Пётр Румянцев. Молодость полководца
С. Тончи. Портрет графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского
Петр Александрович Румянцев вроде бы не забыт потомками, и рассказ о нем и его победах есть в каждом учебнике истории. Однако он не входит и в число «военных гениев первого ряда», и далеко не все вспомнят о нем, если попросить их с ходу перечислить лучших полководцев России. В этом смысле ему далеко до Суворова, Ушакова, Кутузова, Жукова, даже Багратиона. Характерны результаты голосования на звание лучшего полководца России всех времен («Имя победы»), опубликованные 9 мая 2014 года: первое место занял Суворов, второе – Жуков, третье – Александр Невский. За ними расположились Кутузов, Ушаков, Рокоссовский, Нахимов, Дмитрий Донской, Скобелев и Ермолов.
Между тем полководческий талант Румянцева признавал и Фридрих II (Великий). А тот же Суворов относился к Румянцеву с величайшим почтением и Ф. Ростопчин вспоминает о своем письме к адъютанту Александра Васильевича Е. Фуксу:
«Участь ваша завидна; вы служите при великом человеке. Румянцев был Герой своего века, Суворов Герой всех веков».
Суворов приказал Фуксу:
«Нет! Отвечай ему – Суворов ученик Румянцева».
О Петре Александровиче Румянцеве-Задунайском мы и поговорим в этой статье.
Происхождение великого полководца
Будущий генерал-фельдмаршал родился 4 (15) января 1725 года за несколько недель до смерти Петра I, внебрачным сыном которого его порой называют. У первого русского императора действительно была связь с Марией Матвеевой, которая в июле 1720 года была выдана им замуж за бывшего царского адъютанта Александра Румянцева (Румянцов) – активного участника Северной войны, сыгравшего также огромную роль в возвращении в Россию беглого царевича Алексея.
Письмо А. Румянцева к Д. Титову (по другим сведениям – к Татищеву) является ценнейшим источником сведений о последних днях жизни несчастного сына Петра I. Изучавший историю своей династии Великий князь Николай Михайлович писал о Марии Матвеевой:
«Она занимала первое место среди любовниц великого императора, он любил Марию Андреевну до конца жизни и даже ревновал ее, что случалось с ним нечасто. Желая, чтобы кто-нибудь держал юную графиню «в ежовых рукавицах», государь выдал 19-летнюю Матвееву за своего любимого денщика Александра Ивановича Румянцева».
Он же был одним из тех, кто соглашался с «царским» происхождением Петра Румянцева. Полагают, что и свое имя герой статьи получил в честь настоящего отца.
Однако известно, что супруг Марии отправился с дипломатической миссией в Константинополь в октябре 1725 года – за два с половиной месяца до рождения сына. А Пётр I в то время был уже тяжело больным человеком, при этом есть все основания полагать, что в последний год жизни император страдал от аденомы предстательной железы, осложнившейся тяжёлым простатитом, и потому вряд ли уже был физически способен сделать Марии Румянцевой ребенка. Поэтому Великий князь, скорее всего, выдавал желаемое за действительное – очень уж велик был соблазн назвать великого полководца отпрыском дома Романовых.
Александр Иванович Румянцев – отец героя статьи, граф, генерал-аншеф, астраханский и казанский губернатор на посмертном портрете В. Боровиковского
Мария Андреевна Матвеева-Румянцева – мать полководца, статс-дама, гофмейстерина, на портрете А. Антропова
Кстати, после смерти в 1788 году Мария Румянцева стала героиней оды Державина:
«Румянцева! Она блистала
Умом, породой, красотой,
И в старости любовь снискала
У всех любезною душой;
Она со твердостью смежила
Супружний взор, друзей, детей;
Монархам семерым служила,
Носила знаки их честей».
Умом, породой, красотой,
И в старости любовь снискала
У всех любезною душой;
Она со твердостью смежила
Супружний взор, друзей, детей;
Монархам семерым служила,
Носила знаки их честей».
Но мы забежали вперёд. Вернемся в 1720 год.
Вместе с «испорченной» императором девицей А. И. Румянцев получил деревни, конфискованные у казненного сторонника царевича Алексея А. В. Кикина (бывший бомбардир «потешного полка» и денщик Петра I, участник Азовского похода, член Великого посольства, первый начальник Петербургского адмиралтейства). А потом Петр подарил мужу своей пассии еще и большой участок земли на левом берегу Фонтанки, близ дороги в Царское Село.
Крестной матерью маленького Петра Румянцева стала императрица Екатерина I.
