Рождение советской ПРО. Зеленоград и Ленинград
Источник: Ретро Зеленоград / vk.com
История Зеленограда началась, как ни странно, в Ленинграде и была связана с теми самыми пробивными американцами – Старосом и Бергом, о приключениях которых в США и Чехии мы уже писали. Эта история очень сложная, запутанная, полная лжи, обид и недомолвок, постараемся восстановить ее в общих чертах.
Американская парочка
Мы остановились на том, что из Праги эта парочка в начале 1956 года вылетела в Ленинград, где они возглавили созданную в ОКБ-998 авиапрома лабораторию СЛ-11 (позже СКБ-2, потом КБ-2, ЛКБ и, наконец, «Светлана»). Лабораторию посетил сам Устинов (уже известный нам по активной работе в области ПРО) и дал ей карт-бланш на разработку новых военных компьютеров.
Старос и Берг были весьма образованными инженерами и, естественно, были в курсе работ в рамках Tinkertoy и миниатюризации электронных компонентов и, насколько известно, они первые в СССР начали отечественные исследования в этом направлении. В результате в 1959 был разработан уникальный для Союза миниатюрный компьютер (еще не на гибридных схемах, а скорее на миниатюрных картах) – УМ-1, предназначенный, по мысли творцов, в качестве управляющей машины или БЦВМ.
В серию машина не пошла по объективным причинам – нужны были многочисленные доработки, и элементная база оставляла желать лучшего, тем не менее это была первая в СССР попытка радикального уменьшения габаритов компьютера (напомним – в это же время в НИИ и министерствах пыхтели ламповые монстры БЭСМ и «Стрела», в лучшем случае появлялись образцы транзисторных машин не особо меньших габаритов).
Далее случился целый ряд почти одновременных и связанных между собой событий, изложить которые в правильном хронологическом порядке довольно сложно.
Примерно одновременно со Старосом, но в Москве, в ОКБ-1 Лукина (тоже уже известный нам пионер советских машин, работавший в тот момент над кучей тем, в том числе ПРО и модулярные компьютеры) посетила светлая идея миниатюризации компьютера. Лукин был один из трех людей в стране (наряду с Реймеровым и Старосом), сходу осознавшим важность интеграции. Начал он традиционно для Союза – поручил своему сотруднику А. А. Колосову (владеющему тремя языками) изучить и обобщить западный опыт, результатом чего стала его монография «Вопросы микроэлектроники», вышедшая в 1960-м и ставшая первоисточником по теме для всей московской конструкторской школы. Тогда же Колосов создал в ОКБ-1 первую в стране специализированную лабораторию микроэлектроники, предназначенную для исследования области, где миниатюризация была важна как нигде – бортовых ЭВМ ракет и самолетов.
Именно в эту лабораторию отправляется на рецензию усовершенствованный прототип Староса – машина УМ-2Б, проектируемая для радиолокационной системы измерения относительного положения объектов (в рамках проекта полуавтоматического комплекса сборки на орбите космических аппаратов под шифром «Союз»). Так Старос первый раз засветился в Москве и в дальнейшем это сыграет важную роль.
Вообще, по теме БЦВМ космических кораблей в СССР информации крайне мало – тема была чудовищно засекречена (даже больше, чем ПРО/радары и прочая военная техника), первоисточником служит разве что уникальный сборник воспоминаний «Первые БЦВМ космического применения и кое-что из постоянной памяти» Германа Вениаминовича Носкина, работавшего сначала с отцом советской артиллерии Грабиным, а позже – с Королевым над созданием модулей для изучения Марса и Венеры. Сборник доступен в виде pdf, дальнейшие несколько цитат мы приводим оттуда.
Уровень секретности был запредельным – в частности, разработчики «Вычислителя» из ОКБ-1 изначально даже не знали о существовании ленинградского СКБ-2 Староса!
