О перспективах зоны свободной торговли ЕАЭС и Ирана, а также нашей особой многовекторности в работе на Ближнем Востоке
Соглашение
25 декабря в Санкт-Петербурге наконец-то состоялось подписание полноценного Соглашения о свободной торговле между ЕАЭС и Ираном. Как и заявлялось, после очной встречи российского лидера и президента Ирана – И. Раиси, финализация многолетней работы произошла во время заседания Высшего Евразийского экономического совета.
Это соглашение, с одной стороны, безусловно, ожидаемо операторами рынка, с другой стороны, оно откровенно вымучено и выстрадано. И этот сложный фон подготовки хорошо отражает то, насколько сильно у нас расходятся реальная экономическая жизнь и внешнеполитические концепции и планы. Планов и концепций много, а жизнь экономическая как-то движется сама по себе.
Это удивляет и отечественного-то обывателя, что уж говорить о том, как это изумляет наблюдателя со стороны. Ведь любимая тема зарубежной прессы – это подавать все, связанное с нашей страной, как нечто подобное казарменному укладу, с тотальным контролем всего и вся.
Жизнь в России, оказывается, куда как интереснее и многограннее – вот на соглашение, которое декларировалось как одно из важнейших, ушло ни много, ни мало почти пять лет, да и другие подобные проекты реализуются не намного быстрее.
Что же столь важного в этом соглашении заложено для двусторонних отношений?
Важное
Самое главное – снижение таможенных пошлин на практически весь перечень товарной номенклатуры (свыше 10 тыс. позиций) до минимальных значений. До этого по временному соглашению в категорию льготных попадало 360 позиций номенклатуры из Ирана и 502 из ЕАЭС.
Сейчас можно встретить мнение о том, что пошлины практически обнуляются с высоких значений. Относительно Ирана даже приводят ставки 30 %. Это не совсем так. Во время действия временного соглашения Иран уже сократил свои ввозные ставки с 24 % до 12 % и с 18 % до 13 % по сельскохозяйственным и промышленным товарам, ЕАЭС – с 10 % до 4 % и с 7 % до 3 % соответственно.
Нынешние ставки после ввода в действие постоянного соглашения в марте станут для иранского экспорта в среднем – до 0,8 %, для экспорта из ЕАЭС в среднем – до 4,5 %. Относительно высокая в прошлом ставка в процентах у Ирана не должна смущать, в силу крайней слабости иранской валюты и относительно низкой защищенности внутреннего рынка для экспорта.
Зачем же Ирану идти на дальнейшее понижение таможенных, в чем-то защитных тарифов?
Реэкспорт, который позволит, используя наработанные годами каналы на Ближнем Востоке, в Пакистане и даже Афганистане, перепродавать товары, получая обратно не только прибыль, но и долларовую массу.
При Х. Роухани направлению «с Севера» придавалось кратно меньшее значение, чем при нынешнем руководстве, которое уже долгое время готово использовать всю пропускную способность своих торговых каналов на полную мощность. Также нынешнее руководство в Тегеране не скрывает, что планирует максимизировать экспорт в Россию, для чего уже несколько лет само вкладывается в нашу инфраструктуру.
С точки зрения ЕАЭС, больше важен не вопрос таможенных пошлин, которые после временного соглашения были критичны только в конкретных случаях. Тут более важен вопрос документального сопровождения поставок. Заключенное соглашение, по сути, унифицирует техническую сопроводительную документацию. А это нормы и допуски по всем товарным позициям.
Согласительная работа на этом направлении у ведомств проведена, без сомнения, большая, тем более что она стыковалась еще и по линии ЕАЭС, другое дело, что если брать время с того момента, когда мы сами заявили иранское направление как одно из приоритетных, прошло уже больше десяти лет.
Судя по текущим оценкам от Евразийской комиссии, перспективный оборот сегодня видится как 17–20 млрд долларов за пять лет. Нельзя сказать, что такие оценки нереалистичны, скорее, наоборот. Другое дело, что выйти даже на эти показатели с нынешних (пессимисты оценивают текущий оборот в 3,7 млрд, оптимисты – около 5 млрд) – еще надо будет потрудиться.
Как уже рассматривалось в одной из прошлых статей, российский экспорт в плане Ирана имеет основной потенциал по линии среднего бизнеса, которому надо еще дать возможность получить оборотные средства.
Но и этого на самом деле недостаточно. Чтобы получить полноценную отдачу, потребуется таким образом состыковать работу с иранцами, чтобы они пропустили часть российских экспортеров для долевой работы в своих каналах на Ближнем Востоке.
