Балтийская одиссея «Орла»
«Ожел» стал легендой польского военно-морского флота. Её смелый побег из интернирования стал знаменитым, благодаря польскому военному репортеру Эрику Сопочко.
«Ожел» (ORP Orzeł, «Орёл») был единственной полностью боеспособной в 1939 году подводной лодкой польского военно-морского флота. Её близнец «Семп» («Сип»), после своеобразного «побега» с голландской судоверфи, постоянно страдал от дефектов и поломок корабельных механизмов. Устранить эти дефекты в Польше нельзя было из-за отсутствия соответствующих верфей и специалистов. Поэтому лодка не прошла многочисленных испытаний и была признана годной к службе ограниченно.
«Мешок» для «Орла»
У экипажей обоих кораблей не хватало необходимой подготовки, особенно психологической устойчивости к длительному плаванию и воздействию взрывов глубинных бомб. Кроме того, не были проведены учения по аварийной эвакуации подводников. К тому же, на военно-морской базе Хель не было причала или дока, где подводные лодки могли бы пройти какую-нибудь, даже самую простейшую починку, пополнить запасы и дать отдых экипажам.
Большой ошибкой командования флота стало одобрение плана «Ворек» («Мешок», Plan Worek), который предусматривал сосредоточение подводных сил возле польского побережья.
Таким образом, операции польских подводных лодок были ограничены патрулированием узких и мелких секторов, где их легко было выследить. Уже первые часы войны показали, насколько провальной была подобная тактика.
Секторы польских подводных лодок совпали с линиями немецкой блокады. С самого начала войны немецкие самолеты и корабли беспрестанно выслеживали и атаковали польские корабли и ставили минные заграждения на путях их следования. Одновременно с этим польским подводным лодкам не представили никаких возможностей атаковать силы противника.
Первоначально «Ожелу» выпало патрулировать центральную зону Данцигской бухты, где условия навигации совершенно не соответствовали его тактико-техническим характеристикам.
Перед Второй мировой войной командование военно-морского флота Польши настаивало на заказах крупных, океанских кораблей, бесполезных в мелких водах Балтийского моря. Но в этой политике был свой скрытый смысл: чем сложнее и дороже было заказанное оборудование, тем больше откатов оседало в карманах коррумпированных чиновников.
Голландские судостроительные заводы, которым были сделаны заказы, строили корабли высшего качества для нужд конвойной службы на коммуникациях, связывающих Голландию с колониями, особенно в Индийском океане. В Балтийском море у подводных лодок голландской постройки обнаружились проблемы с балластом, в связи с чем они могли либо только ходить в наводном положении, либо ложиться на дно. Тем не менее, после «Ожела» и «Семпа» польское правительство и командование планировало заказать еще две подводные лодки с еще большими габаритами.
В конце концов, 4 сентября 1939 года командование флота решило перевести «Ожела» в резерв, с прицелом на использование его в другом районе, если для этого сложится благоприятная обстановка.
В командовании не знали еще, что к тому времени командир подводной лодки капитан третьего ранга (по-польски – командор подпоручик) Генрик Клочковский самовольно покинул выделенный ему сектор, не уведомляя об этом свое начальство.
Корабль направился на Готланд в надежде дать передышку экипажу и заняться мелким ремонтом. По дороге «Ожел» встретил неприятельский конвой со слабым эскортом, но, несмотря на выгодную позицию, Клочковский уклонился от атаки.
Вместо этого он радировал, что сильный вражеский эскорт атаковал его корабль глубинными бомбами. На самом деле 5 сентября немецкие корабли атаковали другую подводную лодку – «Вильк» (Волк). Скорее всего, на «Ожеле» услышали эхо разрывов. И Клочковский использовал это обстоятельство, чтобы скрыть свои действия.
«Ожел» достиг Готланда утром 6 сентября и провел там два дня вдали от войны, противника и морских коммуникаций.
А 8 сентября радировал, что Клочковский болен, возможно, сыпным тифом. Однако в свете последующих событий можно прийти к выводу, что он просто симулировал болезнь, чтобы покинуть свой корабль.
Тем не менее, командование своему заместителю капитан-лейтенанту Яну Грудзиньскому он передал лишь 10 сентября. Грудзиньский радировал в Хель о «болезни» Клочковского и необходимости починки компрессора из-за лопнувшего цилиндра.
Командующий флотом радировал в ответ:
«Высадить командира корабля в нейтральном порту и продолжать под командованием его первого заместителя, или осторожно зайти ночью в Хель для замены командира.
Сообщите о своем решении».
Сообщите о своем решении».
Но Грудзиньский никогда не получил этого известия, хотя хельская радиостанция многократно передавала депешу в течение двух дней.
«Орел» в Таллине
Тем временем офицеры «Ожела» пытались убедить своего командира приблизиться к Готланду, где он смог бы покинуть корабль в шлюпке. Клочковский отклонил все разумные доводы и решил идти в Таллин, где у него были знакомства еще со времен службы в русском флоте.
Это было еще одним неподчинением с его стороны, поскольку командование флота четко указало польским командирам подводных лодок заходить (в случае крайней необходимости) только в шведские порты.
Taким образом, сомнительное решение Клочковского вызвало цепь событий приведших к одиссее «Ожела».
«Ожел» зашел на рейд Таллина в ночь на 14 сентября и запросил разрешение на высадку больного члена экипажа и проведение ремонтных работ. Эстонский лоцман отказался принять больного на борт и запросил инструкции от своего начальства.
