Кавалер Шетарди, «партикулярный друг» Елизаветы Петровны
Одним из самых известных французских дипломатов в нашей стране является Жак-Жоахим Тротти, маркиз де ла Шетарди, годы жизни которого приходятся на первую половину XVIII столетия. Связано это с его деятельностью в Петербурге, где он сыграл большую роль в подготовке государственного переворота, после которого власть в стране захватила дочь Петра I – Елизавета.
О Шетарди писал Валентин Пикуль, он стал героем нескольких фильмов и сериалов. Вот таким, например, увидели его зрители известного фильма «Гардемарины, вперёд» (1987 г.) – типичный француз, по мнению режиссёра С. Дружининой:
Наверное, она с удовольствием пригласила бы на роль Шетарди Боярского, но тот уже был задействован в этом фильме.
Таким предстаёт перед нами маркиз Шетарди в сериале «Екатерина» (2014 г.), в этой роли снимался Патрик Рулье Роллин:
А вот как он выглядел на самом деле:
При этом Шетарди ни в коем случае нельзя назвать успешным дипломатом – он, скорее, неудачник: его союзники шведы проиграли войну, да и основную главную миссию по разрушению заключённого в 1726 году союза России с Австрией он провалил.
О Шетарди мы и поговорим в этой статье.
Маркиз Шетарди до приезда в Петербург
Отец Жака-Жоахима Тротти де ла Шетарди был аристократом из «хорошей семьи» итальянского происхождения. О матери будущего дипломата – представительнице старинного, но уже обедневшего лангедокского рода Монтале-Вилльбрейль, Сен-Симон писал:
«Сложенная, как богиня, высокая, красивая, неумная, но обходительная, всегда вызывавшая о себе много толков, очень расточительная и очень надменная».
Герой статьи появился на свет 3 января 1705 года. Отец умер ещё до его рождения, а мать вскоре вступила во второй брак. Её избранником стал баварский дворянин Монастероль, который быстро растратил своё состояние, после чего застрелился, оставив семью с кучей долгов. Свою службу молодой маркиз де Шетарди начинал лейтенантом одного из королевских полков, дослужился до звания полковника, но вскоре предпочёл военной карьере дипломатическую.
До назначения в Петербург он успел побывать в Лондоне и Амстердаме, с 1731 по 1739 год представлял своего короля в Берлине, где заслужил репутацию ловкого дипломата и остроумного собеседника, способного поддержать всем приятный разговор на любую тему. Известно письмо наследника прусского престола (будущего Фридриха Великого), в котором он радостно извещает своего корреспондента:
«Маркиз приезжает на будущей неделе, будет, чем угоститься».
Поскольку по долгу службы ему пришлось заниматься вопросами наследования оказавшегося вакантным польского престола, в Париже его стали считать специалистом по российским делам. В Войне за польское наследство (1733–1735 гг.) противниками Франции, Испании и Сардинского королевства стали Россия, Австрия и Саксония.
Именно тогда у Данцига впервые встретились в бою русские и французские войска, и это столкновение закончилось поражением французов. Претендовавший на польский престол Станислав Лещинский – тесть Людовика XV, вынужден был бежать. После поражения в этой войне французы наконец обратили пристальное внимание на стремительно развивающееся российское государство. Квинтэссенцией увиденного можно считать слова Людовика XV:
«Союз с Россией необходим, чтобы удобнее действовать против России... Изнутри самой же России, и – во вред России. Я не люблю этой страны, о которой мы долго ничего не знали, а когда узнали, то вдруг выяснилось, что именно эта страна способна нарушить равновесие всей Европы».
Россия не только вышла на арену большой европейской политики, но при этом ожидаемо оказалась на стороне более предусмотрительных исторических врагов Франции, в первую очередь – Австрии, но также Пруссии и Англии. Принц Антон Ульрих, выбранный мужем племянницы Анны Иоанновны, был племянником императора Священной Римской империи Карла VI и короля Англии Георга II, братом известного прусского полководца Фердинанда Брауншвейгского.
Анна Леопольдовна и Антон Ульрих
Сын Антона Ульриха и Анны Леопольдовны должен был стать российским императором.
