Обострение в Кашмире, или Как в очередной раз подставляют Пакистан

22-го апреля в индийской части региона Кашмир (г. Пахалгам, штат Джамму и Кашмир) произошел террористический акт, унесший жизни 28 человек. Долина, в которой расположен г. Пахалгам, это популярное место для обычного и религиозного туризма, группа, на которую было совершено нападение, также была туристической.
Атака происходила под развернутым лозунгом исламского радикализма, ответственность на себя взяла группировка, связанная с пакистанским движением «Лашкар-е-Тайба» (запрещено в РФ). Индия практически сразу и официально объявила о том, что атака связана с деятельностью Пакистана, перекрыла границы, объявила о высылке граждан Пакистана и заявила о приостановке действия ряда договоров.
Региональные эксперты сегодня выдвигают тезисы о том, что нынешнее обострение между Пакистаном и Индией может стать максимальным по накалу и масштабу за 25 лет. Современная экспертиза любит алармизм, тем не менее, похоже, что в данном конкретном случае Индия действительно может попробовать сыграть на все карты, ведь Индия заблокировала Пакистану подачу воды — главного ресурса в регионе.
Вопрос тут, впрочем, в другом: есть ли хоть одна практическая и рациональная цель, которую через это обострение мог бы преследовать Пакистан? Таких целей нет, и это тоже говорит о многом.
Общий контекст
Кашмир всегда был на слуху, что для поколений постарше, что для поколений помладше. Кашмир — это регион, который разделен между Китаем, Индией и Пакистаном, общая площадь которого превышает площадь такого государства, как Сирия. В результате многолетней борьбы Китаю отошла часть за хребтом Каракорум, часть юга Тибетского нагорья со знаменитой вершиной Кайлас, Пакистану — северо-восток с провинцией Гилгит-Балтистан и полунезависимой провинцией Азад-Кашмир, Индии — высокогорный Ладагх, где индийские и китайские пограничники периодически упражняются в боевом искусстве палки и камня, а также регион, который сегодня называется штат Джамму и Кашмир.
Если Китай и Пакистан забрали себе знаменитые хребты и горные пики, некоторые из которых имеют сакральное значение, то Индия осталась без сакрального альпинизма и мистики, но получила уникальный ресурс с другой, более практичной стороны — воду и условия для сельского хозяйства.
Реки Инд, Брахмапутра и некоторые другие берут начало в горных озерах и ледниках Кайласа, но вот основное наполнение водных артерий (бассейн р. Инд), которые потом будут питать Пакистан, находится в индийском Кашмире. Индийский Кашмир — это уникальное место по климату, где достаточно чистой воды, хорошие почвы и луга. Поскольку Джамму и Кашмир в Индию входил на особых «союзных» правах, то просто так переселиться туда было нельзя, для этого надо было быть «кашмирцем». Плотность населения в Индии 420 человек на 1 кв. км, в индийском Кашмире 51 человек на 1 кв. км. И это не потому, что там жить плохо и трудно — жить там как раз-таки можно и даже неплохо.
Пакистану достался проход по старым караванным путям из Гилгит-Балтистана на Кашгар в Китай, где теперь проложено Каракорумское шоссе с выходом на порты Карачи и Гвадар. Однако эти земли — горы, земля там тяжелая, население редкое и (как и во всем Кашмире в целом) представляет собой не пуштунов, синдхов или пенджабцев, а конгломерат натуральных исторических реликтов, которые не в последнюю очередь окормляют фонды исмаилитов Ага-хана.
Пакистан забрал себе некоторую (небольшую) часть плодородного индийского Кашмира — Азад-Кашмир, который тоже получил статус государства в государстве. Это местная широкая автономия, хотя Азад-Кашмир и представлен в парламенте.
Ирония судьбы заключается в том, что т.н. «кашмирский сепаратизм» (в лице движений, подобных «Совместному комитету АВАМИ») работает в обе стороны, как против индийской, так и против пакистанской. Индия периодически обвиняет Пакистан в поддержке сепаратистов в своей индийской части, Пакистан за экономическими протестами в Азад-Кашмире обычно видит руку Индии.
