О союзе двух миротворцев — Токаева и Макрона, а также о выборе вектора для Казахстана
5-го ноября, пока на стадионах болели за американских «красных» и «синих», президент Казахстана К.-Ж. Токаев занимался более практическими вопросами, находясь с двухдневным визитом во Франции. Там он встретился с министром иностранных дел Ж.-Н. Барро, был тепло принят президентом Э. Макроном, а также принял участие в мероприятиях в рамках круглого стола «Инвестиционное партнерство».
Многозадачность и политические пасы
Вопросом, который освещался у нас в первую очередь, стало строительство АЭС. В сентябре в Казахстане прошел общенациональный референдум, где за проект высказалось более 70% от принявших в нем участие. В постройку АЭС Казахстан планирует вложить 10-11 млрд. долл. — сумма значительная даже по мировым меркам, а не только для Центральной Азии.
Понятно, что не только объем финансирования важен. АЭС — это всегда политика и всегда часть политики. Именно поэтому в России экспертиза взяла дебаты и переговоры вокруг казахстанского проекта «на карандаш». Претендентов на него в мире не так уж много, а участие дает хорошие очки в плане влияния в регионе.
Французы — изначально сильный игрок на этом поле, однако результат парижского вояжа К.-Ж. Токаева показывает, что общая схема отношений, которую развивает (вернее, планирует развивать) Казахстан, куда как масштабнее по охвату.
Примечательно то, что К.-Ж. Токаев сегодня играет сразу с тремя крупными проектными концепциями: китайско-французской, российско-иранской и турецкой (отчасти даже англо-турецкой). Последнюю Анкара развивает в рамках Организации тюркских государств, саммит которой прошел недавно в Бишкеке.
Также в Центральной Азии сталкиваются отдельно интересы Пекина и Брюсселя как двух инвестиционных центров, где от последнего до недавнего времени рупором была Германия. Также следует иметь в виду, что никуда не деваются и интересы транснациональных инвестиционных фондов, которые в Центральной Азии выражают Япония (прежде всего) и Южная Корея (отчасти). А еще никуда не исчезла конкуренция между собственно Парижем и Берлином — хороших сырьевых кладовых в мире осталось немного, а в Африке Францию подвинули.
Особенность именно Казахстана в том, что «западная» часть этих фондов больше склоняется к работе с Турцией и укреплению ее связей с экономикой ЕС, а мощные аравийские суверенные фонды пока больше склонны вкладывать в Туркмению и Узбекистан.
Такая «геополитическая многозадачность» или, как сегодня принято говорить, «многовекторность» — историческая особенность Центральной Азии, но в этой особенности, помимо гипотетических выгод для стран региона, содержится и потенциал для многих проблем. Как с этим набором вводных будет разбираться К.-Ж. Токаев и какая политика тут будет предпочтительней со стороны России — довольно интересный аналитический «кейс».
То, что АЭС — это только часть гораздо более крупной французской стратегии, органической частью которой в Париже рассматривают Казахстан, можно понять по контексту переговоров К.-Ж. Токаева и Э. Макрона.
Нет ничего странного в том, что на этих переговорах обсуждался украинский вопрос вместе с тезисами про «многосторонность», «уважение устава ООН» и т. п. Также совершенно в рамках современной казахстанской политики предлагать Астану как площадку для процессов урегулирования. Астанинский формат по Сирии довольно долгое время имел неплохие результаты. Астана предоставляла площадку для переговоров Еревану и Баку.
Стороны заранее обменивались различными тезисами, а сам К.-Ж. Токаев перед визитом выпустил в «Le Figaro» авторскую статью «Казахстан — стратегический и надежный партнер Франции».
Э. Макрон со своей стороны высказался глубже общих положений «за всё хорошее», заявив, что «обе страны поддерживают уважение «миропорядка, основанного на правилах»». Сам К.-Ж. Токаев про миропорядок на правилах не говорил. Т. е. вопрос обсуждался, но не до окончательных выводов и таких формулировок.
Пас Парижа связан с саммитом БРИКС+ в Казани, на котором Казахстан присутствовал. А там как раз вся декларация пронизана тезисами о том, что надо, дескать, вернуться к старой модели глобализации, но «мир, основанный на правилах» — это же надстройка над этой моделью, за авторством США и при определенных выгодах Европы. Вот тему надстроек над базовой моделью в Казани как раз и призвали пересмотреть. И неважно в данном случае то, что не работает как базовая модель, так и надстройка над ней.
Париж тут «пробрасывает» Астане мяч, на котором написано: «Мы свои, не так ли?». Вернет Астана мяч с припиской «свои» — один вариант, вернет с припиской «свои, но не совсем» — вариант другой.