Разрешения зайти в порт пришлось ждать до утра. Сломанный компрессор тут же сняли и отправили в портовую мастерскую. Тогда же Клочковский сошел с корабля, не забыв при этом забрать с собой все личные вещи, охотничье ружье и пишущую машинку.
Было совершенно ясно, что он не собирался возвращаться на борт независимо от диагноза. За него остался капитан-лейтенант Грудзиньский.
Тем временем рядом с польской подводной лодкой пришвартовалась эстонская канонерская лодка «Лайне».
Первоначально это не возбудило никаких подозрений среди поляков, тем более что эстонцы вскоре «объяснили» свои действия. Эстонские офицеры, прибывшие на «Ожел», сообщили полякам, что их пребывание в Таллине будет продлено на 24 часа, так как немецкое торговое судно «Таласса» сообщило о намерении выйти из порта на следующий день.
Таким образом, польская подводная лодка не могла покинуть порт ранее, чем через 24 часа после выхода «Талассы». Мотивация эстонцев полностью согласовалась с международными правилами.
Но когда продленный срок пребывания «Ожела» в Таллине истек, эстонцы появились опять и сообщили Грудзиньскому, что эстонские власти решили польский корабль интернировать.
Это уже было грубым нарушением международных правил.
Считается, что эстонцы сделали это под немецким давлением.
Но ныне известно, что накануне Клочковский имел долгую, секретную беседу со своими эстонскими друзьями. Так или иначе, эстонцы взялись за дело очень ретиво. И уже 16 сентября эстонские солдаты прибыли на корабль и начали свинчивать казенники с его орудий, а также конфисковали все его карты, бортовые журналы и навигационное оборудование.
Польский экипаж не намеревался поддаваться интернированию и придумал дерзкий план побега из Таллина. Его удалось реализовать в ночь с 17 на 18 сентября. Две недели «Ожел» скитался по Балтийскому морю с одной только самодельной картой, которую Грудзиньский нарисовал по памяти, и с одним компасом, который припрятал среди своих вещей один из матросов. С истощенным экипажем, без боеприпасов, корабль тщетно пытался найти цель для оставшихся торпед.
Тем временем Колочковский остался в Эстонии. В госпитале он провел всего 3 дня. Из чего следует, что никакой болезни у него не нашли. Затем он переехал в Тарту, второй по величине город Эстонии, куда выписал свою семью.
Понятно, что такое долгое плавание одинокой подводной лодки с ухудшенными навигационными и боевыми качествами, по морю усеянному минными полями, при постоянной погоне вражеских морских и воздушных сил, это настоящий подвиг.
Но впустую.
Седьмого октября, ввиду капитуляции последних очагов сопротивления в Польше и расхода провианта и топлива, командир «Ожела» решил пробираться в Великобританию через Датские проливы, куда он вошел ночью с 8 на 9 октября.
В районе острова Вен «Ожел» погрузился под воду из-за опасности быть выслеженным немецкими или шведскими кораблями.
Весь день 9 октября подводная лодка провела на дне и продолжила свой путь на следующий день. Она осторожно пробралась в Каттегат через узкий пролив, отделяющий Эльсиньор от Хельсингборга, полный минных заграждений и немецких кораблей.
Там поляки провели еще два дня, пытаясь охотиться на немецкие суда между мысом Куллен и островом Анхольт, затем возле мыса Скаген.
В конце концов, 12 октября Грудзиньский направил свой корабль в Северное море и 14 октября вошел в контакт с британским флотом.
К исходу дня «Ожел» пришвартовался на военно-морской базе в Росайте. Заход уже второй (после «Вилька») польской подводной лодки очень смутил британское Адмиралтейство, так как поляки прошли незамеченными через секторы, патрулируемые британскими самолетами, подводными лодками и легкими надводными силами.
После ремонта в Шотландии «Ожел» вернулся в строй с 1 декабря 1939 года.
В начале 1940 года поляки стали патрулировать назначенные им секторы в Северном море. Патрулей было семь.
Во время пятого из них, 8 апреля, «Ожел» потопил немецкий транспорт «Рио де Жанейро», везущий десантные войска в Норвегию.
Гибель
Из седьмого патруля «Ожел» не вернулся. И его судьба до сих пор не установлена.
Исследователи называют различные версии – техническая неисправность, подрыв на мине, немецкие самолеты или подводные лодки...
Однако самой вероятной причиной гибели «Ожела» считается ошибочное торпедирование польской подводной лодки голландской «О-13», которая в тот роковой день должна была сменить «Ожела» в назначенном секторе.
Голландские моряки могли опознать силуэт «Ожела» как однотипную голландскую подводную лодку. Голландцы уже знали, что все они попали в руки к немцам при оккупации Голландии, но, вероятнее всего, не знали, что две из них были проданы в Польшу еще до войны.
Интересно то, что две недели спустя «О-13» пропала без вести. И в тот же день подводная лодка «Вильк» доложила о потоплении немецкой подводной лодки.
Лишь после войны захваченные немецкие документы показали, что в тот день немецкий подводный флот не понес никаких потерь.
Если оба этих факта как-то связаны, то, возможно, что «Вильк» «отомстил» за «Ожела».
Очевидно, что во время войны такие факты не предавались огласке. А после войны история «Ожела» погрязла в легендах, инсинуациях и лжи.
Точно так же, как и история её первого командира.
По материалам J. Pertek. Wielkie dni małej floty. Wydawnictwo Poznańskie, 1981.
K. Śledziński. Odwaga straceńców. SIW Znak, 2013.
Продолжение следует...
Информация