О повреждениях линейного крейсера «Лайон» в Ютланде. Стоило ли немцам стрелять бронебойными
В предлагаемой Вашему вниманию статье я постараюсь детально описать повреждения линейного крейсера «Лайон», полученные им в Ютландском сражении. За основу взяты книга John Campbell “Jutland analysis of fighting” и работы Муженикова.
Как известно, огонь по нему вел флагман адмирала Хиппера «Лютцов», причем стрельба осуществлялась полубронебойными снарядами. Я попытаюсь проанализировать эффективность этих боеприпасов и их взрывателей, а также оценить, не лучше ли было флагману адмирала Хиппера использовать бронебойные снаряды.
Кроме того, в рамках задачи, которую я себе некогда поставил (речь идет о моделировании морского боя между германскими и русскими крупными кораблями), было бы неплохо разобраться, что могло бы произойти, если бы британский линейный крейсер получил те же самые попадания из русских 305-мм/52 пушек, которыми вооружались отечественные балтийские и черноморские дредноуты.
Повреждения «Лайона»
Первое попадание. Снаряд разбил кнехт правого борта, затем продырявил палубу, переборку и вылетел через борт, не разорвавшись.
Тут, прямо скажем, вопросов больше, чем ответов, потому что кнехт представляет собой увесистую металлическую тумбу, и снаряд, попавший в нее, должен был бы взвестись. Ответить на вопрос, когда должен был последовать взрыв, едва ли возможно, так как «бронестойкость» кнехта решительно не известна, а без нее нельзя рассчитать потерю скорости снаряда.
Тем не менее на дистанции даже и 90 кабельтов скорость 305-мм германского снаряда составляла чуть более 400 м/сек, так что, если бы никакого противодействия его полету не было, снаряд после взведения взрывателя пролетел бы порядка 20 метров. Но сколько-то скорости снаряд, конечно, потерял, так что следовало ожидать его разрыва менее чем в 20 метрах за бортом линейного крейсера. Но, может, она и была, а источник имел в виду лишь то, что снаряд не детонировал в пределах корабля?
Российский бронебойный снаряд при таком попадании детонировал бы за бортом корабля, а фугасный – взорвался при соприкосновении с кнехтом. Впрочем, особого ущерба это попадание «Лайону» не нанесло бы.
Второй снаряд в 15:51 угодил в район первой трубы, между полубаком и верхней палубой, где британский «царь зверей» бортовой брони не имел, хотя его обшивка была толщиной в дюйм. Зато внутри корпуса стояли экраны, прикрывавшие газоходы труб, имевшие «бронирование» от 0,75 дюйма, и сами дымоходы имели столько же. Удар пришелся в верхнюю палубу, которая в том районе имела аж 25,4 мм толщины. Но здесь взрыватель с замедлителем 0,05 секунды сыграл с германским снарядом злую шутку – он «пропахал» в верхней палубе дыру 15х2 фута и, отразившись вверх, пробил вышеуказанные щиты, после чего вылетел через борт, не разорвавшись.
Однако имеется оговорка, что, возможно, проделав все это, снаряд уже вне пределов корабля все-таки разорвался в воздухе. Несмотря на отсутствие разрыва в пределах линейного крейсера, некоторый ущерб последнему все же был нанесен: снаряд вызвал пожар в кабине (каюте?) штурмана, который «было наиболее хлопотно тушить».
В этом случае сравнение с русским снарядом будет не в пользу германского. Согласно результатам обстрела «Чесмы», отечественные бронебойные и фугасные снаряды уверенно детонировали при попадании в палубу при углах падения в 5–13 град. Германский 305-мм снаряд на 80–90 кабельтов имел угол падения 14,4–18,1 град., но большая задержка взрывателя привела его к рикошету. В то же время, в описании этого попадания хотя бы указано, что снаряд, возможно, взорвался в дальнейшем, когда пробил корабль насквозь, что не могло повредить англичанам, но, по крайней мере, свидетельствовало о штатном срабатывании взрывателя. В описании первого попадания такой оговорки не имеется.
