Кризис в Сирии, возможно, заставит иначе отнестись к политической методологии и моделированию
«И мы могли бы вести войну, против тех, кто против нас.
Так как те, кто против тех, кто против нас,
Не справляются с ними без нас...»
В.Цой
[i][/i]Так как те, кто против тех, кто против нас,
Не справляются с ними без нас...»
В.Цой
Не самые позитивные новости, которые приходят из Сирии, снова запустили дискуссию о необходимости прямого военного участия России в событиях на Ближнем Востоке.
Спорам этим не было конца и края пять-семь лет назад, не закончатся они быстро и сейчас, когда в Сирии всем пришлось наблюдать фантасмагорию с оставлением за сутки почти трехмиллионного города Алеппо. Алеппо брали восемь лет назад в жестких боях, с огромным напряжением обороняли.
Зачем мы там присутствуем столько лет, если добытые с таким трудом и затратами для России результаты Сирия так и не потрудилась закрепить, а сами мы ведем тяжелую военную операцию?
Ранее эти вопросы обращались вокруг Донбасса и «Минских соглашений», сегодня дискуссия расширилась, и в нее вошел вопрос о том, какова возможность и реальная цена будущих переговоров по Украине.
То, что эти переговоры будут, понятно всем, но каков реальный смысл в них с учетом прошлого опыта, а также опыта уже сирийского? Все недоделанное, незавершенное, как мы видим, имеет крайне неприятное свойство возвращаться и возвращаться в самый неподходящий момент. Смотря на Идлиб, многие экстраполируют этот опыт на Украину и делают это обоснованно.
Анализ ситуации тут настоятельно требует холодного рассуждения, потому что только так можно понять не только и не столько комплекс проблем, но и пробелы в методологии целеполагания. Эти пробелы у каждого игрока во внешней политике свои, попробуем разобраться с нашими.
Сирийское отступление, промежуточные итоги
Результаты «передислокации» сирийской армии, несомненно, впечатляют. Дело не столько даже в оставленной территории по площади, потеря таких объектов, как укрепленные авиабазы (Квайрис, Абу-ад-Духур), весьма чувствительна, поскольку они использовались как защищенные склады вооружений.
Возводились они не современными «рукоделами», а во времена «оные», там и капониры двухметровые, и подземные сооружения. Складировано там было немало, о чем и свидетельствуют кадры, снятые радикалами.
В СМИ гуляют кадры с захваченными самолетами «Альбатрос» и ЗРПК «Панцирь», но это как раз давление на эмоции, в реальности там радикалы получили горы более практичного оружия.
Самое неприятное тут — важная авиабаза Квайрес, которая держалась в прошлые годы до последнего и так и не была захвачена. Полностью под контролем радикалов трасса Хама — Ханассер — Алеппо, а это основная артерия. Но в прошлом она тоже Дамаском не контролировалась, и снабжение г. Алеппо шло по трассе с востока. Тем неприятнее обоснования оставления такого города по причине потери основной магистрали.
В итоге отряды радикалов остановились практически на въезде в областной центр — г. Хама. Это 130 км от Алеппо и немногим меньше половины пути от Дамаска до него. Остановка там — это в нынешней ситуации даже неплохо, потому что, прорвись они дальше в сторону г. Хомс, там бы уже за них вышли «замиренные анклавы». Северный Хомс вообще традиционно был местностью в плане бытового радикализма довольно примечательным.
Начавшиеся беспорядки на юге пока Дамаском купированы, но юг будет теперь постоянно отвлекать ресурсы — чуть ослабнет контроль там, через Израиль (который это и не скрывает) волнения подхватят. И тут как раз один из вопросов к России. Вот из последнего: иранский самолет с вооружением для Сирии не смог сесть в Дамаске, потому что «израильские ВВС предотвратили его полет и посадку». Это как? А Россия там, в Сирии, вообще что делает, если даже в этой конкретной ситуации не может обеспечить поставку вооружений союзному государству, где вдобавок и сама же находится?
У нас к Дамаску много вопросов, но у Тегерана и Дамаска тут и свои встречные вопросы имеются. Они и раньше были, просто сейчас всё обострено до предела.
Надо отметить позицию официального Багдада. В Ираке официально санкционировали переброску вооруженных отрядов «Хашд» в Сирию, и решение это очень здравое, потому что снижает вероятность ударов по ним с воздуха со стороны США (не исключает, но хотя бы гипотетически снижает). Чтобы купировать такой прорыв, из Ирака придется собирать не менее десяти тысяч штыков, а это время.