Беспутная молодость Петра Румянцева
Подобно Карлу XII, в юности Петр Румянцев (Румянцов) прославился лишь своим недостойным и вызывающим поведением – и так же, как шведский король, смог направить эту свою излишнюю «живость характера» в нужное русло после начала военной службы.
Уже в возрасте 9 (по другим данным – 10) лет Петр был записан рядовым в элитный Преображенский полк. Однако отец решил, что для его единственного сына более перспективной будет карьера дипломата. В 1739 году 14-летний Петр получил назначение в российскую миссию в Берлине. Здесь предоставленный самому себе подросток так сильно загулял (даже ухитрился поучаствовать в двух дуэлях), что в следующем году отец лично приехал за ним в прусскую столицу.
Он отдал сына в петербургский Сухопутный шляхетский корпус, где тот быстро прославился своим дерзким и вызывающим поведением. Закончилось все отчислением из корпуса и приказом об отправке Петра Румянцева в действующую армию, но не рядовым и даже не унтер-офицером – в чине подпоручика.
Шла Русско-шведская война, и взятие Гельсингфорса Петр Румянцев (к тому времени уже капитан) отметил с привычным ему размахом. Но по рекомендации А. Румянцева командовавший русскими войсками П. Ласси именно его отправил к Елизавете Петровне с известием об успешном окончании войны.
По традиции офицер, доставивший ко двору известие о крупной победе, получал щедрую награду. Неудивительно, что курьерами в таких случаях часто назначались не заслуженные боевые офицеры, а родственники влиятельных лиц, либо царских фаворитов. Такими гонцами позже будут, например, Николай и Валериан Зубовы – братья последнего любовника Екатерины II.
Елизавета оправдала ожидания Александра Румянцева: его непутевый сын был произведен сразу в полковники и назначен командиром Воронежского полка. А отец героя статьи был возведен в графское достоинство и, таким образом, «по нисходящей», графом стал Петр Румянцев. На его характере это возвышение никак не сказалось. Н. Н. Бантыш-Каменский так писал об этом:
«Он удальством превосходил товарищей, пламенно любил прекрасный пол и был любим женщинами, не знал препятствий и часто, окруженный солдатами, в виду их торжествовал над непреклонными, обучал батальон, в костюме нашего прародителя, перед домом одного ревнивого мужа; заплатил другому двойной штраф за причиненное оскорбление и в тот же день воспользовался правом своим, сказав, что он не может жаловаться, ибо получил уже вперед удовлетворение! Проказы Румянцева, доведенные до Высочайшего сведения, заставили Императрицу Елисавету Петровну, во уважение заслуг графа Александра Ивановича, отправить к нему виновного с тем, чтобы он, как отец, наказал его».
Александр Румянцев выпорол непутевого отпрыска и пригрозил родительским проклятием. В это время он писал ему:
«Мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас».
Наконец, А. Румянцев решил женить своего неугомонного отпрыска на княжне Екатерине Голицыной, которая моментально влюбилась в столь блистательного кавалера, однако он, увы, взаимностью ей не ответил.
Екатерина Михайловна Румянцева на портрете неизвестного художника
После рождения трех сыновей, Петр прекратил личное общение с супругой и начиная с 1762 года на протяжении 17 лет лишь переписывался с ней – вплоть до её смерти. Будучи проездом в Москве, он не заходил в свой дом, останавливаясь либо у своей сестры, либо даже на постоялом дворе.
Средний сын П. Румянцева Николай на портрете работы Дж. Доу. Государственный канцлер, первый председатель Государственного совета, почётный член Императорской Российской академии. На основе его коллекции был создан Румянцевский музей, который вначале размещался в особняке на Английской набережной Петербурга, а потом был переведен в Москву – в знаменитый Дом Пашкова
Между тем в 1747–1748 гг. во время войны за австрийское наследство Петр Румянцев принимал участие в походе корпуса В. Репнина на Рейн. Известие об окончании этой войны русские получили, когда их войска находились на территории Чехии и Моравии.
В 1749 году умер отец героя статьи и ставший главой семьи Пётр Румянцев несколько остепенился и уже не попадал то и дело в различные скандальные истории.
К моменту начала Семилетней войны Петр Румянцев уже имел звание генерал-майора, и в 1756 году ему было поручено сформировать в Риге несколько гренадерских и пять кавалерийских полков. Летом 1757 года он получил назначение в 1-ю дивизию генерала В. Фермора, а главнокомандующим российскими войсками тогда был С. Ф. Апраксин. Именно в том году, после победы Русской армии под Гросс-Егерсдорфом о Румянцеве впервые заговорили, как об очень перспективном полководце.