Окажись на месте германского русский фугасный снаряд, повреждения «Лайона» могли быть куда серьезнее. Дело в том, что горизонтальная защита британского линейного крейсера ниже полубака состояла из 25,4-мм брони верхней палубы, под которой находилась небронированная средняя, и далее 25,4-мм бронированная нижняя. У русских дредноутов было несколько иная система – 37,5-мм верхняя палуба, 25-мм средняя и 12-мм нижняя. Как известно, русские бронебойные снаряды, попадая в 37,5-мм палубу, пробивали также и среднюю в 25 мм, но после этого их осколки теряли убойную силу и не могли справиться даже с 12-мм настилом нижней палубы. А вот при разрыве фугасного 470,9-кг снаряда осколки пробивали и нижнюю палубу тоже.
Таким образом, если бы вместо германского боеприпаса «Лайон» поразил русский ББ-снаряд, то он, скорее всего, разорвался бы, но повредить котельные отделения не сумел. А вот разрыв русского фугаса, если угольная яма над местом попадания была пуста, явно «дотянулся» бы осколками броневой палубы и самого снаряда до машинных отделений. Но если яма оказалась бы набитой углем, то, вполне возможно, этого оказалось бы достаточно для защиты котельных.
Третий снаряд в 15:52 попал в надстройку у второй трубы (толщина стенки – 12,7 мм), затем поразил палубу полубака в непосредственной близости от самой трубы и взорвался. При этом, что интересно, палуба особых повреждений не получила – небольшой ее участок размером 0,5х2,4 м был смещен (вдавлен?) на 254 мм (десять дюймов). Зато в дымовой трубе «организовалась» весьма значительная дыра, имевшая до 3,7 м в длину. Причем броневые решетки, перекрывавшие дымоходы, полностью справились со своей задачей и не пропустили многочисленные осколки в котельные отделения, хотя последние и наполнились дымом. Также это попадание вызвало пожар.
В этом случае характер повреждений говорит о дефектном взрывателе. Попросту говоря, он никак не мог взвестись от контакта с 12,7-мм стенкой надстройки, но даже если бы это и случилось, то взрыв должен был произойти существенно позднее, чем при попадании в палубу. Как уже говорилось выше, на скорости порядка 400 м/сек задержка взрывателя в 0,05 секунды дает 20 м полета снаряда до разрыва. Но мы ничего такого и близко не наблюдаем – разрыв последовал буквально через несколько метров от первой преграды.
И, конечно, разителен контраст с предыдущим попаданием. В одном случае снаряд пробивает борт толщиной 25,4 мм, взрыватель не взводится, попадает в палубу – тут, по всей видимости, и произошло взведение взрывателя. И взрыватель честно отработал свои 0,05 секунды задержки, за которые снаряд успел продырявить ряд преград и вылететь с другого борта. А может, взрыватель и вовсе не взвелся, так как автор не уверен в разрыве снаряда за бортом «Лайона». Во втором же случае взрыватель, судя по всему, сработал с мизерным замедлением при контакте с палубой полубака – рикошетировал от нее и тут же взорвался.
Если бы на месте германского был бы русский бронебойный снаряд, эффект, скорее всего, был бы тем же, а то и меньше, но вот удара фугасного 470,9 кг «чемодана», в котором взрывчатки было больше чем вдвое, по сравнению с германским, решетки, прикрывающие котельные отделения, едва ли смогли бы пережить. То есть русский фугас давал отличные шансы вывода из строя котлов под средней трубой «Лайона».
Четвертое попадание. Тут я отойду от Кэмпбелла, так как в его описании изрядно напутана нумерация. То есть он сначала рассказывает о наиболее знаменитом попадании в башню «Q», которое чуть не уничтожило флагман адмирала Битти, но не нумерует его, а затем перечисляет восемь других попаданий. Однако из этих восьми известно время лишь 2-го (15:51), 3-го (15:52) и 7–8-го (16:24) попаданий. С другой стороны, Кэмпбелл указывает, что попадание в башню «Q» было в 16:00, а еще три снаряда поразили «Лайон» в 16:01, 16:01:30 и 16:03 – очевидно, три последних попадания и были теми, которые у Кэмпбелла получили номера 4; 5; 6, но очередность попаданий этих снарядов неизвестна – то есть снаряд № 4 мог попасть в 16:03, например.
