Освенцим

Надпись на центральных воротах Освенцима I «Arbeit macht Frei» («Труд освобождает»). Так назывался роман немецкого националиста Лоренца Дифенбаха (Georg Anton Lorenz Diefenbach, 1806–1883), опубликованный в 1872 году

Первые впечатления заключенных, попавших в Освенцим, оказывались лишь трагическим заблуждением

Шестьдесят пять лет назад, 27 января 1945 года, советские войска освободили узников Освенцима — самого известного концентрационного лагеря времён Второй мировой войны, расположенного на юге Польши. Можно только сожалеть, что к моменту прихода Красной Армии за колючей проволокой оставалось не более трех тысяч заключенных, поскольку все трудоспособные узники были вывезены в Германию. Немцы также успели уничтожить лагерные архивы и взорвать большинство крематориев.

Откуда нет исхода

Точное число жертв Освенцима неизвестно до сих пор. На Нюрнбергском процессе прозвучала приблизительная оценка — пять миллионов. Бывший комендант лагеря Рудольф Гёсс (Rudolf Franz Ferdinand Höß, 1900–1947) утверждал, что загубленных было вдвое меньше. А историк, директор Государственного музея Освенцима (Państwowe Muzeum Auschwitz–Birkenau w Oświęcimiu) Франтишек Пипер (Frantisek Piper) полагает, что свободы не дождались около миллиона узников.

Трагическая история лагеря смерти, именуемого поляками Освенцим–Бжезинка, а немцами Аушвиц–Биркенау, началась в августе 1940 года. Тогда в небольшом старинном польском городке Освенцим, что в шестидесяти километрах к западу от Кракова, на месте бывших казарм началось строительство грандиозного концентрационного комплекса Освенцим I. Изначально он был рассчитан на 10 000 человек, однако в марте 1941-го после визита главы СС Генриха Гиммлера (Heinrich Luitpold Himmler, 1900–1945) его вместительность была увеличена до 30 000 человек. Первыми заключёнными Освенцима стали польские военнопленные, их силами и возводились новые лагерные постройки.

В наши дни на территории бывшего лагеря располагается музей, посвящённый памяти его узников. В него попадаешь через открытые ворота с печально известной надписью на немецком «Arbeit macht Frei» («Труд освобождает»). В декабре 2009 года эту табличку похитили. Однако польская полиция проявила оперативность, и вскоре пропажа была найдена, правда распиленная на три части. Так что на воротах сейчас висит ее копия.

Когда линия фронта приближалась к лагерному комплексу Освенцим, немцы, заметая следы, уничтожили несколько крематориев. Печи крематория в Освенциме I.

Кого освободил из этого ада труд? Выжившие узники пишут в своих воспоминаниях, что им часто приходилось слышать: из Освенцима есть только один выход — через трубы крематория. Андрей Погожев, бывший узник лагеря, один из немногих, кому удалось совершить побег и остаться в живых, рассказывает в мемуарах, что лишь однажды ему довелось видеть группу заключенных, покидающих охраняемую территорию не в арестантских робах: на одних была гражданская одежда, на других — черные сутаны. Судачили, что по просьбе папы римского Гитлер распорядился перевести находившихся в концлагере священнослужителей в Дахау, другой концлагерь с более «мягкими» условиями. И это был единственный пример «освобождения» на памяти Погожева.

Лагерный порядок

Жилые блоки, административные здания, лагерный госпиталь, столовая, крематорий… Целый квартал кирпичных двухэтажных построек. Если не знать, что здесь была зона смерти, с виду все выглядит очень аккуратно и, можно сказать, даже радует глаз. Об этом же пишут и те, кто вспоминал свой первый день за воротами Освенцима: опрятный вид построек и упоминание о скором обеде вводили их в заблуждение, даже радовали… В тот момент никто и представить себе не мог, какие ужасы их ожидают.

В январе этого года было необычайно снежно и холодно. Немногочисленные посетители, покрытые хлопьями снега, хмурые и неразговорчивые, быстро перебегали из одного блока в другой. Со скрипом открывали двери и исчезали в тёмных коридорах. В некоторых помещениях сохранена обстановка военных лет, в других — организованы выставки: документы, фотографии, стенды.

Жилые блоки напоминают общежитие: длинный тёмный коридор, по сторонам комнаты. Посредине каждой комнаты стояла круглая печь для обогрева, обшитая железом. Переходить из комнаты в комнату строго запрещалось. Одно из угловых помещений отводилось под умывальню и уборную, оно же служило мертвецкой. В уборную разрешалось пройти в любое время — но только бегом.

В наши дни в этих кирпичных зданиях разместилась музейная экспозиция. С 1940-го по 1945-й в них держали узников концлагеря.


