Знаковый саммит ШОС 2022 и Евразийский союз: контуры будущего и пределы совместимости
15-16 сентября в Самарканде пройдёт очередной саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), который станет не только первым за несколько лет мероприятием, проводимом в очном, а не видеоформате, но и самым представительным. На данный момент из тех международных структур (и при этом комплиментарных к нашей стране), в которые на сегодняшний день входит Россия, ШОС является, пожалуй, наиболее перспективной и работоспособной. ОДКБ и ЕАЭС – это внутренние евразийские организации, которые, очевидно, выполняют едва ли не половину планировавшихся по их линии задач. БРИКС же создавался и функционирует как прямой конкурент формату G-7.
ШОС сейчас является своеобразным прообразом экономико-политического НАТО восточного полушария. С одной стороны, это не военный и даже не традиционный военно-политический союз. С другой, уставный перечень решаемых задач у ШОС гораздо шире «просто» экономических вопросов. В частности, согласно Шанхайской конвенции в сферу вопросов ШОС входит и «борьба с сепаратизмом», а это весьма заметный и чувствительный «нюанс», ведь под эгидой ШОС происходят и структурное взаимодействие, и даже аналоги «слаживания» выделяемых подразделений и совместных учений.
Специфика ШОС также заключается в том, что она создавалась как нечто среднее между нынешними ОДКБ и ЕАЭС, только в формате ОДКБ+Китай и ЕАЭС+Китай, ведь первоначальными участниками были государства Средней Азии (кроме Туркмении), Россия и Китай. Наличие в данной конструкции Китая придавало, с одной стороны, вес и масштаб, а с другой, создавало своеобразную конкуренцию с нашими евразийскими структурами, поскольку было очевидно, что финансово, логистически и в плане обеспечения безопасности полноценно выстроить устойчивый рынок без Китая не получалось.
Зато получилось многое другое — наладить взаимодействие в рамках крупной региональной структуры (именно структуры, а не аналога «совещательной комнаты») между такими «природными» антагонистами, как Индия и Китай, Индия и Пакистан, и это в условиях периодически обострявшихся пограничных споров и даже прямых столкновений. Во многом это связано с последовательной политикой Китая в рамках реализации концепции «Один пояс — один путь», пусть и осуществлённой только отдельными блоками и частями на практике.
В сентябре в Самарканде планируется рассмотрение беспрецедентного по количеству списка желающих присоединиться к ШОС и утверждение новых государств в разных диалоговых статусах. Одно перечисление может занять несколько строк: Белоруссия, Иран, Египет, Катар, Бахрейн, Саудовская Аравия, ОАЭ, Сирия, Армения и Азербайджан, Мальдивы, Камбоджа, Мьянма, Непал. Здесь показательны уже такие связки будущих партнёров, как ближневосточные монархии и Сирия (которая, кстати, пока так и не восстановлена в ЛАГ) — прямые военные противники в недавнем прошлом, Иран и Саудовская Аравия, Армения и Азербайджан. Для того чтобы «восточный экономический кластер» замкнулся, не хватает роста статуса Турции, Вьетнама, Монголии и Ирака, а также многострадального Афганистана, хотя сами по себе промежуточный статус все они в ШОС так или иначе имеют. Много это или мало? Это 60 % мировой экономики и 80 % численности населения, а ещё 62 % имеющегося сырья. То есть этот «восточный экономический кластер» имеет даже потенциал самодостаточности.
Понятное дело, что речь не идёт о том, что подобное партнёрство быстро оформится в некое единое экономическое пространство от Пекина до Каира. Да и сами участники не ставят перед собой этой пока иллюзорной цели. Сегодня ШОС это не блоковый противовес коллективному Западу, а альтернатива самой модели, предлагаемой этим коллективным Западом в качестве эталона. Важность такого взаимодействия тем сложнее переоценивать, чем дальше деградируют структуры и диалоговые площадки ООН.
Даже невооружённым взглядом видно, что без серьёзных реформ Совет безопасности и Генассамблея ООН, да и сами комитеты и организации под управлением Секретариата, не могут полноценно исполнять свои функции, поскольку, по сути дела, просто на корню выкуплены атлантистами. ВОЗ доказала несостоятельность в процессе борьбы с «пандемией», ОЗХО в Сирии, даже МАГАТЭ фактически расписывается в беспомощности и ангажированности. А как тому же Ирану вести диалог по «ядерной сделке» со структурой, которая де-факто допускает возможность реальной ядерной катастрофы на Запорожской АЭС? О реформах ООН говорится уже на протяжении десяти последних лет, но никакого консенсуса здесь достигнуть невозможно в принципе, поскольку сами учредители являются полными антагонистами без возможности эту ситуацию исправить (да и желания). Итог ООН будет закономерен и предсказуем — Лига Наций 2.0.
И вот ровно под такой печальный, но закономерный итог и требуется некое объединение государств, которые разделяют адекватные, даже, скажем, традиционные взгляды на такие понятия, как «мир», «война», «торговля», «договор», потому что предлагаемый сегодня Западом во имя «борьбы с русским злом» тезис: «война — это мир, мир — это война», абсурден. Соответственно, чем больше государств в ближайшее время соединится в рамках одной площадки, тем больше шансов на то, что при необходимости в достаточно короткие сроки будет сформирована альтернатива. Ведь после того как США окончательно сделают работу в СБ ООН и патронируемых ООН организациях невозможной для России, это остановит фактически работу и ООН в целом, опять-таки в силу специфики Устава.
