Россия XVIII – начала XIX века: что стоит империя
«Екатерина II возлагает трофеи побед над турками на гробницу Петра I». Худ. Анреас Гюна. Государственный музей-заповедник «Павловск». Павловск. Россия. Фото автора.
Была ли Россия империей в конце XVIII – начале XIX века?
На этот спорный вопрос мы ответим в этот раз. Продолжаем цикл об этапах развития страны, связанных с формациями, последней статьей из которых была «Золотой век русского дворянства».
В ходе усилий, предпринятых в правление Петра I, Россия становится полноправным участником европейской политики. Модернизация обеспечила Россию возможностью до 20-х годов XIX века идти по феодальному органическому пути развития, а феодалы, грубо говоря, вооруженные современным оружием, технологиями и европейской системой управления, обеспечили России безопасность, возможность экстенсивного (в хорошем смысле слова) развития. Что многие ошибочно считают империализмом или экспансионизмом, как будто бы присущем исключительно России, но об этом ниже.
«А при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела»
В предыдущих статьях я не раз писал о том, что ряд европейских стран вступили на путь капиталистического развития, тем не менее во всей Европе сохранялись не только феодальные пережитки, а феодальные режимы и монархии, эпоха «просвещенного абсолютизма». Конечно, в формах позднего феодализма, который существенно отличался от русского феодализма, который приблизительно соответствовал феодализму во Франции или Англии XIII–XIV вв.
Милитаризация была основой феодального общества во всей Европе. Это же касается и России, которая находилась на вершине военных, феодальных возможностей, обеспеченных в техническом и технологическом плане модернизацией. Это, во-первых.
Во-вторых, учитывая эту ситуацию, ведущие игроки в Европе, Англии и Франции, да и игроки второго плана, Австрия и Пруссия, пытались, в зависимости от текущей ситуации, или привлекать Россию на свою сторону или каким-то образом её нейтрализовывать.
Субъективные факторы (матримониальные отношения, капризы и предпочтения монархов на русском престоле и «партий») так же влияли на ситуацию, чем ловко пользовались поднаторевшие в politique страны. Это часто сводило на нет как успехи русского оружия, например участие во всеевропейской Семилетней войне (1756–1763), так и усилия блестящих русских дипломатов.
Мирные инициативы императоров Павла I и Александра I не нашли поддержки в воющих странах, так как каждая из них видела больше выгод и возможностей от войны: и революционная Франция, и полуфеодальные Австрия и Пруссия, и буржуазная Англия.
В-третьих, Россия, имея протяжённую границу, естественным образом входила в контакты и столкновения с разными соседями, многие из которых предъявляли как территориальные претензии (Швеция), так и зарились на одни и те же территории (Турция), не считая запутанных взаимоотношений на южных границах Сибири.
Реваншистские правительства Швеции два раза в XVIII веке, после Северной войны, начинали войны с Россией. Последний набег крымского хана на Российские земли произошёл в 1769 году. Пруссия, Франция и Швеция в период присоединения Крыма в 1784 году угрожали войной, а Уильям Питт Младший отправил в 1791 году, после захвата Измаила А. В. Суворовым, флот на Балтику, побуждая к войне Швецию. Это всего лишь некоторые примеры.
Всё это вынуждало иметь огромные вооруженные силы, армию, которая должна была уметь вести боевые действия на различных ТВД. Оборона страны требовала ресурсов на постройку крепостей, укрепленных линий, модернизацию армии и лежала непосильным бременем на аграрной и феодальной русской экономике, даже при том, что расходы на одного солдата значительно уступали расходом в европейских армиях.
Поэтому мы не без умысла вынесли в заголовок слова екатерининского дипломата А. А. Безбородко.
Россия как империя?
Пётр I в 1721 году принял титул императора, а своё государство назвал империей.
Принятие этого титула многими ошибочно воспринимается как претензия на экспансию уже в этот период. Но стала ли Россия фактически империей или нет, вопрос остаётся открытым.
Открытым также остаются вопросы: может ли раннефеодальная страна стать империей и что «имперского» в продвижении на обширные слабозаселенные территории?
Никаких данных для подтверждения целенаправленных имперских действий у феодальной России в XVIII веке, да и в первой половине XIX века мы не имеем, хотя некоторые из них и можно отождествлять с таковыми.
Повторимся, агрессия – это естественное состояние для любого феодального государства, основа которого класс воинов, поэтому ничего необычного, выходящего за рамки, в действиях феодальной России не было: этим путем шли все европейские державы.
«Дорога в Византию»
Дорога в Византию – эта надпись была на арках во время путешествия Екатерины II на юг в 1778 году.
Присоединение Причерноморья происходило в ходе ряда тяжелых и финансово затратных войн с Османской империей, которая к этому времени, хотя существенно уступала в военно-технологическом отношении модернизированной России, оставалась грозной военной силой.
