Главные военные события года. Чем запомнился 2012-й для Европы и России
Основным военным событием 2012 года стала отнюдь не отставка Сердюкова, которая в большей степени относится к области кремлинологии, чем к сфере военного строительства. Главное военное событие произошло за рубежом. Точнее, оно как раз не произошло, что и делает его главным.
Речь идет о несостоявшемся вторжении армий стран НАТО и Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) в Сирию, которое год назад казалось практически гарантированным. Ведь Асад противостоит как мифической демократизации-гуманизации, выдуманной Западом, так и вполне реальной исламизации, проводимой суннитскими монархиями в последние два года по всему Ближнему Востоку. При этом вряд ли хоть кто-то подозревает, что интервенция не состоялась по причине российско-китайского вето в Совбезе ООН. НАТО бомбило Югославию в 1999 году без санкции Совбеза, США в 2003-м вторгались в Ирак также без оного, Россия в 2008-м в Грузии тоже мнением ООН не интересовалась, в Ливии в 2011-м мандат ООН был превышен в первые же минуты операции (он был выдан на обеспечение бесполетной зоны, но не на удары по наземным целям, причем только одной стороны). В Сирию войска НАТО и ССАГПЗ не вторглись по причинам исключительно военного характера.
Несостоявшаяся интервенция
Скорее всего Асада в конце концов додавят. Просто потому, что он не может воевать до бесконечности, не имея ни внутренних ресурсов, ни иностранной помощи (Россия и Китай лишь громко сотрясают воздух, а Иран сам сильно ограничен в ресурсах). Его войска несут значительные потери в бронетехнике, стремительно расходуются боеприпасы, а пополнения ничему этому нет. Оппозиция же не имеет проблем с деньгами, оружием и воинами. Людей там становится все больше из-за пределов Сирии, при этом спонсоры оппозиции рассматривают боевиков как расходный материал, которого очень много, поэтому его абсолютно не жалко. В конечном счете Асада возьмут измором. Тем не менее сам факт, что он держится уже почти два года, исключительно показателен. Это обстоятельство обрушивает многие устоявшиеся в последние два десятилетия стереотипы.
Во-первых, становится окончательно ясно, что чем выше в стране уровень жизни, тем меньше у ее населения желания воевать, причем совершенно независимо от целей войны. Этот эффект действует как на демократическом Западе, так и в тоталитарных арабских монархиях. Соответственно полностью подтверждается то, что профессиональные армии для войны принципиально не подходят, если война грозит сколько-нибудь заметными потерями. Кстати, будь у Асада профессиональная армия, его свергли бы еще в прошлом году. Но на его счастье армия в Сирии призывная.
Во-вторых, в высшей степени сомнительной оказывается вся концепция современной высокотехнологичной войны, после операции «Бури в пустыне» казавшейся почти аксиомой, которой надо слепо следовать и не рассуждать.
Если в 1991 году во время «Бури в пустыне» высокоточными боеприпасами уничтожались лишь приоритетные цели, что обеспечило очень высокую эффективность действий антииракской коалиции, то в ходе войны в Ливии в борьбе против исключительно слабой армии Каддафи применялись лишь высокоточные боеприпасы, что привело к истощению арсеналов ВВС европейских стран и очень высоким расходам, при этом был достигнут весьма ограниченный результат. Хотя высокоточные боеприпасы рассматриваются как олицетворение высокой эффективности современных армий, натовский способ ведения войн оказывается экстенсивным и крайне затратным с экономической точки зрения.
Поскольку США практически самоустранились от ливийской кампании, выкладываться пришлось европейцам. В итоге большая их часть вообще отказалась воевать, другие осуществляли лишь воздушное патрулирование (в соответствии с мандатом ООН) при заведомом отсутствии авиации у Каддафи. Те, кто воевал «по полной программе», очень быстро продемонстрировали, что просто не имеют для этого ресурсов. Норвегия и Дания вышли из операции через три-четыре месяца после ее начала, поскольку полностью израсходовали боеприпасы. Еще два-три месяца – и то же самое произошло бы с Великобританией и Францией (после окончания войны это было признано открыто). И тогда ливийская кампания завершилась бы для не оказывавшего никакого сопротивления европейской авиации Каддафи тем, что описал Владимир Высоцкий в песне о сентиментальном боксере: «Вот он ударил раз-два-три – и сам лишился сил. Мне руку поднял рефери, которой я не бил». Поэтому Парижу и Лондону пришлось провести срочную спецоперацию по перекупке некоторых племенных вождей, воевавших на стороне Каддафи. Это, разумеется, эффективно, но совсем не относится к высокотехнологичным войнам.