То, что по словам С. Лаврова, «сегодня из желающих присоединиться к ШОС выстроилась очередь», для коллективного Запада с его почти религиозной повесткой, дикторской по стилю и во многом абсурдной на практике, является тревожным сигналом. Спрос на товары и услуги со стороны «западного кластера» падает, уровень жизни снижается, культурный обмен начинает вызывать в мире оторопь, а непрофессионализм управленческого аппарата заставляет сомневаться в перспективах поддержания даже относительного паритета с кластером восточным. Нет в свою очередь никаких сомнений в том, что по итогам саммита 15-16 сентября ШОС выступит в том или ином виде (отдельным заявлением или в рамках общего документа) с осуждением политики односторонних санкций и выстраивания искусственных барьеров в торговой логистике, а это, учитывая совокупный масштаб экономики участников, фактически официально задекларирует тезис о бесперспективности западных ограничений.
В отличие от всех предыдущих совещаний ШОС, и это отличие показательное, значимое, Китай идёт на него не просто как «экономический партнёр», а буквально как экономический союзник. До этого момента Китай старался избегать тезисов, высказанных членом Политбюро КПК Ли Чжаньшу:
«Китай с полным пониманием относится ко всем мерам, принимаемым Россией для защиты своих интересов в ситуации на Украине и оказывает содействие.»
А также:
«Россия и Китай буду совместно бороться с экспансией Североатлантического альянса и «двойным сдерживанием» Москвы и Пекина.»
Такой предельной конкретики из уст первых лиц Китая ещё не звучало ни разу, тем более за неделю перед встречей уровня ШОС, и здесь во многом поблагодарить за энтузиазм следует дружную команду Н. Пелоси. И это означает, что, по крайней мере, на санкционном треке Кремль в забеге пока выигрывает.
Экстатическая зацикленность на борьбе с русской угрозой мешает Западу на практике реализовать даже те преимущества, которые имелись в рамках традиционных схем. Ближний Восток не хочет производить больше нефти, по сути дела, «в кредит», бурить скважины под возможное гипотетическое потребление. То, что раньше решалось на словах, сегодня требуют закрепить на бумаге тем самым пресловутым «бери или плати». Возможность раскачивать дальше Афганистан осложняется тем, что Пакистан недавно пережил натуральную природную катастрофу (широкомасштабное наводнение), не помогать купировать последствия которого чревато политическими последствиями, а механизмов такого рода у США и в целом Запада пока нет. Зато в рамках ШОС для Пакистана такие механизмы сформировать проще, быстрее и надёжнее. Кто первым такой механизм запустит, тот серьёзно повлияет на мутные афганские схемы, которые реализуют сегодня в регионе Штаты.
Сильная сторона ШОС заключается в его изначальной нацеленности на работу по очень широкому спектру вопросов в рамках организационной структуры и соответствующего системного подхода. В частности, некоторое время взаимодействие в банковской сфере казалось больше номинальным, но структура и нормы начинают работать как база, когда возникла срочная потребность в реальной торговле в региональных валютах. Возникает, к примеру, вопрос – как технически проводить и учитывать операции, как подключить систему банковского обмена информацией при проблемах СВИФТ, сквозной учёт цифровой документации? Можно обратиться к механизмам Межбанковского объединения ШОС. Борьба с афганским наркотрафиком, решения по продовольственной помощи и её логистике, как взаимодействовать при пандемии? Есть структурные решения в виде Советов Министров и совещаний руководителей ведомств. Собственно, во многом перечень тех задач, перед которыми пасуют саботирующие работу департаменты и организации ООН.
Для России тактически всемерное усиление ШОС это благо и возможность сброса санкционного напряжения, политическое и даже техническое прикрытие каналов поставки необходимых товаров и переориентации экспорта. Также ШОС это важный (если не центральный) механизм обеспечения региональной безопасности на афганском направлении. Однако при всех несомненных достоинствах, у развития ШОС есть свои «узкие места». Речь идёт о том, что дальнейшее экономическое развитие участников в рамках нынешнего ШОС будет постепенно ослаблять ЕАЭС и ОДКБ. Да, ШОС это не военная организация, но она нацелена обеспечивать условия для диалога и экономической стабильности. Да, ШОС это не единый рынок товаров, услуг и рабочей силы, по крайней мере пока, однако это облегчение доступа к крупным проектам и кредитам, сфера, которую в рамках ЕАЭС не удалось развить и в более «тучные» времена.
В какой-то момент нам придётся либо предлагать соседям кратное увеличение совместных проектов и, что немаловажно, обеспечение серьёзного долевого участия в них среднеазиатских элит, а также собственно наш российский вариант кредитования, наполнив ЕАЭС общими производствами, либо переложить эти функции на развивающиеся кредитные и проектные механизмы ШОС.
Первый вариант связан с кропотливой работой в регионе, а также очевидными затратами, но в будущем поможет сформировать на месте ЕАЭС тот экономический блок, совокупный потенциал которого можно будет положить как долю в акционерном обществе восточного кластера, адекватно выступая на фоне Китая и Индии. Ведь это сегодня все хотят «партнёрства», поскольку грести от экономического кризиса и западной политики надо совместно. А в будущем неизбежно мы с партнёрами так или иначе вступим в конкуренцию, в которой лучше работать одним блоком с соседями, чем порознь.
Второй вариант снижает затраты, избавляет от необходимости сосредотачиваться на «среднеазиатском треке», задействовать людские ресурсы, насыщая специалистами представительства и вообще как-то особо «делиться» проектами и доходами с элитами Средней Азии. Ценой этого будет то, что Россия будет выступать в конкуренции с мощными экономиками в качестве просто «одного из крупных региональных государств». Это не самый лучший выбор, на взгляд автора, но, видимо, состояние дел на нашем западном фланге, текущий управленческий потенциал и раскол в этих самых элитах таковы, что идти на реализацию сложных и долгосрочных мероприятий в Средней Азии власть попросту не считает возможным.
Информация