Стратегическая оборона и моральное наступление
Великую Отечественную удалось выиграть во многом благодаря массовому героизму советского народа. И 1941 год в этом отношении не являлся исключением. Да, в ту пору сотни тысяч рядовых красноармейцев, тысячи командиров РККА оказались в плену, букетами и хлебом-солью нередко встречали вермахт на Украине, в Белоруссии да и в России. Имели место случаи измены, предательства и просто шкурничества. Что было, то было. Но в конечном счете все определялось отнюдь не этим. Преобладало иное.Тотальное сопротивление
Перелистаем страницы служебного дневника генерала Франца Гальдера. 110-й день войны, 9 октября 1941 года, начальник Генштаба германских сухопутных войск пишет: «...Вопрос об охране военнопленных. Исходя из опыта в районе Киева для охраны и эвакуации 20 000 пленных требуется целая дивизия...» Каково!
Вот, если вдуматься, подлинный коллективный портрет советских воинов, волею судеб вынужденных прекратить сопротивление. «Кабы чего не вышло», вермахт вынужден приставлять к каждой паре безоружных русских пленников одного вооруженного солдата.
При этом не надо верить россказням о том, что в СССР каждый пленный автоматически становился изгоем. Факт пленения действительно расценивался как позорный, и многим пережившим плен, их семьям пришлось несладко. Однако цифра – без малого миллион бывших пленных, повторно призванных в РККА после освобождения оккупированной территории, – говорит сама за себя. Не забудем и тех, кто бежал из немецких концлагерей и влился в партизанские отряды или перешел линию фронта и, пройдя фильтрацию, вернулся на передовую. Их счет надо ведь тоже вести не на одну сотню тысяч человек.
Нет, массовый героизм времен войны – не пропагандистский миф! Напомню, что в народное ополчение в первые месяцы войны пожелали вступить более четырех миллионов советских граждан. А сражались в его рядах почти три миллиона человек. Три, а не четыре потому, что не все заявления были удовлетворены.
А как воевала наша действующая армия в 1941 году? Приведу оценку генерал-майора фон Бутлара (очерк «Война в России» из коллективного труда группы немецких военачальников «Мировая война 1939–1945 годов», подготовленного по заказу военно-исторической службы США): «…В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе. Стало совершенно очевидным, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия данной страны, были совсем непохожими на те, с которыми немцы встретились в предыдущих «молниеносных войнах», приведших к успехам, изумившим весь мир...»
И далее: «Критически оценивая сегодня пограничные сражения в России, можно прийти к выводу, что только группа армий «Центр» смогла добиться таких успехов, которые даже с оперативной точки зрения представляются большими».
А вот что отмечает англосакс Джон Фуллер в классическом исследовании «Вторая мировая война», изданном у нас в 1956 году: «...События в России развивались не так, как в Польше и Франции. Внешне «молниеносная война» была успешна сверх всяких ожиданий, однако, как ни странно, на русском фронте и за ним не было или почти не было паники. Уже 29 июня в «Фелькишер беобахтер» появилась статья, в которой указывалось: «Русский солдат превосходит нашего противника на Западе своим презрением к смерти. Выдержка и фатализм заставляют его держаться до тех пор, пока он не убит в окопе или не падет мертвым в рукопашной схватке». 6 июля в подобной же статье в «Франкфуртер цайтунг» указывалось, что «психологический паралич, который обычно следовал за молниеносными германскими прорывами на Западе, не наблюдается в такой степени на Востоке, что в большинстве случаев противник не только не теряет способности к действию, но в свою очередь пытается охватить германские клещи»...
Приведя эти германские публичные оценки, данные в реальном масштабе времени, Фуллер продолжал: «Это было до некоторой степени новым в тактике войны, а для немцев – неожиданным сюрпризом. «Фелькишер беобахтер» в этой связи писала в начале сентября: «Во время форсирования германскими войсками Буга первые волны атакующих в некоторых местах могли продвигаться вперед совершенно беспрепятственно, затем неожиданно смертоносный огонь открывался по следующим волнам наступавших, а первые волны подвергались обстрелу с тыла. Нельзя не отозваться с похвалой об отличной дисциплине обороняющихся, которая дает возможность удержать уже почти потерянную позицию».