Семилетняя война
Семилетнюю войну, которую вели две коалиции европейских государств, порой называют «Нулевой мировой»: боевые действия велись не только в Европе, но также на территории Северной Америки, на Карибах, в Индии, на Филиппинах. Более того, в военных действиях участвовали некоторые индейские племена. Делавары, могикане и конфедерация ирокезов были союзниками британцев, а гуроны выступали на стороне французов. Именно на территории Северной Америки и прозвучали первые выстрелы Семилетней войны.
Кстати, индеец-гурон является положительным героем «философской повести» Вольтера «Простодушный». А Фенимор Купер рассказывает о событиях Семилетней войны в известном романе «Последний из могикан» – его действие происходит в 1757 году, помимо прочего описывается битва дэлаваров с гуронами, в которой побеждают союзники англичан. Отметим, что «индейские романы» этого автора носят фэнтезийный характер и подвергались уничтожающей критике со стороны современников. Марк Твен, например, даже написал целое исследование «Литературные грехи Фенимора Купера», в котором можно прочитать:
«Разница между индейцем, действующим в романах Купера, и деревянной фигурой индейца у входа в табачную лавку очень невелика».
Но вернемся в настоящую историю Семилетней войны, которую называют также «Первой окопной» и «Первой артиллерийской». На одной стороне тогда находились Пруссия, Великобритания, Ганновер, Гессен-Кассель, Брауншвейг, Шаумбург-Липпе и Саксен-Гота. На другой – Австрия, Франция, Россия, Швеция, Саксония и многие германские государства Священной Римской империи.
Причинами Семилетней войны называют стремление Пруссии расширить свою территорию, желание Австрии вернуть Силезию, захваченную Пруссией, а также территориальные споры между Англией и Францией по поводу их колониальных владений. И только участие России в этих совершенно не касающихся ее разборках до сих пор остается загадкой.
Какие цели преследовала Елизавета в этой ненужной России войне, и какие задачи пыталась решить? Ведь у Пруссии и Российской империи даже не было общих границ.
Посмотрев на представленную ниже карту, вы легко убедитесь: для того, чтобы иметь сомнительное удовольствие подраться с войсками Фридриха Великого, Русским армиям приходилось проходить через территорию двух независимых государств – Курляндского герцогства и Речи Посполитой.
Семилетняя война на карте
У Фридриха II не было никакого желания воевать с Россией, и на протяжении многих лет он искал дружбы с нашей страной. Известно, что, ознакомившись с мемуарами бывшего адъютанта Миниха – Христофора Манштейна, этот король лично вычеркнул из них все места, которые могли бы нанести ущерб русской чести. Сам Фридрих Великий писал:
«Изо всех соседей Пруссии, Российская империя заслуживает преимущественного внимания... Будущим правителям Пруссии также предлежит искать дружбы этих варваров».
То есть даже и намека нет на агрессивные намерения по отношению к «восточной империи варваров», напротив, Фридрих II призывает будущих королей Пруссии строить союзнические отношения с Россией.
Любопытно, что о ненужности войны с Пруссией очень неохотно, вопреки своим убеждениям, говорил даже Валентин Пикуль – большой поклонник Елизаветы Петровны и особенно Екатерины II. В романе «Пером и шпагой» он приводит слова Людовика XV – союзника Елизаветы:
«Союз с Россией необходим, чтобы удобнее действовать против России... Изнутри самой же России, и – во вред России. Я не люблю этой страны, о которой мы долго ничего не знали, а когда узнали, то вдруг выяснилось, что именно эта страна способна нарушить равновесие всей Европы».
А вот что говорит в его романе Фридрих II – противник России в Семилетней войне по поводу отказа Людовика XV стать крестным отцом Великого князя Павла:
«Я бы согласился крестить в России поросят, лишь бы не воевать с ней».
Позже англичане – союзники Фридриха Великого, окажут всемерную помощь Алексею Орлову в его охоте на княжну Тараканову.
А Франция в Речи Посполитой поддержит Барскую Конфедерацию (которая будет разгромлена Суворовым) и окажет всемерную помощь Османской империи в её войне с Россией (в которой прославится герой статьи). И даже наш Дюма-отец – Валентин Пикуль, не смог дать ответ на вопрос: почему же Елизавета воевала в союзе с врагом России Людовиком XV против желавшего дружбы с нашей страной Фридриха II, а не наоборот? И зачем вообще полезла она в Семилетнюю войну?