Аналогично и с темой мирного договора между Азербайджаном и Арменией, которую Париж снова предлагает подхватить К.-Ж. Токаеву. Э. Макрону в ней делать нечего, но, может, Казахстан выступит косвенно и с точки зрения французского интереса со своими отношениями с Баку.
Снова Париж предлагает Астане сработать «вместе» и косвенно представить интересы Франции по принципу «мы же свои». Опять подача мяча с символической надписью.
У К.-Ж. Токаева на повестке стоял саммит Организации тюркских государств в Бишкеке, который проходил через день после окончания визита в Париж. А там на первых ролях — Турция и Азербайджан.
Понятно, что не только и не столько языковой вопрос интересует Астану. Турция и Азербайджан — это часть работы в рамках одного из проектов «Срединного коридора» через Каспий. Французы и бенефициары, за ними стоящие (та самая финансовая группа с одиозной фамилией), видят этот маршрут по-своему — Казахстан-Азербайджан-Грузия-Украина-Румыния.
Турки видят это по-своему (через себя), но у них есть преимущество — газовая и нефтяная труба. А это самый главный вопрос для Астаны. Разделить эти проекты полностью невозможно, поскольку везде работает фактор Азербайджана как точки входа с Каспия.
Отсюда такие трения между Анкарой, Баку и Парижем, в которых завязан Ереван и от которых умно дистанцировался Тбилиси. Многовекторный Казахстан тут находится в сложной ситуации.
Сделать всем хорошо, чтобы и Казахстану было от всех проектов одинаково хорошо, — задача почти на Нобелевскую премию. Вот и посмотрим, что К.-Ж. Токаев взял за основу.
Выбор направления
«Одним из ключевых аспектов новой реальности является признание растущей роли группы средних держав... Вместе мы сможем внести свою лепту в построение стабильного и процветающего мира, обеспечение безопасного сосуществования, взаимовыгодного сотрудничества и всеобщего прогресса... Казахстан и Франция тесно взаимодействуют на международной арене, вместе продвигают идеи мира и устойчивого развития в рамках многосторонних площадок... Эти усилия отражают общие ценности солидарности, равенства и миролюбия — ключевые принципы, которые разделяют Казахстан и Франция».
Э. Макрон — большой миротворец, даже, как мы теперь поняли, миролюбец. Раньше мы этого не знали, но теперь знаем. Понимать бы еще, какие конкретно «идеи мира» совместно продвигают Казахстан и именно Франция на Украине. Можно даже не брать Африку или Кавказ — вот в Сирии, по которой действует целый Астанинский формат, какие миротворческие идеи родил непосредственно Париж? Б. Асад бы на этот вопрос ответил, но он пока выступает на саммите в Саудовской Аравии.
Также занятно, что К.-Ж. Токаев в программной статье сожалеет о позиции «традиционных сверхдержав», которые шатают трубу ООН. В общем-то он прав, но сожалеть об этом перед Францией, которая является постоянным членом Совбеза ООН, несколько странно, если не учитывать пассаж про «средние страны». Вот Казахстан как средняя страна предлагает «миролюбивой» Франции рассмотреть сотрудничество. Это явно не идеи Казанской декларации БРИКС+ — пас Франции с «миром на правилах» принят.
Дальше на переговорах К.-Ж. Токаев переводит стрелку на экономические рельсы, но отметим, что в своей статье он особо подчеркивает возможности Астаны по работе с Ереваном и Баку — просьба Франции по кавказской проблеме принята.
АЭС и вектор экономический
Всё происходящее свидетельствовало о том, что решение о строительстве АЭС именно французами также принято. И тут вопрос стоит уже не в решении, а в его подаче после референдума.
И (как всегда) важны не просто переговоры, а нюансы словесной эквилибристики. Так, с холдингом «Орано» (французским с японским участием) «достигнуты договоренности» (не обсуждаются, а достигнуты) — это добыча и обогащение. Далее уже не сам К.-Ж. Токаев, а глава казахстанского комитета по инвестициям (МИД Казахстана) сказал: «Скорее всего, по итогам переговоров будет решаться вопрос об их участии в консорциуме». Это насчет работы по проекту французского атомного холдинга «EDF».
Вот этот своеобразный политический эвфемизм «скорее всего» («уже») и «будет решаться» («решен») показывает, что с выбором главного подрядчика в Казахстане определились. Ведь по остальным мировым участникам ничего подобного не сформулировано. Вопрос только в том, как это преподнести.
Реверансом в сторону одновременно и транснациональных фондов, и капиталу с Востока следует назвать и второго подрядчика — южнокорейский холдинг «Doosan Enerbility». Для основного проекта выбор между французской «EDF» и корейской «KHNP» слишком сложен, а вот выбор в дополнительные подрядчики «Doosan Enerbility» имеет определенный смысл, поскольку холдинг может, как в Египте, взять на себя турбинное оборудование.
