Неделя среднеазиатских саммитов: фонтан прорвавшихся проблем
12-15 октября в Астане прошёл целый ряд саммитов и форумов, которые в целом можно было бы охарактеризовать как важную попытку России если не вернуться полноценно в среднеазиатский регион (формально мы вообще никуда не уходили), то озвучить соседям своё видение, общую концепцию дальнейшей работы и наконец-то обменяться откровенными мнениями. Надо сказать, что последнее удалось на полях прошедших форумов в полной мере.
За несколько дней прошли следующие встречи: «VI саммит Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии» (СВМДА), заседание «Совета глав государств СНГ», саммит «Центральная Азия — Россия». Интерес представляет уже то, что каждое мероприятие идёт с нарастанием географии участников. Участники саммита «Центральная Азия — Россия»: Россия плюс Казахстан, Туркмения, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан. Участники заседания по линии СНГ: собственно, страны СНГ без Молдовы и, понятное дело, Украины. Саммит СВМДА проходил с участием эмира Катара Т. аль-Тани и президента Турции Р. Эрдогана. Сам же по себе формат СВМДА включает в себя двадцать восемь государств, в том числе Израиль и Палестину, лидер которой лично приезжал на форум.
Конечно же, основное внимание в СМИ уделялось встречам в двусторонних форматах. Но значение имеет и то, как была реализована описанная выше «пирамида» взаимодействия. Дело в том, что сегодня многие форумы преследуют не только цель решить конкретные экономические и политические вопросы, но и показать расклад сил на геополитической карте. Так, США придают очень большое значение фактору голосования в ООН, единодушию, вплоть до буквального следования формулировкам среди своей клиентуры и подчинённых стран в Европе, Западном полушарии и Азии.
Решить вопросы на полях ООН нашему условно «Восточному блоку» крайне сложно, во-первых, в силу чрезвычайно фрагментированного состава участников ООН, где голоса размываются карликовыми сателлитами США, имеющими один голос наравне с остальными, во-вторых, в силу наличия у многих наших партнёров по большой геополитической игре своих нерешённых территориальных проблем. Поэтому такие форумы это своего рода демонстрация ЕС и Вашингтону реальных пределов так называемой «политической изоляции». Они работают в ООН, а мы на таких своеобразных переговорных площадках.
Перечень лидеров для наблюдателя важен не только пикировкой с США по вопросу, кто и кого изолировал, но и в плане экономической стратегии. Дело в том, что эмир Катара посещал мероприятия в Астане не только для демонстрации «стороны конфликта», но, прежде всего, как один из главных среднеазиатских инвесторов. Автор писал, что в Средней Азии сегодня значительное число проектов «зависло» по причине дефицита финансирования, причём практически со всех сторон: и с Запада, и от России, и со стороны Китая. В такой ситуации именно ближневосточные монархии становятся источником инвестиций для инфраструктурных и производственных проектов. Узбекистан этим летом заключил соглашений с Саудовской Аравией на 12 млрд долл. США, аналогичные переговоры ведут и остальные страны. Стоит вопрос о том, как финансировать поддержку Афганистана. Россия выступила сырьем и продовольствием, но нужны и финансовые средства.
А почему из трёх инвесторов на форум приехал именно эмир Катара, ведь есть среди членов формата и Кувейт, и ОАЭ? А здесь мы подходим к ещё одной громкой теме прошедших переговоров — проекту газового хаба «Россия-Турция-ЕС». Катар давно выступает партнёром Турции. Это партнёрство имеет сразу несколько измерений. Религиозное, поскольку обе страны с давних пор поддерживают те течения, которые разными путями аффилированы с движением «Братья-мусульмане». Во времена СССР движение «Братья-мусульмане» было сформировано как традиционный религиозный противовес идеологии БААС, которое распространяло даже не столько социалистические идеи, сколько своеобразный синтез панарабизма и исламского социализма.
Арабский исламский консерватизм против арабского исламского модернизма. Сегодня «Братья-мусульмане» действуют преимущественно в интересах проекта «Великая Турция». Финансирует всё это практически бессменно Катар, а Анкара прикрывает Доху военным путём, держа там свои военные базы. Пять лет назад Р. Эрдоган ввёл в Катар по просьбе эмира военный корпус и практически «закрыл грудью» семью аль-Тани, когда Катар вступил в конфликт с США и своими соседями. Катар же поддерживал Эрдогана в его притязаниях на ливийские месторождения нефти. Деньги на многие военные программы Анкара также привлекает от своего ближневосточного союзника.
