Аравийские фонды в Центральной Азии - рычаг, который может сработать в любую сторону
Пока Д. Трамп приценивается к Гренландии, Канаде и Панамскому каналу, небезынтересно рассмотреть то, к чему прицениваются аравийские инвестиционные фонды и зачем, а также их характерные особенности. В последнее время их активность разворачивается у нас под боком — в Центральной Азии.
Аравийцы — это важные, но весьма специфические игроки. Их логику, задачи, включенность в различные схемы и комбинации всегда надо отслеживать особо — это маркер очень интересных процессов, а также как потенциальные угрозы, так и потенциальные выгоды.
Суверенные фонды семейного типа
Сейчас «всё смешалось в доме Облонских», и зачастую довольно сложно даже просто отделить источник финансирования от объекта финансирования.
Процесс финансового взаимопроникновения рано или поздно закончится тем, что все превратится в одну «мега-корпорацию», которая сама для себя выпускает инвестиционные средства, сама в себя их вкладывает и сама же решает даже не то, сколько и откуда прибыли забрать, а что такое прибыль вообще. Кто-то в этот сетевой «город Солнца» — финансовую коммуну — попадет, но кто-то останется за бортом, на выселках и пустошах.
До этих солнечных вершин путь еще не преодолен, и не исключено, что последними из путников, а также одними из самых требовательных к правилам и условиям финансовой коммуны игроков будут именно аравийцы.
По большому счету практически все инвестиционные структуры можно отнести к трем базовым группам: частные, частно-государственные и государственные (суверенные, национального благосостояния). В аравийских странах к этому стоит добавить промежуточную четвертую форму — лично-государственные или, точнее, семейно-государственные. В отличие от сохранившихся еще королевств Европы это действительно активы, которые управляются через семейное и родственное участие в процессе.
Семейственность не означает чего-то подобного гротескному образу чахнущего над златом субъекта в короне и мантии в окружении не очень довольного своим достатком населения. По странному стечению обстоятельств, такой гротеск больше характерен для некоторых «развитых демократий».
У аравийцев есть довольно обширный набор внутренних обязательств внутри своей клановой системы, которые имеют безусловный приоритет. Однако управление этими активами действительно персонифицировано в рамках семейно-клановой стратегии.
Это весьма существенно отличается как от традиционной государственной бюрократии, так и от полностью деперсонализированной работы инвестиционных и банковских частных транснациональных структур, где даже крупные, политически значимые проекты идут через многие фильтры. Даже топ-менеджмент немалых корпораций и политики зачастую максимум, чем могут удовольствоваться, — визиткой «бизнес-ангела», правда, при аудите есть шансы получить несколько больше, но и это только шансы.
Вот в этой инвертированной «небесной иерархии» аравийцы — одни из немногих на уровне принятия решений, кто еще сохраняют старую банковскую традицию — знать всех приличных вкладчиков в лицо. Японцы эту практику довольно быстро проскочили, арабы за нее еще держатся.
В отличие от чистых государственных институтов, они могут пересогласовывать правила в частном порядке, но то же самое можно сказать и в отношении транснациональных инвестиционных фондов с их многоступенчатыми методиками-фильтрами. В общем, это довольно интересная смесь семейно-государственных отношений, своего рода феномен и рудимент прошлого. И финансы, и политика тут в одних руках, а не распределены между банкингом, инвестиционными корпорациями и политическими игроками.
Реальные деньги инвестиционных фондов против номинальных из методологии
Активы инвестиционных фондов — это не только сами деньги, но и то, под что их можно получить. Тем не менее, всё это именно финансовые активы.
В мире давно всё перевернуто с ног на голову, и поэтому общий объем национального богатства по общепринятой методике — это 450 трлн. долл., а все финансовые активы тоже почти 450 трлн. долл. Это значит, что в «финансы» на бумаге уже превратили всё, что есть формально в недрах, в патентах и человеческом капитале и т. п.
Это вообще отдельный интересный вопрос, как, к примеру, насчитали национальное богатство всей России с ее недрами на скромные 4,4 трлн. долл. и как при этом оказалось, что вся совокупность национального богатства четырех главных аравийских игроков (Катар, Саудовская Аравия, Кувейт и ОАЭ) это тоже 4,5 трлн. долл., но при этом совокупные накопленные активы суверенных фондов аравийской четверки — 4,62 трлн. долл. Саудовская Аравия — 1,35 трлн. долл., ОАЭ — 2,1 трлн. долл., Катар — 0,53 трлн. долл. и Кувейт — 0,69 трлн. долл.
Канада, которая вроде как может стать штатом США, имеет национальное богатство с оценкой в 11,2 трлн долл. Ну и финансовые активы такого игрока, как Каймановы острова, — под 1,4 трлн долл. С островами понятно, но с Канадой? Может, на о. Ньюфаундленд есть скрытые оффшоры, может, человеческий капитал там изумительный по качеству, может, природных богатств больше, чем в России и на всем Аравийском полуострове вместе взятом, включая (на всякий случай) и Ирак.