И волки в виде миноритарных транснационалов Doosan Enerbility (инвестфонд State Street Global) и французской EDF сыты, и овцы в виде очень важных для Казахстана отношений с Южной Кореей целы.
В общем, Казахстан для идей Франции и ее бенефициаров открыт как с политической точки зрения, так и с точки зрения экономической, а это не только АЭС или ископаемые — это доли в энергосистеме.
Для России
А как же важные отношения с союзником по ОДКБ и союзником по ЕАЭС (это же целый евразийский «союз»)? Однако уважаемые северные партнеры уже договорились, что будут строить АЭС в Узбекистане — Центральная Азия велика, места всем хватит.
Дело даже не в том, как и что понимается у нас и у них под термином «экономический союз». Понятно, что каждый понимает так, как это выгодно, а Центральная Азия, не будучи в составе единого государства, всегда будет играть на несколько сторон — экономическую географию не обойти, только политически «сверху» упаковать в рамки. Вопрос в инерции проектов и их восприятия.
Во-первых, такая позиция Астаны — это наглядное отражение того, как будет проходить в Казахстане приватизация энергосистемы и в каких интересах. Интересы бенефициаров, которые стоят за французским политикумом, там будут учтены. А тот, кто рулит генерацией и сетями, может многое.
Во-вторых, это сигнал о том, что самая потенциально сильная сторона у России (энергетическая) по влиянию в регионе в плане конкретно Казахстана выпадает. У нас остается Киргизия, руководство которой за последние два года очень тесно сотрудничает с Великобританией и традиционно с Турцией (кстати, еще не факт, что после смерти Дж. Ротшильда частично под себя направление не заберет французская ветвь). А еще Узбекистан, который тоже многовекторный, но для российских инвестиций намного более открытый. Тем не менее Ташкент даже не в ЕАЭС.
В-третьих, такой подход является ответом на такой потенциальный силовой рычаг России, как Каспийский трубопроводный консорциум (КТК) — трубу в Новороссийск, через которую идет основной объем казахстанской нефти. По нашей территории идет КТК, а вот российские проекты по энергетике в Узбекистане идут через Казахстан. Везти оборудование — через Казахстан, газ по САЦ — Казахстан и т. д.
В-четвертых, Казахстан будет до конца реализовывать свой потенциал как наиболее удобного (и менее затратного) сухопутного маршрута между Китаем и Европой, что в совокупности с его природными ресурсами делает Астану «любимым партнером» для ЕС и для Франции в частности. А вот нам будет не так уж просто обойти в логистике или договориться с Астаной о транзите на Глобальный Юг, раз уж мы теперь смотрим туда.
Если посмотреть на итоги еще и саммита ОТГ, который недавно прошел в Бишкеке (в целом его надо анализировать отдельно), то понятно, что между евразийской интеграцией и многовекторностью Центральная Азия выбрала второе и выбрала окончательно. ЕАЭС — это опция, а не основной проект.
АЭС — слишком крупный политический маркер, чтобы рассматривать это направление как «чистую экономику». Это вообще хороший повод задуматься о тупике концепции «евразийской интеграции». Сама по себе она не столь уж и плоха или утопична в ее изначальном варианте, просто время для ее реализации упущено, а тянуть сценарий по инерции — значит, в свою очередь, упускать возможности в других схемах и моделях. Но и отказываться разом, как хотят многие, это значит убрать у себя же опоры для конкуренции. Да, это уже симулякр, но симулякрами тоже надо уметь пользоваться грамотно и к выгоде.
Многовекторность региона — это не только угроза, но и возможности играть на конкуренции и противоречиях игроков, а их там очень и очень много.
Ведь не зря вся Центральная Азия слетелась в Казань на саммит БРИКС+. Кстати, первоначально не все туда лидеры планировали ехать, но дружно приехали. А там с некоторым удивлением смотрели на то, как Москва демонстрирует свои интересы далеко за пределами Центральной Азии и совершенно без каких-либо отсылок к привычному с ее стороны «евразийству».
Регион сейчас ответит на поле ОТГ или как Казахстан в Париже, но это как раз нормально — в многовекторности все должны прощупывать сильные стороны и уязвимости, играя на них. Просто пришло время смотреть на этот регион сугубо через призму «затраты-выгода», евразийство использовать точечно, а идеологические концепты вроде БРИКС+ применять на несколько уровней выше, там, где страны региона не являются частью игры. Показывая, что евразийство — это только малая, очень небольшая часть большой игры, где Центральная Азия — только небольшой, хоть и важный элемент. Вот только для России уже не главный и не определяющий фактор.
Реализация такого подхода — своего рода искусство, но его придется рано или поздно освоить.
Информация