«Шел я средь ночи и средь бела дня…» Побег Уинстона Черчилля из бурского плена
«Снятие блокады с Ледисмита». Генерал Джордж Стюарт Уайт приветствует майора Хьюберта Гофа 28 февраля. Картина Джона Генри Фредерика Бэкона (1868–1914)
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка – миновала.
Шёл я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
«Славное море – священный Байкал»: русский романс
на стихи сибирского поэта Дмитрия Павловича Давыдова.
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка – миновала.
Шёл я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили крестьянки меня,
Парни снабжали махоркой.
«Славное море – священный Байкал»: русский романс
на стихи сибирского поэта Дмитрия Павловича Давыдова.
Неизвестные войны. В прошлый раз мы рассказали о том, каким образом военный корреспондент Уинстон Черчилль попал в бурский плен. Сегодня продолжение рассказа – история о том, как он оттуда бежал.
Пленные британские офицеры в Претории содержалсь в здании Государственных образцовых школ. Двор его представлял собой прямоугольную площадку, которая с двух сторон была огорожена железной решеткой, а ещё с двух – забором из гофрированного металлического листа около десяти футов высотой. Вроде бы и препятствие-то было это так себе, но дело осложнялось тем, что через каждые пятьдесят ярдов внутри ограды стояли часовые с ружьями и револьверами. Заключение в этом «лагере» было не слишком обременительным, однако для молодого Черчилля сама мысль, что он «выбыл из строя» в самом начале войны, была совершенно невыносима. А ещё его мучила совесть, что он до этого не слишком лицеприятно отзывался о тех, кто сдавался бурам в плен, и вдруг сам оказался в плену.
Вид на здание бывших Государственных образцовых школ с улицы Ван дер Уолт/Лилиан Нгойи. Сегодня оно выглядит вот так. История с пленением Черчилля и его содержанием здесь стала легендой
Правда, сначала он надеялся на то, что его могут освободить по дипломатическим каналам, как человека невоенного. Однако буры прекрасно знали, что он не кто иной, как сын Рэндольфа Черчилля, который был хорошо известен своими крайне высокомерными взглядами на отношения с голландскими поселенцами, так что в этом плане про доброе к себе отношение он мог забыть.
И тогда Черчилль-младший задумал побег. Он стал внимательно наблюдать за охраной и увидел, что к своим обязанностям она относится спустя рукава. А раз так, то получалось, что шансы на то, что он сумеет перелезть через забор незамеченным, у него имеются!
Перед побегом он написал письмо государственному секретарю республики следующего содержания:
«Тюрьма в Государственных образцовых школах, 10 декабря 1899 года. Сэр, я имею честь сообщить Вам, что, поскольку я не признаю за вашим правительством какого-либо права удерживать меня как военнопленного, я принял решение бежать из-под стражи. Я твердо уверен в тех договоренностях, которых достиг с моими друзьями на воле, и потому не могу ожидать, что мне представится возможность увидеть Вас еще раз. Поэтому я пользуюсь случаем отметить, что нахожу Ваше обращение с пленными корректным и гуманным, и у меня нет оснований жаловаться. Вернувшись в расположение британских войск, я сделаю публичное заявление на этот счет. Мне хочется лично поблагодарить Вас за ваше доброе отношение ко мне и выразить надежду, что через некоторое время мы сможем вновь встретиться в Претории, но при иных обстоятельствах. Сожалею, что не могу попрощаться с Вами с соблюдением всех формальностей или лично. Честь имею оставаться, сэр, Вашим преданным слугой, Уинстон Черчилль».
Что и говорить – эпоха тогда была совершенно другая, чем сейчас. Причем удивительно, что сейчас людей ценят, но… не уважают. Тогда их не ценили, но вот чисто формально в уважении не отказывали. В общем, Черчиллю удалось перелезть через ограду так, что часовые его не заметили. Более того, он сумел и по улицам Претории пройти, не привлекая к себе внимания, после чего выбрался за пределы города.
Английский бронепоезд в сражении у Магерсфонтейна (Западный фронт)
Вот что он сам написал потом о своем побеге:
«Вторник, 12 декабря. Всё что угодно будет лучше этой неизвестности. Снова наступила ночь. Снова прозвучал колокол на обед. Выжидая удобный случай, я прошёл через площадку и спрятался в одной из контор. В щель я наблюдал за часовыми. Полчаса они оставались бесстрастными и осторожными. Затем неожиданно один повернулся, подошёл к своему товарищу, и они стали разговаривать. Они повернулись ко мне спиной.
Я выскочил из своего убежища, подбежал к стене, схватился руками за верх и подтянулся. Два раза я спускался в болезненных сомнениях, а на третий решил забраться наверх. Верх стены был плоским.
