«Бить и стрелять беглецов...» — заградотряды в русской армии в Первую мировую войну — правда или вымысел?
История мировых войн до сих пор изобилует лакунами. В контексте истории Великой Отечественной войны таковыми являются заградительные отряды. Дискуссии об их месте и роли в ходе военных действий не ослабевают, о чем можно судить по разнообразию мнений в научной литературе. Одни специалисты указывают на огромные жертвы заградотрядов среди советских военнослужащих[1], другие же парируют подобные обвинения, утверждая, что заградительные части едва ли были способны останавливать массы деморализованной пехоты и зачастую беспрепятственно всех пропускали[2].В разы более слабоизученными по сравнению со Второй мировой войной для российской науки остаются события 1914–1917 гг. Вопрос о «заградотрядах» в русской императорской, а затем – республиканской армии практически не поднимался специалистами. В интервью журналу «Православный Санкт-Петербург», посвященному девяностой годовщине начала Первой мировой войны, кандидат исторических наук С.В. Куликов уверенно заявил: «Заградотряды, стреляющие в своих, в ту пору никто и в кошмарном сне представить не мог»[3], не поясняя, на чем основана его убежденность.
Ведь во французской армии на полях Великой войны подобные действия практиковались, причем они были направлены против союзных русских частей. Как писал участник предпринятого генералом Нивелем в апреле 1917 г. наступления, некто Власов, за спиной у русских солдат размещались многочисленные формирования французов, оснащенные артиллерией и готовые открыть огонь в случае, если русские дрогнут[4]. Обращаясь к боевым действиям на Восточном фронте Первой мировой, мы и там обнаруживаем схожие с вышеприведенным примеры.
Весьма красноречива выдержка из приказа по 8-й армии генерала от кавалерии А.А. Брусилова от 15 июня 1915 г.: «…Сзади нужно иметь особо надёжных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться в плен»[5]. Первое значительное (в масштабе армии) постановление о применении силы в отношении деморализованных собственных частей было, таким образом, порождено критической ситуацией на фронте, начавшимся «Великим Отступлением» русской армии из западных пределов империи. Конечно, тогдашняя, хотя и сложная, ситуация не идет ни в какое сравнение с катастрофой Красной армии первых дней Великой Отечественной войны.
Как бы то ни было, свидетельствами о применении подобных экстраординарных мер на деле ни в 1915, ни в 1916 гг. мы практически не располагаем. В этом смысле исключителен эпизод кануна Февральской революции – волнения в частях 12-й армии, начавшей наступление на Митавском направлении. 22 декабря 1916 г. солдаты 17-го Сибирского стрелкового полка отказались подчиняться приказам командования. После доклада командира полка, полковника Бороздина, начальник 5-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Е.А. Милоданович приказал привести восставших солдат в порядок в тылу, прибегнув, если потребуется, к силе[6].
24 декабря 1-й батальон полка, солдатам коего был обещан перевод в тыл на работы, согласился сдать оружие. Незамедлительно командир 1-й бригады 5-й Сибирской стрелковой дивизии генерал Хильченко потребовал от нижних чинов выдачи зачинщиков мятежа, пригрозив расстрелом каждого пятого. Эти угрозы не возымели действия и – первоначально не были реализованы, батальон развели по землянкам. Последующие смертные приговоры восставшим солдатам были санкционированы постановлениями военно-полевого суда. В 55-м же Сибирском полку по приказанию начальника 14-й Сибирской дивизии генерал-лейтенанта К.Р. Довбор-Мусницкого без суда было расстреляно 13 нижних чинов. На его рапорте имеется резолюция императора Николая II: «Правильный пример»[7].