Дело это для российских компаний непривычное, а для иранских не самое желательное. Но максимизация работы будет возможна только таким образом, и сложно пока сказать, насколько поступательно тут готовы будут действовать и помогать наши государственные институты. Пока перед встречей иранцы возмущались в прессе, что российские структуры неохотно «помогают» росту торговли.
К таким пассажам надо тоже относиться как с определенной осторожностью, так и с внимательностью.
Во-первых, понятно, что иранцам надо подчеркнуть свои пожелания перед подписанием соглашения о ЗСТ, во-вторых, иранцы, работая на нашем внутреннем рынке по закупкам, зачастую давят по ценам местных операторов.
А внимательно надо относиться потому, что на самом деле часто у наших поставщиков не хватает то одного, то другого, то третьего, а главное – оборотных средств и достаточных инструментов по гарантиям и покрытию сделок, вроде аккредитивных форм.
И это только то, что лежит наверху, а внизу еще целый айсберг вопросов, вплоть до того, как нанимать представителей, как аккредитовываться и прочие и прочие.
На освоение подобного маршрута новой компании надо при хорошем раскладе закладывать срок не менее двух лет. И это в случае, если, опять-таки, наши управленцы позволят бизнесу получить доступ к оборотным средствам и финансовым инструментам. В противном случае все закончится тем, что наши будут возить товары в порт по минимальным ценам и по сути продавать их на внутреннем нашем же рынке.
В общем, соглашение это, без сомнения, стратегически важное, нужное для обеих стран, но им еще надо будет суметь распорядиться с нашей стороны должным образом. То, что иранцы его используют для себя именно таким образом, сомнений нет, впрочем, тут вопросы преимущественно к нам самим.
В целом в России с самого верха линия на южное направление прочерчена весьма четко, однако сделано это уже довольно давно, и всегда иранскому направлению у нас что-то явно и неявно мешает.
Что мешает?
В этом плане удивительно смотрелся следующий факт. 23 декабря МИД Ирана вызвал временного поверенного в делах России для передачи решительного протеста «в связи с неоднократной поддержкой Москвой необоснованных утверждений, сделанных в заявлении, опубликованном на 6-й конференции Форума арабо-российского сотрудничества в Марокко».
«На встрече помощник генерального директора Департамента Персидского залива МИД Ирана напомнил российскому дипломату о необходимости уважения суверенитета и территориальной целостности стран как признанного и основного принципа отношений между народами мира».
(Официальный сайт МИД ИРИ).
За последние полгода это уже второй вызов представителя российского дипломатического ведомства в МИД Ирана по поводу позиции относительно трех островов в Персидском заливе.
Как уже разбиралось подробно в одном из прошлых материалов («Почему в Иране так возмутились прошедшим в Москве саммитом с арабскими странами»), тема спорных островов (Б. Томб, М. Томб, Абу-Муса) остается не только острой, но еще и очень громкой для двусторонних отношений.
Примерным аналогом проблемы с российской точки зрения можно назвать вопрос о принадлежности Курильских островов. Представим себе, что Тегеран официально участвует в конференции, по итогам которой в одной из резолюций появляется тезис хотя бы о спорности островов, будут использованы обороты вроде «Северные территории» и т. д.
Вот тот шум, который после этого возникнет у нас, составляет примерно половину от общественного резонанса, который вопрос островов вызывает в Иране. В данном случае, по всей видимости, нет необходимости заново писать об исторической подоплеке территориального спора между ОАЭ и Ираном, чтобы не дублировать прошлый июльский материал, но есть смысл рассмотреть ситуацию в контексте отношений России и стран региона. Потому что первый, самый простой, но и самый логичный вопрос, который тут возникает: зачем?
В прошлый раз скандал возник по итогам министерской встречи по линии «Россия – ССАГПЗ» (Совет сотрудничества арабских стран Персидского залива). В Совет входят Оман, Саудовская Аравия, ОАЭ Катар, Бахрейн и Кувейт.
В этот раз он возник по итогам встречи в Марракеше (Марокко). Формат РАФС связан с работой таких площадок как ЛАГ (Лига арабских государств) и охватывает вопросы всего Ближнего Востока, а в итоговой резолюции сформирована консолидированная позиция и по палестинской трагедии, и по Ливии, Сирии, Сомали, Судану, Йемену, судоходству, ядерной энергетике.
Какой же пункт так возмутил в очередной раз иранцев?