Путем довольно сложных переговоров между Пакистаном и Индией было заключено «водное соглашение», где три реки, питающие р. Инд, из штата Джамму и Кашмир используются частью Пакистаном, частью Индией, а другие три преимущественно Пакистаном. Это соглашение всегда соблюдалось, но сейчас Нью-Дели свое участие в нем приостановил.
Для Пакистана это экзистенциальная угроза, поскольку от этого зависит генерация электроэнергии и сельское хозяйство. Именно поэтому региональные эксперты настроены пессимистически в плане возможного столкновения Индии и Пакистана. В Индии прекрасно понимают значение водного фактора, а что такое засуха, можно было наблюдать на примере Сирии, где именно водный фактор стал катализатором гражданской войны.
Теперь снова обратимся к вопросу, который был поставлен в самом начале данного материала, — какой практический смысл для Исламабада обострять этот вопрос с Индией, учитывая еще и сложное экономическое положение. Это примерно то же самое, что пытаться на дне дыры пробить новое дно.
Сценарии и шаблоны
Сейчас обострение прямо сравнивают с ситуацией 2019 г., когда в ответ на террористические атаки ВВС Индии разбомбили приграничные тренировочные лагеря радикалов на территории Пакистана. Конфликт длился почти полгода, но его кульминацией стали несколько воздушных боев ВВС Индии и ВВС Пакистана над Кашмиром, которые позже будут долго разбираться на профильных форумах. Сравнение ситуаций 2019 г. и 2025 г. уместно, но не столько по накалу эмоций, сколько по самой механике провокации.
Весь 2019 г. бывший премьер-министр Пакистана Имран Хан вел ожесточенную борьбу с армейским руководством Пакистана — своего рода вторым правительством. В сентябре он разоткровенничался настолько, что озадачил США, у которых он просил поддержки (это, кстати, первый срок Д. Трампа).
Вроде бы «секрет Полишинеля», но возьмем общий контекст — нападение на Индию в 2019 г. — это все те же группировки, что и сегодня, а уже упомянутая «Лашкар-е-Тайба» (запрещена в РФ) — это все та же «Аль-Каида» (запрещена в РФ). Т.е. И. Хан публично сказал, что вот наши ведомства тренировали и тех, кто воюет с США, и тех, кто воюет с Индией.
Казалось бы, И. Хан разоблачил, сдёрнул покровы и т. п. Только в реальности получается, что группировки и атаки на Индию де-факто работали против пакистанского генералитета и на мельницу И. Хана, который с ними вступил в конфликт, хотя правильнее сказать — тех, кто его направлял и подправлял. И это было не один и не два раза — аналогичные моменты были, когда перестраивали отношения с пакистанским «Талибаном» при И. Хане — тоже «в пику» армейским. Отметим, что в Азад-Кашмире партия И. Хана наиболее популярна, а клан Шарифов — нет. В Гилгит-Балтистане больше популярны Бхутто, но тоже не Шарифы.
Сейчас ситуация практически дублируется — исполнители всё те же, мотивы — хаос. Чем для Индии закончился конфликт 2019 г.? У штата Джамму и Кашмир забрали «суверенитет» и поставили «лесников», которые за полтора года сделали регион относительно спокойным местом. И. Хан тогда с трибун ООН взывал о нарушении базовых прав кашмирцев и нарушении базовых же соглашений.
И вроде бы всё правильно, но только когда в итоге политической борьбы он заберет под свой контроль ту самую службу разведки (ISI), ничего же не поменяется — лагерей меньше не станет, запрещенная «Аль-Каида» никуда не денется, зато начнется особая игра с движением «Талибан», что на пакистанской стороне, что на афганской. Что в прошлый раз удар шел по армейской верхушке, что сейчас удар со стороны Индии может прийти по экономике, проблемы с которой ассоциируются с ней же и Шарифами.