Показательно, что даже у светлейшего князя Г. А. Потемкина, который видел огромный потенциал в развитии и заселении пустынного степного края Новороссии и Крыма, были могущественные противники, считавшие, что гигантские финансы на эти мероприятия – выброшенные деньги, отсюда и известная эпиграмма в 1791 году на смерть Потемкина-Таврического:
Прохожий возблагодари Творца – что сей не разорил Россию до конца.
В ходе нескольких войн с Османской империей было присоединено всё Северное Причерноморье, Кабарда, Крым, что позволило осваивать огромные и незаселенные пространства в благоприятной климатической зоне.
Были созданы такие города, как Екатеринославль (1787), Мариуполь (1778), Херсон (1778), Севастополь (1783), Симферополь (1784), Николаев (1788), Екатеринодар (1792), Одесса (1794).
С 60–70-х годов XVIII века население Херсонской и Екатеринославской губерний выросло на 131,4 %, население земель бывшего Войска Запорожского, особенно его степной части, выросло с 1762 по 1786 год на 285,5 %, с 1782 по 1795 год – на 235,1 %.
Территории осваивались с огромными издержками, но американец Дж. Л. Стефанс, посетивший Одессу, отмечал, что она развивается быстрее, чем любой американский город, и построена
в соответствии с самыми качественными планами современной архитектуры.
Сибирь
С XVIII века в Сибири резко возросла крестьянская колонизация, которая пришла на смену военно-промысловой и в целом ничем не отличалась от колонизации французами и англичанами Северной Америки.
Чукчи. Фото первой половины XIX века. Из собрания Е. Э. Бломквист. Кунсткамера. Санкт-Петербург. Россия.
Это была целенаправленная политика государства по закреплению за Россией юга западной Сибири, где, например, была построена Новоишимская линия: от Звериноголоской (Курганская обл.) до Омской крепости. Если на 1710 год русское население в Сибири было 313 тыс. человек (70 % составляли крестьяне), а коренного населения было 216 875 чел., то на 1767 год русское население составляло 757 161 чел. Но даже в 1858 году население Сибири составляло всего 4 % от всего населения страны.
Как и положение Аляски, которая из-за полного отсутствия коммуникаций с метрополией (чтобы добраться сюда, надо было совершить практически кругосветку) и непрекращающихся столкновения с индейцами-тлинкитами, была крайне уязвимой территорией.
Российская Аляска. Карта XIX века.
Взаимоотношение с кочевыми этносами (башкирами, калмыками, казахами) строились изначально на основе желания обезопасить свои границы от кочевых набегов в рамках «органической колонизации», с другой стороны, любое кочевое общество нуждалось во взаимодействии и обмене с оседлыми соседями. Выстраивание отношений происходило методом проб и ошибок, зачастую кровавых.
Так было с башкирами или с калмыками, часть которых откочевала в 1771 году в Китай. Кочевники часто входили в российское подданство, исходя из своих текущих потребностей, как казахский хан Абулхаир после поражений от западных монголов, ойратов. Что, по мнению Коллегии иностранных дел, противоречило интересам России.
Киргизы. Так называли все кочевые этносы по границам России в Оренбургской степи и Южной Сибири. Фото казахов, начало XIX в.
Безусловное военное и экономическое превосходство оседлой России, обеспеченное модернизацией, вело к постепенному включению кочевников в орбиту государства в рамках задач по обеспечению безопасности границ.
Кавказ и Закавказье
Сложно объяснить исключительно имперскими амбициями постепенное втягивание России в закавказскую политику, особенно после походов царя Петра I. Восточная торговля занимала всего 8–10 % от всей внешней торговли России, и никакой необходимости по приобретению Закавказья и ведения сложных и затратных войн здесь, о чём не раз заявляло и русское правительство, не было. Например, Павел I.
Но история распорядилась по-другому.
К концу XVIII века Россия вышла к естественным границам на Северном Кавказе по Кубани и Тереку. Царь Георгий II передал восточногрузинское царство Картлию и Кахетию, раздираемое внутренними противоречиями и внешними угрозам (Иран, горцы Дагестана и аварский хан) под власть русского царя. Это буквально втянуло Россию в закавказскую борьбу, связанную с этнорелигиозными конфликтами «царств» и ханств, находящихся под вассалитетом Турции и Персии.
«Переход князя Аргутинского через Кавказский хребет». Худ. Франц Рубо. Музей изобразительных искусств им. П. С. Гамзатовой. Махачкала. Россия. Фото автора.
Вскоре были заняты или присоединены другие грузинские государственные образования, вассальные от Турции: Мингрелия (1803), Имеретия (1804), Гурия (1810). После войн с Персией 1804–1813 и 1826–1828 годов: Шемахинское, Нухинское, Нахичеванское, Бакинское и Эриванское ханства. А для обеспечения коммуникаций основной территории страны с Закавказьем началась длительная война с горцами западного и восточного Кавказа.
Россия и Польша
Проблема «раздела Польши» «между одной немкой и двумя немцами» была прежде всего проблемой самой страны, ослабленной внутренними противоречиями: борьбой магнатов, шляхты-землевладельцев с безземельными шляхтичами – плебсом, религиозными и классовыми противоречиями, когда большая часть крепостных были иной веры, нежели паны, нежеланием католиков предоставить равные права «диссидентам» иных конфессий.
