Визит российского лидера в Монголию – природный газ, МУС и синергия многих интересов
2–3 августа по пути на Восточный экономический форум президент России посетил Монголию. Визит был приурочен к 85-летию завершения боев на реке Халхин-Гол. 31 августа военные действия в основном завершились, 15 числа было подписано соглашение с императорской Японией, и последняя вынуждена была Монголию покинуть.
Позже Монголия еще пару раз столкнется с войсками уже Гоминьдана, но без разрастания боевых действий до масштабов полноценной войны.
Военные ветры и монгольская ирония
Теперь Монголия снова ощущает дуновение военных ветров, ведь целый официальный представитель МИД Украины, некто Г. Тихий, пообещал «пожаловаться союзникам» на то, что в Улан-Баторе не арестовали В. Путина по запросу МУС.
Союзники у Киева действительно есть, санкционные зубы у них имеются, а Монголия вроде бы не столь уж мощная геополитическая сила, но что-то не особо заметны там переживания. А почему, кстати?
Есть и в Монголии западные либеральные НКО, кое-кто даже вышел с украинскими флагами и кричалками в Улан-Баторе. Итог – флаги отобрали, кричащих скрутили, где же были разные обсерватории по правам демократов?
В первые годы после майдана, когда Киев еще осваивался с ролью любимой наложницы Запада, в украинском МИД не нашли ничего лучше, как пригрозить Улан-Батору требованием ни много ни мало – компенсации за разорение Киева войсками хана Батыя.
Монголия ответила, что совершенно не возражает рассмотреть и требования, и даже обсудить выплату компенсаций, если Украина представит законных наследников пострадавших.
Хорошая ирония, но ведь на такую иронию по отношению к киевскому закулисью способны были далеко не все. Кстати, как и сегодня, принять визит российского лидера, при этом не только являясь подписантами Римского статута, но даже имея своего монгольского судью в самом МУС.
Монголия, Китай и ТНК, участие России
Все последующие годы до начала «святых» 90-х Монголия находилась под политическим и экономическим зонтиком СССР. Распад Союза крайне негативно отразился на экономике этого государства. Монголии 10–12 лет пришлось адаптироваться к новым условиям, хотя нельзя сказать, что со стороны Улан-Батора к Москве предъявлялись какие-то особые претензии или устраивался торг с выжиманием соков из российских интересов.
В политическом плане страны продолжали контактировать более-менее регулярно, а начиная с 2012 года даже стали появляться совместные экономические программы.
С 2014 года частота контактов увеличивается, а охват программ становится шире – на арену выходит китайский проект «Пояс и Путь» и его евразийская составляющая – «Новый Шелковый путь». Вся Центральная Азия, и Монголия в том числе, строила планы по участию в этой логистической сети. Пыталась встраиваться туда и Россия, у которой появились уже не только логистические, но и ресурсные интересы. У нас тоже встречи на высшем уровне с представителями Монголии не были редкостью.
Однако по освоению монгольских ресурсов первое место с 2000-х стали все-таки занимать не мы, а транснационалы под австралийскими и канадскими флагами, а также китайцы.
Если в середине 90-х лидерами по монгольскому экспорту были РФ и Китай с равными 20 % долями, то после кризиса 2008 года Китай занимал уже 80 %, а Канада (хотя это не совсем сама Канада) – 14 %. Некоторые проценты мы попозже отвоевали, но в целом соотношение остается.
Китай из Монголии традиционно уже возит медь и уголь. Уголь возили самосвалами, позже протянули железные дороги и соединили их в самом Китае в так называемый «угольный контур» – параллельные железнодорожные ветки, которые возят конкретное сырье.
Казалось бы, Монголия с таким торговым балансом – это всецело зависимая от Пекина экономика. Зависимая – да, но вот насколько «всецело» – тут уже есть свои нюансы. Однако именно эти мелочи, как водится, являются определяющими.