Но Катар это не просто богатый союзник Турции, Катар это один из главных элементов ценообразования на рынках СПГ в мире, поскольку владеет и запасами сырья, и производственными мощностями, и крупнейшим флотом морских газовозов. В данном случае мало помочь Анкаре профинансировать часть затрат по новому российско-турецкому газовому проекту, надо состыковать, хотя бы рамочно, ценообразование. А ещё впервые за много лет снова встал вопрос о прокладке трубы в Турцию из Персидского залива. Если в прошлом эта пресловутая «катарская газовая труба» была просто фетишем политологов, то сегодня она вполне может перейти в категорию проекта.
И здесь придётся остановиться на вопросе, который формально к теме прошедших саммитов не относится, но который фактически определяет экономические причины и предпосылки договорённостей на этих мероприятиях. Дело в том, что в российском обществе после диверсий на нитках Северных потоков решение о запуске проекта российско-турецкого газового хаба было воспринято, мягко говоря, неоднозначно.
Для наблюдателя мы действительно выглядим странно — Евросоюз отказывается от нашего сырья, потворствует уничтожению многомиллиардной инфраструктуры, финансирует киевский режим, а мы просто-таки насильно запихиваем им свой газ. Получается по поговорке «его в дверь — он в окно». Если смотреть на сообщения в наших медиа, то Россия стоит на позиции врача, который через силу пытается кормить пациента, или мамы, которая заталкивает чадо в колючий свитер.
Проблема в том, что медиа-экспертиза учитывает обычно прямые поставки сырья в Евросоюз, но почему-то не поясняет то, что с этим сырьем происходит дальше. Приведём кратко несколько показателей. Так, в 2021 г. в ЕС средняя цена за 1 МВт·ч колебалась у отметки в 275 долл. США при затратах на выработку 41,4 долл. (коэфф. 6,64). Для примера, подобный коэффициент в США составлял в тот период 3,14, России — 3,1, Китае, который также импортирует значительные объёмы природного газа — 3,12. Это означает, что длительное время рынок энергосетей в Евросоюзе характеризовался уникальными показателями по доходности, бремя которых для потребителей «проглатывалось» за счёт высокой эффективности экономической модели. А рынок этот, мягко говоря, существенно выше, чем просто поставки сырья. Если природного газа только на нужды отопления и электрогенерации ушло на сумму 21,7 млрд долл. США, то потребители заплатили за эти услуги не менее 187 млрд долл. Российский газ долгое время являлся основой этого направления, а участники «потоков» были частью системы энергосетей.
С ростом рыночных цен, при снижении к концу 2022 г. коэффициента со сверхприбыли в 6,64 до среднемирового 3,1, маржа снизилась в процентах, но не потеряла и даже приросла в объёмах — теперь поставки сырья это уже 116 млрд долл. США, а стоимость поставок конечному потребителю – 357 млрд долл. США. Шутка ли, речь идёт о контроле за оборотом, который стремится к отметке в полтриллиона долларов в год! Но это только энергосети, а если взять ещё рынок топлива, полимеров, удобрений? Но сети это главная «точка опоры». Прямой и опосредованный контроль за энергосетями на значительной части Евросоюза это один из важнейших источников текущего кризиса, и сколько домохозяйств или мелких пекарен на этом пути «провалится в небытие», заказчиков кризиса пока волнует по остаточному принципу. «Победим, там разберёмся». Те элиты, которые входят в сферу российско-европейского энергетического пула, не горят желанием пускать туда США и финансовые элиты Великобритании. В свою очередь Р. Эрдоган и его катарские партнёры как раз не прочь в этот пул войти и на годы вперёд на таком рынке обеспечить себе сверхдоходы.