ТЗ на создание бортовой радиолокационной системы сближения и обработки бортовых данных измерений было выдано проектным отделом в 1961 году в одно ленинградское предприятие, в составе которого находилось довольно самостоятельное конструкторское бюро – КБ-2, возглавляемое Ф. Г. Старосом. Причем о существовании этого КБ-2 (и о Ф. Г. Старосе) в то время в нашем ОКБ ничего не знали…
Вскоре после отправки заключения на проект «Блок» к нам в ОКБ-1 приехал Ф. Г. Старос. Мы ничего не знали об этом человеке, кроме того, что сообщалось о нем в проекте, как о главном конструкторе УМ-2Б. Перед его приездом с нами побеседовали, навели некоторого туману на его личность (правда, тот, кто этот туман наводил, и сам-то ничего не знал, кроме того, что он американец), предупреждали не быть особо разговорчивыми. …Все мы вынесли от общения с этим интересным человеком очень хорошее впечатление. Перед нами был не только руководитель и специалист своего дела, но и одержимый оптимист победы микроэлектроники в приборостроении. Обсуждая технические вопросы по УМ-2Б, Филипп Георгиевич убеждал нас в том, что через пять лет вычислительная часть УМ-2Б будет величиной со спичечный коробок. Причем весь облик его, темные горящие глаза, правильная, почти без акцента русская речь не оставляли у собеседников сомнений в его правоте.
Вскоре после отправки заключения на проект «Блок» к нам в ОКБ-1 приехал Ф. Г. Старос. Мы ничего не знали об этом человеке, кроме того, что сообщалось о нем в проекте, как о главном конструкторе УМ-2Б. Перед его приездом с нами побеседовали, навели некоторого туману на его личность (правда, тот, кто этот туман наводил, и сам-то ничего не знал, кроме того, что он американец), предупреждали не быть особо разговорчивыми. …Все мы вынесли от общения с этим интересным человеком очень хорошее впечатление. Перед нами был не только руководитель и специалист своего дела, но и одержимый оптимист победы микроэлектроники в приборостроении. Обсуждая технические вопросы по УМ-2Б, Филипп Георгиевич убеждал нас в том, что через пять лет вычислительная часть УМ-2Б будет величиной со спичечный коробок. Причем весь облик его, темные горящие глаза, правильная, почти без акцента русская речь не оставляли у собеседников сомнений в его правоте.
Запомните, пожалуйста, эту характеристику, которую также подтверждал и знаменитый академик Черток.
Она пригодится нам, когда мы будем описывать злоключения Староса и его попытки продвинуть отечественную микроэлектронику, а также современные оценки его роли от некоторых одиозных исследователей. Отметим, что такое впечатление сложилось не только у людей из ОКБ-1. Вот что вспоминает ученик Староса Марк Гальперин, д. т. н., профессор, лауреат Госпремии СССР (Control Engineering, май 2017).
Хочу отметить совершенно удивительные отношения, которые сложились у Филиппа Георгиевича с рядом виднейших людей советской науки и военной промышленности. Речь идет, прежде всего, об академике Акселе Ивановиче Берге, генеральных конструкторах Андрее Николаевиче Туполеве и Сергее Павловиче Королеве, а также о президенте Академии Наук СССР Мстиславе Всеволодовиче Келдыше. Все эти люди относились к Филиппу Георгиевичу с большой теплотой и уважением.
Возвращаясь к УМ-2Б, вспомним, что элементная база (в плане того, насколько миниатюрными можно сделать гибридные схемы) в СССР значительно отставала от американской, и в ОКБ-1 были в курсе работ IBM по БЦВМ для Gemini (о ней мы уже упоминали в предыдущих статьях):
В 1961 году БЦВМ универсального типа в США еще не было, но фирмы Burroughs IBM, North American Aviation разрабатывали и планировали испытания экспериментальных образцов БЦВМ… Надо сказать, что УМ-2Б для решения практически тех же задач, что возлагались на «Джемини», по вычислительным возможностям была близка к IBM, но существенно проигрывала по массе и мощности. Можно предположить, что, если бы не произошел отказ от разработчика радиолокационного комплекса, куда входило КБ-2, ее можно было бы минимизировать по эксплуатационным параметрам… Но, как не раз бывало в прежние годы, личные амбиции высоких руководителей брали верх над технической целесообразностью. В результате в отечественных КА реализация задач маневрирования и стыковки до конца 70-х решалась на аналоговых приборах.
Речь идет о том, как патологически ненавидевший американца Староса Шокин приложил колоссальные усилия, чтобы и о нем, и о проекте УМ забыли навсегда, предпочтя этим разработкам клонирование микросхем от TI (об этом мы еще поговорим ниже).