Дело в том, что Пекин осваивал Монголию вместе с транснационалами вроде гиганта «Рио Тинто», и именно в Монголии можно было проследить, как причудливо сплетаются интересы китайцев и одиозных Ротшильдов. Как китайцы заключали сделки по выкупу канадских угольщиков транснационалов на деньги группы Morgan Stanly.
После 2015 года Пекин будет все чаще и чаще занимать позицию сугубо национальной выгоды, следуя логике ценностной концепции Си Цзиньпина «Великое возрождение китайской нации – китайская мечта».
Тем не менее опыт относительно бесконфликтного взаимодействия с транснациональными корпорациями и финансовыми фондами оказался для Китая позитивным. Монголия же со своими ресурсами, пусть и зажатая между Россией и Китаем, очутилась на стыке этих интересов.
Чаще сами монгольские функционеры попадают в жернова отношений между транснационалами и китайцами, если переходят границы в плане, скажем так, «эгоистичных запросов».
Такие примеры можно посмотреть на истории политического кризиса и т. н. «угольных протестов» в рамках отношений «Рио Тинто» и Китая, который приведен в материале «Зачем Ватикану еще и Монголия».
Оттуда же приведен и небольшой абзац с описанием биографии монгольского премьера Л. Оюун-Эрдене:
Правительство Монголии возглавляет человек с интересной биографией. Дело в том, что Л. Оюун-Эрдэнэ работал в структуре под названием World Vision International (WVI). Это весьма специфическая транснациональная организация, которая занимается благотворительными проектами под евангелическими флагами. Но проекты проектами, а по сути она является дружественной и, даже более того, партнёрской структурой по отношению к т. н. Христианскому Братству (The Fellowship) и движению «Молитвенного завтрака» в США.
Многие крупные корпорации зарабатывают на поставках сырья китайской экономике, зачастую закрывая глаза на политические предпочтения. Так и в Улан-Баторе работают с разными силами. Они дают зарабатывать на огромном рынке, неплохо понимая, что капитал в основе своей штука бессовестная.
На самом деле это понимают все, просто когда такое качество проявляется по отношению к нам, то это плохо, а когда по отношению к оппонентам, то уже и не очень негативно.
На чем же зарабатывала в Монголии Россия, если, с одной стороны, цифры показывают, что наши обороты не очень значительны, но, с другой стороны, сама же Монголия заявляет о высокой важности поставок?
Ответ прост – топливо и электроэнергия. Россия является основным поставщиком авиационного топлива и нефтепродуктов в Монголию, а также неизменным партнером по постройке и модернизации ТЭЦ.
Так, одним из проектов, который согласовали (а обсуждали уже довольно долгое время), является строительство 120-МВт угольной ТЭЦ в провинции Увс. Даже в СМИ стали направо и налево писать название монгольской компании-партнера – «Хотгор Шанага». Однако посмотрим чуть глубже – месторождение Хотгор с его 109 млн тонн кокс-угля, а кто основной акционер? Корейская угольная корпорация (KOCOAL).
Можно ли добывать уголь без энергии – вопрос риторический, но другой вопрос уже вовсе не риторический: а можно ли накладывать или рьяно соблюдать санкции по отношению к проектам российского РФПИ, на деньги которого получается энергия, требуемая для добычи угля, нужного для сталелитейной промышленности Южной Кореи.
Вот такие вот кульбиты глобализации и санкций, которые в Монголии знают и поэтому довольно спокойно реагируют на критику.
Газ и стыковка интересов
Где же практическая стыковка интересов капитала и данного визита, если практически никто не скрывает, что главная тема визита – это газовая труба проекта «Сила Сибири - 2», которая в разрезе Монголии называется МГП «Союз – Восток».
На самом деле она лежит на поверхности – постоянный источник природного газа в значительных объемах позволит увеличить производство монгольского угля и меди для поставки в Китай и заработок на этих поставках. Как самих китайцев, так и монголов, и транснационалов. Пример с Южной Кореей и KOCOAL уже был рассмотрен выше.