США и их европейские менеджеры вполне обоснованно рассматривают энергосистемы как основу влияния Москвы и её партнёров в Европе. Энергосети это та самая «игла Кащея», которую Вашингтон и еврочиновники любыми путями пытаются сломать, а мы, в свою очередь, упираемся, не даём, даже неся откровенные репутационные издержки. Это объясняет то, что удивляет ряд комментаторов, когда они наблюдают, как США лезут на европейский газовый рынок, сами не имея значительных свободных объёмов газа – были бы сети, а объём закупят. А выдавив Россию с этого сегмента, можно будет поставить крест на её влиянии на политику Европы и дальше банкротить её, Европу, системные производства, прирастая дешёвыми активами.
Со стороны наша энергополитика выглядит как странный набор уступок, если не понимать, что там находится под крышкой медиа-повестки, и о каких масштабах денежного оборота идёт речь. Другой вопрос, что с этого масштаба имеет непосредственно российский обыватель, но ответ на него, скорее, риторический и зависит от стороны и пристрастности отвечающего.
Один только этот газовый вопрос, пожалуй, стоил нескольких форумов, но были вопросы и другие, которые относятся уже к повестке «ближнего круга» географии.
В августе-сентябре автор часто встречался с мнением на тему того, что октябрьские переговоры закончатся распадом СНГ и ОДКБ. Мол, слишком много проблем повылезало разом, старых болячек, «узких мест» и т. п. Собственно, саммит глав СНГ стал на него ответом — исполнительного секретаря повысили до звания генерального, а полномочия в СНГ подтвердили единодушно. Почему так и зачем участники решили акцентировать на этом внимание? Дело в том, что, как уже неоднократно рассматривалось в статьях, для наших южных соседей вопрос десоветизации имеет важное значение во внутренней политике. В России либеральные реформы не смогли сформировать не то что негативное, даже неоднозначное отношение к СССР у основной массы населения. Но в Средней Азии не так, там годами власть укреплялась именно за счёт того, что у китайцев называется «формулой Мао» (реформы Мао принесли 20 % негатива, 80 % позитива). Вот у госаппарата и элит каждого соседнего государства была своя собственная «формула Мао» в плане процентов, но с обязательным подчёркиванием того, что СССР был империей с российской доминантой. Соответственно, положительные оценки СССР много лет производились в строгих рамках идеологемы «добились независимости», а негативные оценки зачастую контролировались весьма расплывчато. На этом строилась идейная опора власти постсоветской элиты.
Практически весь саммит был посвящён одному вопросу — рассматривает ли Россия операцию на Украине как новый проект СССР-2.0? Ответ был получен — не рассматривает, можно выдохнуть и заниматься делами, что и зафиксировали в плане укрепления связей по линии Содружества Независимых Государств, заодно пошутив, что теперь секретарь организации всё-таки генеральный.
Но к вопросу СССР вернуться участникам всё равно пришлось. Основные баталии развернулись в рамках третьего саммита «Центральная Азия — Россия». Сегодня уже все СМИ обошло эмоциональное выступление Э. Рахмона о том, что Россия должна вести равный диалог. Однако центральный тезис его выступления, да и вообще всей встречи можно сформулировать другой его цитатой:
«Эти пятерки уже во! Одни разговоры. Одну информацию получили. Выкачивание информации, показуха, никакого эффекта.»
Это знаковая формулировка в год, когда исполняется 30 лет установлению отношений как независимых государств. Э. Рахмон не просто так подчеркнул, что собрать форум была инициатива президента России, а главной задачей: «понять, что мы хотим».
Проблема в том, что даже позитивные шаги, которые в последнее время предприняли у нас на этом направлении, кажутся откровенно запоздалыми. Так, по инициативе Москвы на форум привезли советскую архивную документацию, где шаг за шагом описываются все перипетии разграничения районов в Ферганской долине, за которую месяц назад между Душанбе и Бишкеком шли ожесточённые бои. От обеих сторон также приехали команды картографов, которые пять дней знакомились с решениями разных лет и соответствующими картами районов. Само такое решение очень полезно для сторон, но ещё оно даёт в руки России возможности для объективного арбитража и помощи в делимитации границ, что позволяет не шатать окончательно «трубу» ОДКБ.