Уходя немного в сторону от магистральной линии повествования, отметим, что УМ-2Б послужила прототипом для заказанного в 1963 году Б. Е. Чертоком бортового компьютера «Вычислитель» Э1488-21 (в итоге ставшего первым в СССР серийным компьютером на ГИС собственной разработки). До него в ОКБ-1 был построен прототип – «Кобра-1», который долго и настойчиво рекламировали военным как компьютер для ракет и самолетов. В ход шел стандартный пиар по-советски: машину загружали в «Волгу» и возили по чиновникам, поражая их компьютером, который влезает в багажник, и даже прятали под скатерть и включали генерирующую музыку программу, когда кто-то из высоких начальников посещал лабораторию, о чем сохранились веселые воспоминания.
Для демонстрации машины ее поставили в зале на столе, устланном суконной скатертью. Пришли ведущие специалисты Б. В. Раушенбах, В. П. Легостаев и другие. Вставили программу, и машина заиграла веселый марш! Недоверчивый М. В. Мельников подошел поближе, задрал скатерть, чтобы посмотреть, кто это так хорошо играет.
Отец всех советских БЦВМ – «Вычислитель-1», 1964 год, технологический образец Уфимского завода. Фото: 1500py470.livejournal.com
БЦВМ «Салют-1» с пультом управления, разработанная для лунной миссии Л1, но так и не пригодившаяся. БЦВМ «Аргон-11С», стоявшая на серии кораблей «Зонд», предназначенных для исследования Луны. Остатки платы от нее же в музее завода
«Ангстрем», хорошо видны ГИС. Эта плата принадлежала «Зонд-6», впервые в мире осуществившему облет Луны в 1968 году и сделавшему цветные фотографии Земли и Луны из космоса (что забавно – ни магнитная лента для телеметрии, ни фотопленка в СССР и близко не подходили по качеству для такого применения, так что пришлось использовать американские Ampex и Коdак соответственно). К сожалению, из-за каприза руководства в конструкцию в целом успешной серии зондов в этот раз были внесены изменения, приведшие к аварийному отстрелу парашюта на высоте более 5 км, в итоге «Зонд-6» упал и разбился, но пленки чудом уцелели. Фото https://1500py470.livejournal.com, «Ангстрем» и Г. Н. Носкин.
В самолеты, впрочем, ни «Кобра», ни «Вычислитель» так и не попали, зато стали родоначальниками целой серии отечественных космических БЦВМ – «Аргон», «Салют» и других, чья история еще ждет своих исследователей.
Посмотрев на такие дела, Колосов осеняется мыслью о создании первого в стране единого большого центра микроэлектронных разработок, со своими НИИ, заводами и т.п. С этой идеей он идет к совершенно удивительному человеку, ангелу и демону отечественной компьютеризации одновременно – уже упомянутому Александру Ивановичу Шокину.
Шокин
Это совершенно культовая личность – член ЦК КПСС, позднее дважды Герой Социалистического Труда, пятикратный лауреат ордена Ленина, обладатель аж двух Сталинских и одной Ленинской премии и бессменный министр электронной промышленности. Шокин считается чуть ли не вторым (после печально известного Берии) «лучшим менеджером» СССР, отцом отечественной Кремниевой долины – Зеленограда, отцом всей отечественной микроэлектроники и человеком, который буквально втащил отстающий Союз в светлое электронное будущее, на своих плечах, как атлант, вынеся всю тяжесть организации производства микросхем.
Действительность, как всегда, не столь однозначна, злодеем он был не в меньшей степени, нежели героем, и далее мы постараемся разобраться почему.
Шокин был сыном подпрапорщика, в 1927 окончил техникум по специальности «страховое дело», работал слесарем на Заводе точной электромеханики, в 1932 стал кандидатом в члены ВКП(б). Похоже, что в молодости Шокин являлся просто воплощением всего, что требовалось в СССР от партийного чиновника – во всяком случае его политическая карьера была стремительнее, чем коммерческая – у Стива Джобса.