Выбор системы управления в виде «феодальной республики» предопределил судьбу Речи Посполитой. Такая же участь ожидала бы и Россию, если бы выбор был сделан не в сторону монархического управления в XVI – начале XVII веков, как у большинства европейских стран, а в сторону аристократического управления.
Сохранение польского государства, в том виде, в котором оно существовало в XVIII веке, было бы невозможно ни при каких условиях. Недаром в 1791 году польская аристократия учредила феодальную, по сути, Конституцию, хотя и навеянную французской революцией, которая создавала наследственную монархию и отменяла губительный политический институт liberum veto. Что уже не могло помочь польской государственности.
Вначале были присоединены земли, где проживало восточнославянское сельское население, а затем завоеваны и собственно польские земли, где было создано Царство Польское как самостоятельная конституционная монархия.
Но ключевым был другой вопрос: и в Польше, и на «отнятых землях», как там называли Украину, Белоруссию и Литву, польская шляхта сохранила власть над крепостными, за исключением конфискаций из-за участия в восстаниях. Классовое феодальное государство не могло подорвать власть классово близкой шляхты, теперь их право на внеэкономическую эксплуатацию православных крестьян защищало Российское государство.
Польша была связана с Россией исключительно личной унией, русский царь был одновременно и польским царём (королём). Более развитая в социальном и экономическом плане западная территория с иной религией должна была стать полигоном будущих реформ для всей России, по мнению Александра I. Но стала «чемоданом без ручки» на целых сто лет, что усложнило развитие России, обременяло управление решением излишних, дополнительных задач, отвлекало ресурсы, как на развитие Польши, так и на подавление восстаний.
Но, с другой стороны, иных вариантов на политическом горизонте и не просматривалось: возрождённая Польша, претендующая на так называемые «отнятые земли», стала бы сразу противником России, как она была таковой с 1809 по 1813 год, внося непропорционально большой вклад в сражениях на стороне Наполеона.
«Делят пирог». Карикатура на раздел Польши 1772 г.
Великое княжество Финляндия
Вдруг создание на территории, захваченной у Швеции, Великого княжества объясняется, как и в случае с царством-королевством Польским, исключительно внешней угрозой. Александр I пошёл на этот шаг из-за возможной войны со Швецией в канун вторжения Наполеона в Россию: он оставил у власти шведских аристократов, разрешил жить по старым шведским законам, предоставил права, которых не было у этой шведской провинции, и присоединил к ней Выборг.
Все европейские страны в XVIII – начале XIX века развивались на путях захвата новых земель, как в Европе, так и в остальном мире, это был путь естественной экспансии, и Россия здесь была скорее в арьергарде, нежели в авангарде. Претензии же к её «особой имперскости», на уровне материального, связанны исключительно с конкурентной борьбой за ресурсы и ростом национализма.
С развитием буржуазных отношений растет не только национальное самосознание масс и начинает формироваться нация как положительный момент социального прогресса общества. Общий рынок товаров требует внутреннего единообразия коммуникаций (язык, измерительные меры, единая денежная единица), его защиту от внешних воздействий, добычу ресурсов у инородных этносов. Что всегда приводит к формированию национализма, агрессивной формы реакции на внешние факторы, неотъемлемому и важнейшему элементу капитализма.
При феодализме, где разделение не носит этнического характера, национализма не существует, но наличествует идентификация с этническими маркерами. Национализм европейских раннебуржуазных стран видел угрозу там, где её нет, или где она не существенна, мифологизировал её, как в случае с поддельным «Завещанием Петра I» «по завоеванию всей Европы». «Завещание» это активно использовалось для оправдания агрессии в Россию в 1812 году. Так называемые «этнофобии» были разнонаправлены: как в адрес России, так и в адрес Франции, со стороны Англии и наоборот.
«Рождественский пудинг в опасности» или раздел мира Питтом Младшим и Бонапартом. Карикатура. Худ. Дж. Гиллер.
В России множество этносов на окраинах пользовалось значительно большими правами, чем крепостное русское население, и связано это было ни с чем иным, как с феодализмом.
Показательно, что закрепощение правобережного населения Украины не было «имперским» злым умыслом, а только актом приведения к единообразию однородного земледельческого населения в феодальной парадигме. При которой этнические различия имеют очень слабое значение, а водораздел лежит по линии отношения к службе (вначале и прежде всего военной): кто служит на войне, а кто ему служит на пашне.
И в этом отношении любой из «знатных» на присоединённых или захваченных землях был социально значительно ближе феодалам и феодальному государству, чем русский крепостной «народ».
Естественная территориальная экспансия была вызвана не иррациональным имперским желанием захватить несказанное количество земель, а всё той же исключительной потребностью феодальной аграрной экономики, вокруг которой все и формировалось: земля, крепостные, хлеб.
Продолжение следует…
Информация