Полковник Семеновского полка Иоанн Антонович на гравюре Л. Леопольда, 1740 г.
С другой стороны, Россия была противницей традиционных союзников Французского королевства – Швеции, Речи Посполитой и Османской империи. Система тщательно выстраиваемого французами «европейского равновесия» трещала по швам, и потому было решено попытаться устроить в нашей стране, как сказали бы сейчас, «цветную революцию» – заменить нынешних правителей на французских марионеток. Наиболее перспективной представлялась кандидатура царевны Елизаветы – дочери Петра I и его фаворитки Марты Скавронской (ещё не Екатерины I).
Венчание Петра и Екатерины состоялось в 1712 году – через три года после рождения Елизаветы. И потому обе дочери этой четы – старшая Анна и младшая Елизавета считались незаконнорожденными, но были «привенчаны» во время церемонии коронации Екатерины в 1724 году (просто обошли с матерью вокруг аналоя).
Луи Каравак. Портрет Анны Петровны и Елизаветы Петровны, 1717 г.
Елизавета слыла женщиной весьма «свободных нравов» и крайне легкомысленной, политикой не интересовалась, и, как многим казалось в Париже, в случае прихода к власти должна была играть роль послушной куклы. Интриговать в пользу Елизаветы и был отправлен в Петербург блестящий кавалер маркиз де Шетарди.
Первое появление Шетарди в России
В Петербург Шетарди отправился не один, а с весьма внушительной свитой, в составе которой оказались 12 секретарей, 6 капелланов, 50 лакеев и, самое главное – знаменитый повар Баридо, который открыл русским аристократам сокровенные тайны французской кухни и стал настоящим гуру высокого искусства гастрономии и сервировки. Нажил большое состояние на своих консультациях и поставках необходимых аксессуаров (в том числе – искусственных цветов для украшения обеденных столов).
Поддержку ему оказала и батарея из 50 тысяч бутылок шампанского: именно благодаря Шетарди и Баридо этот напиток вытеснил из петербургских дворцов и особняков венгерские вина, на которые еще совсем недавно, при Екатерине I, уходило до трети бюджета империи. С тех пор деньги российских дворян стали обогащать французских виноделов.
В общем, на фронте гламура и всевозможных понтов Шетарди одержал полную и безоговорочную победу. Гораздо хуже дела шли на политическом направлении.
У «немецкой партии» в Петербурге были весьма крепкие позиции, и сдавать их она не собиралась. Однако, как известно, Париж любит победителей (Paris aime les vainqueurs, фраза, которую приписывают Генриху IV). И Шетарди решил принять самое активное участие в перспективном проелизаветинском заговоре, тем более что в Петербурге нашлись очень толковые союзники – шведский посол Эрик Матиас Нолькен и лейб-медик Иоганн Герман Лесток. А регентша Анна Леопольдовна, которая была женщиной очень доброй, доверчивой и преступно беспечной, решила сыграть с заговорщиками в поддавки.
Но вот сама Елизавета занимать российский престол не слишком и хотела, ведь Анна Леопольдовна всегда относилась к ней очень хорошо. Так, в декабре 1740 года, в честь дня рождения царевны она оплатила ее долги на огромную сумму 40 тысяч рублей, подарила от себя дорогой золотой браслет, от имени младенца-императора – табакерку, украшенную бриллиантами.
Более того, она распорядилась отыскать и вернуть в Петербург сосланного на Камчатку любовника Елизаветы – Алексея Шубина. Никакой политической программы, которую следовало осуществить, у Елизаветы не было, поэтому не было и особого смысла «лезть на рожон» – ведь в случае неудачи лучшее, на что она могла бы рассчитывать – ссылка в провинцию под строгий надзор или постриг в какой-нибудь привилегированный монастырь для знатных особ.
И потому на трон Елизавету Лестоку пришлось гнать чуть ли не палкой, а преображенцам – на плечах нести захватывать власть. Но не будем забегать вперёд и расскажем обо всем по порядку.