Изначально в высшей степени здравая идея высокоточности была за весьма короткий срок доведена до абсурда, в результате чего естественным образом превратилась в свою противоположность. Когда ПТУР, стоящая несколько сотен или тысяч долларов, поражает танк, стоящий несколько сот тысяч или миллионов долларов, – это нормально и эффективно. Когда «Томагавк» стоимостью миллион долларов поражает стратегический объект ценой в сотни миллионов или даже миллиарды долларов – это тоже нормально и эффективно. А вот когда «Мейверик» последней модификации, стоящий больше ста тысяч долларов, поражает танк Т-55, за который сейчас дадут в лучшем случае столько же, – это уже ненормально и неэффективно. Вдвойне ненормально, если этому навороченному «Мейверику» нет никакой более дешевой альтернативы.
Успешное применение высокоточных боеприпасов в первой войне с Ираком в совокупности с крахом Варшавского договора и СССР породило на Западе иллюзию, что теперь можно резко сократить число носителей (в первую очередь таковыми, естественно, являются самолеты). Ведь поскольку боеприпасы высокоточные, то вроде бы применением меньшего числа носителей можно обеспечить поражение прежнего количества целей. В итоге носителей стало так мало, что и целей можно поразить совсем немного даже при выполнении условия стопроцентной эффективности боеприпасов (которое в реальном бою выполнено быть не может практически никогда). При этом цена носителей резко возросла как в прямом смысле (из-за технической сложности), так и в переносном (из-за малого их количества).
Если еще 20 лет назад потеря истребителя была лишь статистическим фактом, сегодня для подавляющего большинства стран НАТО она превращается почти в катастрофу. Поэтому воевать стало можно лишь против стран, имеющих крайне слабую ПВО либо вообще не имеющих таковой. Но абсурд зашел еще дальше, поскольку и боеприпасы, которые по определению являются расходным материалом, стали слишком дорогими. В некоторых случаях, как было сказано выше, их цена сопоставима с ценой цели, что абсолютно неприемлемо. Тем более что из-за этой самой дороговизны боеприпасов производится меньше, чем имеется потенциальных целей для них. В итоге война даже против совсем слабых стран становится весьма проблематичной с экономической точки зрения. Для европейцев она по сути практически недоступна, и даже США с их, как казалось еще совсем недавно, неограниченным потенциалом в конце концов надорвались, встав перед необходимостью значительно сократить военный бюджет.
В результате сирийская армия, архаичная, но очень большая, с мощной, хотя в значительной степени устаревшей ПВО, теперь НАТО просто не по зубам. Хотя всего два десятилетия назад почти точно такую же по количеству и качеству вооружений армию Ирака НАТО, включавшее тогда не 28, как сегодня, а лишь 16 стран, разгромило с блеском, быстро и с очень незначительными потерями. У европейских ВВС сегодня просто не хватит боеприпасов на выбивание чрезвычайно многочисленной сирийской техники. А учитывая наличие у Сирии (в отличие от Ливии) дееспособной ПВО, которая может еще и сбивать носители этих боеприпасов (самолеты), для европейцев интервенция становится принципиально невозможной. США, безусловно, могли бы задавить Сирию массой ракет и самолетов, но это обошлось бы в несколько миллиардов (если не десятков миллиардов) незапланированных долларов и даже в их огромных арсеналах пробило бы заметную брешь, которую потом пришлось бы заделывать годами. К тому же почти наверняка имели бы место потери в самолетах, не столь катастрофические, как для европейцев, но также крайне нежелательные. Турция могла бы попытаться задавить Сирию массой танков и самолетов в старом стиле классической войны, но зачем ей в одиночку нести огромные потери в людях и технике, которыми такая война неизбежно для нее обернется?
