Сказ про то, как северный царь западному королю службу сослужил
Всё у него было: и дворцы, и дети, и внуки, и солнышко жаркое, и небо голубое, и вода, и нефть, и динары золотые. Поданные его тоже жили не тужили: были у них и лекари бесплатные, и бензин ценою в стакан воды, и знали они, что Земля на китах не стоит и черепахи под нею нетути. Словом, житьё такое, что и помирать ни к чему.
Но прознали про то царство-государство, где всем жить хорошо, соседи за океаном. Долго летели они на самолётах к Падишаху, наконец, прилетели. Накормил их правитель восточный обедом сытным, закурили гости толстые сигары вонючие, расселись на мягких коврах поудобнее и повели через толмачей речи заморские.
Главный из них, король по прозванью Чернолицый, правитель Страны Западной, с дивным белым голубем на плече, стал сказки Падишаху сказывать о чудесах заграничных: много там и сладкого, и высокого, и мудрого, и волшебного. Так скоро он говорил, что толмач и пересказывать не успевал. Понял, однако, Падишах, что горько живётся народу там, откуда чужеземцы пожаловали. Подивился: чудесами и сладостями бахвалятся, а сами горе мыкают?
Наконец попросил Чернолицый у Падишаха помочь ему и его подданным. «Всё есть у тебя — дай и нам самую малость».
Решил спросить Падишах, о какой такой малости король речь ведёт? Любопытно стало правителю: что ответит на это летун чужеземный?
А тот как давай кивать головой и пальцы разгибать — на особенный западный обычай: первый, второй, третий… десятый — глянь, а пальцы-то все и разогнулись!
Задумался Падишах и тоже попробовал на пальцах показывать, что к чему. Но не по западному обычаю, а по восточному. Не пристало падишахам обычаи перенимать в одночасье! Раз загнул он палец, два загнул, три — и вышло, что народ его, вступив в дружбу с народом заокеанским, останется без дворцов, без детей и внуков, без неба голубого, без воды, нефти и золотых динаров. Только солнышко жаркое на небе да песок горячий — вот и всё богатство.
Нахмурился было Падишах, но тут же чело разгладил.
Поступил он мудро: загнул один палец и приказал казначею выдать королю Страны Западной динаров золотых, да побольше, — но с непременным условием: берите и богатейте, а когда научитесь быть такими же счастливыми, как мы, отдадите обратно.
Ну, делать нечего: пожал летун западный руку Падишаху, отблагодарил словесно, да и отбыл с динарами восвояси.
Долго ли, коротко ли — снова прилетели к правителю восточному гости заморские, ещё большим числом. Опять на коврах расселись, игру с пальцами затеяли. Понял их Падишах — и толмач ему не понадобился. Сильно нахмурился владетель Страны Восточной, брови к носу свёл, глазами сверкнул. Велел обед гостям подать, а сам из палат каменных вон ушёл.
Долго ли, коротко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — в третий раз явились к Падишаху посланцы с той стороны, где солнце западает. Отказался правитель мудрый разговаривать с ними — и обеда велел не подавать. Догадался Падишах: не отступится король Страны Западной от мыслей своих чёрных. Всё хочет взять у народа счастливого властелин заокеанский. Даже песок горячий — и тот отнимет, на стёкла во дворцах своих пустит.
Ничего не оставалось Падишаху, как у людей добрых помощи попросить.
Лишь один палец он загнул: единственный товарищ обещал его в беде не оставить и в случае надобности выслушать и выручить. Не видел, однако, Падишах горя в том, что всего один союзник может встать с ним плечом к плечу, ведь мудрость народная не напрасно учит: «Старый друг лучше новых двух».
Позвал Падишах толмача, велел зеркальце волшебное достать. Глянь толмач в гладь зеркальную — а там царь Страны Северной улыбается.
— Чего изволите? — спрашивает.
Обрадовался Падишах.
— Стрел скорых хочу, ваше величество, — сказал. — Уничтожающего огня. Железных птиц-защитниц. Пушек с ядрами чугунными. Пищалей тяжёлых, сабель острых и копий длинных.
Долго перечислял Падишах — пальцы ни загибать, ни разгибать не стал. Говорил, глядя в глаза правителю северному. Рассказал, что вороги западные недоброе замышляют, велико их число и умение. Нет покоя ни мне, ни народу моему. Так закончил речь свою Падишах.
А закончив, позвал казначея, и тот царю Страны Северной золота полказны посулил. Щедры люди восточные!
Ещё того пуще обрадовался в зеркальце правитель северный. Велел он своему министру бумагу для Падишаха выправить. И печать на бумагу ту поставить — синюю-синюю, как небо летнее.
Долго ли, коротко ли, пришла пора Падишаху покупать товар северный. Приплыли корабли большие купеческие в царство восточное. Обрадовались здесь все — от мала до велика: и Падишах, и толмач, и казначей, и весь народ. Дрогнет нечисть западная перед праведной силой восточной, не осмелится король Чернолицый покуситься на города мирные!
Да вот беда: опередил король заморский Падишаха восточного. Вспыхнуло зеркальце волшебное ослепительно — глянь, а там Царь Северный и Король Западный стоят рядышком, улыбаются неприветливо. А у руке у правителя Страны Северной бумага под номером 1973. С печатью чёрной, как дно колодца.
Поглядел Падишах на руки Чернолицего — а пальцы-то все у короля разогнуты.