«Короче говоря, – заключал Фуллер, – по словам Арвида Фредборга, германский солдат встретил противника, который с фанатическим упорством держался за свое политическое кредо и блицнаступлению немцев противопоставил тотальное сопротивление»…
Теперь обратимся к протоколам допросов попавшего в немецкий плен 39-летнего генерал-майора М. И. Потапова. Его биография типична для молодого советского военачальника того периода: в РККА с 1920 года, потом – учеба, служба, вновь учеба, рост в должностях и званиях вплоть до назначения командиром 4-го механизированного корпуса (июль 1940-го) и командующим 5-й армией Киевского Особого военного округа (январь 1941-го).
До освобождения советскими войсками 29 апреля 1945 года Потапов содержался в лагерях Хаммельсбург, Годельштейн, Вайсенбург и Моозбур. Затем до конца года проходил проверку на Лубянке и был возвращен в кадры Красной армии со всеми орденами и прежним званием, как и многие другие генералы, на долю которых выпали подобные испытания.
В немецком плену генерал Потапов вел себя, скажем так, пристойно, тем не менее в лицо врагу не плюнул и в сентябре 1941-го не молчал, когда ему задавали вопросы, на которые не стоило бы отвечать.
Но именно поэтому протокол допроса Потапова с точностью документа зафиксировал ряд фактов, убийственных для нынешней «демократической» концепции истории России. Например, то, что отношение командиров РККА и красноармейцев к комиссарам – «вполне хорошее и товарищеское», что «комиссар – друг солдата, делящегося с ним своими заботами», что доля комиссаров-евреев в армии вряд ли превышает один процент от общего числа политработников.
На вопрос о том, готов ли русский народ в глубине души вести войну и в том случае, если обнаружит, что армия отступила до Урала, Потапов ответил: «Да, он будет оставаться в состоянии моральной обороны».
Потапов так сказал в плену, будучи несомненно подавленным от собственных неудачных оборонительных действий. Однако наиболее деятельная часть советского народа, воспитанная советской властью, уже в 1941 году находилась в состоянии морального наступления.
Объяснение найдем у… Гудериана
Обратимся к другому свидетельству. В 1968 году увидела свет книга генерала Ивана Ивановича Лисова «Десантники (воздушные десанты)». В ней среди описания боев соединений и частей советских ВДВ в первые дни войны приведены дневниковые записи старшего политрука А. Ф. Полякова о действиях оказавшейся во вражеском тылу 214-й воздушно-десантной бригады 4-го воздушно-десантного корпуса под командованием полковника Левашова.
Алексей Федорович Левашов (в 1941-м ему исполнился 41 год) являлся ярким представителем молодого поколения, воспитанного новой Россией. Уроженец деревни Большой Двор Бабушкинского района Вологодской губернии, призван в Красную армию в сентябре 1919-го по мобилизации, воевал с Колчаком, боролся с бандами Тютюника и Струка на Украине. В августе 1921 года получил направление на учебу в пехотную школу, служил, опять учился, снова служил. В 1936-м стал одним из первых советских десантных командиров. Погиб 23 февраля 1942 года в ходе боев, которые вел возглавляемый им (уже генерал-майором) 4-й воздушно-десантный корпус.
И сам Левашов, и его подчиненные никакой растерянности с началом войны не испытали. Оказались во вражеском тылу? Ну это для десантников ситуация «штатная». Три месяца бойцы Левашова громили немецкие гарнизоны, штабы, тыловые коммуникации и в августе прорвались к своим.
Я смотрю на фотографии. На одной, довоенной – Левашов с двумя майорскими «шпалами» и со значком парашютиста с подвеской, на которой обозначено число прыжков. Второй снимок сделан уже после выхода из немецких тылов: четыре полковничьи «шпалы», медаль «ХХ лет РККА» и новенький орден Ленина… Крупное, волевое, с подбородком «ямкой», русское лицо.
Алексей, сын Федора, солдат армии Сталина…
А теперь о стойкости таких, как генерал Левашов, устами генерала Гальдера.
23 июня, 2-й день войны:
«...противник в белостокском мешке борется не за свою жизнь, а за выигрыш времени».