Так вот, по всей видимости, четвертым было попадание в башню «Q». Для него Кэмпбелл указал и время (16:00) и расстояние – 16 500 ярдов или примерно 82,5 кабельтова. Снаряд ударил в стык 229-мм лобовой бронеплиты и 82,5-мм наклонного участка крыши башни рядом с амбразурой. Отмечается, что часть 229-мм брони при этом оказалось вдавлено в орудие, но, судя по описанию и фото, основной удар пришелся именно в крышу башни. Она не смогла остановить снаряд, и тот прошел внутрь башни, взорвавшись в 91 см (3 фута) за броней, вызвал большие разрушения, пожар и едва не погубил корабль.
С одной стороны, снаряд прошел за броней менее метра, и, казалось бы, можно говорить об очередном дефектном взрывателе. Но тут все не так просто, именно в силу того, что снаряд, судя по описанию, пробивал крышу башни: хоть и относительно тонкая, она все же располагалась под большим углом, и сказать, до какой степени ее преодоление затормозило снаряд, не представляется возможным. Формулы бронепробиваемости на таких углах дают слишком большую погрешность и неприменимы, к тому же часть энергии удара восприняла на себя 229-мм бронеплита.
Так что предположение о том, что германский снаряд преодолел британскую защиту «на пределе сил», выглядит вполне обосновано, и я не имею оснований засчитывать результаты этого попадания в минус германскому взрывателю.
Русский фугасный снаряд взорвался бы в процессе преодоления брони. А вот с нашим бронебойным могло получиться интереснее. На дистанции в 82,5 кабельтова русский снаряд обладал большей энергией, нежели германский, и мог пройти в башню дальше, чем на метр. Но в этом случае его разрыв, случись он непосредственно над подачной трубой, давал неиллюзорные шансы возгорания восьми зарядов (или полузарядов), располагавшихся в перегрузочном отделении, что вполне могло, и должно было, привести «Лайон» к гибели. Германский снаряд, проникший в башню «Лайона», эти полузаряды не поджог.
Пятое попадание – снаряд упал в море перед кораблем, срикошетировал от воды, и, пробив полудюймовый экран, упал у средней трубы, не разорвавшись. Никакого ущерба от этого снаряда «Лайон» не понес, а русский снаряд с высокой вероятностью разорвался бы от удара о воду. В общем, ничего интересного.
Шестое попадание – совершенно иное дело. Это, пожалуй, самое интересное попадание в «Лайон». Снаряд попал напротив средней башни в 152-мм пояс «Лайона» ближе к краю одной из бронеплит. В результате броня оказалась вдавлена по окружности диаметром в 305 мм, от которой пошло несколько трещин, в том числе – концентрических. Угол плиты сместило на 75 мм, угол соседней бронеплиты оказался сдвинут на 25 мм. Обшивка за броней почти не пострадала и была лишь «слегка деформирована».
Кэмпбелл указывает, что снаряд нанес «скользящий удар» и, вероятно, взорвался при ударе. Но описанный им же характер повреждений делает эту версию крайне сомнительной. Когда наши стреляли по «Чесме» под углом 30 град. (отклонение в 60 град. от нормали), то снаряд делал выемку в броне длиной 0,6–1 м, что и понятно – при таком угле он как бы «скользил» вдоль бронелиста. Аналогичное повреждение брони следовало бы ожидать и у «Лайона», но там – просто выемка диаметром в 12 дюймов, по калибру снаряда. А она характерна именно для попаданий с отклонением от нормали не более 30 град. безо всякого рикошета.
Попадание произошло около 16:00 (скорее всего, в 16:01 или 16:03), но какое расстояние было в этот момент между крейсером «Лютцов» и «Лайоном»? Известно, что в 16:00 расстояние составляло 82,5 артиллерийских кабельтова, но начиная с этого времени оно быстро увеличивалось. Не добавляют ясности и особенности германского полубронебойного снаряда – он имел несколько иную форму и был на 10 кг тяжелее бронебойного, но при этом вроде бы при стрельбе им использовались те же пороховые заряды, что и при стрельбе бронебойными. Означало ли это, что более тяжелый снаряд имел чуть меньшую начальную скорость? Было ли его баллистическое качество (коэффициент формы снаряда) равным его бронебойному «собрату»?
