, было тяжело вставать после ночных катаний, но опаздывать нельзя. А к вечеру уже все забывалось, и снова шли на каток...
Вера Алексеевна искренне считает, что смогла "пожить при коммунизме" - первые десятилетия на Урале она вспоминает с особой теплотой.
- Очень открытые, душевные были отношения. Работали, жили, свободное время проводили вместе. Была общая касса на коллективные расходы, сообща заботились о детях. Если надо было куда-то поехать - их "дежурной" семье оставляли, там с детишками занимались, устраивали игры, соревнования. Не так много, как сейчас, но тоже весьма часто фотографировали.
А когда выдавалась возможность - путешествовали по стране. Аврорины с Феоктистовыми решили однажды на Дальний Восток махнуть.
- Мужья наши к тому времени получили геройские звезды, проезд для них стал бесплатным. Экономия! В Хабаровске никак не могли устроиться в гостиницу. В результате героических усилий удалось выбить одну койку. Льва Петровича уложили спать, а сами отправились в кинотеатр. Там шла "Вертикаль" с Высоцким. Отсидели три сеанса подряд: выходили со всеми, брали билеты - и снова. Чтобы в тепле поспать. Когда закончился последний сеанс, билетеры безжалостно выставили на улицу...
В Петропавловске-Камчатском ночевали в здании таможни, на широченном досмотровом столе. Попутчиками оказалась семья, возвращавшаяся с юга с коробками, в которых были персики. Штормило, и "южане" несколько дней не могли отправиться по назначению. Фрукты портились на глазах. Один ящик - не пропадать же добру - был отдан нам на истребление...
На борт судна, из-за того что оно не могло ошвартоваться (все время штормило), нас загружали как селедку - судовым краном, в сетке, на дно которой кинули несколько коротких досок...
Про гольца и парусиновые ботинки
- Когда мужья одни уезжали в командировки, они говорили - куда, зачем?
- В 57-м, еще до рождения сына, Аврорин поехал на испытание. Что? "Изделие". И когда на Север вещи собирала - догадывалась, что тоже на испытания. Но с расспросами не лезла.
- А то, что это Новая Земля, знали?
- Тут такой переполох был: Аврорин в парусиновых ботинках - а там снег лежал...
- Собирался в таких ботинках?
- Нет, уехал в парусиновых. Откуда он знал, а я тем более? Все, что он мог сказать, - еду в "почтовый ящик"...
- И не сказал, какую надо одежду?
- Нет. А специальное обмундирование - унты, теплые куртки - стали выдавать только где-то в 62-м году. А до этого уезжали в своем. На полигоне их как будто одевали, переобували...
- А что-то же привозил оттуда? Рыбу? Может, знаменитого новоземельского гольца?
- Гольцы потом стали появляться в нашем доме. А первые годы - нет.
- Еще не был большим начальником?
- Наверное. В 57-м еще не защитился. Хотя, вы знаете, он приехал из "приволжской конторы" с орденом Трудового Красного Знамени. На Доске почета уже висел его портрет. Такой молодо-о-ой - и с орденом.
- То есть замуж выходили вы за орденоносца?
- Да. Орден у жениха уже был.
- А когда пришли другие награды, лауреатские звания, вы интересовались - за что?
- Обычно он показывал удостоверение или какой-нибудь другой документ, где было написано: "за разработку новых видов военной техники" или что-то в этом роде. И все. Какое оружие - я стала понимать только тогда, когда о нем открыто сказал Славский. До этого - ну, изделие и изделие. У нас были сугубо математические задачи, а какие за этим физические процессы - это уже нас не касалось. Да и я тогда только училась, перед нами были инженеры, я же была только лаборант. До меня доходил самый нижний уровень задачи - просчитать, как говорится, от сих до сих.
В агенты звали - не пошла
- Любопытство, прямо не связанное со служебными обязанностями, мягко скажем, не поощрялось?
- Да. Нас об этом предупреждали. Если к моему столу подходил кто-то другой, по инструкции я должна была перевернуть или закрыть тетрадь. Под такой инструкцией каждый из нас расписывался.
- И подписку вы давали?
- Да, это Первый отдел. А еще был политотдел, и его боялись не меньше. Однажды и меня вызвали туда. Пришла, теряюсь в догадках. А мне предлагают сотрудничать с КГБ. Я так испугалась! Говорю: что вы, я так уважаю эту организацию, там должны быть такие умные, я еще не доросла, высшего образования у меня нет...