Однако в наступившем следом 1917 г. Русскую армию поразил вызревавший в течение длительного периода времени кризис, превращенный событиями Февральской революции в необратимый распад. Едва ли не нормой стало неповиновение полевых частей командованию. Необычайно низкий уровень дисциплины исключал возможность бескровного разрешения подобных инцидентов, в ход шли экстраординарные меры силового подавления. Например, для усмирения восставших 625-го и 627-го пехотных полков командующим Юго-Западным фронтом генерал-лейтенантом А.Е. Гутором и командармом И.Г. Эрдели вкупе с армейскими комиссарами Чекотило и Кириленко было санкционировано применение артиллерии и бронеавтомобилей[8].
Нельзя не упомянуть о разыгравшейся в августе 1917 г. на Западном фронте Ля-Куртинской трагедии[9] – подавлении восстания 1-й Особой дивизии Русского экспедиционного корпуса, переброшенной в 1916 г. в помощь союзным французским войскам. Дисциплина в её частях, равно как и в соединениях на Восточном фронте, неуклонно падала; после кровопролитного наступления генерала Нивеля, о чем упоминалось выше, солдаты стали требовать отправки в Россию. Дивизия была временно размещена в военном лагере Ля-Куртин департамента Крез, брожение в войсковой среде усиливалось. Когда для военного представителя Верховного командования при Главной квартире французских армий генерала М.И. Занкевича стала очевидна бесполезность мер внушения и даже попыток блокады лагеря, мятеж был подавлен русскими же частями при поддержке артиллерии. По приказу командующего 2-й Особой артиллерийской бригадой генерал-майора М.А. Беляева, «на всем протяжении кроме деревни Ля-Куртин… следует отдельных людей и небольшие группы задерживать, а по большим массам, хотя бы и безоружным, открывать огонь»[10]; потери ля-куртинцев составили 10 убитых и 44 раненых.
Не останавливался перед подобными мерами и генерал П.Н. Врангель, описавший в мемуарах наведение порядка в дрогнувшем в июле 1917 г. Кавказском пехотном полку посредством беглого артиллерийского огня на поражение по бегущим солдатам[11]. Ещё полугодом ранее Ф.А. Степун в письме родным сообщал: «У нас в бригаде недавно получен приказ стрелять по своим, если стрелки будут отступать без приказания»[12].
Подобные действия порождали негласную конфронтацию между пехотными и артиллерийскими частями русской армии, попыткой нейтрализации которой стал Приказ армии и флоту от 18 августа 1917 г. В нем верховный главнокомандующий приказал «впредь… артиллерию не назначать в отряды, долженствующие усмирять пехотные части одного с ней корпуса или дивизии...»[13].
Что за отряды упоминаются в приказе? По версии военного историка Я.Ю. Тинченко, подобно заградотрядам НКВД, в 1917 г. для спасения армии от разложения были сформированы «ударные соединения»[14].
Действительно, верховный главнокомандующий генерал Л.Г. Корнилов предпринимал попытки преодолеть развал в войсках юго-Западного фронта путем создания особых ударных отрядов из юнкерских батальонов. Из 11 сформированных подобных частей 7 были выдвинуты на передовую, а 4 оставили в ближнем тылу для борьбы с дезертирством и мародерством.
По свидетельству генерал-лейтенанта Н.Н. Головина, их действия, поддерживаемые артиллерией и кавалерией, были успешными – как, например, при подавлении бунта в 163 пехотной дивизии в начале июня 1917 г., руководитель которого прапорщик Филиппов, объявил о создании в расположении дивизионного штаба (г. Кагуле) «социалистической республики»[15].
Аналогично были усмирены части VII Сибирского армейского корпуса[16]. Однако своими карательными действиями эти соединения вскоре навлекли на себя неподдельную ненависть со стороны прочих полевых частей. Из донесения генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта в Ставку Верховного Главнокомандующего о настроении войск: «В 38-й дивизии в ночь с 22 на 23 октября по помещению, где находились офицеры и солдаты батальона смерти, была открыта стрельба из винтовок. Один из солдат батальона убит»[17]. Доходило до того, что ударники отказывались от ношения на униформе вычурных нашивок и знаков, дабы не выделяться из армейской массы[18], а в ходе Июньского наступления с самолетов противника над русскими окопами разбрасывались деморализующие листовки, в которых сообщалось, что ввиду начавшегося русского наступления солдаты, пытающиеся выходить на братание, будут расстреливаться.
