«Уинстон Черчилль сообщает из Африки». Англо-бурская война 1899–1902 гг.
Уинстон Черчилль верхом на пони в Южной Африке. Так начиналась его командировка в качестве военного корреспондента газеты «Морнинг Пост»
Газеты врали вам средь бела дня,
Что мы погибли смертью храбрецов.
Некрологи в газетах – болтовня,
Нам это лучше знать, в конце концов.
Причины дезертирства без труда
Поймёт солдат. Для нас они честны.
А что до ваших мнений, господа, –
Нам ваши мненья, право, не нужны.
«Добровольно «пропавший без вести» Р. Киплинг. Перевод К. Симонова
Я шел сквозь ад – шесть недель, и я клянусь,
Там нет ни тьмы – ни жаровен, ни чертей,
Но пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
«Пыль» Р. Киплинг. Перевод А. Оношкович-Яцына
Что мы погибли смертью храбрецов.
Некрологи в газетах – болтовня,
Нам это лучше знать, в конце концов.
Причины дезертирства без труда
Поймёт солдат. Для нас они честны.
А что до ваших мнений, господа, –
Нам ваши мненья, право, не нужны.
«Добровольно «пропавший без вести» Р. Киплинг. Перевод К. Симонова
Я шел сквозь ад – шесть недель, и я клянусь,
Там нет ни тьмы – ни жаровен, ни чертей,
Но пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
«Пыль» Р. Киплинг. Перевод А. Оношкович-Яцына
Неизвестные войны. Две недели шла война с бурами, когда 1 ноября 1899 года в порт вошло судно, с которого на берег сошел симпатичный молодой человек, имевший при себе документы на имя специального корреспондента газеты «Морнинг Пост». Ему было двадцать пять лет, и он уже успел стать известным. Не только тем, что происходил из старинной семьи британских аристократов, а и своими собственными заслугами перед британской империей. Он был участником и хроникером Суданской кампании 1898 года, и даже лично участвовал в сражении при Омдурмане. И вот теперь газете «Морнинг Пост» понадобились его депеши с полей англо-бурской войны. Этого молодого человека звали Уинстон Черчилль.
А вот таким он был в юности, будучи выпущенным из военного училища корнетом гусарского полка…
Уже в самый первый день своего пребывания в Африке он отправляет в свою газету следующую и, добавим, очень точную информацию, сразу же ухватив суть происходящего:
«Быстрое пламя войны за несколько дней сделало полный круг, охватив границы республик. Далеко на севере произошла стычка при Тули. На западе территориям Кхамы угрожает вторжение. Мафекинг окружен, изолирован и мужественно отражает непрекращающиеся атаки. Врейбург коварно сдан противнику его мятежными жителями. Кимберли образует стабильный фронт, противостоя нерешительным атакам, и даже отвечает, используя бронированные поезда и другие смелые инициативы. Южная граница вооружена, там растет напряжение, велика вероятность столкновения. Но основные свои усилия буры сосредоточили на восточной стороне. Они обрушились на Наталь, применив наполеоновскую тактику. Здесь сам характер местности благоприятствует вторжению. На длинный язык равнины, врезающийся в горы, можно выйти с обеих сторон, тем самым нарушив коммуникации передовых гарнизонов и отрезав им путь к отступлению. Буры, похоже, вознамерились очистить северный Наталь от наших войск. Если же их оттеснят или уже оттеснили к границам их собственной страны, они смогут отступить вдоль языка равнины, где с каждой милей их открытый фронт будет сужаться, зажатый между горами, и ожидать преследователей на почти неприступной позиции у Лаинг Нек. Оценив все это, предводители буров благоразумно решили сосредоточить основные силы против наших войск в Натале и, сокрушив последние, поднять своих сторонников по всей Капской колонии… Наталийская действующая армия теперь сконцентрировалась в Ледисмите и продолжает каждодневно противостоять напору основных сил армии буров. И хотя противник имеет численное превосходство, а его мужество вызывает неподдельное уважение у наших военных, трудно поверить, чтобы на этом участке могли произойти какие-либо серьезные изменения. Тем временем тысячи новых солдат уже следуют сюда морем. Для тех, кто знаком с местными условиями и характером буров, совершенно очевиден тот факт, что нашу армию в Южной Африке ждет упорная, кровавая и, возможно, очень долгая борьба».
Довелось ему поездить по Африке, что и говорить… Тогда еще надписью «Пресса» костюмы журналистов на войне не украшали
В это время он ещё не имел информации, что в этот же день началась осада Ледисмита и надеялся туда попасть. Узнал он об этом только 5 ноября в Дурбане.
