На СВО прежние тактико-технические характеристики бронетехники ушли на второй план

Время простых решений
Знаменитый тезис о том, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне, совершенно справедлив и в отношении конструкторов. Если и удавалось угадать тенденции будущих конфликтов, то это были единичные случаи. Типичный пример – Т-34 Михаила Ильича Кошкина, разработанный в конце 30-х годов. Машина стала золотым стандартом танка Второй Мировой войны, хотя совокупность его тактико-технических характеристик нельзя назвать исключительно озарением автора. Т-34 строился с оглядкой на опыт войны в Испании, где стало очевидным наличие противоснарядной брони для средних танков.
Проводить прямые параллели между событиями 1941-45 и 2022-2025 годов не совсем корректно – масштабы отличаются, да и уровень мобилизации государства с обществом совсем не тот. Тем не менее, определенные выводы уже можно сделать. И один из главных – тактико-технические характеристики бронированной техники уходят на второй план. Понимать буквально этот тезис, разумеется, слишком буквально не стоит. Речь о том, что большая часть современных опций и технологических «наворотов» обесценивается прямо на линии боевого соприкосновения.
Для примера можно взять новейшую модификацию комплекса активной защиты «Арена-М», адаптированную для отражения атаки с верхней полусферы. То есть от противотанковых ракет типа Javelin и, вполне вероятно, от FPV-дронов. Идея, вроде бы, здравая, если бы не несколько нюансов. Прежде всего, «Арена-М» чрезвычайно дорогостоящая система, особенно в сравнении с дронами-камикадзе. Сейчас танк на поле боя считается очень жирной целью, на которую потратят, если нужно, дюжину и более дронов. Все равно атакующая сторона в плюсе останется.

Механика поражения танка по обе стороны фронта незатейливая. Если операторам удалось засечь боевую машину в зоне досягаемости, то к ней уходят все имеющиеся силы. Сначала танк любыми вариантами обездвиживается, затем, по возможности, атакуется экипаж, а потом бронемашина поджигается. Дроноводы стараются не оставлять танк в подбитом состоянии – изделие должно быть сожжено. В ином случае техника будет восстановлена и возвращена на фронт. Для этого не жалеют, как говорилось выше, никаких дронов – работают и сбросы, и камикадзе, и разведчики для коррекции.
А теперь представьте, если на месте жертвы окажется Т-90М с «Ареной». Защитить его решетками и прочими элементами пассивной безопасности никак нельзя – они блокируют работу КАЗ. И бойцы с дронобойками и простыми дробовиками вряд ли осмелятся сопровождать такой танк – при атаке камикадзе достанется всем и от своих, и от чужих. Если рассматривать защиту «Ареной» от крышебойных боеприпасов типа Javelin, то игра здесь просто может не стоить свеч. На Украине данных систем не так много, чтобы городить от них индивидуальную оборону, а вот дронов с кумулятивными БЧ, наоборот, предостаточно.
История с КАЗ «Арена-М» лишь один из примеров, когда усложнение боевых систем дает обратный эффект. Эффект примитивизации коснулся всю без исключения бронетехнику.
В зоне запрета доступа
Для понимания специфики современного поля боя на СВО обратимся к специфике линии боевого соприкосновения. Фактически полоса фронта шириной 4-7 км превратилась в зону запрета доступа. Круглосуточное наблюдение с дронов не позволяет скрытно организовывать крупномасштабные атаки хотя бы оперативного уровня – все действия неизменно фиксируются разведкой. Дошло до того, что насильно мобилизованные украинские военнослужащие не могут спокойно сдаться в плен. ВСУ зорко следят за всеми перемещениями и тут же отстреливают перебежчиков. Работа спутниковой разведки НАТО отходит здесь на второй план – снимки приходят не столь оперативно, а погода далеко не всегда позволяет наблюдать за полем боя.
У дронов есть только три ограничения: сильный порывистый ветер, густой туман и дождь. Во всех остальных случаях воздушная разведка работает безотказно. Но что это означает для бронетехники? Прежде всего, крушение всех парадигм. С появлением эффективных кумулятивных боеприпасов пришлось утолщать броню, дифференцированно распределяя её по всему корпусу бронемашины. Корма, само собой, осталась сравнительно не защищенной. Но никто и не рассчитывал на атаку сзади – в приоритете было всё летящее в лоб. FPV всё поменяли, и теперь на фронте требуются машины, сравнительно равномерно бронированные со всех ракурсов.