- Испугались или просто не захотели?
- Испугалась. И, конечно, не хотела. Хотя я любила книги про Дзержинского и воспитана, скажем так, в коммунистическом духе, но тогда не решилась...
- А как могла бы судьба повернуться!
- Не говорите. Может, и с нынешним президентом где-нибудь пути пересеклись. Я ведь активная была в молодости, потому, наверное, и родилась идея меня "вовлечь". Но я о том разговоре никогда никому ни-ни. Аврорин только недавно узнал, и то случайно. Как-то приехал Лев - по-моему, на Забабахинские чтения, сидели за столом и что-то вспоминали. Зашел разговор о Палкине - он как раз в политотделе работал, - я и говорю: так и быть, расколюсь. И призналась, как меня вербовали. Аврорин когда это услышал, у него даже лицо вытянулось: вот это да! Представляете себе: жена ученого, потом научного руководителя - стукач, или как это помягче называется?
- Осведомитель, агент, добровольный помощник... Как ни называй - суть одна. Кстати, подписка, которую вы давали, еще действует?
- Думаю, нет. Я когда перешла в программисты, уже тогда изменилась степень допуска. Мы имели дело уже совсем с отвлеченными, абстрактными задачами и математическими формулами. Потом, я уже много лет на пенсии. Во всяком случае, за границу меня выпускают. А вот моя подруга, она математик и с этой работы уходила на пенсию, долгое время не могла выехать за границу даже по турпутевке.
- А Евгений Николаевич, когда выезжает за рубеж, проходит по особой статье? Как руководитель, лицо официальное? На него не распространяются общие требования к секретоносителям?
- Всех тонкостей я не знаю. Помню, что, когда он первый раз выезжал в США, его накануне предупредили: рядом с вами или за вами, во всяком случае в поле вашего зрения, постоянно будет один человек. В случае чего можете к нему обратиться. Было такое, я знаю...
Вообще только с годами начинаешь понимать, как тщательно, с любовью были подобраны для нашего объекта люди - умный человек сидел где-то "наверху". Щелкин, Забабахин, Феоктистов, Гречишников, Бунатян, Зысин - интеллигентные, деликатнейшие, очень правильные люди. Когда не согласны, но это касается другого человека, они лучше промолчат. Они были не просто умными математиками, талантливыми физиками - они были душевными людьми.
Кстати
Этим летом в Снежинске начинают строить православный храм - в честь иконы Божией Матери "Державная". Уже и место определили - на пересечении улиц Феоктистова и Транспортной, и призвали к участию всех верующих и атеистов. Закладку собирались было приурочить к Дню города, да в последний момент решили не смешивать светские мероприятия с тем, что должно пройти по церковным канонам.
Хочется думать, что это не модное поветрие, и не отзвук московской рекламы с призывами повсеместно строить церкви. В Снежинске, в отличие от намоленных Сарова и Дивеева, храмов никогда не бывало. Лишь недавно на территории воинской части появилась церковь-новостройка, да на подъезде к городу, в селе Воскресенском, что за несколько километров до охраняемого войсками КПП и периметра ЗАТО, радует взор свежими красками недавно отреставрированный собор.
Симптоматично и другое: инициаторами проекта стали родившиеся в Снежинске дети ученых-ядерщиков. Среди застрельщиков - Александр Феоктистов, сын академика Л.П.Феоктистова, и его друзья-одногодки.
Без грифа "секретно"
За полвека своего существования ядерно-оружейный центр на Урале (вначале под научным руководством К.И. Щелкина, с 1960 года по 1984 год - Е.И. Забабахина, с 1985-го по 2007-й - Е.Н.Аврорина) обеспечил разработку и принятие на вооружение ядерных зарядов и боевых частей с рекордными характеристиками. Вот беглый перечень этих достижений:
- самый маленький ядерный заряд для артиллерийского снаряда калибра 152 мм;
- самый легкий боевой блок для Стратегических ядерных сил;
- самый прочный и термостойкий ЯЗ, выдерживающий давление до 750 атмосфер и нагрев до 120 градусов, предназначенный для мирных целей;
- самый ударостойкий ЯЗ, выдерживающий перегрузки более 12000 g;
- самый экономичный по расходу делящихся материалов ЯЗ;
- самый чистый ЯЗ, предназначенный для мирных применений, в котором 99,85 процента энергии получается за счет синтеза ядер легких элементов;
- самый маломощный заряд - облучатель.
Информация