Иран перед внеочередными выборами. Кандидаты-лидеры и их шансы
Рассмотрев в прошлом материале внешний и внутренний иранский контекст, можно попробовать перейти к анализу позиций и программ кандидатов на пост президента Ирана.
Вообще, понятие «программа кандидата в президенты Ирана» — это вещь довольно специфическая, поскольку представляет собой скорее набор маркеров, по которым можно будет определить не столько конкретику, сколько общий вектор.
Такая специфика имеет исторические корни и довольно сильно отличается от западной модели.
Дело в том, что исходные позиции тех кандидатов, которые проходят «фильтр», в общем-то социуму изначально ясны, какой-то особой детализации в их дебатах и выступлениях найти будет сложно. Соответственно, указанные маркеры выступают на первый план.
В прошлом материале было рассмотрено отличие иранского «реформиста» от принятого в современной терминологии «либерала», а также чего потенциально ждать по вектору от первых и от вторых. Теперь обратимся непосредственно к выборам, а также рассмотрим уникальную ситуацию, когда главный в прошлом политический маркер Ирана – ядерная сделка – перестал работать.
Иранская система
Иранскую выборную систему либеральные СМИ часто представляют как нечто крайне «недемократическое», а зря. С точки зрения подсчёта голосов и предвыборных дебатов там не менее прозрачно и всё куда как демократичней, чем в той же Европе.
По крайней мере, как Германии шельмовать напропалую в прессе одну сторону (к примеру «Альтернативу для Германии») со стороны представителей «повестки», в Иране не получится.
Но своеобразие тут, безусловно, есть. Иран — это потенциально очень богатая и развивающаяся страна с широкой торговой открытой и закрытой сетью на Ближнем Востоке — элите Ирана есть что делить.
Однако, в отличие от аравийских монархий, Иран — это ещё многолюдная и многонациональная республика с отчётливой регионализацией и делением на сектор военный и сектор гражданский, здесь борьба различных элитных кланов-фракций может принимать очень жёсткий характер.
Парламентские дебаты могут быть весьма напряжёнными, коррупционные (как без них) скандалы сопровождаться даже общественными волнениями.
В общем, полноценная политическая борьба в Иране — это повседневность. Так почему же на Западе так любят говорить о «диктатуре»? Будто на Западе нет своих кланов-фракций. А собственно потому, что настоящему западному либералу попасть в ряды иранской элиты (в самом Иране, потому что есть ещё элита за рубежом) практически невозможно.
Для этого рассмотрим одно из различий иранской от вестернизированных выборных моделей, причём как раз на примере критериев отбора кандидатов в президенты, которые отражены, в частности, в ст. 115 иранской конституции.
«Президент должен выбираться из религиозно-политических деятелей, отвечающих следующим требованиям: иранское происхождение, гражданство Ирана, распорядительность и организационные способности, достойная биография и набожность, религиозность, вера в основы Исламской Республики и принадлежность к официальной религии страны.»
Термин «религиозно-политический деятель» предполагает, что кандидат помимо нижеуказанных критериев, должен в своей биографии гражданской иметь отношение к религиозной сфере, а будучи в основе представителем «клира», иметь какое-то отношение к сфере гражданско-политической.
Биографии и их особенности
Вот возьмём биографию позапрошлого президента Ирана Х. Роухани, которого почему-то часто именуют как раз «либералом». Первое образование религиозное — Кум, позже во время Ирано-иракской войны он руководил подразделениями в армии, был заместителем командующего на ирано-иракском фронте, далее — командующий иранскими ВВС. Да, затем будет уже гражданская политика, но вот такой он, иранский «либерал», Х. Роухани.
М. Ахмадинежад религиозного образования не получил, но имел отношение к службе в КСИР во время войны. И хотя после череды скандалов КСИР, по сути дела, открестился от него, но это будет уже позже.