Все же можно констатировать, что дистанция в 82,5–90 кабельтов была для германского полубронебойного снаряда «пограничной» с точки зрения его способности преодолеть 152-мм бронеплиту. Конечно, если мы посмотрим ранее представленные мною таблицы, то увидим, что на такой дистанции германский ББ-снаряд мог осилить даже и 216,5-мм броню.
Но этот расчет делался для русской и германской брони, а британская была на 5–10 % прочнее, к тому же полубронебойный германский снаряд не имел бронебойного наконечника, что снижало его возможности прохождения сквозь броню примерно на 15 %.
Расчеты показывают, что при условии стойкости британской брони на 10 % выше германской, германский снаряд на дистанции в 82,5 кабельтова должен был пробивать 152-мм бронеплиту при отклонении от нормали 28–29 град. и менее. А вот на 90 кабельтов он мог пробить ее, только если отклонение от нормали не превышало угла падения снаряда на этой дистанции, т. е. 18,14 град.
Таким образом, принимая во внимание вероятностный характер формулы бронепробития, можно констатировать, что вероятность преодоления 152-мм британской плиты германским полубронебойным снарядом была равна вероятности встретить на улице динозавра (согласно известному анекдоту – 50 %: или встречу, или нет).
И можно смело утверждать, что в этом случае против немцев сработало решение старшего артиллериста «Лютцова» стрелять полубронебойными снарядами. Если бы германский флагман стрелял по «Лайону» ББ-снарядами – картина была бы совершенно иной. Согласно расчету, на 90 кабельтов 152-мм британская броня уверенно пробивается германским 305-мм ББ-снарядом даже под углом в 30 град. И даже под столь невыгодным углом у снаряда сохраняется скорость порядка 140 м/с, так что с учетом задержки 0,05 секунды он мог преодолеть до взрыва еще 7 метров или более, если угол падения был более выгоден.
Толщина брони барбета «Лайона» за 152-мм бронепоясом составляла всего 75 мм. И если траектория германского снаряда «сходилась» с барбетом средней башни «Лайона», то, будь этот снаряд бронебойным, он должен был либо пробить трехдюймовую броню, либо взорваться на ней. И тот и другой вариант практически гарантированно приводил к проникновению раскаленных осколков снаряда и обломков брони барбета внутрь подачной трубы и вполне мог вызвать возгорание пороховых зарядов в перегрузочной камере с последующей детонацией погребов боезапаса.
Если бы «Лайон» поразил русский фугасный снаряд, то повреждения были бы куда существеннее, но не могли бы стать для корабля фатальными. Такой снаряд взорвался бы в процессе прохождения брони и пробил бы ее насквозь, осыпав осколками отсеки корабля, но 75-мм бронелисты барбета вполне способны отразить подобный удар. А вот отечественный ББ-снаряд при преодолении 152-мм бронеплиты сохранил бы куда больше энергии, нежели немецкий, так что шансов пройти сквозь броню барбета и дать разрыв внутри него было бы больше, чем у ББ-германского.
Что же до качества работы германского взрывателя – увы, здесь едва ли можно что-то сказать наверняка. Могло быть так, что снаряд разрушился в процессе преодоления брони, так что взрыватель сработал штатно, только вот взрывать ему было уже особо и нечего. Но, на мой взгляд, все же в данном случае имело место досрочное срабатывание взрывателя, и вот почему.
Вмятина в бронеплите не превосходила калибра снаряда, так что последний, скорее всего, попал в нее с относительно небольшим отклонением от нормали. Германские снаряды в целом не были склонны раскалываться при попадании в броню, и если этого не произошло, а взрыватель сработал штатно, то снаряд должен был взорваться, когда он заглубился в бронеплиту почти на всю ее глубину. Но в таком случае следовало бы ожидать пробоя брони, с частичным проникновением фрагментов снаряда за нее, или хотя бы выбитой в броне пробке. Однако характер повреждений совершенно другой. Он скорее соответствует иному сценарию: что взрыватель сработал в момент удара о броню, и детонация ВВ разрушила снаряд, отчего повреждения бронеплиты ограничились выбоиной.