Отсюда и такое спокойное поведение монгольского руководства. Если в ЕС российский газ вступил в противоречие с несколькими центрами силы, то в Монголии он позволяет этим центрам зарабатывать. Весь вопрос в том, когда и как уже собственно Китай начнет переходить к устойчивому промышленному росту.
Изначально именно монгольский маршрут был расчетно выгоднее, чем маршрут через Алтай и Синьцзян. Монгольский маршрут предоставлял потенциально энергию для компенсации неоднозначных для экологии проектов вроде речных ГЭС, давал развивать производства в Монголии, был короче с точки зрения выхода на китайскую ГТС внутренних провинций.
Впрочем, у него были и свои критики, мол, он и длиннее, и контроль над маршрутом у третьей страны, а Монголию любят транснациональные корпорации, и как бы чего не вышло. Как видим, синергия с ТНК тут даже играет на руку, а проект по Алтаю упирался в знаменитое плато Укок с его экологией и археологией.
Но и помимо газового маршрута, важным был еще и маршрут железнодорожный, ведь именно он мог бы разгрузить уже наш Транссиб, который с огромным трудом переваривает «поворот на Восток». Экономия на расстояниях там нешуточная, поскольку монгольская железная дорога, выходя к китайским портам, короче почти на 4 тыс. км.
Полтора месяца назад в Монголии развели руками и признались, что не могут ничего поделать с вопросами ценообразования между Россией и Китаем, и до 2028 года верстают стратегию без новой газовой трубы.
Газ впрок Китай закупать не хочет. Не потому, что «не партнер» и вообще «так себе сосед», а по вполне объективным обстоятельствам – они наращивают объемы строго по потребности. Еще не факт, что они быстро запустят и туркменскую ветку «D», критерии-то аналогичны, и потолок возможностей тоже.
На корпоративном уровне все обсуждения, очевидно, дошли до некоего предела, и для продолжения диалога требуются политические решения. Если получится подкрепить политические интересы не только собственно газовой отрасли двух стран, но и сырьевых корпораций, которые участвуют в добыче других видов монгольских ископаемых, то такая синергия может проекту «трубы» дать второе дыхание.
О том, что проектная документация по МГП «Союз – Восток» находится в состоянии готовности, собственно, и было объявлено в сентябре. Завершена разработка проекта была на самом деле еще около года назад, но требовался уже политический толчок, поскольку сама Монголия тут работает вторым номером, а Китай – номером первым. Политические гарантии были получены.
И речь тут идет о комплексе мер по монгольской энергетике – реконструкция Улан-баторской ТЭЦ-3 (плюс 60 %), ТЭЦ Хотгор, проект АЭС, ГЭС Эйгин-Гол, поставки топлива и нефтепродуктов. Устраивает ли такой вариант те центры силы, которые заинтересованы в монгольском сырье? Да, более чем.
Поэтому тут речь не столько о том, что Россия будет газифицировать 3 млн населения Монголии, а о несколько иной газификации и энергопотреблении. А пока все это раскручивается и разворачивается, можно вести и переговоры с Китаем по основным объемам газа.
Монголию же и ее политическое руководство такой вариант устраивает априори, а раз он не противоречит «центрам силы», то Украина и МУС могут подождать и пока заняться поиском наследников пострадавших от хана Батыя.
Ирония тут вполне допустима, но следует отметить, что все переговоры по трубопроводным поставкам газа с каждым годом становятся все сложнее в плане количества участников и стыковки их интересов. Изменяются ценовые формулы, что мы можем видеть на таких схемах, как проекты Азербайджана, Ирана, России, Туркмении, Турции. Все замысловатей и затейливей. А повышение сложности всегда и неизбежно ведет к росту мест, где планы и проекты дают сбои.
Впрочем, если уж на политическом уровне принято решение дожимать проект «Сила Сибири - 2», то продавливать надо именно монгольский маршрут, поскольку именно там синергия интересов максимальна. Алтайский маршрут, скорее всего, будет обсуждаться еще долго.
Информация