Переживания адмирала Рожественского
Первое письмо жене Ольге Николаевне Антиповой датировано 4 сентября 1904 года из Ревеля (Таллина).
Вот что отмечает командующий:
«В Ревеле неделя прошла незаметно, но нельзя сказать, чтоб очень удачно: постоянные поломки машин, электромоторов, непорядки на судах и часто неспокойное море мешают учиться многому, что было намечено...
Наше положение из рук вон плохое и не поправится. Японцы подвезут больше, чем в состоянии мы...
Поднял голову один наместник Алексеев, что взяли, говорит, назначив самостоятельных вождей: армии и флота.
Теперь я вступаю в свои права и прошу объяснить мне в точности, как предполагаете выйти из созданного Вами положения. Где Ваша эскадра – какая она?
Не шевелитесь, пока я не сделаю своих соображений и распоряжений».
Наше положение из рук вон плохое и не поправится. Японцы подвезут больше, чем в состоянии мы...
Поднял голову один наместник Алексеев, что взяли, говорит, назначив самостоятельных вождей: армии и флота.
Теперь я вступаю в свои права и прошу объяснить мне в точности, как предполагаете выйти из созданного Вами положения. Где Ваша эскадра – какая она?
Не шевелитесь, пока я не сделаю своих соображений и распоряжений».
Проблемы адмирал описывает две – техника и двоевластие.
Техника не позволяет выполнить план учений в своей базе. А указания из нескольких инстанций не дают действовать по своему плану.
Учения (скромно замечу) были. Если смотреть не только письма – и стрельбы (артиллерийские и торпедные), и маневрирование.
Через 16 дней Зиновий пишет:
«Цел буду, расплатишься за все обиды. И я с наслаждением приму твои извинения,
а уеду гулять туда, где Макар телят не гонял – скатертью дорога;
от меня ведь теперь проку немного;
а сам я совершенно покоен и за тебя, и за Лелю, и за всех моих близких...
Хоть мы еще и совсем мужички, но ни в Ревеле, ни в Любаве, нигде иначе в Финском заливе, нельзя уже многому научиться...
Да и пропустили же мы все лучшее время для перехода скверными местами.
Если бы ушли 1-го сентября, то при чудной погоде дошли бы к этому времени уже до южных широт».
а уеду гулять туда, где Макар телят не гонял – скатертью дорога;
от меня ведь теперь проку немного;
а сам я совершенно покоен и за тебя, и за Лелю, и за всех моих близких...
Хоть мы еще и совсем мужички, но ни в Ревеле, ни в Любаве, нигде иначе в Финском заливе, нельзя уже многому научиться...
Да и пропустили же мы все лучшее время для перехода скверными местами.
Если бы ушли 1-го сентября, то при чудной погоде дошли бы к этому времени уже до южных широт».
Вспоминаются слова Бухвостова:
«Мы все умрем, но не сдадимся».
Оценка трезвая – подготовка слабая, дальше учится погода не позволит, поход через Бискаи в октябре действительно опасен...
Все люди на эскадре понимали. Понимали, но шли.
Потому как – присяга и долг.
Другой вопрос, что и ждать успехов с такими-то настроениями не выходит. Но проблема-то была далеко не в настроениях.
1 октября снова:
«Каждый день мелкие поломки, даже и во время стоянок, чего же ждать в пути, да еще в октябрьския погоды, которые здесь вступили в свои права.
Провожают-то нас очень уж ласково.
Тем позорнее будет провал».
Провожают-то нас очень уж ласково.
Тем позорнее будет провал».
И о том же – шансов нет.
Отдельно о Гулльском инциденте в письме от 15 октября:
«Англичане либо подстроили инцедент, либо вовлечены японцами в положение, из которого нет легкого исхода.
Без всякого сомнения, союз англо-японский предусматривает вооруженную помощь, когда в ней явится потребность.
Потребность, очевидно, наступила.
И предлог есть самый корректный, с их точки зрения».
Без всякого сомнения, союз англо-японский предусматривает вооруженную помощь, когда в ней явится потребность.
Потребность, очевидно, наступила.