Гордо поднял голову правитель Страны Восточной, отвернулся от Чернолицего. Речь молвил:
— Не ты ли, царь Страны Северной, клялся в дружбе верной? Не ты ли бумагу выправил — с печатию синею? Не ты ли корабли в порты мои отправил — со стрелами быстрыми и пищалями тяжёлыми? Не тебе ли золото в мешках мой казначей приготовил?
На то молча показал ему Царь Северный бумагу — с печатию чёрною.
Ещё выше поднял голову Падишах.
— Не ты ли, король Страны Западной, динары мои за океан увёз? Разве народ твой не стал богаче? Разве на столах западных не прибавилось еды, а в домах — любви и счастья?
Глянь — а и Чернолицый бумагу 1973 из-за пазухи достал, да к ней ещё и бумагу 1970 приложил. А голубь белый на плече его встрепенулся и по-вороньему каркнул трескуче.
Тут вбежал в палату казначей, на колени перед Падишахом упал: «Не вели казнить, правитель мудрый, вели слово молвить! Нет больше золотых динаров наших в казне западной! Всё забрали король заморский и приспешники его!»
Понял Падишах: недолго сидеть на троне ему осталось. Отняли у его народа динары, а скоро отберут и дворцы, и детей, и внуков, и небо голубое, и воду, и нефть. Песок — и тот до последней песчинки соберут.
— Чем же прогневил я тебя, царь Страны Северной? — спросил Падишах у зеркальца помутневшего.
Поведал тот в ответ, что король западный — друг народу падишахову, но не друг Падишаху. Печалится Чернолицый о несчастьях народных и бедности, горюет о холоде и голоде в государстве восточном, плачет о бездомных и нищих и о тех, кому правды не хватило. О том, чтобы чаяния народа сбылись, радеет король Страны Западной — не уразумел только Падишах, какого народа. Сказал царь северный и о том, что бумаги нумерованные сулят великий праздник народу восточному.
Кивал благосклонно на речи эти король западный. Чело его в зеркальце потемневшем чернее ночи сделалось, а глаза загорелись угольками красными.
Окончил говорить царь северный — и Чернолицый руку ему протянул и пожал крепко. А царь северный поклон отвесил правителю западному: ведь без бумаги заморской не понимал он, в чём счастье для народа восточного. Уразумел он, что главное занятие для царей и королей — творить дела добрые не только для народов своих, но и народов окрестных.
Подняли корабли северные якоря и отплыли из страны восточной, увозя в трюмах стрелы быстрые и огонь уничтожающий. Делать нечего —взял Падишах саблю кривую золотую и отправился сражаться против нечисти западной.
Долго ли, коротко ли шла битва, бился Падишах не на живот, а на смерть. Почернело небо над головой его раненой, померкло в облаках солнышко жёлтое. Услышал он, уносясь в даль гибельную, злое карканье чьё-то: «Вау!»
Пожрал огонь западный землю восточную. Пальцев живых не хватит, чтобы убитых и искалеченных счесть. Не стало в государстве том ни Падишаха, ни золотых динаров, ни дворцов, ни неба голубого.
А царь Страны Северной, у которого появилось много друзей новых по всему миру западному, одаривших его зеркальцами новыми, о старом друге забывать было начал. И забыл бы — коли бы не министр один упрямый, тот, что печать синюю на выправленную бумагу ставил.
Ни в какую не хотел министр этот принимать объясненья западные. Всё приставал к царю с вопросами да подковырками. Где же счастье-то для народа восточного? Лопотали посланцы западные про чистое небо да про жизнь райскую, а вышло — с огнём да пушками? Обманули тебя, царь, простофилю доверчивого! Друзьями прикинулись, а ты и рот разинул! Разве правда-то — в бумагах нумерованных?
Словом, крамольные речи министр вёл, на опалу напрашиваясь.
— Хоть и министр ты, а ошибаешься, — ответил царь. — И показал министру бумагу номер 1973, в которой ни слова не было сказано про огонь и смерть.
Но не верил министр бумагам западным, а верил правде.
Задумался он — да так крепко, что додумался до того, чтобы самому в цари выйти. В государстве северном надобно было лишь спросить о том у народа: кого желает он на царствие поставить?
«Не хотим того царя, хотим этого!» — крикнул народ на площади Красной.
Так министр вчерашний в сегодняшние цари вышел.
Тотчас прилетели к нему посланцы заморские — от короля Чернолицего и прочих правителей западных. В государстве падишаховом жизнь наладили, сказывают, теперь надобно осчастливить другие земли восточные. Есть там и небо, но не очень голубое, и нефть, но не очень наша, и дворцы, куда нас совсем не пущают. Рассказали новому царю северному гости западные про горести народа восточного, изнурённого трудом непосильным, измученного властителем жестоким, и показали и бумагу нужную, наперёд составленную.
Вспомнил бывший министр, что натворил царь северный, поворотивший корабли с товаром от земли падишаховой, — и наложил вето на бумагу западную. С тех пор на все бумаги, что везли ему хитрые посланцы заморские, клал он запреты суровые.
А прежнего царя новый царь при себе министром назначил. Молвил только:
— Гнать бы тебя с глаз долой, да боюсь: забудут тебя люди добрые!
Все персонажи, диалоги и события — исключительно сказочные. Совпадения и сходства — непреднамеренны и случайны. Читатели не имеют права строить догадки, проводить параллели и фантазировать.
Информация