Проблемы и задачи РФ
Все это – важнейший урок для Москвы. События последних лет ясно показали, каким откровенным бредом является столь популярная в России концепция «небольшой профессиональной армии». На самом деле подобные ВС будут неспособны вести вообще никакую войну, даже с Грузией. Увы, сегодня наша армия уже стала пугающе небольшой (хотя, к счастью, еще не совсем профессиональной), причем мы до сих пор не знаем, кто решил ее такой сделать и какими соображениями и критериями при этом руководствовался. Техника для нее теперь приобретается в характерных для западных армий микроскопических количествах, уже объявлено, что боеприпасы будут исключительно высокоточными (при этом в реальности их почти нет). И это к тому же сопровождается нарастающими либеральными стенаниями о необходимости немедленного значительного урезания «непомерных аппетитов» военных.
Проблема, к сожалению, в том, о чем говорилось не раз, – в полной неспособности нашей военной науки не только создать свои концепции военного строительства, но хотя бы творчески осмыслить иностранные. Есть лишь некая рефлекторная реакция на внешние события, на которую накладываются сильнейшие стереотипы и психологические комплексы советского происхождения. Из-за этих стереотипов и комплексов даже события постигаются с большим трудом, из них часто делаются совершенно неадекватные выводы.
У нас очень боятся агрессии НАТО, не видя, что с ним происходит на самом деле. И при этом, вероятно, для удобства Североатлантического альянса сокращают до минимума количество целей, которые натовцам надо будет поразить в ходе этой самой гипотетической агрессии. Также слепо копируют натовскую концепцию, применимость которой становится весьма сомнительной для самого НАТО, а для нас она еще сомнительнее просто потому, что Россия – не НАТО, мы находимся в других геополитических условиях, перед нашими ВС стоят совершенно иные задачи. Как уже писал еженедельник «ВПК» в статье «Впечатляющий результат при изначально неясных целях» (№ 45, 2012), наше военно-политическое руководство исходит из, мягко говоря, неочевидной идеи, что теперь России предстоят лишь локальные войны. Хотя нет даже критериев этой локальности и понимания того, что одна и та же война может быть для одной стороны локальной, а для другой – очень даже крупномасштабной. Не вполне очевидна и истовая вера в эффективность ядерного сдерживания, которое якобы гарантирует нас от крупномасштабной войны. Ведь мы сдерживаем те страны или блоки, которые обладают примерно такими же, как у нас, ядерными арсеналами при больших размерах населения и экономики.
Надо уже понять, что производство новой техники в микроскопических количествах бессмысленно как с военной, так и с экономической точки зрения (чем меньше серия, тем дороже образец и тем болезненнее его потеря). Техника нам нужна не для парадов и не для продажи неким очень богатым импортерам, а для обороны своей страны. Поэтому либо производить ее в значительных количествах, либо не производить вообще. Соответственно в большинстве случаев лучше предпочесть технику подешевле и попроще, чем самую навороченную, но слишком дорогую и сложную в производстве и эксплуатации. Потому что наземную технику надо закупать по крайней мере тысячами единиц, а авиационную – сотнями, а никак не десятками. Тем более это относится к боеприпасам. Да, очень хорошо, если они будут высокоточными, но только в том случае, если их цена приемлема, то есть на несколько порядков ниже стоимости любой потенциальной цели.
Эти соображения надо обязательно принимать во внимание в связи с продолжающейся дискуссией по Госпрограмме вооружения до 2020 года. Кстати, именно такие дискуссии для нас являются более важным итогом 2012 года, чем отставка Сердюкова. Здесь имеет место совершенно поразительное явление: на программу выделена достаточно солидная сумма (хотя она отнюдь не так велика, как нас уверяют представители либеральных кругов, на самом деле нужно раза в два больше) – 20 триллионов рублей. При этом, однако, до сих пор не решено, как конкретно эта сумма будет распределяться по отдельным программам. Впрочем, парадокс здесь чисто внешний. Ведь если реформа делается по никому не известным критериям с никому не известными целями, то откуда же знать, сколько и какой техники требуется ВС.