24 июня, 3-й день войны:
«Признаков оперативного отхода противника нет... Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен».
25 июня, 4-й день войны:
«...русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их к этому вынуждает сильный натиск наших наступающих войск...»
28 июня, 7-й день войны:
«Создается впечатление, что противник предпринял лишь частичный отход с упорными боями за каждый рубеж, а не крупный отход оперативного или стратегического масштаба...»
Генерал Бранд: «...сопротивление... фанатически сражающихся войск противника было очень сильным, что вызвало большие потери в составе 31-й пехотной дивизии...
В тылу группы армий «Север» серьезное беспокойство доставляют многочисленные остатки разбитых частей противника, часть которых имеет даже танки...
На всех участках фронта характерно небольшое число пленных наряду с очень большим количеством трофейного имущества (в том числе горючего)...»
29 июня, 8-й день войны:
«В тылу 1-й танковой группы также действуют отдельные группы противника с танками, которые даже продвигаются на значительные расстояния...
Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Лишь местами сдаются в плен...
В районе Львова противник медленно отходит на восток, ведя упорные бои. Здесь впервые наблюдается массовое разрушение противником мостов.
В центре полосы группы армий «Центр» наши совершенно перемешавшиеся дивизии прилагают все усилия, чтобы не выпустить из внутреннего кольца окружения противника, отчаянно пробивающегося на всех направлениях...»
Друзья! Это ведь наши с вами отцы, деды и прадеды отчаянно пробиваются к своим, чтобы отстоять для потомков будущее... То будущее, которое мы сегодня, когда совсем не надо жертвовать своей жизнью, чтобы выигрывать время и страну, бездарно, бесславно, без боя проигрываем...
А они ведут свой бой, и германский генерал записывает.
1 июля, 10-й день войны:
«...Противник врывает танки в землю и таким образом ведет оборону...
Противник отходит с исключительно упорными боями, цепляясь за каждый рубеж».
4 июля, 13-й день войны:
«Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное число пленных...»
6 июля, 15-й день войны:
«...Из частей сообщают, что на отдельных участках экипажи танков противника покидают свои машины, но в большинстве случаев запираются в танках и предпочитают сжечь себя вместе с машинами...»
Наконец 11 июля, на 20-й день войны в дневнике начальника Генерального штаба появляется знаменательная запись: «Командование противника действует энергично и умело. Противник сражается ожесточенно и фанатически...
Танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Войска устали...»
От побед не устают – победы окрыляют. И уже на двадцатый день Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков эти захватчики были обескуражены нежданными трудностями Восточного похода, первыми неудачами. Все более навязчиво завоевателей одолевала гложущая мысль: «А что же будет дальше?».
Разумеется, генерал Гальдер, невольно зафиксировав стойкость и доблесть советских воинов в 1941-м, не знал и не ведал, что его записи со временем изрядно поспособствуют опровержению ссылок на «плохую погоду», «ошибки Гитлера» и прочие причины, «объясняющие» крах германского блицкрига. А ведь даже из того, что процитировано выше, уже можно понять – не российские расстояния и не скверный климат в середине русского лета сорвали планы немецких полководцев, одобренные главарями Третьего рейха. Не поэтому не удалось им реализовать замыслы «молниеносной войны».
В чем же были истоки мужества, веры в конечную победу защитников нашей Отчизны? Отвечу кратко, но по существу: «В сути социального устройства новой России!». Это, сам того, похоже, не поняв, засвидетельствовал в своих мемуарах другой знаменитый германский генерал – Гудериан. В середине сентября 1941 года он еще продвигался по территории Украины и заночевал вместе со своими офицерами Бюсингом и Кальденом в здании школы в Лохвице (это на северо-западе Полтавской области).
«Школа, – писал Гудериан, – находилась в прочном здании и была хорошо оборудована, как и все школы в советской России, находившиеся почти повсюду в хорошем состоянии. Для школ, больниц, детских домов и спортивных площадок в России было сделано много. Эти учреждения содержались в чистоте и полном порядке...»
Могла ли такая страна, с такими социальными приоритетами рухнуть в 1941-м? Могла ли она не стать затем примером невиданного доселе в истории массового героизма всех советских народов?
Информация