Первые дни в училище и курсантский юмор
Фото: petuchovvalery.blogspot.com
Слонятина
На мандатной комиссии с двойкой по физкультуре и тремя тройками по предметам на вопрос, хочешь ли ты учиться в военном училище, я ответил твёрдым «да». Накануне, после того как все узнали о результатах своего поступления, возникла стихийная пьянка. Многие, пользуясь тем, что в училище их всё равно обреют наголо, делали себе ирокезы и расхаживали в них по лагерю весьма, что называется, подшофе.
С этого года в училище связи брали увеличенный набор, так как в войсках шло просто повальное увольнение, и офицеров не хватало. Из-за такого количества нас назвали «китайской» ротой. Номер нашей роты был – пятнадцать. Позже нас именовали «пятнашкой». Сутки нас одевали и обували. Группа номер пять, в которую я попал, носила негласное название «ботанической», тогда как первая группа стала «спортивной», остальные три группы не назывались никак, только по номеру: вторая, третья, и четвёртая.
Название подчёркивало то, что в первую – взяли всех, кто сдал физподготовку на отлично, а в пятую группу – тех, у кого средний балл аттестата был не ниже 4,5. В принципе, так это и длилось все пять лет. Мы – боролись за оценки, «спортсмены» – за спортивный престиж училища. И, как сказал один наш преподаватель, цитируя греческую пословицу: «В здоровом теле – здоровый дух, – тут он делал паузу, горестно вздыхал и добавлял оставшуюся часть этой поговорки, – большая редкость».
Сапоги и форму я получил уже около двух часов ночи. Спать не хотелось, в казарме ужасно воняло новыми кирзовыми сапогами, новенькой формой и пока ещё чистыми портянками, наматывать которые умели единицы. «Слонятиной», как говорили старшие курсы, воняло у нас, если уж по-простому.
Бикус
Но военное училище – это не институт. Через пару недель начали завозить картошку на зиму, и её надо было разгружать.
А кто это должен делать?
Конечно, первокурсники!
И вот сразу после занятий и часа самоподготовки нас гнали разгружать фуры с картошкой. Накидавшись мешков, ужасно хотелось жрать. Это постоянное чувство голода регулярно преследовало меня почти весь год. Организму было наплевать, что живот был полон. Он требовал запасаться едой впрок. Я сначала не мог есть погано приготовленную пищу, но голод не тётка, и постепенно я привык, уже сметая всё, чем кормили нас в столовой.
Единственным исключением, как для меня, так и для всех остальных, был бикус. Жуткое варево, придуманное неизвестным тыловиком. Варёная капуста с редкими картофелинами. Ещё было хорошо, если в большом наряде по столовой дежурили первый или второй курс. Начиная с третьего, царило полное раздолбайство. И картошка часто плавала в котелке, очищенная если не наполовину, то частично.
Поэтому иногда есть можно было только хлеб, чай и жалкий кусок масла. Курсантских денег хватало только на то, чтобы купить примерно десять пирожных, называемых у нас «конденсаторами» по причине специфической формы. Два песочных диска, а между ними слой варенья.
Пищевой шок
Помимо занятий и работ, на нас обрушились со всей силой наряды. Четыре часа на сон за сутки, из которых ты спишь от силы три, изрядно подкашивали юные организмы. И после голода сразу шло чувство недосыпа. Спали везде и всегда: до слюней на столе и внезапно падающих тел со скамеек.
До сих пор помню изречение какого-то умника, нацарапанное на столе в аудитории, которое гласило: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!» И этому почти всегда было подтверждение.
В группу попали подчас абсолютно разные люди, большинство из которых были детьми военных, особенно много было почему-то из семей ракетчиков и лётчиков. Многие были местными, а уж приезжие делились на тех, кто приехал из военных гарнизонов и из обычных городов и сёл.
Помню, как некоторые были в шоке, увидев растущие на улицах грецкие орехи и абрикосы. Пищевой шок, так бы я это назвал. Они специально рвались в увольнение, чтобы пройтись по частному сектору и обнести там всё съедобное. Многие из них не видели ни разу в жизни даже тутовника.