И предлог есть самый корректный, с их точки зрения».
Мнение необъективное, но вполне обоснованное.
Рожественского разведка запугивала именно такими сценариями – либо атакой японских миноносцев в пути, либо атакой англичан. Это мы сейчас умные, а тогда...
Командующий видел ситуацию глазами МИД и разведки.
А вот что мерещилось этим организациям – вопрос серьезного исследования. На тему, что это было: саботаж, коррупция или непроходимая тупость?
Через четыре дня:
«Ослабели мы все в корень, и с такою общею болезненною слабостью сумасбродному предприятию нашей преславутой 2-ой эскадры трудно рассчитывать на авось даже.
Поживем – увидим,
а теперь поползем на кораблях, которые способны передвигаться в штиль не далее как на 1500 миль;
будем голову ломать, как перешагивать с ними станции в 2000 и 2300 миль длинною».
Поживем – увидим,
а теперь поползем на кораблях, которые способны передвигаться в штиль не далее как на 1500 миль;
будем голову ломать, как перешагивать с ними станции в 2000 и 2300 миль длинною».
Выделенное бы – в камне и на стены.
И, кстати, насчет угольных перегрузок.
Ну, вот почему забивали углем все помещения? Вот зачем?
Дураки наверное...
24 октября:
«У меня в строю тринадцать кораблей.
Идем так: Камчатка, Суворовъ, Метеор, Император Александр III, Анадырь, Бородино, Малайа, Орелъ, Корея, Ослябя, Нахимовъ, флаг Энквиста, Дмитрий Донской, Аврора.
Ночью это стадо то скучивается, набегая друг на друга, так, что является опасность столкновения, то растягивается так, что боишься потерять какую-нибудь овцу.
На каждом случаются поломки».
Идем так: Камчатка, Суворовъ, Метеор, Император Александр III, Анадырь, Бородино, Малайа, Орелъ, Корея, Ослябя, Нахимовъ, флаг Энквиста, Дмитрий Донской, Аврора.
Ночью это стадо то скучивается, набегая друг на друга, так, что является опасность столкновения, то растягивается так, что боишься потерять какую-нибудь овцу.
На каждом случаются поломки».
И снова техническое состояние.
Ну и полное неумение держать строй, что с учетом несплаваности и разных маневренных характеристик, собственно, неудивительно.
Два вопроса идут красной нитью через все письма – поломки и донесения разведки о том, что японцы буквально за поворотом.
Следующее письмо в конце ноября и снова:
«Машины наших кораблей тем временем изнашиваются и ломаются ежедневно, то у одного, то у другого.
А ни в один порт не только для починки, но и для переборки только машин зайти нельзя.
И это с эскадрой, в которой, считая транспорты и миноносцы, набирается до 50 судов и 12 000 человек».
А ни в один порт не только для починки, но и для переборки только машин зайти нельзя.
И это с эскадрой, в которой, считая транспорты и миноносцы, набирается до 50 судов и 12 000 человек».
С Мадагаскара адмирал отвечает, почему вокруг Африки, а не Суэцким каналом:
«Конечно, будут говорить: вольно же было дураку избрать кружной путь – нарочно затягивает плавание.
И эти будут врать.
Потому что половина послана кратчайшим путем, и тоже нигде лишнего не стояла, а должна придти и, надеюсь, придет на соединение только тремя днями раньше меня.
И эта половина не могла бы прийти так скоро, если б ей пришлось ждать прохода Суэцким каналом моего большого отряда, из которого каждый корабль перед входом в канал должен бы был совсем разгрузиться, а после прохода опять нагрузиться.
Скажут, и пункт соединения отрядов выбрал в стороне от прямого пути, чтоб затянуть плавание.
И тоже будут врать, потому что на прямом пути нет ни одной дыры, куда можно приткнуться: все английское;
а англичанам очков не вотрешь: силою воспрепятствуют всякой остановке эскадр в своих водах».
И эти будут врать.
Потому что половина послана кратчайшим путем, и тоже нигде лишнего не стояла, а должна придти и, надеюсь, придет на соединение только тремя днями раньше меня.