Понятно, что общая методика оценки макропоказателей ушла в открытый космос, зато в космос не ушло другое — из всего объема финансовых активов в непосредственной инвестиционной деятельности принимают участие весьма скромные, но предельно конкретные 44 трлн. долл., и 10% из них — это как раз «аравийская доля».
При этом, в отличие от других игроков, эти активы возобновляемы, поскольку методика методикой, а ресурсы извлекаются и продаются постоянно.
С методикой «справедливой» оценки арабы окончательно разобрались в 2018–2020 гг., когда вместо 4 трлн долл. за «Сауди Арамко» им предложили потолок в 1,5 трлн. Ну не могут стоить все недра Саудовской Аравии больше условного «Эппл» — не положено.
Человеческий капитал в Канаде стоит в 2,6 раза дороже китайского. Люди умнее или, может, образованнее? Нет, просто по методике это привязано к уровню жизни, и условный латинос-заправщик в США стоит как обезличенный «человеческий капитал» больше условного китайского инженера.
В общем-то изначально здравая идея национальной и государственной бухгалтерии сейчас уже ничего кроме как трагифарса из себя не представляет, потому что невозможно дальше белить черное, катать квадратное и носить круглое. Поэтому работает «гамбургский счет» — располагаемые инвестиционные средства, физические материальные запасы и научные технологии.
Крупные суверенные инвестиционные фонды ЕС («норвежская Швейцария»), аравийские фонды, а также десять транснациональных инвестиционных корпораций США, Китай с Гонконгом и Макао, Лондон, Япония, Сингапур и таинственные «Каймановы острова» — вот они, собственно, и определяют реальный инвестиционный облик современной экономики, причем Лондон и острова уже в наименьшей степени из всех.
Вроде бы главным считался всегда тот, кто печатает деньги, евро и доллары США, однако главный не тот уже, кто печатает, а кто заказывает печать под реальный актив. Собственно, поэтому мы можем наблюдать коллизию, как чисто банковское сообщество расходится с инвестиционщиками — они поменялись не просто местами, а статусом того, кто заказывает экономическую музыку.
Пройдя печальную историю с оценкой своих ресурсов, аравийцы теперь уже мало обращают внимания на формальные методики. 2018–2020 годы были как раз временем переоценки своей роли. И пришлась она, кстати, на время Д. Трампа, а при демократах эта «самостийность» только укрепилась. Часто по привычке считают, что аравийцы всегда идут строго в западном стратегическом фарватере, но с изменениями на чашах инвестиционных весов это теперь не столь уж однозначный тезис. Теперь есть и много элементов своей отдельной игры и отдельных ходов.
Тут можно напомнить прошлогодний эпизод, когда одним заявлением представитель Банка Саудовской Аравии чуть окончательно не обрушил и без того проблемный Credit Suisse, когда сказал, что не будет наращивать свою долю, и фактически он запустил цепную реакцию. Аналогично было и с темой продажи евробондов на фоне дискуссий о конфискации российских активов.
В России через тернии СВО уже тоже начали понимать, что можно оценить ее активы хоть в 1 доллар по «умной методике», а реальная стоимость живет своей жизнью, как и реальное влияние, с этим связанное. С другой стороны, при этом вроде бы общем понимании у нас не просто остается, а усиливается банковский «заповедник».
Важнейшая тенденция смены влияния банков на влияние инвестиционных фондов, которая, может, значит больше, чем две трети мировой политики как таковой, вообще проходит мимо России. У нас именно банки концентрируют всю прибыль, и конца-краю этому процессу не видно, тогда как в мире общая тенденция — превращение банков в обслуживающую инфраструктуру или трансформацию в полноценный инвестиционный фонд. В России же средства собственно из национальных инвестиционных фондов банально перекачиваются в банки, и даже доказывается, что это хорошо и исключительно похвально.
Транснациональные инвестиционщики — это еще те глобалисты, но там, по крайней мере, есть не просто понимание того, что банк — это не фактор развития, а его инфраструктура, а произошла смена самой модели, где банковская сфера — это не центр прибыли, а элемент обслуживания системы.
Эта трансформация шла и идет через политическую борьбу, в которой Россия, ставя на банкинг, играет за сторону исторически проигравшую. Аравийцы, как не сложно понять, избавлены от терзаний этого противостояния, поскольку инвестиции, банкинг и политика сосредоточены в одних руках. Свобода маневра тут не абсолютная, поскольку все так или иначе связаны со всеми, но она есть.
В этом плане указанная в первой части материала специфическая субъектность аравийских фондов становится важной особенностью. «Реальных» денег в мире оказывается на удивление мало — 44 трлн. долл. на всех. Так что ничего удивительного, что Россия по желанию или вынужденно строит отношения с этой частью «Глобального Юга» — свои-то деньги ушли в банки, в Китае много не дадут, на Западе забрали и раньше нажитое, Сингапур и Япония отпадают. Но дело тут не столько в инвестициях, сколько в том, что новое качество аравийских финансов позволяет банально у них средства хранить и через них осуществлять много разных нужных транзакций.