Заговор послов и Лестока
В Швеции, которая совсем недавно потерпела поражение в Северной войне, не угасали реваншистские настроения, тщательно поддерживаемые Францией. Две партии боролись за влияние при королевском дворе. Сторонников первой, желавших начала новой войны, называли «боевыми шляпами». Своих противников из «партии мира» они презрительно именовали «ночными колпаками».
Победу одержала партия войны, и в 1742 году Швеция начала так называемую «Русскую войну шляп» – hattarnas ryska krig. Шведы тогда потребовали пересмотра условий Ништадтского мира и возвращения прибалтийских земель. Русскими войсками командовал ирландец Пётр Ласси. В Россию он прибыл ещё при Петре I, и первым его сражением стала несчастная битва при Нарве.
В дальнейшем Ласси служил хорошо и честно получал чины и награды. Однако его звёздный час пришелся на время правления Анны Иоанновны, когда в войне против Османской империи своими победами он и Миних смыли позор Прутского похода Петра I. «Война шляп» проходила на территории Финляндии, шведы терпели поражение за поражением и, отчаявшись победить русских у Выборга или Гельсинфорса, решили ударить по России в Петербурге.
Слабым звеном они сочли Елизавету. В специальном манифесте было заявлено, что Швеция выступает защитницей прав дочери Петра Великого. А правительство Анны Леопольдовны шведы обвинили в «чужеземном притеснении и бесчеловечной тирании… русской нации».
Шведский посланник Эрик Матиас Нолькен и французский посол Шетарди вступили в контакт с Елизаветой, которая в обмен на финансовые субсидии охотно согласилась удовлетворить все их требования.
Забегая вперёд, скажем, что после победы России в 1743 году Елизавета от своих слов отказалась – потому что победителей в Петербурге любили не меньше, чем в Париже, и не меньше презирали побеждённых. И ни один политик в мире, будучи в здравом уме, не выполняет обещаний, данных проигравшей стороне.
Связным между послами и Елизаветой выступил личный врач царевны – Иоганн Герман (Арман) Лесток, который в донесениях Шетарди проходил как агент «смелый приятель» и сам получал от французской казны «пенсион» в 15 тысяч ливров.
Очень скоро в руках Лестока оказались все нити заговора. Именно он и сделал эту царевну императрицей – а потом отправился в ссылку на 13 лет: монархи и мужского, и женского пола «умеют быть благодарными».
Г. К. Гроот. Портрет Иоганна Германна Лестока
Лесток был выходцем из семьи французских протестантов, эмигрировавшей в Ганновер. Здесь его отец получил должность придворного хирурга при местном герцоге. Жалованье было невелико, обучение сына в университете семье оказалось не по карману, и потому отец сам обучал будущего заговорщика медицинским наукам.
Некоторое время Лесток служил хирургом в одном из французских полков, а в 1713 году он предложил свои услуги агентам Петра I, которые набирали в Европе специалистов для работы в России. Лесток умел нравиться людям, и в 1716–1717 гг. оказался в числе лиц, сопровождавших Петра I и Екатерину в их путешествии по Европе. Во время этой поездки он подружился с Павлом Ягужинским и гофмаршалом двора Дмитрием Шепелевым.
Придворная карьера Лестока оборвалась в апреле 1719 года после конфликта с любимым шутом царя Лакостой (Ян д'Акоста, это ему Пётр подарил безлюдный остров Соммерс в Финском заливе, а вместе с ним – шутовской титул «самоедского короля»). Царь встал на сторону Лакосты, и Лесток был отправлен в ссылку – правда, не в Сибирь, а в Казань. В Петербург он вернулся после восшествия на трон Екатерины I.
Новая императрица назначила его лейб-медиком при своей дочери Елизавете. Близко познакомившись с этой легкомысленной царевной, Лесток понял, что собственным умом она ничего не добьется, нужно брать её дела в свои руки. Именно он написал донос на упоминавшегося выше любовника Елизаветы Алексея Шубина, поскольку считал, что эта связь вредит царевне.
В самом деле, прилично ли Великой княжне писать такие стихи какому-то там прапорщику, пусть и Семеновского полка?
«Я не в своей мочи огнь утушить.
Сердцем болею, а чем пособить,
Что всегда разлучно и без тебя скучно.