Попав в партию, он тут же возносится до начальника цеха и уже в 1934 на год уезжает в США в командировку от завода, и не абы куда, а в Sperry Corporation! После возвращения его переводят в судостроительную область на аналогичную должность партийного босса, а в 1938 он становится главным инженером Наркомата оборонной промышленности, чуть позже внезапно из судостроителей переквалифицируется в эксперта в радарах и получает пост начальника промышленного отдела Совета по радиолокации при ГКО СССР, в 1946 дорастает до зампреда Комитета № 3 при Совете Министров СССР, через три года он уже заместитель министра промышленности средств связи СССР, потом первый замминистра радиотехнической промышленности СССР и наконец (еще не вершина карьеры!) председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по электронной технике.
Поднимался Шокин не в одиночку, а при поддержке ближайшего друга – тоже уже знакомого нам министра радиоэлектроники Калмыкова (того самого, кто от всей души зарубал проекты всех ЭВМ для ПРО, и об этом и о его роли в разгроме научной школы Карцева и Юдицкого мы тоже поговорим позже).
Калмыков
Биография и карьера Калмыкова – практически калька с Шокина (они даже почти одногодки). Точно такая же настоящая пролетарская семья без примеси врагов народа, такой же техникум (правда, профессия электромонтер). Точно такое же стремительное продвижение по партийной линии – начальник цеха на «Москабеле», старший инженер, а через 5 лет внезапно – главный инженер НИИ-10 Наркомата судостроительной промышленности (на этой почве они с Шокиным и сошлись), в 1943 так же пролез в Совет по радиолокации при ГКО, в 1949 – уже начальник Главного управления реактивного вооружения Министерства судостроительной промышленности СССР. И совсем уж внезапный поворот карьеры для электромонтера: в 1954 году – Министр радиотехнической промышленности СССР!
Наградами его тоже не обидели, Сталинскую премию дали всего одну, как и Героя Соцтруда, зато орденов Ленина навесили аж семь штук. Впрочем, это неудивительно, по старой советской традиции начальник получал орден за любые успешные действия любого подчиненного, ведь главное – это не изобретение, главное – толковое партийное руководство! Героя Соцтруда Калмыкову дали, кстати, за полет Гагарина, и остается только догадываться, какое, вообще, он имел к этому отношение.
В основанный им Государственный комитет по радиоэлектронике (где он тут же стал председателем вдобавок к министерскому креслу) в качестве зама он притащил своего друга Шокина, и именно к этой парочке в 1960-м приезжали на поклон рижане со своими Р12-2. Калмыков и Шокин посмотрели на микросхему, покивали головами, милостиво разрешили наладить серийное производство, а потом просто наглухо забыли об этом проекте, более никогда им не интересуясь. На кону стояло кое-что покрупнее – создание нового Госкомитета (а в перспективе – целого министерства).
Шокин и Калмыков, как незримые духи, проходят через всю историю отечественной электроники – они ответственны за атаку клонов и массовое копирование западных микросхем, за отстранение Юдицкого и Карцева, разгон их групп и закрытие всех их разработок, за печальную участь Староса и Берга и за много-много что еще. Кроме того, сами по себе они были людьми довольно тяжелыми, обладающими гипертрофированным чувством собственной важности, и воплощали в себе эталон высшего советского чиновника. Партийные выдвиженцы, мастерски колебавшиеся вместе с линией партии и избежавшие всех репрессий 1930–1950-х годов, наоборот, возносящиеся все выше с каждым годом.
Простой слесарь, ставший министром электронной промышленности и электромонтер, ставший министром радиопромышленности – воплощение тезиса Ленина о том, что даже кухарка может научиться управлять государством (увы, как мы далее увидим, чтобы чем-то управлять эффективно – неплохо иметь хотя бы базовые познания в предметной области).
Комитет
Колосов доносит до Шокина идею о необходимости мощного полноценного центра микроэлектронных исследований. Шокин вцепляется в нее мертвой хваткой, так как понимает, что на кону стоит бюджет целой новой отрасли, где он может быть единоличным хозяином (ставка, как мы увидим, вполне оправдалась – в итоге он стал министром, вошел в ЦК и получил целый ворох орденов, премий и наград всех степеней, кстати, Колосова судьба тоже не обидела, он стал обладателем редкого в СССР звания «главного конструктора первой категории», как С. П. Королев, А. Н. Туполев и А. А. Расплетин).