Самую предсказуемую позицию заняла Турция. Дескать, мы не приветствуем радикалистские марши и захваты, задача Турции — обеспечить безопасность и т. д. и т. п. Здесь всё прозрачно как слеза — на плечах радикалов официальная Турция будет заходить на сирийские территории. Как уже писалось ранее, идлибская клоака для них чужая, тем меньше их ценность в живом виде, но нужно торопиться, чтобы занять больше территорий. Переговоры с Турцией сейчас ведет Иран, также иранцы сейчас довольно результативно работают с Саудовской Аравией.
Печальная ситуация у курдов и анархистов из СДС, которые потеряли г. Таль-Рифат и окрестности, авиабазу Менаж, а также, по всей видимости, курды будут все-таки вынуждены передислоцироваться из их исторического района в г. Алеппо (Шейх-Максуд). Как-то поправить положение тут можно будет, только опираясь на то обстоятельство, что радикалы количественно не способны пока контролировать такие территориальные приобретения. Но это понимают и в Турции.
Судя по официальной (довольно скромной) реакции Москвы, там пока «переваривают» и оценивают все глубины-глубины сложившегося положения.
О дискуссии и эмоциях
В российской «военкоровской блогосфере» по понятным причинам поднялась целая буря, тем более что часть пишущих была причастна к освещению прошлой военной кампании со всеми ее проблемами, приобретениями и потерями.
Собственно, любой здравый человек понимает, что уйти с таких позиций можно за неделю, возвращать придется месяцами. Примеры такого рода были в той же Сирии (Пальмира). Гнев в сторону «садыков» у нас в сети такой, что скоро большую часть «военкоров» не будут просто пускать в Сирию — там тоже читают наши ресурсы.
Но, метая громы и молнии в сторону Дамаска, придется смириться с тем, что, смотря на сирийцев, нам приходится обращаться самим на себя. У нас самих в графе «обязательства-пассивы» есть Курское приграничье, Херсон, Балаклея, Купянск. Это неприятно, но объективно. Тем более, что если оборона не подготовлена, не обеспечена и не управляема, то в итоге ретируются и самые стойкие, а если она подготовлена, насыщена и управляема, то стоять на месте в массе будут и «средние».
Однако дело не только в рефлексии по отношению к началу осени 2022 г. Тут надо отдать должное именно военкоровской блогосфере, которая на этой волне запустила дискуссию о вреде договоров при наличии половинчатых результатов. Это уже дискуссия, которая ведет к анализу концепции и методологии.
Заменить технику можно, можно вместо безграмотного и ленивого поставить грамотного и дельного, но пробелы в методе и концепции в итоге могут просто обнулить результаты замены. Что же в Сирии в итоге «пошло не так»?
Сирийская кампания. Необходимая ретроспектива
Ввод российского контингента в Сирию в 2015 г. сопровождался не только духоподъемной пропагандой, но и существенной критикой, которая шла, прежде всего, от сторонников максимального приложения усилий на Донбассе.
При всем понимании мотивов сторонников критического подхода, все-таки следует сказать, что оценки по принципу «либо-либо» конструктивными не были.
Москва обладала возможностями в то время работать на два направления, если бы такая задача стояла. Если бы сирийской кампании не было, то это не означает, что все эти силы были бы сконцентрированы конкретно на Донбассе и украинская политика была бы какой-то иной.
По сути дела, критики с тезисом «вошли в Сирию, поэтому не помогли (так и в тех формах, как хотелось критикам) Донбассу» сами же закрыли для себя возможность объективно смотреть на сирийскую кампанию.
А между тем ход с вступлением России в сирийскую эпопею стратегически оказался для того времени не просто хорошим, а настолько эффективным, что, смотря на политику до Сирии и, тем более, на внешнюю политику последних лет, даже как-то не верится, что планировалась эта кампания именно у нас.
Фактически в лед, на котором свились в клубки интересы почти восьмидесяти стран, воткнули лом. В холодную воду погрузились и находившиеся на нем игроки. В этой воде они стали притапливать друг друга, спорить, считать деньги, но самый главный «схемотехник» — США — оказались неспособны выстраивать между ними взаимодействие, а их главный инструмент по трансформации Ближнего Востока — ИГИЛ (запрещено в РФ) — оказался одновременно и лишним, и безумно затратным сразу для всех, для США в том числе.
Когда у нас с грустной иронией говорят о «прозрачных красных линиях», часто забывают, что история с ними началась не вокруг нас, а вокруг темы химического оружия в Сирии. Когда США из активной позиции ненадолго вышли, а Россия на этой волне туда как раз вошла. Мало кто не упрекнул в США Б. Обаму и Дж. Керри за это.