До него М. Хатами (тоже зачастую именуемый в западной прессе почему-то как «либерал») также получил религиозное образование в Куме, причём такое, что даёт ему право т. н. «иджтихад», то есть право на авторитетное собственное суждение в исламском праве. Это очень высокая квалификация.
У бывшего президента Ирана Э. Раиси, трагически погибшего в авиакатастрофе, с религиозным образованием всё неоднозначно — примерно так же, как служба М. Ахмадинежада в КСИР. Статус «аятолла» ему не подтвердил сам Али Хаменеи, однако оставил статус на одну ступень ниже – «худжат».
Всё это показывает, что базовый набор для кандидата в президенты Ирана — это сочетание в разных пропорциях религиозного образования, службы в структурах КСИР, работы в фондах и партиях, связанных с КСИР, с участием в гражданском и политическом управлении. Ну вот и попробуйте найти там «западного либерала».
К примеру, кандидат в президенты — Али Реза Заккани, нынешний мэр Тегерана. Казалось бы, полностью гражданский кандидат, профессиональный политик-технарь, докторская степень в области ядерной медицины, полноценная гражданская биография.
Однако свою молодость будущий куратор университетов Ирана и нынешний мэр столицы – Тегерана провёл в рядах «Басидж» (народные милиции в составе КСИР) и в Ирано-иракскую войну дослужился до заместителя командира разведки дивизии. И он тот, кого можно назвать ястребом (прозвище «танк») и крайне консервативным политиком, практически фундаменталистом, который считал, что ядерная сделка в принципе не отвечает интересам Ирана.
Или другой кандидат — Масуд Пезешкиян. Что о нём пишут в нашей (и не нашей тоже) прессе? Дескать, опять либерал, зарегистрирован для того, чтобы «привести на выборы молодёжь, потому что голосовать хотят только около 50 %, а 30 % идти не хотят», и в таком же духе. У нас в медийке всё так же, как и на Западе, калька — раз реформист, значит, обязательно либерал.
Действительно, он из зарегистрированных кандидатов один критиковал правительство по вопросу «протестов из-за платка», выступал за ядерную сделку и компромиссы по ней, но компромиссы умеренные, никогда не полемизировал в стиле «смерть врагам народа» и т. п. Он отличился тем, что не покрывал полицию при жёстких задержаниях протестующих, честно показывая диагнозы, занимая министерский пост. Кардиохирург, преподаватель, заведующий больницей, позже министр здравоохранения. Полностью гражданский человек, причём с безупречной репутацией.
Однако смотрим на фотографии его молодости. Окажется, что он применял свои знания на Ирано-иракской войне, а ещё он преподавал Коран и является почётным чтецом «Пути красноречия» (образец исламской риторики), то есть он был религиозным общественником.
Амир Хосейн Газизаде Хашеми — доктор медицинских наук, оториноларинголог. Полностью гражданская карьера, хотя и стоит она на базисе очень влиятельной фамилии. Позже парламентарий, в данный момент занимает весьма высокую должность вице-президента.
Но дело не в том, что он вице-президент, это скорее сочетание факторов. Он жёсткий консерватор от почти радикального «Фронта стабильности исламской революции», а ещё глава «Фонда по делам мучеников и ветеранов».
Этот фонд вообще является одним из столпов второй экономики Ирана, связанной с КСИР, о которой говорилось в предыдущем материале. Это во многом как раз те потоки, которые циркулируют на Ближнем Востоке — из Ирана и в Иран. Это не просто деньги, это очень (даже слово «очень» тут выглядит как-то блекло) большие деньги, связанные с КСИР.
На Западе это называют «диктатура», а в Иране такой подход — «защита конституционного строя». Вообще, сама по себе конституция Ирана — это очень интересный образец подобного документа (Конституция ИРИ), где в длинной преамбуле весьма подробно разъясняются цели и задачи государства. Нам бы такой подход точно не помешал бы.