Шокин при поддержке Калмыкова продавливает создание в 1961 году Государственного комитета Совета Министров СССР по электронной технике и становится его председателем, причем создание ГКЭТ тоже не обошлось без чисто советских казусов. Основным и яростным противником создания Комитета выступал известный Анастас Микоян – могущественный первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. Дошло до того, что он лично отговаривал Шокина вообще делать что-то, связанное с электроникой:
«Зачем вам это надо? Вы знаете, что беретесь за невозможное? Такого в нашей стране создать нельзя. Неужели вы не понимаете, что теперь все будут валить свои грехи на ваш комитет?»
– по воспоминаниям самого Шокина.
Неужели Микоян настолько не верил в советскую электронику?
Нет, просто под ГКЭТ правительство отвело шикарное здание в Китайском проезде, на площадях Института мировой экономики, а возглавлял ИМЭ родственник Микояна – А. А. Арзуманян. Прослышав о выселении, он попросил родича вмешаться и прикрыть все движение, но Шокин был несгибаемый ветеран партийных баталий с двадцатилетним стажем и снес сопротивление Микояна как карточный домик.
В итоге Комитет был создан, теперь нужно было выбить фонды, а сделать это можно было только через самого генсека Хрущёва. Для этого требовалось его не просто впечатлить, а привести в состояние полного восторга. К счастью, Хрущёв был человеком эмоциональным и впечатлялся довольно легко, но нужна была эффектная презентация и люди, которые в состоянии ее организовать. Так взор Шокина упал на Староса и Берга, как раз засветившихся в ОКБ-1.
Шокин, как мы уже упоминали, был закаленный ветеран и профессионал советского партийного пиара, и он немедленно начал осаду генсека по всем правилам тонкой советской игры. Прежде всего, в начале 1962 года он добился согласия Хрущева на проведение небольшой выставки с докладом в перерыве заседания Президиума ЦК КПСС. Мероприятие состоялось, и Хрущев согласился рассмотреть предложение более внимательно.
Затем в марте 1962 года на ежегодном просмотре архитектурных проектов в Красном зале Моссовета, после доклада о серьезных диспропорциях в строительстве Спутника (будущий Зеленоград, изначально планировавшийся как текстильный центр), Хрущев сказал: «Надо переговорить насчет микроэлектроники». Разговор состоялся и в Спутник на рекогносцировку приехал главный козырь Шокина – Старос. У него, в свою очередь, имелся свой козырь – доделанная и готовая к серии УМ-1НХ (где «НХ» означало Никита Хрущев, сказался врожденный американский талант к рекламе).
Это был своеобразный аналог машин PDP – первый советский мини-компьютер, причем оригинальной архитектуры. Появился он, конечно, на 5 лет позже PDP-1 и выпущен был малой серией, зато основной блок ЭВМ легко умещался на столе, а вся машина с периферией – в одной стандартной стойке 175x53x90 см. Кроме этой машины, в СКБ-1 велись разработки сверхмалых по тем временам (помещались в ухо или авторучку) радиоприемников на микросборках.
Учитывая все факторы – авторитетная аура американцев-разработчиков (на которых в те годы смотрели чуть ли не как на живых эльфов из неведомых земель, а Хрущев, конечно, был в курсе их происхождения), наличие нескольких неплохих демонстрационных образцов – мини-компьютера, мини-радио и т.п., врожденную харизму Староса и Берга и их истинно американский талант продвигать что угодно кому угодно, для демонстрации перспектив интегральной техники было выбрано именно СКБ-2.
Небольшой штрих к советской историографии – до сих пор оставшиеся в живых свидетели тех событий ругаются между собой, пытаясь установить доподлинно – кто же должен получить славу отца Зеленограда, причем старики-академики не стесняются поливать оппонентов, даже покойных, отборной грязью. Например, как мы уже видели, работавшие со Старосом и Бергом весьма их уважали и ценили их таланты и вклад. Однако, как только в 1999 году мы узнали, что на самом деле они были из США, сразу же появилось несколько разгромных патриотических статей, популярно поясняющих, что они, вообще, всю жизнь не знали даже с какого конца брать паяльник, не говоря уже о разработке электроники.
За честь же основания Зеленограда в разных источниках боролись сначала сами Старос и Берг, потом Колосов стал утверждать, что все придумал он, на пару с К. И. Мартюшовым, а Малин в своих мемуарах заявил, что все перечисленные – никто и звать их никак, а все сделал он и его коллеги из НИИ-35. Берг призвал в свидетели Б. Седунова, про которого, в свою очередь, уже Б. Малашевич написал, что тот вообще Зеленограда в глаза не видел и ничего не знает, а на самом деле все придумал Шокин в одиночку, попутно еще раз окатив помоями Староса и Берга.