Но проблема для них была глубже, ведь сбой дала сама методология работы по перекройке политической географии. В центре оказался игрок с малым ресурсом, но аналогичным США фактическим влиянием, а это значит, что стали перенастраиваться все региональные связки интересов. Сколько в то время США ни листали методическое пособие «Как управлять миром, не привлекая внимания медицинского персонала», нужной главы и нужных формул там не находилось — их надо было вырабатывать.
Пока к этому все приспосабливались, шло время, а с ним менялись и игровые комбинации в регионе и вокруг него. В частности, уже Саудовская Аравия и ОАЭ, поругавшись вокруг темы хуситов, иначе стали смотреть на фактор ИГИЛ (запрещено в РФ). Собственно, против кого в итоге оно направлено, не на них ли самих? И даже старые политические карты полковника Петреуса с перекроенным Большим Ближним Востоком стали играть какими-то новыми красками.
Планировалось ли так или «само так вышло», но через сирийскую кампанию Россия оказалась малыми силами и затратами в центре огромной паутины, и хотелось, не хотелось, но с каждым ее колебанием игрокам приходилось обращаться к Москве, которая заняла этот центр.
Это был в том числе результат той самой стратегической выдержки в отношении Турции и позже позиции в отношении попытки там государственного переворота. Позже Р. Эрдоган очень внимательно проанализирует эту российскую аномалию с «центральной позицией» и будет сам пытаться с переменным успехом копировать ее.
Результатом в итоге стала совершенно иная комбинация сил на Ближнем Востоке, изменение влияния Ирана, снижение влияния США, новые стратегии в рамках ОПЕК+, да, собственно, и нынешний «Глобальный Юг» во многом есть результат этой эпопеи.
Одним из важнейших факторов, который был снова введен в международную повестку, стал, как ни покажется странным, фактор нравственной осмысленности, когда слово «союз» стало (пусть и на время) восприниматься в «нормальном» ключе, а не как некий сплав циничных интересов.
Мы защищаем Сирию, потому что такова нравственная позиция, а не то, сколько Сирия потом даст Москве бокситов, фосфоритов, предоставит скважин и т. п. Россия как великая держава взяла свое на большой игровой доске, но ничего не взяла, собственно, с Сирии, в отличие и от меркантильных и хищных задумок соседей, а также откровенно прогнивших тезисов о «демократических ценностях». Это было крайне необычно и непривычно для мира победившего политического цинизма.
У нас, к сожалению, именно этот тезис, кстати, в то время критиковался, поскольку критиками предлагалось «посмотреть на Донбасс», прежде чем рассуждать о нравственности сирийской кампании. Дескать, там Россия отстаивает колониальные интересы, а на Донбассе «бросает своих». Печально, что это использовалось в политических целях, и еще более печально то, что это потом активно тиражировалось среди сирийской оппозиции.
Ничего хорошего на Донбассе действительно не происходило, но конкретно в отношении сирийской кампании и ее восприятия в мире именно нравственный императив прозвучал, и прозвучал громко. И не в последнюю очередь военные успехи в Сирии именно в связке с этим императивом позже позволят Москве укрепить позиции в Африке и не только (тот самый нынешний Глобальный Юг).
Собственно, те отношения, которые были сформированы по ее (кампании) результатам, — это нынешняя торговля России энергоносителями, относительная устойчивость к санкциям, а также отношения в рамках «Глобального Юга». Что в ее яростной критике в 2015–2020-е годы больше: политической ангажированности или политического инфантилизма, сказать сложно.
Тем не менее придется говорить и о «пресном» в отношении сирийской эпопеи. И это пресное стало все больше проявляться после окончания активной фазы весной 2020 г.
Наши пробелы в методологии как одна из главных причин нынешнего положения
Системная проблема подхода «позиция в центре паутины» заключается в том, что, находясь в этом самом центре, вы не можете строить комбинации так, что ваш угол или ваша чаша весов становится в положение выигрыша относительно остальных.
У арбитра или центрального элемента нет своего угла, хотя он может собирать процент со всех углов, пока его позицию признают. Если всё описанное выше — внешнеполитический «медок», то невозможность закончить игру с золотым поясом победителя — это внешнеполитический «холодок».
Всё потому, что центр — это своего рода математическая константа в уравнении. Если методологически в начале сирийской кампании к изменениям не были готовы США, то к положению математического центра после 2020 г. оказалась уже не готова Россия.