Седьмое попадание – к сожалению, скорее всего, имеющийся у меня экземпляр содержит ошибку, так что точного перевода дать не могу. Достоверно лишь то, что снаряд улетел, не разорвавшись, вероятно, пробив тонкую обшивку. В этом случае следует предположить, что взрыватель сработал (точнее – не сработал) штатно, так как при подобном попадании взвестись не должен был. Гадать, взвелся ли бы в таких условиях русский 305-мм фугас, контпродуктивно, а бронебойный не взвелся бы точно.
Восьмое и девятое попадания – 2 снаряда пробили небронированный борт между верхней палубой и полубаком, позади батареи 102-мм орудий, причем расстояние между попаданиями было всего только 1,5–1,8 м. Оба, влетев внутрь корпуса, взорвались на верхней палубе или чуть выше ее, примерно в 8 м от места попадания в борт. В результате сильно пострадали расчеты 102-мм орудий, хотя последние, вообще-то, находились на палубе полубака, то есть «этажом выше».
Здесь опять обращает на себя внимание непостоянность германских взрывателей. В одном случае (второе попадание) такой снаряд пробивает небронированный борт, рикошетирует от палубы и улетает себе в дальние далека через небронированный борт, пробивая попутно несколько преград малозначимой толщины, как, собственно, и должен был поступить снаряд, имеющий взрыватель с задержкой в 0,05 секунды. В этом же случае снаряды то ли детонируют от контакта с палубой, то ли вообще непонятно от чего.
Взрыватели этих снарядов никак не должны были взвестись от поражения обшивки борта. Но даже если бы это произошло, они, имея скорость порядка 400 м/с, должны были бы преодолеть до взрыва не менее 20 м, а они преодолели всего лишь 8. То есть в любом случае следует говорить о том, что взрыватели немецких снарядов сработали досрочно. Но, скорее всего, дело обстояло иначе – на обшивку взрыватели не среагировали, а вот от соприкосновения с палубой дали досрочный разрыв.
Если бы данные снаряды были русскими бронебойными – ничего сверхординарного не произошло бы: они либо пробили бы корабль насквозь и улетели, не взведясь (если не было контакта с палубой), либо детонировали бы при ударе о палубу – в последнем случае «Лайон» получил бы даже меньшие повреждения, так как заряд ВВ русских бронебойных был меньше, чем германских полубронебойных. А вот окажись на месте германских снарядов русские фугасы, они, детонировав о верхнюю палубу, вполне могли пробить осколками броневую палубу (разве что ее защитил бы пласт угля на ней) – опять же, с риском повреждений машинных отделений. Впрочем, с учетом мест попаданий (ближе к противоположному борту), в данном случае риск этот был невысок.
Десятое попадание (16:59). Снаряд продырявил надстройку, угодил в палубу полубака и пробил ее. Палуба эта, как уже говорилось выше, хотя и была из обычной стали, но имела весьма существенную толщину, около 32 мм (1,25 дм), так что неудивительно, что взрыватель от такого удара взвелся. Взрыв последовал примерно в 7 метрах после удара, то есть снаряд по преодолении палубы полубака сохранил скорость порядка 140 м/с, что, в общем, не противоречит здравому смыслу.
Снаряд то ли поразил верхнюю палубу, то ли взорвался прямо над нею, пробил в ней дыру, и, по словам Кэмпбелла, нанес большие повреждения легким конструкциям, однако с нижней палубой не справился, отчего машинные отделения остались неповрежденными. А вот батарея 102-мм орудий на палубе полубака пострадала чувствительно – вышли из строя 2 орудия, и плюсом воспламенился кордит, находящийся неподалеку от них. По всей видимости, в данном случае германский взрыватель сработал образцово.
И опять же – русский бронебойный снаряд не мог бы достигнуть большего, скорее, повреждений было бы даже меньше. Но фугасный русский снаряд, разорвись он на главной палубе, должен был повредить машинные отделения «Лайона». В том числе и потому, что под местом разрыва угольных ям не было, и дополнительная защита, которую мог представить слой угля, отсутствовала.