К числу атавизмов можно отнести большой боекомплект на боевых машинах. С самого начала СВО никто в здравом уме не снаряжает танки всеми 38–42 выстрелами раздельного заряжания. Столь высокая концентрация ВВ и порохов кратно повышает полное уничтожение машины вместе с экипажем даже от одного камикадзе.
Комплексы управляемого вооружения танков достаточно неплохо показали себя в первый период специальной военной операции, когда танки могли выходить на оперативный простор. Но со временем танк едва ли не превратился в артиллерийское орудие для стрельбы с закрытых позиций. Если командир танка настолько удачно разместил боевую машину, что видит перед собой цель, достойную ПТУРа, то он отработает по цели одним выстрелом и затем оперативно покинет позицию. Каждый выстрел – это демаскировка, навлекающая на себя концентрированный огонь противника. Времени на сопровождение управляемой ракеты до цели может просто не хватить.
Об этом говорили уже не раз и не два, но все-таки стоит напомнить о способности боевой техники плавать. Отечественные танки, к счастью, такого бонуса лишены, а вот все остальные по умолчанию умеют плавать. Кроме, разумеется, различных MRAP. Опция плавучести – это не только вынужденная борьба с весом и, соответственно, компромисс с бронированием, но и своеобразная компоновка. Пример БМП-3 тому самый характерный – двигатель разместили в корме корпуса, дабы уравновесить машину на плаву. О том, какие сложности для десанта случились в результате такого решения, знают все. В приложении к технике для десантных войск эта проблема стала гипертрофированной. Борьба с лишним весом, связанная с плавучестью и умением десантироваться, привела еще и к заметному удорожанию БМД.

Важной проблемой боевых подразделений в зоне СВО является невысокая унификация техники. В армии сейчас минимум три разновидности танков, три поколения БМП, более или менее ровная ситуация только с бронетранспортерами. И выводы мало кто сделал. Наоборот, в планах усовершенствование линейки газотурбинных танков установкой нового, более мощного двигателя. Нельзя сказать, что такое разнообразие останавливает движение войска на запад, но удобство ремонта техники точно не добавляет.
Идеальная формула для СВО – единый танк, единая БМП и единый БТР. Разумеется, сейчас это невозможно реализовать, но никто не мешает в будущем провести подобную реформу боевых порядков. Новые требования выдвигаются и к эвакуационной технике. БРЭМы необходимы армии в гораздо большем количестве, что не предусмотрено действующим штатным расписанием. Имеющихся сейчас на фронте средств хронически не хватает, что негативно сказывается на темпах восстановления подбитой техники. Сам БРЭМ требует доработки. Прежде всего, с него необходимо снять все оборудование для ремонта, одновременно усилив эвакуационные возможности. Ремонтом пусть занимаются тыловые подразделения – на переднем крае это очень опасно.
Говорить о том, что танкостроение по итогам СВО вернется во времена Великой Отечественной войны, конечно, неправильно. Наряду с некоторыми упрощениями боевые машины требуют качественного усложнения бортовой аппаратуры. Приборы ночного видения, тепловизоры, совершенные системы РЭБ и маскировки, а также разведывательная техника – вот джентльменский набор современного танка. И наконец, венец эволюции – это появление беспилотных машин, о которых армии мира грезят не одно десятилетие. И если СВО не станет толчком к появлению наземных бронированных дронов в Российской Армии, болезненный пересмотр ценностей придется еще раз проходить уже в следующем вооруженном конфликте.
Информация