Лучше б тя не знати, нежель так страдати всегда по тебе».
Сердцем болею, а чем пособить,
Что всегда разлучно и без тебя скучно.
Лучше б тя не знати, нежель так страдати всегда по тебе».
Лесток в это время имел репутацию человека полезного (но и опасного) своим остроумием. Известно, что своими быстро расходившимися в свете остротами он (не безвозмездно) действовал в пользу клана Бестужевых, Артемия Волынского и даже царевны Анны – сестры Елизаветы. Известно письмо Анны Петровны, в котором она просит Елизавету:
«Пожалуй, Лестоку поклон мой рабской (!) отдай и поблагодари за обнадежение милости его, такожде изволь у него спросить, так ли он много говорит про Гришку да Марфушку».
Шетарди прибыл в Россию уже после смерти Анны Иоанновны и ареста Бирона. Шведский посланник Нолькен в это время искал возможность ударить по русской армии из Петербурга – именно он первым установил связь с Елизаветой.
К интриге быстро подключился Шетарди. И Лесток решил, что пришла пора решительных действий: его подопечная должна была стать российской императрицей. Тем более что отставка фельдмаршала Миниха ослабила позиции Анны Леопольдовны в гвардейских полках, а веселая и щедрая царевна Елизавета была в них как раз очень популярна. Однако подготовка заговора была замечена людьми, верными Анне, которые предпринимали отчаянные попытки спасти и её, и малолетнего императора.
Анну предупреждал опытный политик Остерман, который сведения о заговоре получил от английских агентов в Петербурге. Мориц Линар, любимый мужчина регентши, настоятельно советовал отправить Елизавету в монастырь и выслать из страны Шетарди. Австрийский посланник маркиз де Ботт писал ей:
«Вы на краю пропасти. Ради Бога, спасите себя, спасите императора».
Обер-гофмаршал Рейнгольд Густав Лёвенвольде передал записку с предупреждением о заговоре в пользу Елизаветы. Прочитав её, Анна сказала:
«Спросите графа Лёвенвольде, не сошел ли он с ума? Все это пустые сплетни, мне самой лучше, чем кому-нибудь, известно, что цесаревны нам бояться нечего».
Мужу-генералиссимусу, который также со всех сторон получал предупреждения о заговоре, она прямо запретила ставить по улицам пикеты, заявив, что не видит никакой угрозы.
Наконец, русский агент в Силезии прислал письмо с подробным рассказом о заговоре и роли, которую играл в нем Лесток. Прочитав его, 23 ноября 1741 года Анна Леопольдовна все же решила поговорить с Елизаветой. В людях она разбиралась плохо, и царевне легко удалось убедить её в своей невиновности.
Регентша ещё и дополнительно подыграла заговорщикам, буквально на следующий день после разговора с Елизаветой (24 ноября 1741 года) отдала приказ гвардейским полкам Петербурга готовиться к выступлению в Финляндию. А это были уже не ветераны Петра I, а развращенные «янычары», которые в столице занимались в основном дебошами и кутежами. Воевать они не хотели, и потому готовы были поддержать кого угодно – лишь бы не покидать Петербург с его уютными борделями и кабаками. И вся первая рота Преображенского полка была давно прикормлена Елизаветой на шведские и французские деньги.
Лесток считал, что медлить нельзя, согласовывать действия с Шетарди и Нолькеном времени не было, он решил действовать самостоятельно. Однако Елизавета колебалась и никак не могла принять решение.
И тогда Лесток принёс царевне лично написанный им рисунок, на котором та была изображена в виде дамы на игральной карте. С одной стороны Елизавета сидела со скипетром в руке и короной на голове, а он сам – с Андреевской лентой на ступенях трона. С другой – царевна была изображена с остриженной головой (намёк на монастырь), а он – на колесе. Надпись на картине гласила:
«Сегодня – это или завтра – другое».
Елизавета сдалась и во всем положилась на своего доктора.
В следующей статье мы продолжим наш рассказ, поговорим о «ночном ударе» Иоганна Лестока и дальнейшей судьбе кавалера Шетарди.
Информация