Одиннадцатое попадание (17:01). Снаряд угодил в палубу полубака, пробил ее и, пролетев около 4 метров, взорвался, уткнувшись в 102-мм бронепояс с обратной стороны. Между десятым и одиннадцатым попаданием прошло каких-то 2–3 минуты, за это время расстояние между кораблями не должно было существенно измениться. Соответственно, можно предположить, что, как и при предыдущем попадании, скорость германского снаряда не превышала 140 м/с по преодолении палубы полубака. С такой скоростью «одолеть» 102-мм плиту он не мог, тем более что, очевидно, попал под не слишком выгодным углом – Кэмпбелл отмечал, что взрыв произошел у нижнего края плиты, то есть ближе к верхней палубе. И, очевидно, взорвался в процессе проникновения в плиту. Соответственно, следует считать, что взрыватель в данном случае сработал штатно.
В данном случае русские снаряды, что бронебойный, что фугасный, не нанесли бы значительно большего ущерба.
Двенадцатый снаряд в 17:02 пробил грот-мачту и улетел, не разорвавшись. С взрывателем, имеющим замедление в 0,05 секунды, трудно было бы ожидать иного. Окажись на месте германского русский бронебойный снаряд – результат был бы тот же, а вот фугасный детонировал бы. Впрочем, к Ютланду на «Лайоне» уже появилась трехногая фок-мачта, так что она, скорее всего, способна была бы пережить такой удар.
И наконец, последний, тринадцатый снаряд поразил «Лайон» в 18:05. Он пробил небронированный борт чуть впереди барбета башни «А» и взорвался, угодив в противоположный борт. Здесь налицо дефект взрывателя и преждевременный разрыв, так как снаряд никак не должен был взвестись от удара в небронированные конструкции, а 102-мм броня пробивалась на любой разумной дистанции даже и полубронебойным снарядом. Попадания отечественным фугасом, вероятно, дали бы сходные повреждения (с поправкой на большее количество ВВ), а бронебойный взорвался бы вне пределов корабля.
А если бы «Лютцов» стрелял бронебойными?
Итак, мы рассмотрели 13 попаданий 305-мм снарядами в британский линейный крейсер. Но фактически лишь одно из них (№ 4), поразившее башню и вызвавшее пожар, угрожало британскому кораблю гибелью. Впрочем, несмотря на разрыв снаряда в защищаемом пространстве (снаряд прошел в башню в целом виде), «Лайону» суждено было уцелеть.
Известно, что старший артиллерист «Лютцова» Пашен сожалел впоследствии, что не стрелял бронебойными. А что было бы, если б стрелял?
Здесь самое время обратить внимание на попадание № 6: 152-мм бронепояс был достаточен для того, чтобы задержать 305-мм полубронебойный германский снаряд, но бронебойный вполне мог, и должен был, поразить барбет.
Все дело в том, что оба этих попадания произошли почти одновременно, разница между ними составляла от силы пару-тройку минут. Снаряд, поразивший башню «Лайона», вырвал часть крыши башни, уничтожил находившихся в ней людей и вызвал пожар, но по счастливой случайности не воспламенил 8 зарядов (или все же полузарядов?), находившихся в перегрузочном отделении башенной установки. Именно это позволило англичанам принять необходимые меры: дверь в зарядное отделение была задраена, а само оно – затоплено. В результате, когда огонь добрался до зарядов в перегрузочном отделении, а это произошло примерно через 20 минут после поражения башни, пламя взметнулось на высоту 65 м, но проникнуть в зарядное отделение никак не могло. Это и спасло корабль от взрыва.
Но если бы «Лютцов» стрелял бронебойными, то следом за первым попаданием непосредственно в башню и еще до того, как зарядное отделение было затоплено, второй снаряд поразил бы барбет в непосредственной близости от перегрузочного отделения. Тогда флагман Битти вполне мог погибнуть по образцу и подобию «Куин Мэри», «Инвинсибла» и «Индефатигебла». Ведь в таком случае следовало ожидать немедленного воспламенения зарядов в последнем и распространения пламени в зарядное отделение – тогда уже ничто не спасло бы «Лайон» от взрыва.