Лёжа на ней, я бросил прощальный взгляд на часовых, которые до сих пор разговаривали, до сих пор стояли ко мне спиной, но, повторяю, они до сих пор находились всего лишь в пятнадцати ярдах. Затем я спустился в соседний сад и скорчился в кустах. Я был свободен. Первый шаг был сделан, и он был необратим».
Я выскочил из своего убежища, подбежал к стене, схватился руками за верх и подтянулся. Два раза я спускался в болезненных сомнениях, а на третий решил забраться наверх. Верх стены был плоским.
Лёжа на ней, я бросил прощальный взгляд на часовых, которые до сих пор разговаривали, до сих пор стояли ко мне спиной, но, повторяю, они до сих пор находились всего лишь в пятнадцати ярдах. Затем я спустился в соседний сад и скорчился в кустах. Я был свободен. Первый шаг был сделан, и он был необратим».
Однако положение его было весьма незавидным. Во-первых, он не знал ни голландского языка, ни тем более местных туземных наречий, во-вторых, до границ Трансвааля было просто далеко, и общаться со встретившимися ему людьми он мог только лишь по-английски. Между тем, едва только лишь бегство его было обнаружено, как по всему Трансваалю были разосланы объявления с обещанием награды в 25 фунтов за его голову.
И получалось, что поимка его сулила местным жителям и честь, и выгоду, а вот помощи ему ждать было неоткуда. К тому же у беглеца не было ни компаса, ни карты, а расспрашивать местных жителей он, разумеется, не мог.
Объявление о поимке Черчилля
Тут Черчилль проявил немалую сметку. Дело в том, что через Преторию шла железная дорога, которая пересекала Южную Африку с запада на восток. Вот он и решил идти вдоль этой дороги и таким образом добраться до портового города Лоренцо Маркиш в португальском Мозамбике. Требовалось пройти 300 миль, но тут ему улыбнулся случай, и он сумел прокатиться на попутных товарных поездах. Он дожидался поезда сразу же за станцией, пока он ещё не успевал набрать скорость, вскакивал в вагон на ходу и там прятался среди тюков с хлопком. Удивительно, но эта безумная авантюра увенчалась полным успехом. Оказавшись на португальской территории, Черчилль тут же нашел британского консула и был принят им с распростертыми объятиями.
Дело в том, что пока он был в плену, 10 декабря англичане потерпели поражение при Стормберге, потеряв при этом более 90 человек убитыми, ранеными, а ещё 600 человек пленными. На следующий день последовало поражение у Магерсфонтейна, и там они потеряли уже около 1 000 человек. 15 декабря ещё один разгром уже в битве при Колензо: 143 человека убитых, 756 раненых и 220 пленных, 10 пушек были захвачены бурами. Потери буров были незначительны.
Вот почему британской публике срочно требовались герои, ну и сэр Уинстон на эту роль прекрасно подошел. Уже 23 декабря в Дурбане, куда он прибыл на пароходе, его встретила восторженная толпа экзальтированных мужчин и женщин, а также множество писем. Во многих из них предлагалось поддержать его кандидатуру на выборах в британский парламент, причем вне зависимости от его политической программы, а просто потому, что он был «герой».
А Черчилль пробыл в Дурбане не более часа, так что им там даже никто по-настоящему и насладиться не успел, а сразу сел на поезд и отправился на ту самую станцию, где его захватили в плен. Он устроился в армейской палатке в пятидесяти метрах от того самого места, где его взяли в плен, и тут же написал очередной материал для своей газеты. В нем он раскритиковал позиции британцев под Ледисмитом и написал о том, что положение англичан на самом деле здесь очень непростое.
Прибытие лорда Робертса в Кейптаун
Но, как говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло. Осада британских городов сковала значительные силы буров, и они не смогли захватить морские порты, по которым Британия тут же стала подвозить резервы. В начале войны у неё здесь было всего 23–24 тысячи солдат, но уже к началу 1900 года – 120 тысяч, то есть имели над бурами двукратное превосходство в численности. В декабре 1899 года новым командующим британскими войсками назначили фельдмаршала Робертса, который в феврале 1900 года начал решительное контрнаступление. Результаты не заставили себя долго ждать: 15 февраля был деблокирован Кимберли.
Английская кавалерия в бою. Рис. Джона Чарлтона
Сам Уинстон Черчилль в то время уже носил мундир лейтенанта гусарского полка, пытавшегося прорваться к Ледисмиту, но свои корреспонденции в газету продолжал отправлять. Судьбе было угодно, чтобы ему довелось освобождать тот самый лагерь для военнопленных в Претории, в котором он сидел. Под Деверсдорпом – он едва не погиб, когда конь сбросил его на землю, и только помощь другого кавалериста спасла его от плена, а возможно, и от смерти. Конь этого второго всадника был ранен пулей, но все-таки доставил обоих седоков в безопасное место, хотя и сам погиб.