Зачастую при анализе кандидатов (того зарегистрируют или другого) этот аспект, прямо записанный в иранской конституции, упускается из виду совершенно, а он именно что базовый. По сути дела, на нём стоит вся избирательная система. Всё остальное — уже дополнительные фильтры, через которые проходят кандидаты.
Избирательные фильтры и другие кандидаты
Часто путают первичную регистрацию кандидатов, то есть принятую заявку, которая прошла через сито Избиркома и окончательную регистрацию, когда отобранные Избиркомом кандидаты рассматриваются таким органом, как Совет стражей конституции.
Половина Совета — религиозные юристы, половина — юристы гражданские. После этого уже утверждаются итоговые кандидатуры, которые появятся в официальных списках. Так, собственно, было и в этот раз, когда в Избирком было подано 80 заявок, первичный отбор прошли 22, а в итоге кандидатов осталось шесть.
Как пример, традиционная интрига — зарегистрируют ли А. Лариджани (спикер парламента) и М. Ахмадинежада (президент в 2005-2013 гг.). Они каждый раз подают на регистрацию, и каждый раз им отказывают, но регистрацию (и отказы) бурно обсуждают.
А их нечего обсуждать — после схватки между этими политиками, когда М. Ахмадинежад потрясал в парламенте папками с компроматом на весь клан Лариджани, намекая на то, что папок у него ещё много и на всех хватит, через отбор не пройдёт больше ни первый, ни второй. По крайней мере, пока высшая власть у А. Хаменеи. Такой сор и таким образом «из избы» не выносят.
Как сморит на это тот слой, который мы обычно называем «гражданским обществом»? Ну, смотрит он, скажем прямо, не очень позитивно. Поэтому реформисты в Иране имели и всегда будут иметь потенциально хорошую общественную базу, и она уравновешивает в какой-то мере элиты, связанные с КСИР и воинственной частью духовенства (есть и другая часть).
Мы уже затронули биографии трёх кандидатов, но зарегистрировано их всего шесть. При этом в СМИ, в том числе и иранских, ставка как лидера президентской гонки делается на Мохаммеда-Багер Галибафа, сменившего в 2020 г. А. Лариджани на посту спикера парламента.
Его биография — это просто классический образчик иранского политика. Ирано-иракская война, служба в разных подразделениях КСИР, позже командующий ВВС КСИР, руководил полицией, был два срока подряд мэром Тегерана, публичный политик с очень жёсткими консервативными взглядами.
Он руководил подавлением уличных беспорядков в 1990-х. В либеральной прессе имеет соответствующую репутацию. Однако на политической работе в последующие годы отметился как здравый технократ и хороший управленец. Он отмечался довольно жёсткими заявлениями относительно развития отношений с Талибаном (запрещено в РФ), поддерживал экспансионистское крыло в КСИР и вообще имеет там очень прочные позиции, при этом зачастую мог открыто выступить против «генеральной линии». Как именно публичный политик он себя проявил слабо, его конёк — администрирование и инфраструктура.
Саид Джалили — в прошлом представитель А. Хаменеи в Высшем совете национальной безопасности, секретарь Совета, переговорщик по ядерной программе. В настоящее время член консультативного совета при А. Хаменеи (Совет целесообразности, решающий спорные вопросы между парламентом и КСИР).
Участвовал в прошлых президентских кампаниях. Воевал на Ирано-иракской войне, был тяжело ранен (потерял ногу), отмечен по итогам войны статусом (примерно соответствующему у нас званию «Герой России») и наградами. Политолог, преподавал в области исламской политологии. Без кавычек ультраконсерватор, националист в позитивном значении этого слова, твёрдый сторонник завершения иранской ядерной программы без каких-либо уступок и доведения уровня обогащения до оружейного уровня (выше 90 %).
Последний кандидат — Мостафа Пурмохаммади. Профессиональный исламский юрист, теологическое образование получал и в Мешхеде, и в Куме. Его уровень в религиозной иерархии равен уровню погибшего бывшего президента Э. Раиси, то есть это на одну ступень ниже статуса «аятолла».