Нам остается констатировать, что Пашен был совершенно прав в своих сожалениях. Разумеется, говоря о неслучившихся боевых повреждениях, ничего нельзя утверждать наверняка, но более чем вероятно, что, стреляй он по «Лайону» бронебойными снарядами, англичане потеряли бы в Ютланде не 3 линейных крейсера, а все четыре, включая флагманский корабль адмирала Битти.
О полезности германских полубронебойных снарядов
Общеизвестно, что классикой боевых припасов являются бронебойный и фугасный снаряды. Первый имеет относительно малое количество ВВ, но за счет этого – прочный корпус, позволяющий преодолевать толстые бронеплиты, и взрыватель с задержкой, достаточной для того, чтобы снаряд не взорвался в процессе преодоления такой бронеплиты. Второй же, наоборот, содержит большой заряд ВВ, но, в силу этого, имеет относительно слабый корпус, неспособный пробивать тяжелую броню, и взрыватель либо моментального действия, либо же имеющий минимальную задержку – чтобы снаряд, попав в броню, взорвался в процессе ее преодоления.
Но немцы пошли по своему пути – они сделали полубронебойный снаряд, отличавшийся тем, что имел усредненное содержание ВВ (а значит – и прочность корпуса) и взрыватель, соответствующий бронебойному снаряду. Теоретически, такой снаряд получал преимущество перед фугасным при попадании в бронеплиты средней толщины: если фугас разорвался бы на плите, то германский полубронебойный – за ней, и эффект от разрыва был бы куда больше, чем у бронебойного.
Но, оценивая попадания в «Лайон», мы видим, что преимущество это оказалось мнимым. Немцы не оснащали свои полубронебойные снаряды «бронебойными» наконечниками, из-за чего они резко теряли в бронепробиваемости (порядка 15 %), и на больших дистанциях даже 152-мм броня оказалась неплохой защитой против них. Зато сравнительно малый вес взрывчатого вещества не позволял пробивать нижнюю (бронированную) палубу, даже в тех случаях, когда она не имела дополнительной защиты углем (попадание № 10) или же и вовсе в районе дымохода, где котлы защищала только решетка (попадание № 3).
Еще более интересна статистика качества германских взрывателей:
– 2 случая явного дефекта взрывателей, давших преждевременные разрывы (№ 3; 13);
– 3 случая, в которых взрыватель, скорее всего, оказался дефектным и дал преждевременный разрыв (№ 6; 8; 9);
– 1 случай, когда взрыватель, вероятнее всего, оказался дефектным и не дал разрыва вообще (№ 1);
– 1 случай, когда взрыватель совершенно точно не дал преждевременного разрыва, но непонятно, сработал или нет (№ 2);
– 1 случай, когда взрыватель вероятнее всего сработал штатно (№ 4);
– 3 случая, когда достоверно известно, что взрыватель сработал штатно и после пробития преграды дал детонацию с правильным замедлением (№ 5; 10; 11);
– 2 случая, когда снаряды пробивали легкую обшивку и улетали, не разорвавшись (№ 7; 12). В этот раз следует говорить о том, что взрыватели ожидаемо не сработали. Но как бы они повели себя при встрече с преградой, предсказать невозможно, и утверждать, что они были полностью исправны, нельзя.
Но даже если засчитывать их как успешные – все равно соотношение успешных и неуспешных срабатываний германских взрывателей в случае с линейным крейсером «Лайон» стремится к 50/50, а может оказаться и еще хуже – для германских взрывателей, разумеется, а не для англичан.
А если бы на «Лютцове» стояли русские 305-мм/52 пушки?
В этом случае риск получения серьезных повреждений или гибели британского корабля оказался бы существенно выше.
В варианте, если бы огонь велся фугасными 470,9-кг русскими снарядами, как минимум дважды (попадания № 3 и 10) имелись отличные шансы повредить энергетическую установку «Лайона» и тем самым снизить его скорость, что могло повлечь за собой его выход из линии. При использовании бронебойных снарядов шансы на уничтожение «Лайона» в результате детонации погребов боезапаса средней башни были бы выше, нежели для германских ББ-снарядов.
Информация