Проба пера в Центральной Азии и ее масштаб
Если в Россию с Аравийского полуострова особо инвестиции раньше не шли, то в Центральную Азию этот поток пошел в последние годы довольно уверенно. И его усиление как раз совпало с изменением качества и статуса аравийских денег. Основные инвестиционные пакеты — это 2021–2024 гг.
Еще в 2022 г. по накопленным прямым инвестициям за десять лет тройка игроков шла со следующей пропорцией: Евросоюз — 105 млрд. долл., Китай — 55 млрд. долл., Россия — 41 млрд. долл., аравийские страны — 11 млрд. долл. Уже к концу 2024 г. мы видим иной расклад: ЕС — 110 млрд. долл., Китай — 60 млрд. долл., Россия — 43 млрд. долл., а вот аравийцы взяли планку в 45 млрд. долл., и это еще не все соглашения доведены до стадии реализации — обсуждается еще не менее 12 млрд. долл.
Лидером тут являются ОАЭ — это пока 65% прошлых и перспективных вложений, главная часть которых приходится на Туркменистан и Узбекистан. Однако в процесс включились ранее пассивная в регионе Саудовская Аравия с 4 млрд долл., из которых 1,1 уйдет в энергетику Узбекистана, Катар, который вкладывает до 5 млрд долл. в Казахстан и Киргизию, а также входит в регион Кувейт с 2 млрд долл. инвестиций в Казахстан и Таджикистан. Узбекистан вообще вышел в лидеры по привлечению аравийских средств.
Всё это происходит на фоне того, что у России вообще нет стратегического видения, как строить отношения в Центральной Азии, и тут больше действует принцип «за всё хорошее, против всего плохого», а что тут первое, а что второе, пусть каждый догадывается сам и на конкретный момент времени.
Китай практически не продвинулся дальше накопленного за прошлые годы, хотя проекты по железной дороге активизировал. ЕС мог бы выделить средства, но складывается ощущение, что Украина поглотила евроэлиты вместе с возможными инвестициями. Т.е. вроде как аравийские средства, которые не окрашены цветами политики, в плане России и ее положения выглядят нейтрально, а для стран региона предельно полезно, поскольку выводят их из позиции выбора между сторонами.
Но какие задачи решают там сами для себя аравийские игроки? По региональным меркам эти инвестиции огромны, для самих аравийских игроков с их ресурсами пока это выглядит больше ответом на политические просьбы из региона и пробой пера, за исключением ОАЭ, которые, по всей видимости, твердо решили забрать под себя тему возобновляемых источников энергии — солнечную и ветряную генерацию, а в Туркмении обосноваться как противовес Китаю.
Катар, очевидно, пока идет в русле стратегического партнера — Турции, у которой своих средств нет, а без денег строить Великий Туран как-то неудобно. Если со стороны ОАЭ работает больше именно экономическая стратегия с прицелом на конкретную отрасль и развитие путей через Афганистан, то Катар будет помогать Турции строить именно политический проект. Близкой для России эта история с Тураном не была и не будет.
Очень специфичен Кувейт, который не просто имеет мощный финансовый рычаг, но отличается тем, что кувейтские элиты любят спонсировать религиозные группы влияния. У Турции есть свои группы, у Кувейта могут появиться свои. Это тот фактор, который невозможно просто списать со счетов.
Мощный ресурс у Саудовской Аравии, но саудиты довольно последовательно реализуют свою стратегию «Видение-2030», а это вложения в высокие технологии и создание своего технологического кластера. Для ОАЭ это пока больше один из проектов, а для Эр-Рияда — проект базовый, где они идут в кооперации с инвестиционными фондами Японии. Строить аналог в Центральной Азии или брать на себя одну из отраслей в регионе там пока не планируют.
Тем не менее, если три крупных игрока: ЕС, Китай и Россия шли в Центральной Азии с показателями в 105, 50 и 41 млрд. долл. больше десяти лет, то аравийские фонды за два года вошли с десятками миллиардов только в качестве «пробы пера». Проба пера означает, что они могут там развернуть работу как под себя и свои интересы, так и при желании и выгоде развернуть работу в интересах сторонних.
Фактически они могут работать (за исключением Катара) в рамках любых комбинаций, что благоприятных для России, что не очень. В этом плане было бы логично каким-то образом совместить российские инициативы и работу в ЕАЭС с инвестициями хотя бы ОАЭ. Нельзя просто наблюдать за этим, поскольку для аравийцев это дополнительный доход и деятельность вне главных направлений, но поскольку у нее нет, кроме Катара, политической окраски, то любой крупный игрок может предложить этому ресурсы поучаствовать в своей комбинации в регионе уже с политическим уклоном. Плюс в том, что заставить или надавить на этот финансовый рычаг, как это любили делать раньше политики США и ЕС, тут не получится, но тот же Д. Трамп любит сделки, а от сделки эти суверенные деньги отказываться не планировали, вопрос в том, что предложат и каковы ее параметры.
Информация