В 1990-е – начале 2000-х работал в военной юстиции, разведке, некоторое время возглавлял МВД, был советником А. Хаменеи, министром юстиции. Имеет репутацию умеренного консерватора, несмотря на своё образование и послужной список. Однако большую часть своей карьеры он провёл именно на административной работе и как публичный политик известен мало. Участвовал в выборах, но от гонки отказался.
Лидеры и спойлеры
Теперь можно попробовать выделить реальных лидеров президентской гонки и тех, кого можно условно назвать «спойлер», то есть политиком, который, собрав часть голосов, позже передаст их по эстафете.
В нашем случае сделать это будет не так трудно, поскольку мы можем чётко разделить участников с публичной известностью и, скажем так, общественным капиталом и администраторов-технократов, которые имеют сильные позиции внутри системы, но не отметились именно в публичном пространстве как лидеры общественного мнения.
Таких политиков в этой гонке мы видим сразу три. Это М. Пурмохаммади, А. Заккани и А. Хашеми. В плане последнего интересно то, что у него сильнейшие позиции внутри системы управления, но в данном случае они не подкреплены нужным социальным капиталом. Более того, мы отчасти знаем уровень этого капитала, поскольку Хашеми уже принимал участие в прошлых президентских выборах.
Среди сторонников жёсткой линии определённую популярность мог бы набрать А. Заккани, но у него ещё нет публичной базы в виде политических сторонников, а главное — эту же повестку он будет делить с другим консерватором — С. Джалили. С. Джалили имеет свой социальный капитал как участник президентских кампаний, и этот капитал в виде процентов голосов вполне понятен.
Итак, их шести кандидатов в лидерах осталось двое, действительно, как говорит иранская пресса — М.-Б. Галибаф и умеренный (по иранским меркам) М. Пезешкиян. Что характерно, по разным опросам у нас имеются совершенно разные же данные.
Согласно одним, около 60 % у «системного» М.-Б. Галибафа, но вот согласно другим (напр. довольно массовый опрос «Tabnak»), у М. Пезешкияна уже 66 %, а у М.-Б. Галибафа всего 14 %.
Это очень большой разлёт в оценке общественного мнения, и объясняется он, скорее всего, тем, что последний проводился именно в Тегеране. Это, кстати, подтверждает низкую базу А. Заккани, но очень похоже на то, как голосуют столицы, которые обычно фрондируют (Анкара, Стамбул, Москва и т. п.). Но фронда фрондой, а в Иране позиции крупных городов важны — там только 9 городов-миллионников, крупнейшие из которых Тегеран, Мешхед, Исфахан, Кередж, Шираз и Табриз. М. Пезешкиян из Табриза и депутат в том числе от Табриза, и там имеет хорошую базу.
Получается, что по критерию реформизм-консерватизм у нас два кандидата: один явный спойлер от первого крыла и четыре кандидата от крыла второго, причём из четырёх все, за исключением М.-Б. Галибафа, приверженцы очень жёсткой линии. Неудивительно, что социальный капитал перетечёт в этом крыле именно ему.
Но получается интрига. Прохождение через все фильтры М. Пезешкияна вызвало удивление, более того, складывается ощущение, что сделано это было в силу определённой схемы. Он имеет такую репутацию идеальную, что для клановой системы Ирана даже как-то необычно, поскольку небольшие скандалы органически сопровождают элиты. То есть вокруг него автоматически концентрируется электорат, который можно назвать «молодые реформисты», что характерно – городские, и которые уже мало ходят на выборы.
Более того, М. Пезешкиян один из немногих, которые первым делом говорят именно об общественной консолидации, это его центральный элемент повестки — консерваторы и умеренные вокруг А. Хаменеи.