Трехъярусные нары с матрацами из бумажной ткани, набитыми соломой, одежда заключённых, ржавые рукомойники — всё находится на своих местах, так, словно узники покинули это помещение неделю назад. Пытаться передать на словах, насколько тяжелое, может быть, жуткое, давящее впечатление производит каждый метр этого музея, — вряд ли получится. Когда находишься там, разум всеми силами сопротивляется, отказываясь принимать на веру тот факт, что всё это реальность, а не страшные декорации к военному фильму.

Помимо воспоминаний уцелевших узников, понять, что же представляла собой жизнь в Освенциме, помогают три очень важных документа. Первый — дневник Иоганна Кремера (Johann Paul Kremer, 1886–1965), врача, который 29 августа 1942 года был направлен на службу в Освенцим, где провел около трёх месяцев. Дневник был написан во время войны и, судя по всему, не предназначался для посторонних глаз. Не менее важны записки сотрудника лагерного гестапо Пери Броада (Pery Broad, 1921–1993) и, конечно, автобиография Рудольфа Гёсса, написанная им в польской тюрьме. Гёсс занимал должность коменданта Освенцима — ему ли было не знать о царивших там порядках.

Музейные стенды с историческими справками и фотографиями наглядно рассказывают о том, как был устроен быт узников. Утром пол-литра чая — тёплой жидкости без определенного цвета и запаха; днём — 800 г чего-то вроде супа со следами присутствия круп, картофеля, редко мяса. По вечерам «кирпич» землистого цвета хлеба на шестерых с мазком повидла или кусочком маргарина. Голод был страшный. Развлечения ради часовые частенько бросали через колючую проволоку в толпу заключённых брюкву. Потерявшие от голода разум тысячи людей набрасывались на жалкий овощ. Акции «милосердия» эсэсовцы любили устраивать одновременно в разных концах лагеря, им нравилось наблюдать, как, приманиваемые пищей, заключенные метались внутри замкнутого пространства от одного охранника к другому… За собой обезумевшая толпа оставляла десятки задавленных и сотни покалеченных.

Временами администрация устраивала для заключённых «ледяные бани». Зимой это часто приводило к учащению случаев воспалительных заболеваний. Не один десяток несчастных были убиты караульными, когда в болезненном бреду, не понимая, что делают, они приближались к запретной зоне у ограды, или гибли на проволоке, находившейся под током высокого напряжения. А некоторые просто замерзали, блуждая в беспамятстве между бараков.

Территория лагеря была окружена проводами под высоким напряжением. За ними — бетонный забор. Убежать было почти невозможно.

Между десятым и одиннадцатым блоками находилась стена смерти — с 1941 по 1943 год здесь расстреляли несколько тысяч узников. В основном это были поляки-антифашисты, схваченные гестапо, а также те, кто пытался сбежать или наладить контакты с внешним миром. В 44-м стена, по приказу лагерной администрации, была разобрана. Но для музея восстановили небольшую её часть. Теперь это мемориал. Возле него — свечи, запорошенные январским снегом, цветы и венки.

Нечеловеческие опыты

Несколько музейных экспозиций рассказывают об опытах, которые проводились в Освенциме над заключенными. С 1941 года в лагере испытывались средства, предназначенные для массового уничтожения людей — так фашисты искали наиболее эффективный способ окончательного решения еврейского вопроса. Первые эксперименты в подвалах блока № 11 проводились под руководством самого Карла Фрича (Karl Fritzsch, 1903–1945?) — заместителя Гёсса. Фрича интересовали свойства газа «Циклон Б», который использовался для борьбы с крысами. Подопытным материалом служили советские военнопленные. Результаты превзошли все ожидания и подтвердили, что «Циклон Б» может быть надёжным оружием массового уничтожения. Гёсс писал в своей автобиографии:

Применение «Циклона Б» повлияло на меня успокоительно, ведь вскоре необходимо было начать массовое истребление евреев, а до сих пор ни я, ни Эйхман не представляли себе, каким образом будет производиться эта акция. Теперь же мы нашли как газ, так и метод его действия.

В 1941–1942 годах хирургическое отделение размещалось в блоке № 21. Именно сюда доставили Андрея Погожева после того, как он 30 марта 1942 года получил ранение руки на строительстве лагеря Бжезинка. Дело в том, что Освенцим был не просто концентрационным лагерем — так назывался целый лагерный анклав, состоявший из нескольких самостоятельных зон заключения. Кроме Освенцима I, или собственно Освенцима, о котором идет речь, был ещё Освенцим II, или Бжезинка (по названию близлежащей деревни). Его строительство началось в октябре 1941 года руками советских военнопленных, среди которых и оказался Погожев.

Помещение для заключенных в Бжезинке. В отдельных бараках лагеря жили близнецы и карлики, которые для своих опытов отбирал доктор Йозеф Менгеле (Josef Mengele, 1911–1979) — печально известный «ангел смерти».