Это п.45 резолюции, где стороны:
«ссылаются на совместное заявление, принятое 7 июля 2023 года по итогам заседания стратегического диалога Россия – ССАГПЗ. Подтверждают поддержку всех мирных усилий, включая инициативы и шаги по достижению мирного урегулирования спора о трех островах – Большой Томб, Малый Томб и Абу-Муса – в соответствии с принципами международного права и Устава ООН, в том числе путем двусторонних переговоров или обращений в Международный суд ООН, если стороны примут такое решение».
Такой текст не оставляет сомнений в том, что Россия, подписывая эту формулировку, признает спорный характер островов, что для Тегерана является уже своего рода табу. Впрочем, аналогичный характер по приведенному выше вопросу по Курилам был бы таким же табу и для нас самих.
Можно ли, работая на площадках ССАГПЗ или ЛАГ обойти вопросы островов стороной, с учетом того, что пограничные вопросы там всегда составляли и составляют существенную часть повестки?
Нет, нельзя. Поэтому проблема стоит в формулировках. Более того, в каждой подобной резолюции предусмотрена система оговорок и сносок на индивидуальную позицию конкретной страны.
Вот, к примеру, Ирак не может просто подписать подобные резолюции без подобных оговорок, поскольку там отменили закон от 1969 года о запрете на любую нормализацию отношений с Израилем, только для того, чтобы принять новый от 2022 года, еще более жесткий. И такая оговорка в нынешней резолюции от Багдада имеется.
Т. е. Россия вообще могла бы сделать индивидуальную оговорку, предложив нечто свое, пусть и не вошедшее в общий текст, но тем самым многие вопросы от Ирана были бы сняты.
Было бы странно, если бы участники форума не догадывались о весьма тесных отношениях Тегерана и Москвы, по самому широкому спектру проблем и Москва вполне имеет право на «особое мнение». Все это выглядит тем более удивительно, что уже наша дипломатическая школа в таких формулировках исторически оттачивала мастерство. Тем не менее это не было сделано.
Получается, что перед подписанием соглашения 25 декабря наши в Марокко проводят столь болезненные для Ирана формулировки, вот чтобы что? Осложнить работу по зоне свободной торговли? Показать, что мы ни от чего не зависим и истинно многовекторны? В расчете на то, что Тегерану – соглашение, арабам – формулировки, дескать, одно уравновесит другое?
Вот помощник главы государства М. Орешкин констатирует:
«Россия стала крупнейшей экономикой Европы, уже дышит в спину Японии в гонке за четвертое место в мире, а экономики США и ЕС теряют свою роль и значимость».
Неужели крупнейшая (!) экономика Европы не может себе пробить «особое мнение»?
Многовекторность
Многовекторности надо, видимо, поучиться у А. Лукашенко, который признал, что Крым «де-факто российский» лет через восемь, как он им стал российским де-юре. Когда надо, у нас весь крупный бизнес многовекторный в плане Крыма – Сбербанк, операторы мобильной связи, многовекторные все – Казахстан, Армения, Таджикистан, а МИД РФ в такое играть «не умеет».
Вот Н. Пашинян не хотел лететь на саммит СНГ, а полетел – потому что зависит во многом от Ирана, а там же в Санкт-Петербурге вопрос о ЗСТ ЕАЭС с Ираном решается. Так, собственно, Н. Пашинян и прилетел, по всей видимости, имея преимущественно в виду Иран. Армения же участник (пока ЕАЭС).
При этом ему еще хватило, скажем прямо, наглости заявить, что «ЕАЭС – это экономическое объединение, которое не должно иметь политической и тем более геополитической повестки». Это не детский сад, это уже даже не сарказм, а похоже на откровенную издевку. Причем по отношению к стране и экономическому формату, на которых висит вся экономика Армении.
Т. е. в многовекторность играют все, откровенно, а некоторые так и на грани фола. И странно, что на этом фоне мы не попросили арабов об оговорке в одном из вопросов. Никто не говорит, что повестка в рамках ЛАГ не требует повышенного внимания в нынешнее время – требует, но и масштаб России заявляется такой, что мы не просить об оговорках должны, а просто заявлять о них.
В общем, все у нас в смысле настроений на «вышнем ярусе» в плане работы с глобальным Югом в целом и с Ираном в частности очень сложно. У нас в этом аспекте своего рода поздняя Византия, когда все очень непросто вокруг и внутри, но элитные группы живут своей жизнью, размывая в своих интересах внешнеполитические задачи и выделяемые ресурсы. Так что на этом направлении нас ждет очень сложная работа.
Информация