«Мы узнали о капитуляции 1 200 солдат под Ледисмитом, – сообщал Черчилль в своем очередном сообщении. – Все верят, что это спровоцирует мятеж голландцев в этой части колонии и вторжение командос (так англичане называли бурские подразделения – коммандо – Прим. авт.), которые концентрируются сейчас вдоль Оранжевой реки. Голландские фермеры громко и уверенно говорят о «наших победах», имея в виду победы буров, растет национальная рознь. Но британские колонисты сохраняют непоколебимую уверенность в решимости правительства Империи никогда больше не оставлять их без поддержки, что удивительно, если вспомнить прошлое».
Хочешь «кататься» – сам заседлай себе коня!
Ему довелось стать свидетелем эвакуации города Стормберга, важного опорного пункта Капской колонии, и он тут же сообщил все её обстоятельства телеграммой в газету, а затем 9 ноября оказался в Эсткорте, где уже слышался гул бурских пушек, стрелявших по Ледисмиту. Самое трудное на войне это… ждать! И Черчилль об этом так и пишет:
«А пока мы остаемся в нетерпеливом и беспокойном ожидании».
Бронепоезд, действовавший в районе Стормберга
А ещё он испытал культурный шок от некоторых своих находок:
«Вчера я посетил Коленсо, отправившись туда на бронепоезде. В одном из брошенных редутов, построенных британцами, я нашел две коробки со шрапнелью и зарядами. Буры не потрудились взять их. У них пушки более позднего образца, и они используют снаряды, в которых заряд и боеголовка соединены вместе, как в ружейном патроне. Впервые в истории войн используемая комбинация – тяжелая артиллерия и мощная кавалерия – оказалась внушительной и эффективной. Мужество, выдержка врага и его уверенность в своих силах не менее удивительны. Короче говоря, мы весьма недооценили их военную мощь».
Сэр Уинстон Черчилль во время англо-бурской войны. Фото тех лет
Впрочем, написал он также и вот это, обнадежив, так сказать, своих читателей:
«В момент, когда я пишу эти строки, ситуацию спасает, по моему мнению, только крайняя самоуверенность противника, – сообщал он. – Они сконцентрировали все свои усилия на Ледисмите и надеются принудить его к сдаче. Однако можно с уверенностью сказать, что город способен продержаться еще не меньше месяца. Силы подкрепления уже в пути, в море. Железнодорожное сообщение с берегом поддерживается. Даже сейчас строятся запасные ветки и готовятся поезда для перевозки войск. Вот чем следовало бы сейчас заняться бурам, и они вполне способны заставить нас отступить к Питермарицбургу, уничтожить железную дорогу, взорвать мосты. Все это может задержать продвижение армии, идущей на помощь Ледисмиту, и тогда у них будет больше шансов превратить Ледисмит во вторую Саратогу. Мы опасаемся этого с прошлой субботы. Но прошла почти неделя, а они ничего не предприняли. Почему? Я думаю, в какой-то мере это связано с тем, что они опасаются разлива реки Тугела позади своих передовых отрядов, что отрезало бы им путь к отступлению. Но в какой-то мере, возможно, это следствие рассудительных и уверенных действий генерала Вольфа Мюррея, того, как он обращается со своими войсками: постоянные рекогносцировки создают иллюзию наличия значительных сил. Но что бы ни говорили по этому поводу, мы стоим перед фактом – враг не уничтожает железную дорогу, потому что не боится наших подкреплений, не верит, что их будет много, потому что он уверен – сколько бы их ни пришло, он сумеет разбить их. Именно поэтому они сохраняют дорогу так же тщательно, как и мы, и охраняют мосты. По этой дороге будут снабжаться их войска во время похода через Наталь к морю. После того, что они уже совершили, было бы глупо смеяться над их планами».