Приход нового министра обороны дает возможность многое рассмотреть по-новому в военно-технической сфере. К сожалению, мы уже довольно далеко залезли в безумную сделку с покупкой «Мистралей», но, может быть, еще не совсем поздно от нее отказаться? Лучше построить несколько дополнительных подлодок. Идея трех семейств машин для типов бригад Сухопутных войск совершенно правильная, но только в том случае, если машины эти будут закупаться в адекватных количествах, то есть по крайней мере тысячами. Надо максимально внимательно изучить американский опыт разработки и эксплуатации истребителей пятого поколения. И на основе этого изучения еще раз подумать: нужно ли нам бесконечно догонять американцев, создавая свой самолет по той же концепции, правильность которой неочевидна, с временным отставанием на 10–15 лет? Или все-таки лучше сразу сосредоточиться на более перспективной беспилотной авиации? И кроме того, развивать собственные асимметричные концепции, например такой замечательный самолет, как МиГ-31? Газета «ВПК» подробно писала об этом в статье «Против одних – сверхизбыточно, против других – абсолютно недостаточно».
И конечно, надо что-то делать с военной наукой, именно здесь сегодня положение по-настоящему критическое. Идея Дмитрия Рогозина насчет создания «российской DARPA» представляется очень разумной, правда, пока совершенно неясно, как ее реализовывать на практике. Впрочем, если данная структура будет создана и каким-то образом избежит немедленной бюрократизации, которая угробила бы ее мгновенно, никакой панацеей она не станет. Даже если удастся набрать туда самых гениальных технарей, их КПД окажется крайне низок, если не появится новых концепций ведения боевых действий и применения вооружения и техники. Какой смысл изобретать новое железо, если неясно, зачем оно нужно? К сожалению, найти технарей и вырастить новых у нас уже не очень просто, но все же гораздо проще, чем найти и вырастить стратегов. А их нужно растить даже не годами, а десятилетиями. Подобной роскоши Россия не может себе позволить, нет у нас этих десятилетий. А импортировать стратегов не получится, они должны быть своими. К сожалению, серьезность данной проблемы практически не осознается. И это еще один очень печальный итог уходящего года.
Речь идет о несостоявшемся вторжении армий стран НАТО и Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) в Сирию, которое год назад казалось практически гарантированным. Ведь Асад противостоит как мифической демократизации-гуманизации, выдуманной Западом, так и вполне реальной исламизации, проводимой суннитскими монархиями в последние два года по всему Ближнему Востоку. При этом вряд ли хоть кто-то подозревает, что интервенция не состоялась по причине российско-китайского вето в Совбезе ООН. НАТО бомбило Югославию в 1999 году без санкции Совбеза, США в 2003-м вторгались в Ирак также без оного, Россия в 2008-м в Грузии тоже мнением ООН не интересовалась, в Ливии в 2011-м мандат ООН был превышен в первые же минуты операции (он был выдан на обеспечение бесполетной зоны, но не на удары по наземным целям, причем только одной стороны). В Сирию войска НАТО и ССАГПЗ не вторглись по причинам исключительно военного характера.
Несостоявшаяся интервенция
Скорее всего Асада в конце концов додавят. Просто потому, что он не может воевать до бесконечности, не имея ни внутренних ресурсов, ни иностранной помощи (Россия и Китай лишь громко сотрясают воздух, а Иран сам сильно ограничен в ресурсах). Его войска несут значительные потери в бронетехнике, стремительно расходуются боеприпасы, а пополнения ничему этому нет. Оппозиция же не имеет проблем с деньгами, оружием и воинами. Людей там становится все больше из-за пределов Сирии, при этом спонсоры оппозиции рассматривают боевиков как расходный материал, которого очень много, поэтому его абсолютно не жалко. В конечном счете Асада возьмут измором. Тем не менее сам факт, что он держится уже почти два года, исключительно показателен. Это обстоятельство обрушивает многие устоявшиеся в последние два десятилетия стереотипы.