Привыкание всем далось нелегко. Форма висела мешком (выдавали тогда коричневую или песчаного цвета «афганку»). Кирзовые сапоги жутко натирали ноги, портянки не желали наматываться, как следует, и то и дело сползали, набивая на ногах ужасные мозоли.
Первый месяц все более-менее держались, пребывая в прострации, а затем многие пожелали отчислиться. Особенно те, кому ещё не было 17 лет. Остальные желали проучиться два года и благополучно уволиться, формально отслужив армию. И таких было в последующем до половины курса.
Комоды
Отдельной категорией у нас проходили «ВС», так они себя называли. Это были те, кто поступил из солдат. Были среди них разные люди, кто успел отслужить полгода, а кто и год и больше. Идейных среди них было – единицы. Но истории они рассказывали поистине ужасные. Уже будучи лейтенантом, я получил многим из них подтверждения из рассказов замполитов.
Да и потом, встречаясь с пацанами, с которыми учился в радиошколе ДОСААФ до поступления в училище, я ничего хорошего не слышал. Неуставняк просто зашкаливал, и мало было частей, где он принимал безобидные формы. Особенно было плохо то, что мой призыв был первым призывом, который служил полтора года, а не два, как до этого.
Вот двухгодичники и вымещали свою злобу на них, не давая спать, нормально есть, и постоянно загружая разными работами, и это хорошо, что без избиений. Всё это нам рассказывали эти самые вээсы. Многие из них стали командирами отделений и учебных групп.
Как сейчас помню, как курсанты нашего первого факультета вывесили от руки написанное объявление на чайной:
«В чайную завезли комодов, продажа будет завтра».
Комоды – это командиры отделений.
Жаль, всего уже не вспомню.
По воскресеньям и субботам в клубе крутили фильмы, в основном старые. Туда обычно ходили спать или без палева жрать переданное родственниками. Но иногда можно было и посмотреть. Всё же какое-то развлечение.
На дверях тоже вешали курсантский юмор с названиями фильмов, передразнивая миниафишу. Например, «Сухая тряпка на дне моря» – фантастика, или «Подводная лодка в степях Украины» – исторический боевик. «Бестолковый всадник» – вестерн. Ну и так далее.
Казарменный юмор тоже имел место быть.
Совершенно было нормально пришить трусы к матрасу и сшить вместе сапоги, некоторые особенно жёсткие – прибивали сапоги к полу гвоздями. Мне тоже досталось пару раз быть пришитым, но я не любил такой юмор, и от меня отстали.
Сява
Был у нас один ВС, которого все звали Сявой или гоблином, потому что он своими повадками напоминал всем Подлизу из мультфильма про Мишек Гамми. Тот вечно говорил «мой герцог», а у этого Сявы в друзьях был командир группы, который был уважаемым в нашей среде.
Кстати, «Мишки Гамми» шли вечером в воскресенье, и вся толпа заранее предупреждала дневального, чтобы он не пропустил начало, и весь курс сразу же сбегался на «взлётку» перед телевизором, и воцарялась тишина. Все смотрели мультфильм.
Когда наш курс запаздывал с ужина, то вся толпа неслась по лестнице, содрогая всё здание. Ведь неслось не меньше сотни здоровых парней. Второй курс удивлялся, а для нас это было нормально.
Так вот, этого Сяву не любили за его наглость, хотя впоследствии он оказался неплохим парнем. Но его постоянно подтрунивали и прикалывались над ним, мстя. Один раз ночью, когда он крепко спал, а парень, что спал на втором ярусе, был в наряде, его вместе с кроватью перебазировали в туалет, так и оставив её там.
Сява проснулся глубокой ночью, от журчания воды смываемой ночным посетителем в одном из туалетов.
– А? Что? Где я?
Он выскочил из туалета.
– Дневальный, кто меня притащил в туалет?
Тот стал ржать, хватаясь за живот и ничего не говоря ему. Тогда, громко матерясь, Сява подхватил кровать и потащил её обратно в расположение. На следующий раз один из курсантов моей группы придумал более изощрённое издевательство.