6 июля Верховный главнокомандующий генерал Л.Г. Корнилов был вынужден издать примечательный приказ по Юго-Западному фронту № 776: «Нахожу необходимым ввести дело употребления оружия против изменников родины в рамки законности и по возможности теперь же ограничить самосуд...»[19]. Сам он ещё в апреле 1917 г. ограничивался увещеванием братающихся с противником солдат, без претворения угрозы расстрела в жизнь[20]. Схожий, преимущественно демонстративный характер носил подписанный 15 июля 1917 г. приказ командующего 5-й армией Северного фронта генерала от инфантерии Ю.Н. Данилова, утверждавшего, что «долг всякого верного России солдата, замечающего попытку к братанию, немедленно стрелять по изменникам»[21], между тем на деле смертные приговоры в 5-й армии выносились лишь в отдельных случаях. В то же время командующий 60-м пехотным Замосцким полком полковник М.Г. Дроздовский не останавливался перед крайними мерами для восстановления дисциплины. Когда 1 августа 1917 г. полк обратился в бегство, он «приказал бить и стрелять беглецов… всякая попытка к бегству встречалась огнем»[22].
В целом же ударные части русской армии создавались на добровольной основе из волонтеров тыла и их основной функцией было отнюдь не сдерживание отступающих частей, а прорыв укрепленных позиций противника[23]. Они остались в анналах отечественной военной истории не только оригинальным набором знаков отличия [24], но и примером стирания гендерного барьера в войсковой среде – формирования т. н. «женского батальона смерти»[25]. О существовании же в русской армии в период Первой мировой войны специальных заградительных частей, подобных красноармейским отрядам НКВД, таким образом, говорить едва ли приходится. Охрана тыла, отлов дезертиров до 1917 г. возлагались на полевые жандармские эскадроны. В районах пролегания транспортных магистралей эту задачу выполняли жандармские управления железных дорог.
После февраля 1917 г. эксцессы применения силы для наведения порядка внутри изнуренной многолетней войной армии стали часты и они могли бы привести к созданию специальных заградительных частей, однако время для этого было упущено. Необратимый распад гигантского армейского организма исключал возможность вживления в него противостоящих губительным процессам антител, не была способна к изданию такого рода постановлений и тогдашняя военная юстиция, тогда как в 1941–1942 гг. заградительные отряды НКВД создавались в соответствии с постановлениями Совета народных комиссаров и НКО СССР[26]. Несомненно, эта страница истории Первой мировой войны заслуживает дальнейшего углубленного изучения.
[1] Черкасов А.А. О формировании и применении в Красной армии заградотрядов. «Вопросы истории». 2003. № 2. С. 174.
[2] Ковыршин Е.В. К вопросу о заградительных отрядах в Красной армии. «Военно-исторический журнал». 2008. № 4. С. 29.
[3] Цит. по: Нет песен с этой войны. «Православный Санкт-Петербург». 2004. № 8 (151).
[4] Чиняков М.В. Русские войска в «бойне Нивеля». Апрель 1917 г. «Военно-исторический журнал». 2006. № 4. С. 62.
[5] Цит. по: Яковлев Н.Н. Последняя война старой России. М., 1994. С. 78.
[6] Казаков М.И. Солдатский бунт. «Вопросы истории». 1973. № 4. С. 208; Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны. М., 1976. С. 342–343.
[7] РГВИА. Ф. 2262. Оп. 1. Д. 510. Л. 26.
[8] РГВИА. Ф. 2148. Оп. 1. Д. 3. Л. 205, 231, 314.