Во-первых, становится окончательно ясно, что чем выше в стране уровень жизни, тем меньше у ее населения желания воевать, причем совершенно независимо от целей войны. Этот эффект действует как на демократическом Западе, так и в тоталитарных арабских монархиях. Соответственно полностью подтверждается то, что профессиональные армии для войны принципиально не подходят, если война грозит сколько-нибудь заметными потерями. Кстати, будь у Асада профессиональная армия, его свергли бы еще в прошлом году. Но на его счастье армия в Сирии призывная.
Во-вторых, в высшей степени сомнительной оказывается вся концепция современной высокотехнологичной войны, после операции «Бури в пустыне» казавшейся почти аксиомой, которой надо слепо следовать и не рассуждать.
Если в 1991 году во время «Бури в пустыне» высокоточными боеприпасами уничтожались лишь приоритетные цели, что обеспечило очень высокую эффективность действий антииракской коалиции, то в ходе войны в Ливии в борьбе против исключительно слабой армии Каддафи применялись лишь высокоточные боеприпасы, что привело к истощению арсеналов ВВС европейских стран и очень высоким расходам, при этом был достигнут весьма ограниченный результат. Хотя высокоточные боеприпасы рассматриваются как олицетворение высокой эффективности современных армий, натовский способ ведения войн оказывается экстенсивным и крайне затратным с экономической точки зрения.
Поскольку США практически самоустранились от ливийской кампании, выкладываться пришлось европейцам. В итоге большая их часть вообще отказалась воевать, другие осуществляли лишь воздушное патрулирование (в соответствии с мандатом ООН) при заведомом отсутствии авиации у Каддафи. Те, кто воевал «по полной программе», очень быстро продемонстрировали, что просто не имеют для этого ресурсов. Норвегия и Дания вышли из операции через три-четыре месяца после ее начала, поскольку полностью израсходовали боеприпасы. Еще два-три месяца – и то же самое произошло бы с Великобританией и Францией (после окончания войны это было признано открыто). И тогда ливийская кампания завершилась бы для не оказывавшего никакого сопротивления европейской авиации Каддафи тем, что описал Владимир Высоцкий в песне о сентиментальном боксере: «Вот он ударил раз-два-три – и сам лишился сил. Мне руку поднял рефери, которой я не бил». Поэтому Парижу и Лондону пришлось провести срочную спецоперацию по перекупке некоторых племенных вождей, воевавших на стороне Каддафи. Это, разумеется, эффективно, но совсем не относится к высокотехнологичным войнам.
Изначально в высшей степени здравая идея высокоточности была за весьма короткий срок доведена до абсурда, в результате чего естественным образом превратилась в свою противоположность. Когда ПТУР, стоящая несколько сотен или тысяч долларов, поражает танк, стоящий несколько сот тысяч или миллионов долларов, – это нормально и эффективно. Когда «Томагавк» стоимостью миллион долларов поражает стратегический объект ценой в сотни миллионов или даже миллиарды долларов – это тоже нормально и эффективно. А вот когда «Мейверик» последней модификации, стоящий больше ста тысяч долларов, поражает танк Т-55, за который сейчас дадут в лучшем случае столько же, – это уже ненормально и неэффективно. Вдвойне ненормально, если этому навороченному «Мейверику» нет никакой более дешевой альтернативы.
Успешное применение высокоточных боеприпасов в первой войне с Ираком в совокупности с крахом Варшавского договора и СССР породило на Западе иллюзию, что теперь можно резко сократить число носителей (в первую очередь таковыми, естественно, являются самолеты). Ведь поскольку боеприпасы высокоточные, то вроде бы применением меньшего числа носителей можно обеспечить поражение прежнего количества целей. В итоге носителей стало так мало, что и целей можно поразить совсем немного даже при выполнении условия стопроцентной эффективности боеприпасов (которое в реальном бою выполнено быть не может практически никогда). При этом цена носителей резко возросла как в прямом смысле (из-за технической сложности), так и в переносном (из-за малого их количества).