И эта половина не могла бы прийти так скоро, если б ей пришлось ждать прохода Суэцким каналом моего большого отряда, из которого каждый корабль перед входом в канал должен бы был совсем разгрузиться, а после прохода опять нагрузиться.
Скажут, и пункт соединения отрядов выбрал в стороне от прямого пути, чтоб затянуть плавание.
И тоже будут врать, потому что на прямом пути нет ни одной дыры, куда можно приткнуться: все английское;
а англичанам очков не вотрешь: силою воспрепятствуют всякой остановке эскадр в своих водах».
И добавляет:
«Ведь моряки даже писали, что на переход эскадры от Кронштадта в Порт-Артур нужно шестьдесят дней, и когда я в первый раз произнес шесть месяцев – таращили глаза.
А вот мы идем сплошь третий месяц и не сделали еще половины пути».
А вот мы идем сплошь третий месяц и не сделали еще половины пути».
Отдельно о стоянке в Носсибейске:
«7 января. Немцы изменили в самый решительный момент...
Ума не приложу, как выкрутиться, в особенности с Федором Карловичем, которого канцелярия скушала совершенно....
А нам всякая задержка здесь гибельна, дает японцам делать широкие приготовления.
Сами попадаем в период ураганов, которые могут истребить половину наших судов без всякого участия японцев.
Злой рок тяготеет над русским флотом.
Не мешайся в дело наш Штаб, не настрой он панически наши дипломатические канцелярии, не кричи так на всех перекрестках, ...уж десять дней тому назад тронулись бы в дальнейший путь.
Не знаю, что будет дальше, а теперь позорно стоит дело...
Послал самые энергичные воззвания в Петербург.
Неужели не шевельнутся?
Но если и шевельнутся, то ответа здесь на телеграммы надо ждать десять дней.
А теперь каждый так страшно дорог...
17 января. Я должен был в день твоего рождения быть уже по ту сторону Индейскаго океана, а проклятая канцелярия держит. И не знаю, сколько продержит еще...
Запрещение мне двигаться дальше до распоряжений, прислано по Высочайшему повелению...
Все же у меня теперь какая ни на есть сила, люди друг друга познали.
Мы можем не одолеть японцев, но и они нас разбить не могут.
За что все это губится?»
Ума не приложу, как выкрутиться, в особенности с Федором Карловичем, которого канцелярия скушала совершенно....
А нам всякая задержка здесь гибельна, дает японцам делать широкие приготовления.
Сами попадаем в период ураганов, которые могут истребить половину наших судов без всякого участия японцев.
Злой рок тяготеет над русским флотом.
Не мешайся в дело наш Штаб, не настрой он панически наши дипломатические канцелярии, не кричи так на всех перекрестках, ...уж десять дней тому назад тронулись бы в дальнейший путь.
Не знаю, что будет дальше, а теперь позорно стоит дело...
Послал самые энергичные воззвания в Петербург.
Неужели не шевельнутся?
Но если и шевельнутся, то ответа здесь на телеграммы надо ждать десять дней.
А теперь каждый так страшно дорог...
17 января. Я должен был в день твоего рождения быть уже по ту сторону Индейскаго океана, а проклятая канцелярия держит. И не знаю, сколько продержит еще...
Запрещение мне двигаться дальше до распоряжений, прислано по Высочайшему повелению...
Все же у меня теперь какая ни на есть сила, люди друг друга познали.
Мы можем не одолеть японцев, но и они нас разбить не могут.
За что все это губится?»
Итог.
Эскадра, которая могла проскочить в феврале – начале марта задержана высочайшим повелением. И пришла в мае.
Получили Цусиму, в которой виновен, конечно же, Зиновий. А не автор высочайшего повеления.
Судя по письмам, шесть месяцев перехода – это март, при везении – февраль.
В это время проскочить без сражения было вполне реально.
По сути, с Рожественским питерские поступили как шулеры – сменили правила во время игры.
Интересна так же «любовь» Зиновия к Кладо:
«Неужели это все бедный Кладо мозги петербургские перепутал.