16 марта 1942 года Бжезинка открыла свои ворота. Условия здесь были ещё хуже, чем в Освенциме I. Заключённых держали примерно в трёхстах деревянных бараках, изначально предназначавшихся для лошадей. В помещение, рассчитанное на 52 лошади, набивалось более четырёхсот узников. День за днём со всей оккупированной Европы сюда прибывали поезда с заключёнными. Новоприбывших сразу обследовала специальная комиссия, определявших их пригодность к работам. Не прошедших комиссию немедленно отправляли в газовые камеры.

Рана, которую получил Андрей Погожев, была не производственной, в него просто выстрелил эсэсовец. И это был не единственный случай. Можно сказать, что Погожеву повезло — он хотя бы остался жив. В его воспоминаниях сохранился подробный рассказ о больничных буднях в блоке № 21. Он очень тепло вспоминает о враче, поляке Александре Турецком, арестованном за свои убеждения и исполнявшим обязанности писаря пятой комнаты лагерного госпиталя, и докторе Вильгельме Тюршмидте — поляке из Тарнова. Оба этих человека приложили немало усилий, чтобы хоть как-то облегчить тяготы жизни больных заключенных.

По сравнению с тяжёлыми земляными работами в Бжезинке жизнь в госпитале могла показаться раем. Но ее омрачали два обстоятельства. Первое — регулярная «селекция», отбор ослабевших узников для физического уничтожения, которую эсэцовцы проводили 2–3 раза в месяц. Вторая напасть — окулист-эсэсовец, который решил попробовать себя в хирургии. Он выбирал больного и, дабы усовершенствовать свои навыки, делал ему «операцию» — «резал что хотел и как хотел». Многие заключённые, которые уже шли на поправку, после его опытов умирали или превращались в калек. Часто Тюршмидт после ухода «практиканта» вновь клал больного на операционный стол, стараясь исправить последствия варварской хирургии.

Блок № 20. Здесь держали заключённых, страдающих инфекционными заболеваниями, преимущественно тифом. В этой комнате заключённых убивали, вводя им в сердце инъекции фенола.

Жажда жизни

Однако не все немцы в Освенциме зверствовали, как «хирург». В записях заключённых сохранились воспоминания об эсэсовцах, которые относились к узникам с сочувствием и пониманием. Одним из них был блокфюрер по прозвищу Ребята. Когда не было посторонних свидетелей, он старался подбодрить, поддержать дух тех, кто терял веру в спасение, иногда предостерегал от возможных опасностей. Ребята знал и любил русские пословицы, старался применить их к месту, но иногда выходило неловко: «Кто не знает, тем бог помогает» — это его перевод «на бога надейся, а сам не плошай».

Но, вообще, воля узников Освенцима к жизни поразительна. Даже в этих чудовищных условиях, где с людьми обращались хуже, чем с животными, заключённые старались вести духовную жизнь, не погружаясь в липкую безликость отчаяния и безысходности. Особенной популярностью среди них пользовались устные пересказы романов, занимательных и юмористических историй. Порой можно было даже услышать, как кто-то играет на гармошке. В одном из блоков сейчас выставлены сохранившиеся карандашные портреты заключённых, сделанные их товарищами.

В блоке № 13 мне удалось рассмотреть камеру, в которой последние дни своей жизни провёл святой Максимилиан Кольбе (Maksymilian Maria Kolbe, 1894–1941). Этот польский священник в мае 1941-го стал узником Освенцима № 16670. В июле того же года из блока, где он жил, один из заключённых совершил побег. Чтобы предупредить подобные исчезновения, администрации решила наказать десятерых его соседей по бараку — уморить голодной смертью. Среди приговоренных оказался польский сержант Франтишек Гаёвничек (Franciszek Gajowniczek, 1901–1995). На свободе у него оставались жена и дети, и Максимилиан Кольбе предложил обменять его жизнь на свою. Через три недели, проведенные без еды, Кольбе и трое других смертников были ещё живы. Тогда 14 августа 1941 года решено было умертвить их инъекцией фенола. В 1982 году папа Иоанн Павел II (Ioannes Paulus II, 1920–2005) причислил Кольбе к лику святых мучеников, а 14 августа отмечается как день памяти святого Максимилиана Марии Кольбе.

Стена смерти между блоками 10 и 11. Тех, кого здесь расстреливали, считали «счастливцами» — их гибель была быстрой и не столь мучительной, как в газовой камере.

В Освенцим каждый год приезжает около миллиона посетителей со всего мира. Многие из них — это те люди, история семей которых как-то связана с этим страшным местом. Они приезжают, чтобы почтить память своих предков, чтобы взглянуть на их портреты на стенах блоков, возложить цветы к Стене смерти. Но многие приезжают, чтобы просто увидеть это место и, как бы тяжело это ни было, смириться, что это — часть истории, которую уже невозможно переписать. Забыть тоже невозможно…