Если еще 20 лет назад потеря истребителя была лишь статистическим фактом, сегодня для подавляющего большинства стран НАТО она превращается почти в катастрофу. Поэтому воевать стало можно лишь против стран, имеющих крайне слабую ПВО либо вообще не имеющих таковой. Но абсурд зашел еще дальше, поскольку и боеприпасы, которые по определению являются расходным материалом, стали слишком дорогими. В некоторых случаях, как было сказано выше, их цена сопоставима с ценой цели, что абсолютно неприемлемо. Тем более что из-за этой самой дороговизны боеприпасов производится меньше, чем имеется потенциальных целей для них. В итоге война даже против совсем слабых стран становится весьма проблематичной с экономической точки зрения. Для европейцев она по сути практически недоступна, и даже США с их, как казалось еще совсем недавно, неограниченным потенциалом в конце концов надорвались, встав перед необходимостью значительно сократить военный бюджет.
В результате сирийская армия, архаичная, но очень большая, с мощной, хотя в значительной степени устаревшей ПВО, теперь НАТО просто не по зубам. Хотя всего два десятилетия назад почти точно такую же по количеству и качеству вооружений армию Ирака НАТО, включавшее тогда не 28, как сегодня, а лишь 16 стран, разгромило с блеском, быстро и с очень незначительными потерями. У европейских ВВС сегодня просто не хватит боеприпасов на выбивание чрезвычайно многочисленной сирийской техники. А учитывая наличие у Сирии (в отличие от Ливии) дееспособной ПВО, которая может еще и сбивать носители этих боеприпасов (самолеты), для европейцев интервенция становится принципиально невозможной. США, безусловно, могли бы задавить Сирию массой ракет и самолетов, но это обошлось бы в несколько миллиардов (если не десятков миллиардов) незапланированных долларов и даже в их огромных арсеналах пробило бы заметную брешь, которую потом пришлось бы заделывать годами. К тому же почти наверняка имели бы место потери в самолетах, не столь катастрофические, как для европейцев, но также крайне нежелательные. Турция могла бы попытаться задавить Сирию массой танков и самолетов в старом стиле классической войны, но зачем ей в одиночку нести огромные потери в людях и технике, которыми такая война неизбежно для нее обернется?
Проблемы и задачи РФ
Все это – важнейший урок для Москвы. События последних лет ясно показали, каким откровенным бредом является столь популярная в России концепция «небольшой профессиональной армии». На самом деле подобные ВС будут неспособны вести вообще никакую войну, даже с Грузией. Увы, сегодня наша армия уже стала пугающе небольшой (хотя, к счастью, еще не совсем профессиональной), причем мы до сих пор не знаем, кто решил ее такой сделать и какими соображениями и критериями при этом руководствовался. Техника для нее теперь приобретается в характерных для западных армий микроскопических количествах, уже объявлено, что боеприпасы будут исключительно высокоточными (при этом в реальности их почти нет). И это к тому же сопровождается нарастающими либеральными стенаниями о необходимости немедленного значительного урезания «непомерных аппетитов» военных.
Проблема, к сожалению, в том, о чем говорилось не раз, – в полной неспособности нашей военной науки не только создать свои концепции военного строительства, но хотя бы творчески осмыслить иностранные. Есть лишь некая рефлекторная реакция на внешние события, на которую накладываются сильнейшие стереотипы и психологические комплексы советского происхождения. Из-за этих стереотипов и комплексов даже события постигаются с большим трудом, из них часто делаются совершенно неадекватные выводы.
У нас очень боятся агрессии НАТО, не видя, что с ним происходит на самом деле. И при этом, вероятно, для удобства Североатлантического альянса сокращают до минимума количество целей, которые натовцам надо будет поразить в ходе этой самой гипотетической агрессии. Также слепо копируют натовскую концепцию, применимость которой становится весьма сомнительной для самого НАТО, а для нас она еще сомнительнее просто потому, что Россия – не НАТО, мы находимся в других геополитических условиях, перед нашими ВС стоят совершенно иные задачи. Как уже писал еженедельник «ВПК» в статье «Впечатляющий результат при изначально неясных целях» (№ 45, 2012), наше военно-политическое руководство исходит из, мягко говоря, неочевидной идеи, что теперь России предстоят лишь локальные войны. Хотя нет даже критериев этой локальности и понимания того, что одна и та же война может быть для одной стороны локальной, а для другой – очень даже крупномасштабной. Не вполне очевидна и истовая вера в эффективность ядерного сдерживания, которое якобы гарантирует нас от крупномасштабной войны. Ведь мы сдерживаем те страны или блоки, которые обладают примерно такими же, как у нас, ядерными арсеналами при больших размерах населения и экономики.