Один из британских бронепоездов на Юге Африки
Еще один британский бронепоезд
Но уже 15 ноября стало «черным днем» для Черчилля, отправившегося на бронепоезде и попавшего в засаду буров. Описать происходившее там он смог лишь только пять дней спустя:
«Буры открыли огонь с расстояния в 600 ярдов из двух больших полевых орудий и пулемета Максима, стрелявшего очередями, а залегшие на гребне холма стрелки обстреливали нас из ружей. Я спрыгнул с ящика под прикрытие бронированных стенок вагона, так толком и не поняв, что происходит. Столь же непроизвольно машинист дал полный пар, на что и рассчитывал противник. Поезд рванулся вперед, пролетел мимо пушек, наполнявших воздух грохотом взрывов, обогнул склон холма, выскочил на крутой спуск и врезался в большой камень, заранее уложенный в этом месте на рельсах. Тех, кто находился в заднем вагоне, сильно тряхнуло, раздался страшный грохот, и поезд неожиданно остановился. С передними вагонами произошли более серьезные вещи. Первый вагон, в котором были материалы и инструменты ремонтной бригады, а также охранник, наблюдавший за дорогой, был подброшен в воздух и упал вверх дном на насыпь. Я не знаю, что случилось с часовым, вероятнее всего, он был убит. Следующий, бронированный, вагон, набитый Дурбанской легкой пехотой, протащило ярдов двадцать и опрокинуло набок. Те, кто в нем ехали, высыпались на землю. Третий вагон перекосило, он наполовину сошел с рельсов. Паровоз и задние вагоны удержались. Мы недолго пребывали среди относительного мира и спокойствия железнодорожной катастрофы. Бурские пушки быстро сменили позицию, открыв огонь с дистанции в 1 300 ярдов прежде, чем мы опомнились. Грохот ружейного огня распространялся по склону, пока не охватил место катастрофы с трех сторон, а третье полевое орудие вступило в действие с какой-то возвышенности на противоположной стороне железнодорожной линии.
Положение сложилось отчаянное, нужно было либо сдаваться, либо, сдерживая противника, попытаться под огнем расчистить железнодорожный путь и увести бронепоезд».
Положение сложилось отчаянное, нужно было либо сдаваться, либо, сдерживая противника, попытаться под огнем расчистить железнодорожный путь и увести бронепоезд».
Бронепоезд, попавший в засаду буров, ведет бой
Огонь со стороны буров был очень жестокий, но англичане решили не сдаваться. Черчилль взялся командовать расчисткой путей, но для этого нужно было отцепить тот вагон, что наполовину сошел с рельсов, от поезда, а перед этим требовалось сдвинуть сам паровоз и только потом сбросить вагон с рельсов. Работали под выстрелами буров, причем вызвали добровольцев, и они нашлись. Вагон столкнули, но он уперся в те вагоны, что уже лежали под насыпью. Добровольцев вновь попросили помочь, а на сошедший с рельсов вагон теперь решили не давить, а оттащить его, прицепив к паровозу в противоположную сторону. Понадобилась цепь, причем та, что была на паровозе, оказалась короткой. С трудом нашли запасную цепь, стащили вагон, и вновь выяснилось, что его угол по-прежнему не дает паровозу проехать. В общем-то, толкали они его то туда, то сюда, но… только… происходило это все под огнем врага!
Наконец можно было ехать, но тут бурский снаряд повредил сцепку паровоза, и командир бронепоезда принял единственное решение, которое возможно было бы в этих условиях принять: эвакуировать на нем раненых, тогда как всем остальным следовало укрепиться в зданиях, находящихся неподалеку и дожидаться помощи. Когда локомотив скрылся из вида, Черчилль оказался в неглубоком овраге, и тут его обнаружили два бура и тут же принялись в него стрелять. И вот, петляя, словно заяц, Уинстон побежал, а пули свистели у него над головой. Отвечать стрелкам он не мог, так как его маузер остался в бронепоезде. И тут он получил, наконец, пулю в руку.
«Смерть стояла передо мной, беспощадная угрюмая Смерть, со своим легкомысленным спутником – Случаем. Я поднял руки и… крикнул: «Сдаюсь!».
Так он попал в плен, после чего вместе с остальными пленниками его погнали под начавшимся дождем в лагерь буров.
Подорванный бронепоезд ведет бой
Один из буров, видя, что Уинстон идет без шляпы под дождем, отдал ему трофейную шляпу под ирландских фузилеров. Идти пришлось мимо пушек, из которых буры стреляли по бронепоезду, и Черчилль удивился тому, что те выглядели
«страшно современными, и я подумал, почему в нашей армии нет полевой артиллерии с комбинированными снарядами, с дальностью действия до 8 000 ярдов. Несколько офицеров и солдат артиллерии, одетых в коричневую униформу с синим кантом, подошли к нам. Командир, адъютант Роос, как он представился, вежливо отдал честь. Он сожалел, что наша встреча имела место при столь неблагоприятных обстоятельствах, и сделал комплимент офицерам по поводу того, как они оборонялись, – конечно, ситуация была для нас безнадежной с самого начала; он надеялся, что его огонь не очень нас беспокоил. Мы должны, сказал он, понять, что его люди вынуждены были продолжать. Больше всего он хотел знать, как сумел уйти паровоз и как мог быть расчищен от обломков путь под огнем его артиллерии. Он вел себя, как подобает хорошему профессиональному солдату, и его манеры произвели на меня впечатление».