Неужели им не ясно, что, чем многочисленнее сброд всякой сволочи, тем невозможнее им управиться, тем больше шансов бить эту сволочь по частям там, где эти части будут отваливаться по разным неладам...
Очевидно, что меня надо сменить, тем более, что в качестве начальника главн. мор. штаба я оказался никуда не годным, не свел знакомства со щуками. И по их велению не изготовил к отправке все те неготовые и пережившие свой век корабли, из которых простой капитан 2 ранга Кладо находит возможным в несколько недель сформировать третью эскадру.
Раз грех мой будет поправлен, и Кладо окажется прав, разумеется, незачем терпеть дольше фиктивную службу мою в главном морском штабе».
Неужели им не ясно, что, чем многочисленнее сброд всякой сволочи, тем невозможнее им управиться, тем больше шансов бить эту сволочь по частям там, где эти части будут отваливаться по разным неладам...
Очевидно, что меня надо сменить, тем более, что в качестве начальника главн. мор. штаба я оказался никуда не годным, не свел знакомства со щуками. И по их велению не изготовил к отправке все те неготовые и пережившие свой век корабли, из которых простой капитан 2 ранга Кладо находит возможным в несколько недель сформировать третью эскадру.
Раз грех мой будет поправлен, и Кладо окажется прав, разумеется, незачем терпеть дольше фиктивную службу мою в главном морском штабе».
Статьи которого, кажется мне, вызывали у Зиновия только злость и ехидство, как у любого профессионала мнение любителя.
Тем не менее, император прислушивался к мнению именно журналиста Кладо, а не командующего.
И, думаю, в связи с этим и следующее письмо:
«Может быть, на днях ты услышишь и по моему адресу – подлец и мерзавец.
Не особенно этому верь, скажи им, что я ни то, ни другое, а просто человек, не обладающий нужными данными, чтобы справиться с задачею.
Я даже думаю, что не дай Бог со мною что приключится, остальные мои адмиралы еще плоше справятся с этою задачею, и прошу заблаговременно прислать Чухнина, чтоб, чего доброго, не оставить эскадру в безначалии».
Не особенно этому верь, скажи им, что я ни то, ни другое, а просто человек, не обладающий нужными данными, чтобы справиться с задачею.
Я даже думаю, что не дай Бог со мною что приключится, остальные мои адмиралы еще плоше справятся с этою задачею, и прошу заблаговременно прислать Чухнина, чтоб, чего доброго, не оставить эскадру в безначалии».
Все эти герои альтернативных описаний РЯВ на тему
«что было бы, если бы во главе стал гений»
- Скрыдловы, Дубасовы, Чухнины на эскадру так и не прибыли.
В бой ее вели все те же – отчаявшийся от непонимания верхов Рожественский, больной Фелькзерзам и экс-градоначальник Энквист.
Позже появился еще терпила – Небогатов.
Других желающих среди десятков адмиралов не нашлось.
И последнее до битвы:
«Да, каковы бы ни были события ближайших дней, в конечном результате – ничего кроме новой страницы позора Российского».
16 апреля 1905 года....
Вывод
Письма писались не для прокурора, не для коллег, любимой (судя по тону) жене. И лукавить в такого рода бумагах никто бы не стал.
Что мы видим?
Был план – проскочить в плохую погоду, пока японцы приводят в порядок флот во Владивосток.
План сорвали.
Было предложение:
«Разгромить японцев не могу (и никто бы не смог) – смените».
Не сменили.
В итоге – Цусима, в которой виновен, конечно же, бездарь. А не система.
Болван предложил провести на ТВД козырь для переговоров. Ему не дали.
Недотёпа спешил. А гении (вроде Кладо и самого императора) тормозили.
Тупица кричал – сражение проиграем. Его не слушали...
Наверху были определенно гении. Куда там морякам...
Ничего не поделаешь. Есть в нашей истории фигуры героические. А есть – персоны трагические, которыми верхи прикрывали свои грехи и грешочки.
Зиновий же на общем фоне выделяется.
Именно из него сделали идеального козла отпущения за бюрократию и полный военно-политический провал правительства.
Информация