Во время переезда на очередном бронепоезде из Претории в Кейптаун он опять едва не погиб, в очередной раз оказавшись в засаде. Как и в прошлый раз именно Черчилль взял на себя руководство командой бронепоезда, но, по счастью, на этот раз атаку буров на бронепоезд его команде удалось отразить.
Генерал Редверс Генри Буллер
Между тем 22 февраля армия генерала Буллера начала операцию с целью деблокады Ледисмита. Длилась она целую неделю и была очень тяжёлой и кровопролитной. Черчилль писал:
«Был дан приказ к отступлению, и мы уже начали двигаться, когда прибыл посыльный от Гоу с сообщением, что последний хребет между нами и городом не занят врагом, что он мог видеть оттуда Ледисмит и что в настоящий момент путь туда свободен. Дундональд немедленно решил сам двинуться в город с двумя эскадронами для разведки, а остальную бригаду отправил обратно в лагерь. Он пригласил меня сопровождать его, и мы галопом помчались туда. Я никогда не забуду эту поездку. Был очаровательный прохладный вечер. Подо мной был сильный и свежий конь, которого я сменил в полдень. Почва была неровная, с камнями, но нас мало это волновало. За следующим хребтом и еще за одним подъемом или холмом был Ледисмит – предмет всех наших надежд и устремлений в течение многих недель почти непрерывного сражения.
Где-то через час мы будем в городе. Возбуждение этого момента было усилено быстрым галопом. Смело вперед, с азартом, вверх и вниз по холму, через камни, сквозь кусты! Мы обогнули холм, и нашему взору предстали домики с жестяными крышами и темные деревья. Ради того, чтобы увидеть и спасти их, мы шли так долго.
Британские пушки в Лагере Цезаря методично стреляли, несмотря на сумерки. Что там происходило? Неважно, мы уже прошли опасную зону. Теперь мы были на ровном месте. Бригадир, его штаб и кавалеристы выпустили из рук поводья. Мы неслись через терновник вдоль Интомби Спрюйт. Неожиданно нас окликнули. «Стой, кто идет?» – «Колонна освобождения Ледисмита», – и тут из траншей и окопов, искусно скрытых среди кустов, с радостными криками выбежал десяток оборванных людей, некоторые из них плакали. В сумерках они казались страшно бледными и худыми. Несчастный бледнолицый офицер размахивал шлемом и глупо смеялся, высокие сильные колониальные всадники, встав в стременах, тоже разразились приветственными криками, ибо теперь мы знали, что дошли до линии пикетов Ледисмита».
Где-то через час мы будем в городе. Возбуждение этого момента было усилено быстрым галопом. Смело вперед, с азартом, вверх и вниз по холму, через камни, сквозь кусты! Мы обогнули холм, и нашему взору предстали домики с жестяными крышами и темные деревья. Ради того, чтобы увидеть и спасти их, мы шли так долго.
Британские пушки в Лагере Цезаря методично стреляли, несмотря на сумерки. Что там происходило? Неважно, мы уже прошли опасную зону. Теперь мы были на ровном месте. Бригадир, его штаб и кавалеристы выпустили из рук поводья. Мы неслись через терновник вдоль Интомби Спрюйт. Неожиданно нас окликнули. «Стой, кто идет?» – «Колонна освобождения Ледисмита», – и тут из траншей и окопов, искусно скрытых среди кустов, с радостными криками выбежал десяток оборванных людей, некоторые из них плакали. В сумерках они казались страшно бледными и худыми. Несчастный бледнолицый офицер размахивал шлемом и глупо смеялся, высокие сильные колониальные всадники, встав в стременах, тоже разразились приветственными криками, ибо теперь мы знали, что дошли до линии пикетов Ледисмита».
Молодой Черчилль – член парламента, 1901 г.
Затем, уже 13 марта 1900 года был занят Блумфонтейн – столица Оранжевой республики. 17 мая наконец-то снята осада с Мафекинга, а 5 июня британские войска вошли в столицу Трансвааля Преторию.
На этом «регулярный период» боевых действий англо-бурской войны, можно сказать, завершился, и началась теперь уже её партизанская фаза. И если в истории были войны, о которых и впрямь можно сказать, что победу у противника вырвали попросту, завалив его трупами своих солдат, то это была англо-бурская война.
Вот только в этой её фазе Уинстон Черчилль уже не участвовал, потому что вернулся домой в Англию. Здесь он снова вновь взялся за перо и быстро написал книгу «От Лондона до Ледисмита через Преторию», которая принесла ему весьма приличный гонорар. Затем он решил баллотироваться в Парламент, добился успеха и стал его членом в феврале 1901 года…
Продолжение следует…
Информация