Однако ровно про эти же самые карты и дипломаты, и главы районов, и пресса обеих сторон (больше Таджикистана, поскольку там считают, что карты покажут их преимущества) говорили и писали уже много лет. То есть выйти с такой инициативой, использовать архивы центрального аппарата КПСС, в недрах которого принимались итоговые решения, можно и нужно было давно. Но решать этот вопрос стали только тогда, когда по швам затрещала ОДКБ и стали поговаривать о нужности или не нужности ЕАЭС. Ведь стороны опирались и опираются на свои данные, в спорах фигурировали даже американские карты от 1955 г. Хотя, казалось бы, при чём тут вообще то, как на это смотрели в то время в США. А при том, что покажите московские архивы, чтобы не было вопросов.
На вопросы об эффективности ЕАЭС российский лидер парировал темой о значимости трудовой миграции для экономики соседей и снижении значения русского языка. Оба вопроса политически болезненны. Тут опять президента Таджикистана «пробило на откровенность». И для нашего внешнеполитического ведомства эта откровенность звучала очень печально. По сути дела, Э. Рахмон говорил за всех участников: что учителей не готовят, учебники не привозят, курсов нет, внимания к этому процессу нет. Ряд наших СМИ стали возмущаться, мол, что значит нет. А ведь на самом деле нет, например, первого сентября в классы школы в Душанбе, которую курируют с Москвы напрямую (им. Гагарина) и которую открывали президенты РФ и Таджикистана, пришли дети, которые не были зачислены по результатам экзаменов и тестирования, а тех, кто тесты сдавал и был изначально в списках, отправили по домам. Этот эпизод прошёл по всем СМИ Таджикистана. Директор школы наш, российский, но встречаться с детьми мог только с 16-го сентября. А две недели им где учиться? По сути дела, вопрос-то даже не столько в том, что кто-то из директората не досмотрел за учебной частью, а в том, что школ таких большой дефицит. Ну так открывайте, привлекайте людей.
В Узбекистане с 1-го сентября аренда учебников бесплатная, а сколько там закуплено наших учебников? Кто за этим должен смотреть, решать и договариваться? Они же, учебники, сами собой не появятся.
Даже К.-Ж. Токаев, для которого языковой вопрос это ещё та внутренняя проблема вкупе со своими националистами, и тот снизил градус эмоций, предложив создать отдельную межгосударственную структуру для продвижения русского языка в регионе. Хотя по большому счёту эта инициатива сейчас больше работает на самого Токаева, выбивая из рук его критиков тезис о языковой дискриминации в Казахстане.
И вот как по цепочке полезли наружу все проблемы взаимодействия в регионе — где работа инвестиционных банков, где фондирование по линии ЕАЭС, кто инвестирует в энергосети и ГЭС, почему инвесторы из Ирана и стран Персидского залива, а из России их нет, сколько лет лежат на бумаге проекты по транспортной инфраструктуре, водоотведению, ирригации? Ну ведь это логичные вопросы, когда у нас в России по 300 млрд долл. национальных фондов «замораживает» Евросоюз. Инвестируй Москва в региональные энергосети хоть 15 % от этих резервов, и Россия годами могла бы получать стабильный, пусть и не сверхдоход, и никто бы к этим активам не притронулся бы и пальцем. Они находились бы не в электронных бумажках, а в капитальных объектах и политическом влиянии. Впрочем, всё это применимо и к внутренним проектам в самой России. Но у нас интересы в Европе, так что нечего удивляться таким эмоциональным диалогам. Ведь на каждый тезис с нашей стороны, заготовленный, конечно же, заранее нашими международниками, среднеазиатские визави спокойно вытаскивали и клали на стол два-четыре своих контраргумента.
Плюс ситуации в том, что при всей неприятности и некомфортности такого рода разговоров замыливание конкретной работы в регионе «отчетно-показательными мероприятиями» и бумажной работой достигло своего естественного предела. То есть дальше либо организационный распад, либо практика доведения конкретных дел до результата. Видеть, как из-под тонны пустых бумаг фонтанируют нерешённые годами вопросы, конечно, малоприятно, особенно на фоне СВО на Украине.
Саммит «Центральная Азия — Россия» не мог решить накопившиеся проблемы, более того, в его рамках нельзя было даже вскрыть их большую часть, однако он сделал главное дело: стало понятно, насколько поверхностно Россия относилась годами к этому направлению. Быстро это всё не решить и не разгрести, но, может быть, хоть начнётся какая-то конкретная работа.
Информация