Надо уже понять, что производство новой техники в микроскопических количествах бессмысленно как с военной, так и с экономической точки зрения (чем меньше серия, тем дороже образец и тем болезненнее его потеря). Техника нам нужна не для парадов и не для продажи неким очень богатым импортерам, а для обороны своей страны. Поэтому либо производить ее в значительных количествах, либо не производить вообще. Соответственно в большинстве случаев лучше предпочесть технику подешевле и попроще, чем самую навороченную, но слишком дорогую и сложную в производстве и эксплуатации. Потому что наземную технику надо закупать по крайней мере тысячами единиц, а авиационную – сотнями, а никак не десятками. Тем более это относится к боеприпасам. Да, очень хорошо, если они будут высокоточными, но только в том случае, если их цена приемлема, то есть на несколько порядков ниже стоимости любой потенциальной цели.
Эти соображения надо обязательно принимать во внимание в связи с продолжающейся дискуссией по Госпрограмме вооружения до 2020 года. Кстати, именно такие дискуссии для нас являются более важным итогом 2012 года, чем отставка Сердюкова. Здесь имеет место совершенно поразительное явление: на программу выделена достаточно солидная сумма (хотя она отнюдь не так велика, как нас уверяют представители либеральных кругов, на самом деле нужно раза в два больше) – 20 триллионов рублей. При этом, однако, до сих пор не решено, как конкретно эта сумма будет распределяться по отдельным программам. Впрочем, парадокс здесь чисто внешний. Ведь если реформа делается по никому не известным критериям с никому не известными целями, то откуда же знать, сколько и какой техники требуется ВС.
Приход нового министра обороны дает возможность многое рассмотреть по-новому в военно-технической сфере. К сожалению, мы уже довольно далеко залезли в безумную сделку с покупкой «Мистралей», но, может быть, еще не совсем поздно от нее отказаться? Лучше построить несколько дополнительных подлодок. Идея трех семейств машин для типов бригад Сухопутных войск совершенно правильная, но только в том случае, если машины эти будут закупаться в адекватных количествах, то есть по крайней мере тысячами. Надо максимально внимательно изучить американский опыт разработки и эксплуатации истребителей пятого поколения. И на основе этого изучения еще раз подумать: нужно ли нам бесконечно догонять американцев, создавая свой самолет по той же концепции, правильность которой неочевидна, с временным отставанием на 10–15 лет? Или все-таки лучше сразу сосредоточиться на более перспективной беспилотной авиации? И кроме того, развивать собственные асимметричные концепции, например такой замечательный самолет, как МиГ-31? Газета «ВПК» подробно писала об этом в статье «Против одних – сверхизбыточно, против других – абсолютно недостаточно».
И конечно, надо что-то делать с военной наукой, именно здесь сегодня положение по-настоящему критическое. Идея Дмитрия Рогозина насчет создания «российской DARPA» представляется очень разумной, правда, пока совершенно неясно, как ее реализовывать на практике. Впрочем, если данная структура будет создана и каким-то образом избежит немедленной бюрократизации, которая угробила бы ее мгновенно, никакой панацеей она не станет. Даже если удастся набрать туда самых гениальных технарей, их КПД окажется крайне низок, если не появится новых концепций ведения боевых действий и применения вооружения и техники. Какой смысл изобретать новое железо, если неясно, зачем оно нужно? К сожалению, найти технарей и вырастить новых у нас уже не очень просто, но все же гораздо проще, чем найти и вырастить стратегов. А их нужно растить даже не годами, а десятилетиями. Подобной роскоши Россия не может себе позволить, нет у нас этих десятилетий. А импортировать стратегов не получится, они должны быть своими. К сожалению, серьезность данной проблемы практически не осознается. И это еще один очень печальный итог уходящего года.
Информация