Итак, война с Пруссией все же началась, и фельдмаршал Ганс фон Левальд получил от своего короля приказ после первой же победы вступить с Россией в переговоры о мире – на самых почетных для неё условиях. Однако победить Левальду не удалось – помешал Петр Румянцев, который и стал главным героем битвы при Гросс-Егерсдорфе. О ней сейчас и поговорим.
Сражение под Гросс-Егерсдорфом
Итак, в мае 1757 года армия С. Апраксина (численностью до 100 тысяч человек) двинулась из Лифляндии к Неману. 20-тысячный корпус Фермора осадил Мемель (Клайпеду), который был взят 25 июня (6 июля) 1757 года. После этого русские войска продолжили свой путь на запад.
В августе Апраксин привел свою армию на левый берег реки Прегель. В конце этого месяца сюда подошли войска Левальда. Численный перевес был на стороне русских: 55 тысяч против 40 тысяч. Кроме того, Русская армия Апраксина значительно превосходила прусскую в артиллерии: 154 полковых и 79 полевых орудий, 30 шуваловских гаубиц против 35 полевых и 20 тяжёлых орудий у неприятеля. Однако в развернувшемся 19 (30) августа 1757 года сражении принимала участие только часть Русской армии.
Апраксин и Левальд не позаботились об организации полноценной и адекватной разведки и потому при встрече не имели достоверных сведений о реальном состоянии противостоящих им армий. Левальд предполагал атаковать русских в их лагере, но Апраксин в это время уже вывел из него свои войска. К тому же видимость резко ограничивал туман, и преимущество оказалось на стороне пруссаков, которые неожиданно вышли к русским колоннам и, не растерявшись, с ходу атаковали их.
30 эскадронов под командованием Шорлеммера опрокинули кавалерийские части на правом фланге русских и вышли в тыл дивизии Фермора. В это же время кавалеристы принца Голштинского на другом фланге оттеснили нерегулярные соединения казаков и калмыков, но были отброшены русскими пехотными частями и огнем артиллерии.
Основной удар приняли на себя 1-я и 2-я русские дивизии, которые были прижаты к лесу, но продолжали сражаться. Местами бой переходил в ожесточённые рукопашные схватки. Особенно тяжело пришлось бригадам Салтыкова и Вильбоа.
Резервные части 3-й русской дивизии сумели отбросить прорвавшихся было в тыл кавалеристов Шорлеммера, Голштинская конница, не добившись успеха на своем фланге, теперь отразила фланговый удар по прусской пехоте. В отчаянном положении оказалась 2-я русская дивизия, командир которой Василий Лопухин получил смертельное ранение.
Но как раз в это время, не дождавшись распоряжений от Апраксина, начал действовать Петр Румянцев. Он принял самостоятельное решение атаковать левый фланг прусской армии силами четырех подчиненных ему полков – 3-го сводного Гренадерского, Троицкого, Воронежского и Новгородского. Единственная дорога была забита обозными повозками, поэтому солдатам пришлось идти через лес.
А Болотов вспоминал:
«Сии свежие полки не стали долго медлить, но давши залп, с криком «Ура!» бросились прямо на штыки против неприятелей, и сие решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену».
Пришедшие в замешательство пруссаки стали отступать – и попали под «дружественный» огонь второго эшелона собственных войск. После этого левофланговые соединения Левальда в панике бежали с поля боя.
Другие части, прикрываемые конницей Шорлеммера, сумели сохранить порядок и организованно отступить.
Битва под Гросс-Егерсдорфом на гравюре А. Коцебу
Потери сторон оказались примерно равными, однако победа Русской армии была бесспорной и не вызвала сомнений.
Но пассивность Апраксина не позволила в полной мере воспользоваться её плодами и развить успех. К удивлению многих, русский командующий не отдал приказ о преследовании разбитой неприятельской армии. А 27 августа (5 сентября) он и вовсе начал отводить армию к Неману, и это отступление было похоже на бегство.
Многие писали о предательстве Апраксина, который якобы ждал известия о смерти Елизаветы и боялся гнева ее наследника Петра, который имел репутацию большого поклонника Фридриха Великого.
Однако, возможно, причины были гораздо прозаичнее и связаны были, прежде всего, с плохим снабжением армии – и продовольствием, и фуражом. Одежда и обувь русских солдат также изрядно поизносились, и в условиях наступающей осени это могло привести к значительным небоевым потерям. Имеются сведения и о начавшейся эпидемии оспы, от которой особенно пострадали калмыки.
В Петербурге Апраксин был привлечен к суду, но умер от инсульта до окончания следствия.
В следующей статье мы продолжим рассказ о Петре Румянцеве.
Информация