Он нашёл много муравьёв и вместе с землею засунул в пакет из-под молока, завязал его и забросил на антресоль. Всем объяснил, что нужно подождать несколько дней, чтобы муравьи проголодались и были злые.
И вот на четвёртый день он обнаружил, что муравьи прогрызли дырку в пакете.
– Пора! – предупредил он всех. И когда Сява, как избранный, пошёл после отбоя в туалет, ему в кровать выпустили всех муравьёв, они обрадовались и стали исследовать Сявину постель. Свет был выключен, и их видно не было.
Вернулся довольный Сява и, проорав обычную свою пургу про сильных вээсов, лег в кровать. Все замерли, подхихикивая под одеялами. Пять минут всё было спокойно, десять, а потом Сява забеспокоился.
– Да что за хрень?
Он встал и, ругаясь, стал очищать простыню, как он думал, от песка. Все молчали, сдержано хихикая. Сява снова лёг и опять не смог заснуть. Ругаясь ещё громче, он вновь стал чистить кровать и еще раз лёг.
Когда он в очередной раз встал, кто-то не выдержал и стал смеяться во весь голос, вслед за ним заржали и все остальные. Тут он сообразил, что что-то не так, подскочил к выключателю, зажёг свет и увидел, что в его кровати ползает целая куча средних размеров муравьёв.
– Кто? – взревел он.
От этого шума проснулись курсанты из других групп, узнав, в чём дело, они тоже стали смеяться. Все уже валялись на полу, смеясь до коликов в животе.
Сява плюнул и, матерясь, стал стряхивать муравьёв с кровати и потом уже лёг.
Следующий прикол был столь же изощрённым, как и предыдущий. Так как Сява имел кликуху Гоблин, то ему в тумбочку подбросили мелких лягушат, положив их возле открытой мыльницы.
Лягушат мы нашли в открытом бассейне, где никто и никогда не купался, а вода скапливалась там после дождей, но и жабы там тоже были. Вот Сява сунул руку вечером в тумбочку и нащупал там лягушат, оказалось, что он их не любит. Но что уж тут поделать. Опять дикий ржач.
Были и другие шутки.
Потолок падает
Вроде такой, что ночью тебя будили и, опуская растянутую простыню на тебя, орали, что потолок падает. Или будили и просили ключ от танка, и некоторые спросонья действительно его искали в тумбочке.
Самым интересным был прикол, когда спящему вкладывали в руку мокрое мыло и будили. Все сразу вспоминали Сяву и отбрасывали его.
Были и более жестокие шутки.
Была у нас плоская, как солдатская подушка, гиря и размерами чуть меньше её. Вот однажды её подсунули в подушку одному странному парню, который прятал грязные носки под подушку, боясь, что их у него украдут.
Кражи на курсе были, но не грязных носков, естественно. Вот двое из другой группы и решили его проучить, зная его манеру с размаху опускать голову на подушку. Киша, так его называли, лёг спать и с размаху опустил голову, ударившись ею о спрятанную гирю. Удар был не сильным, но болезненным. Больше он свои носки под подушку не прятал.
Были приколы и выше уровнем, когда с соседнего курса звонили и, представляясь дежурным по училищу, требовали принести им гири или двухъярусную кровать. Верили и тащили, а потом сами смеялись. Особенно этим страдал радиофакультет.
Вообще, факультетов было три, первый – радио, где царил устав днём и беспредел ночью.
Второй – проводников, где собрались самые блатные и по факту самые пофигисты. Там можно было заработать денег за праздничный наряд, заступив за желающего в увольнение.
И мой родной, третий.
Мы были заявлены, как специалисты широкого профиля, и учили нас всему: и радио, и проводной связи, и АСУ, и прочим ответвлениям связи. Нас всегда называли китайцами за нашу многочисленность. И были мы аккурат посередке между первым и вторым по своему менталитету.
Да я никогда и не жалел, что окончил своё училище, как бы мне не было тяжело.
Армию я не любил, но это не значит, что я ничего не делал для неё, наоборот, я всегда пытался облегчить участь тех, кто туда пошёл не по своей воле.
P. S.
Часть моей истории я уже опубликовал на другом ресурсе, и потому она не вошла в эту статью.
Информация