И. Хан в России имеет скорее образ положительного героя — реформатор, за свободы, против «кланов» и «деспотизма генералов», часто говорили, что он за Китай и даже вроде как за тесные связи с Россией. Но кто в Пакистане выступает против связей с Китаем и против сотрудничества с Россией? Никто. А что конкретно нареформировал И. Хан? Ничего. Зато И. Хану обычно сочувствуют информационные ресурсы, которые у нас принято назвать «пробританскими» или просто «либеральными». Может, это так совпало случайно, но обычно никто просто так «эфирное время» не тратит.
Можно, конечно, критиковать исторически сложившуюся политическую систему Пакистана с ее генералитетом, который регулирует отношения между двумя-тремя основными клановыми группами, вот только никто там, включая Имрана Хана, вовсе не Махатма Ганди. Впрочем, бывший премьер-министр тут скорее оказался в роли ведомого.
И. Хан выступал с адекватными тезисами, но его действия были хаотичны и не объединены в общую логику. Зато каждый подобный удар подспудно работал против политической системы в целом с ее кланово-армейским балансом. Плохая она или хорошая — это вопрос пакистанцев, но понятно одно: если эта система осыпается, то Пакистан превращается в просто-таки уникальную точку горения и кипения, учитывая и движения радикалов, и соседний Иран, и Афганистан, и тот же Кашмир.
Это прекрасно, тезисы про модернизацию, против клановых мироедов и т. п. Но есть один нюанс: в таком обществе, как Пакистан, резкая модернизация — это поляризация и, с учетом обрушения армейского политического «хребта», почти гарантированная гражданская война. Запрос на модернизацию в Пакистане, несомненно, есть, вот только для этого нужен очень проработанный план и очень широкий общественный консенсус.
Следует добавить и то, что непосредственно перед этой террористической акцией правительство Пакистана решило-таки довести до конца вопрос о высылке в Афганистан всех афганских мигрантов, и легальных, и не очень. В 2023 г. было решено выслать более 1,5 млн чел., поскольку эта орда, осевшая преимущественно в Белуджистане, стала опорой и параллельного товаропотока, и подпитывала пакистанский «Талибан», попутно поддерживая еще и белуджийских радикалов и ту же многоголовую гидру «Аль-Каиды». Высылка пошла в апреле очень хорошими темпами, и вот — акция в Кашмире. Тоже совпадение?
Индии желательно определить рамки ответа
Нет никакого сомнения, что правительство Н. Моди попробует извлечь что-то для Индии из этой кризисной ситуации. Вопрос воды — это угроза серьезного ослабления Пакистана, главного регионального конкурента. Индия упустила Бангладеш, а Китай сейчас поднимает уровень отношений и с Бангладеш, и с Пакистаном.
Для Индии еще возникает опция напомнить США о необходимости полноценно включиться в выработку американо-индийской политики. Ведь Д. Трамп сейчас занят другими направлениями. Поэтому первым делом от Нью-Дели последовало обращение к «главному по Индии» от США — Дж. Ди Вэнсу. Это не цинизм, это рациональность, ведь нападение на самом деле тянется корнями в ячейки радикалов, которые действуют в Пакистане. Но только аналогичные проблемы есть и на ирано-пакистанской границе, там-то правительство Ш. Шарифа и генералы из Равалпинди точно не стоят за атаками на Иран, но сценарий один — атака, ответ по территории Пакистана, по тем самым тренировочным лагерям.
Н. Моди во внутренней политике сейчас не имеет полного преимущества, и сплотить общество вокруг пакистанской угрозы — это вполне реалистичный сценарий, но надо отметить, что было бы очень нежелательно, чтобы Нью-Дели перегнул палку с ответом Исламабаду. Здесь нужны какие-то рамки и границы. Ведь в противном случае Индия сама рискует получить под боком костер, который будет намного хуже нынешних пакистанских кланов и армейской верхушки. Сейчас Индия перекрыла шлюзы на р. Инд, т. е. лишает Пакистан возможности маневрировать политически и выводит ситуацию в верхнюю точку. Было бы неплохо, если бы Нью-Дели все-таки перед этой точкой остановился.
Информация