В итоге уже невозможно ничего установить точно, а последние свидетели получают инфаркты, с пеной у рта доказывая свою правоту.
Сам Старос был человеком амбициозным и вынашивал чисто американские планы создания полноценной научно-исследовательской корпорации по типу Bell Labs, негосударственной, неплановой, на самообеспечении, разрабатывающей компьютеры и выпускающей их миллионами в год. Естественно, настолько крамольная мысль советским руководством была пресечена в зародыше. Некоторые современные исследователи извели немало бумаги, пытаясь показать, что данная идея неописуемо порочна по своей природе, при этом упорно игнорируя тот факт, что только такая концепция позволила США в буквальном смысле вознестись на недосягаемые технические высоты.
Микрорадиоприемник в ухе Хрущева
Как бы то ни было, визит Хрущева был организован и разыгран как по нотам. Почти месяц продолжалась энергичная подготовка и репетиции. Кроме нареченной в его честь настольной ЭВМ, которую перед генсеком внесли на руках и сравнили с допотопным ламповым монстром «Стрела», в ухо Хрущеву Старос, нисколько не стесняясь, ловко засунул наушник микрорадиоприемника (тот самый прототип «Микро»). Тот, правда, с трудом ловил только две местные станции, но для сравнения Хрущеву дали оценить габариты древней ламповой радиолы «Родина».
Генсек был в неописуемом восторге, все изучал, всех расспрашивал, радовался подаренному мини-радио как ребенок. Не теряя времени, ему подсунули постановление об организации научного городка в Зеленограде, и дело было в шляпе. План сработал, на создание центра даже было выделено четыре тонны золота на закупку иностранных технологических линий и научного оборудования.
Та самая УМ-1НХ и, предположительно, модули от нее. Фото: 1500py470.livejournal.com/, ru.bmstu.wiki и controlengrussia.com
Так была открыта вся оставшаяся плеяда наших заводов микросхем: в 1962 году – НИИМП с заводом «Компонент» и НИИТМ с «Элионом»; в 1963 году – НИИТТ с «Ангстремом» и НИИМВ с «Элмой»; в 1964 году – НИИМЭ с «Микроном» и НИИФП; в 1965 году – МИЭТ с заводом «Протон»; в 1969 году – Специализированный вычислительный центр (СВЦ) с заводом «Логика» (достроен в 1975 году).
К началу 1971 года в Зеленограде работало в области микроэлектроники почти 13 тысяч человек. В 1966 году «Элма» выпускает 15 видов специальных материалов (то есть сырья для ИС), а «Элион» – 20 типов технологического и контрольно-измерительного оборудования (хотя большую часть все равно приходилось закупать за рубежом в обход многочисленных эмбарго). В 1969 году «Ангстрем» и «Микрон» производят более 200 типов ИС, а к 1975 году 1020 типов ИС. И все это были клоны…
Старос рекламирует Зеленоград Хрущеву. На фото справа – отцы Зеленограда, выделяется Лукин в своей неизменной шляпе и рядом справа его друг Давлет Юдицкий. Фото: controlengrussia.com
Что же случилось с американцами?
Можно строить разные теории насчет их чисто научных заслуг, но Старос и Берг были, как достойные сыны США, отличными, как сказали бы сейчас маркетологами – людьми, которых советской промышленности катастрофически не хватало во все времена. Только недалекие люди могут думать, что маркетинг без свободного рынка негде применить – фактически рынок в СССР был, только в извращенной форме: вместо рекламы готовых товаров потребителю и продажи их за деньги, советские разработчики рекламировали еще не готовые (и часто и не переходящие в готовые) изделия чиновникам Госплана, выбивая под это те же деньги. Старос и Берг выполнили свою роль идеально – прорекламировали грядущий центр микроэлектроники на самом высшем уровне главному чиновнику страны, причем так, что Хрущев не колебался ни секунды, подписывая все, что поднес ему Шокин, и вот какая награда их ждала.