[9] Об мятеже в Ля-Куртине см.: Лисовенко Д.У. Их хотели лишить Родины. М., 1960; Попова С.С. Восстание в лагере Ля-Куртин. «Военно-исторический журнал». 2001. № 4; Чиняков М.К. Мятеж в Ля-Куртин. «Вопросы истории». 2004. № 3. С. 57–73 и др.
[10] Цит. по: Чиняков М.К. Мятеж в Ля-Куртин. «Вопросы истории». 2004. № 3. С. 67.
[11] Цит. по: Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. Т. 1. Мн., 2003. С. 58.
[12] Цит. по: Степун Ф.А. Из писем прапорщика-артиллериста. Томск, 2000. С. 172.
[13] РГВИА. Ф. 2046. Оп. 1. Д. 1189. Л. 275.
[14] Тинченко Я. Лихие батальоны. «Киевские ведомости». 2003. № 119 (3004). Наиболее подробно проблематика ударных формирований русской армии раскрыта в публикациях историка С.А. Солнцевой: 1917: кадровая политика революции в российской армии. «Отечественная история». 2004. № 3. С. 102–116; Награды Временного правительства. «Военно-исторический журнал». 1998. № 3. С. 72–78; Ударные формирования русской армии в 1917 году. «Отечественная история». 2007. № 2. С. 47–59 и др.
[15] См.: Росс Н.Г. Ударные части в русской армии (весна и лето 1917 г.) «Новый часовой». 1994. № 2. С. 130–140.
[16] Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001. С. 361.
[17] РГВИА. Ф. 2003. Оп. 4. Ед.хр. 30. Л. 44.
[18] Иванов Д. «Рожденный на заре Свободы – за Нее умрет». «Военный сборник. Альманах российской военной истории». М., 2004. С. 113–126.
[19] РГВИА. Ф. 2158. Оп. 1. Д. 523. Л. 356об.
[20] См.: Комаровский Е.А. Генерал-от-инфантерии Л.Г. Корнилов. «Белое движение. Исторические портреты: Л.Г. Корнилов, А.И. Деникин, П.Н. Врангель…» М., 2006. С. 21–22.
[21] Цит. по: Базанов С.Н. «Немецкие солдаты стали… переползать к русским «товарищам» и брататься с ними». «Военно-исторический журнал». 2002. № 6. С. 48.
[22] Цит. по: Дроздовский и дроздовцы. М., 2006. С. 21.
[23] Солнцева С.А. Ударные формирования русской армии в 1917 году. «Отечественная история». 2007. № 2. С. 47.
[24] «Ударные» части получили особый отличительный знак: красно-черный шеврон, а вместо кокарды – «адамову голову» (череп со скрещенными костями, об этом символе подробнее см.: Акунов В. «Смертию смерть поправ» Череп и кости в русской военной символике. «Рейтар». 2003. № 1. С. 235-244). Ударники Корниловского отряда получили еще и черно-красные погоны, нарукавную нашивку с черепом и скрещенными мечами. Приказом Верховного Главнокомандующего от 8 июля 1917 г., такая вариация «адамовой головы» вводилась для всех «частей смерти». Цит. по: Федосеев С.Л. «Пушечное мясо» Первой мировой. Пехота в бою. М., 2009. С. 492.
[25] О «женском батальоне смерти» подробнее см.: Бочарникова М. В женском батальоне смерти (1917-1918). «Доброволицы». М., 2001. С. 173–236; Дроков С.В. Организатор женского батальона смерти. «Вопросы истории». 1993. № 7. С. 164–169; Жиляева Я. Яшка. «Мы — женщины-солдаты, и нам награда — смерть!». «Московский комсомолец». 1994. 22 июля; Иванова Ю.Н. Проблем хватало и без них, но… «Военно-исторический журнал». 1994. № 6. С. 75–77; «Мой батальон не осрамит России... » Окончательный протокол допроса Марии Бочкаревой. «Родина». 1993. № 8–9. С. 78–81 и др.
[26] См.: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Начало. Книга 1. 22 июня – 31 августа 1941 года. М., 2000. С. 92–93.
Информация