Когда в паутине распределились по-новому игроки и погасли колебания, вызванные их неожиданным барахтаньем в холодной воде, то наступила стабильность, в которой не было победителя, и уж тем более им не могла быть Москва с ее позицией центра.
Всем досталось что-то, и никому всё или намного больше других. Вспомним, что сирийская кампания не завершилась ни в пользу Турции, ни в однозначную пользу Сирии, у которой остались анклавы и неподконтрольные важные территории. Много выиграл Иран, и получил он это за счет США, но делился ли он с Москвой? Нет, потому что и не должен был — ведь мы центр, а не его чаша весов.
Политизированная экспертиза настолько была увлечена тезисом о «победе», что совершенно не придавала значения математической сути центральной позиции. А это вообще главное в плане методологии при оценке сирийского «кейса».
Аналитическая ценность тут в том, что хорошо видно: Москва могла региональную стабильность предъявлять как свою уникальную карту только в том случае, если она оставалась бы и дальше в центре этой ближневосточной паутины. А ведь в чем особенность этой стратегии — чтобы удерживаться в центре, вы ровно по известной повести «бежать со всех ног, чтобы остаться на месте». Если вы не занимаете это место, то у вас пропадают аргументы и в игре уровнем выше.
Но это не тезис в рамках «мы победили — они проиграли». Более того, при нахождении Москвы в центре у Дамаска тоже не могло быть ситуации однозначного выигрыша. Было ли понимание этого в экспертизе?
Что сделала Москва? Увы, но с 2020 г. она из активной позиции в Сирии вышла. Все было переведено в рамки трехстороннего «Астанинского формата». А кто тогда будет бежать, чтобы остаться на месте, т. е. в центре, формат — это не центр. США как раз это место занимать не спешили, других претендентов не было. Но это уже другая игра и другие условия. Что же нелогичного в том, если в конце 2024 г. один из игроков разыграл новую комбинацию, центра-то уже нет.
Ошибка Москвы тут в том, что она и не перешла на одну из чаш весов, но отошла и из прошлой позиции, а надо было либо всё менять, встав на одну сторону, либо еще больше «бежать на месте», влезая вообще во всё, что связано с Сирией и вокруг нее, — все переговорные форматы, все площадки, только активность, только новая повестка, новые инициативы.
Конечно, и упускать военную составляющую в Сирии было нельзя, как бы сложно это ни было даже в условиях СВО, но без общего понимания метода и военная составляющая оказалась бы недостаточной.
Резюме
То, что с позиционным тупиком в Сирии Москва справиться не смогла, показывает, что ее взрывное вхождение в сирийскую кампанию с такими первоначально просто удивительными результатами — это все-таки совпадение, а не просчитанное заранее целеполагание.
Как работать из центральной позиции, никто не понимал и не умел. Впрочем, еще большой вопрос, умеет ли кто-то это делать в мире вообще, даже «клятые гегемонисты» и разные схемотехники из США. Эту проблему надо видеть, анализировать, а полученные с таким трудом навыки надо оттачивать и сводить в методологию.
Пока же не стоит удивляться тому, что на Ближнем Востоке мы уже не центр и не «главный аргумент», а в отсутствие центра рано или поздно стабильность в Сирии должна была быть нарушена. Необязательно в пользу врагов Сирии, могла, в теории, и в пользу Ирана, даже Ирана и Сирии, пока складывается в пользу Турции, но она в любом случае не могла быть длительной.
С точки зрения моделирования тут важно понимать следующее. Сил и возможностей занять прошлое положение на Ближнем Востоке у России не очень много, хотя они (особенно в плане политическом) пока имеются. Альтернатива этому — либо переход полностью на сторону Дамаска, на его чашу весов, либо неизбежный выход из сирийской кампании вообще и в любом виде.
Если мы не центр и не на какой-то чаше весов, значит, мы там не присутствуем. Что тут является вариантом с наименьшими издержками, конечно, решать компетентным специалистам, но что-то подсказывает, что возврат к старому варианту менее затратен, хотя и сопряжен опять-таки с критикой «половинчатости» позиции.
Чем эта методологическая коллизия в Сирии важна, так это необходимостью ревизии оценок по украинскому направлению. Мы правильно понимаем свое положение в рамках «большой формулы» или, как в Сирии, полагаем, что центр — это выигрыш и победа одной из сторон?
Это только кажется «кабинетной философией», вот в Сирии пробелы в этой кабинетной философии оборачиваются в итоге в весьма чувствительные проблемы. А ведь Сирия потянет за нити на том же Глобальном Юге, за влияние на который мы вроде бы боремся.
Информация