Старос мечтал о своей компании (как сейчас ехидно пишут его критики, он «со своими утопическими проектами не до конца осознавал советские реалии»), ну или хотя бы о кресле директора центра, в создании которого он сыграл одну из главных ролей. Но, естественно, после того, как она была сыграна, Шокину он стал не нужен, и Зеленоград возглавил его протеже и ставленник – Федор Викторович Лукин. Обиженный Старос в начале октября 1964 года написал письмо Н. С. Хрущеву, обвиняя Шокина в неблагодарности, но 14 октября Политбюро совершило небольшой тайный переворот, и окончательно всех доставший буйный лидер был тихо смещен в пользу мирного и покладистого Брежнева. Шокин немедленно воспользовался падением могучего покровителя Староса и буквально через четыре месяца персональным министерским приказом лишил его всех постов и отправил в отставку.
Несчастный эмигрант нажил и других могучих врагов, кроме Шокина, ненавидевшего американский индивидуализм Староса и как-то заявившего ему:
Создаешь не ты, создает Коммунистическая партия!
В частности, первого секретаря Ленинградского горкома КПСС Романова (для тех, кто не в курсе советского табеля о рангах, это примерно соответствует должности мэра Санкт-Петербурга, политически очень значимая фигура).
Романов ополчился на него за то, что Старос (опять-таки в лучших традициях американской школы) брал в свое КБ людей не за их правильное происхождение (то есть рабоче-крестьянское строго русской национальности), а за их таланты и даже (о, ужас) осмеливался нанимать и продвигать евреев!
В результате после нескольких удачных разработок (за внедрение которых, впрочем, пришлось биться насмерть – заказанные бортовые ЭВМ «Узел» для ВМФ были официально приняты на вооружение чуть ли не спустя десять лет после создания, когда уже успели безнадежно устареть) СКБ-2 разогнали окончательно, а опального менеджера-разработчика сослали во Владивосток, в Институт автоматики и процессов управления Дальневосточного научного центра АН СССР, где он и пребывал до самой смерти. Кроме УМ-1НХ, Старосом были созданы семейство магнитных накопителей КУБ, продвинутая машина УМ-2 и малая ЭВМ «Электроника К-200» и К-201, весившие всего 120 кг. Эти ЭВМ были единственными, про архитектуру которых американцы позже заявили (Control Engineering, 1966 г. под рубрикой Desktop):
Замечательна по своим размерам и потребляемой мощности… Она не считалась бы оригинальной на Западе, но появление таких машин в СССР крайне необычно… Первый компьютер советского производства, который можно считать хорошо разработанным и удивительно современным.
Старос 4 раза баллотировался в членкоры Академии, но вражды с Шокиным никто не хотел, и все 4 раза его кандидатура была почти единогласно отклонена, а за несколько часов до 5-го голосования проблема решилась сама собой – Старос умер. Берг же совсем пропал с горизонта, компьютерами более не занимался, после распада СССР уехал в США и постарался восстановить историю событий, рассказав ее журналистам, за что был неоднократно заклеймен в отечественных источниках как последний лжец и дважды предатель.
Берг, воспользовавшись беспредельной гласностью, не заботился о достоверности… Самой жирной уткой был все извращающий фильм с участием Берга… лживый и оскорбительный для страны… Сарант и Барр не ученые, а электрики с ничтожным опытом, …бросившие и электротехнику… Сарант два года занимался мелкой строительной халтуркой [можно подумать, он лично докладывал автору книги, какую именно работу выполняет в США], а Барр подрабатывал, где придется… Прожив большую часть жизни в СССР, они так и не смогли реализовать в нем свои амбиции…
И еще несколько страниц еще достаточно мягких характеристик, данных Малашевичем своим коллегам. Другие исследователи ехидно возражают:
К сожалению, и сейчас находится множество личностей разного калибра, недоброжелателей, которым не дает покоя мысль, что основателем целой отрасли промышленности Великой Страны Победившего Социализма может считаться кто-то с непонятным прошлым…
Вот и разбирайся после такого, кто в СССР чем занимался.
Умер Берг в Москве 1 августа 1998 года, а еще через год его история, наконец, стала достоянием и отечественных читателей.
Как же Зеленоград дошел до идеи тотального копирования?
На этот вопрос мы ответим в заключительной части нашего исследования микроэлектроники, после которого вернемся к работам Юдицкого.
Информация