Затем один бур вступил с Черчиллем в полемику относительно того, чем закончится эта война. Черчилль сказал, что их попытка сопротивляться Британской империи бессмысленна и что Претория будет взята к середине марта. На это бур ответил: «Мы будем сражаться вечно». «Подождите, – только и мог возразить ему на это Черчилль, – посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда ветер подует в другую сторону. Не так-то просто умереть, когда смерть рядом». Бур философски ответил: «Я подожду».
А потом, когда пленных разместили на ночевку в сарае, он услышал песнопения буров, певших свои вечерние псалмы, и то, как они их пели, заставило похолодеть его сердце, потому что он подумал, что это несправедливая война, что буры лучше англичан, что само небо против нас, и что Ледисмит, Мафекинг и Кимберли непременно падут, а иностранные державы в эту войну непременно вмешаются, и тогда мы потеряем Южную Африку навсегда, и это будет началом нашего конца.
Раненные английские солдаты
Но когда утром встало солнце, и воздух потеплел, и настроение у него улучшилось. А затем к ним в сарай пришли буры и один из них попросил Черчилля объяснить, почему идет эта война? «Потому, – отвечал Уинстон, – что вы захотели выгнать нас из Южной Африки, а нам это не понравилось.
– О, нет, это не причина. Я скажу, в чем настоящая причина войны. Это все проклятые капиталисты. Они хотят украсть нашу страну, и они подкупили Чемберлена, а теперь эти трое, Родс, Бейт и Чемберлен, думают, что они потом разделят Ранд между собой.
– Вы разве не знаете, что золотые прииски являются собственностью акционеров, многие из которых иностранцы – французы, немцы и прочие? После войны, какое бы правительство ни пришло к власти, они по-прежнему будут принадлежать этим людям.
– Тогда почему же мы воюем?
– Потому, что ненавидите нас и вооружились, чтобы напасть на нас.
– А вам не кажется, что это нечестно – красть нашу страну?
– Мы хотим только защитить себя и свои интересы. Ваша страна нам не нужна.
– Вам, может быть, и нет, но капиталисты делают именно это.
– Если бы вы попытались сохранить с нами дружеские отношения, войны не было бы. Но вы хотите выгнать нас из Южной Африки. Думаете о Великой Африканской Республике, чтобы вся Южная Африка говорила по-голландски. Соединенные Штаты с вашим президентом и под вашим флагом, суверенные и интернациональные.
Тут глаза у буров заблестели.
– Именно этого мы и хотим, – сказал один.
– Йо-йо, и мы это получим, – добавил другой.
– Вот в этом-то и причина войны.
– Нет, нет. Войну спровоцировали эти проклятые капиталисты и евреи.
Так спор вернулся к тому, с чего начался. Но тут к разговору присоединился бур-кондуктор с железной дороги. Он назвал свою зарплату, и Черчиллю она показалась невероятно большой. «Вы что думаете, я буду получать такую зарплату при британском правительстве?» Черчилль ответил, что, конечно, нет. «Вот так-то, – сказал он, – не надо мне никакого английского правительства, – и затем зачем-то добавил, – мы сражаемся за свободу».
Английские солдаты в плену у буров. Черчилль крайний справа
Тут Черчилль обратился к одному из фермеров, который внимательно слушал:
– Это очень хорошая зарплата.
– О, да.
– А откуда берутся эти деньги?
– О, из налогов. И с железной дороги.
– Наверное, и перевозите то, что производите, в основном по железной дороге, я полагаю?
– Ya (фермер перешел на голландский).
– Вам не кажется, что плата очень высокая?
– Ya, ya, – сказали оба бура, сидевшие рядом, – очень высокая.
– Это потому, – заявил Уинстон, и показал на кондуктора, – что он получает очень высокую плату. А вы за него платите.
В ответ они оба засмеялись и подтвердили, что это правда и что плата действительно очень высокая.
– При английском правительстве, – сказал я, – он не будет получать такой большой зарплаты, а вы не будете так дорого платить за перевозку.
Продолжение следует…
Информация