Соответственно, и политики умеренного толка, лидеры мнений и фракций, вездесущие соцсети, умеренные СМИ начали и продолжают кампанию по концентрации ресурсов, с призывом голосовать за М. Пезешкияна. И это видно по опросам. Что характерно, М. Пезешкиян не является критиком КСИР, несмотря на многие «косяки» этой структуры, и это даже сбивает с толку консерваторов-центристов. Он так и говорит, что ориентируется на линию Рахбара (А. Хаменеи).
Получается, что если М. Пезешкиян проходит во второй тур (а он, скорее всего, пройдёт), то в случае должной концентрации избирателей он вполне может начать новый «умеренный политический цикл» в Иране. И на уровне А. Хаменеи КСИР показывают, что этот вариант устроит, если должным образом не будет проведена работа с обществом.
Во втором туре расклад будет уже полностью понятен, но пока, как бы ни писали о безусловном лидерстве М.-Б. Галибафа, этого лидерства нет, более того, выход М. Пезешкияна во второй тур будет означать ещё большую концентрацию голосов, поскольку пойдут и те, кто обычно на выборы не ходит. И верховное руководство Ирана этот вариант тоже устраивает, иначе М. Пезешкияна просто не зарегистрировали бы в числе шести.
Это означает, что после 28 июня надо приготовится к тому, что умеренный реформист может получить вторую позицию в Иране.
Что это значит для нас?
Во-первых, как уже писалось, реформист в Иране — это не либерал в привычном нам понимании. Х. Роухани был реформистом, но разве не при нём развернулась военная кампания в Сирии в поддержку Б. Асада при участии России? Осложнило ли это переговоры по ядерной сделке? Безусловно, но это как раз генеральная линия Ирана, тем более что в ядерную сделку вмешался как слон Д. Трамп. А ведь и против военной кампании были и протесты.
М. Пезешкияну пеняют на то, что реформисты при Х. Роухани были у руля почти десять лет и без результата: ни ядерной сделки, ни доведённого до финала решения вопросов воды, засухи, дорог и т. п. Но во многом это лукавство, поскольку не от одной ядерной сделки зависело всё остальное: сделка — это политический маркер, главный, но маркер, а не главный экономический фактор. КСИР о своих «сложных моментах» в финансах тут несколько умалчивает.
Ситуация занимательна тем, что в случае победы каждого из двух указанных кандидатов, один из самых важных и центральных вопросов — ядерная сделка, вопрос, который дебатировался годами, отходит на второй план. То есть, в отличие от Х. Роухани, М. Пезешкиян не будет увязывать вопросы внутренней экономики с фактором ядерной сделки, а М.-Б. Галибаф и так не сторонник такого подхода.
Это завершение очень длительного цикла переговоров Ирана с Западом, дальше всё будет строится вокруг линии разграничения на Ближнем Востоке между Ираном и США.
Но приход М. Пезешкияна неизбежно означает, что КСИР придётся поделиться с гражданским обществом, а значит, сократить внешнюю активность на Ближнем Востоке. В случае прихода М.-Б. Галибафа это направление останется неизменным, и экономическую опору Тегеран будет искать как на юге (Индия-Пакистан), так и на севере (ЕАЭС) почти в равной пропорции. При этом ему потребуется опора в виде ЕАЭС и инициатив вроде Евразийской системы безопасности, поскольку на Ближнем Востоке КСИР сохранит давление.
При М. Пезешкияне акценты будут смещены на юг, поскольку такого количества политических и экономических ресурсов не потребуется. Можно будет больше опираться на собственные силы, работая с ЕАЭС по принципу чисто экономической выгоды и лишь отчасти выгоды политической.
Кто победит, вопрос интересный. Авторский ответ будет такой — если консерваторы смогут консолидироваться, то могут вытянуть победу М.-Б. Галибафа в первом туре, если не смогут и М. Пезешкиян пройдёт во второй тур, то мы, скорее всего, увидим именно его в кресле нового президента Ирана.
Информация