«Я – свой», – ответила цель
Приемопередающая кабина наземного радиодальномера П-35М
В 1978 году, по окончании Тамбовского военного авиационно-технического училища по специальности «наземные РЛС», меня направили на полигон НИИ ВВС имени В. П. Чкалова. Это была классическая «точка» – одна из многих в системе трассового измерительного комплекса, построенного для проведения траекторных измерений в ходе испытаний новой авиационной техники и систем оружия. Сейчас практически вся эта территория, в свое время отчужденная Министерством обороны, является собственностью суверенного Казахстана.
Мне повезло. Я попал служить старшим техником на маловысотный пост, получив в распоряжение надежную «старушку» – РЛС кругового обзора П-35М2 «Сатурн-У» класса «Дренаж» с бортовым номером В-50454У и новенький радиовысотомер ПРВ-11А «Конус-А» класса «Вершина», а заодно экипаж из пяти солдат и сержантов. Высотомером, кстати, мы почти не пользовались – экспортный вариант в тропическом исполнении постоянно и серьезно ломался, а пока гарантия не кончится, армейцам своими силами ремонтировать его запрещалось.
В один из весенних дней 1979 года на нашей позиции появился начальник отделения и предупредил, что завтра предстоит очень ответственная работа – в воздухе будут находиться одновременно три десятка машин, а потому любая, даже самая безобидная аварийная ситуация с нашей «старушкой» чревата большими неприятностями. Вечером по распорядку дня в клубе центральной базы должны были крутить фильм, поэтому я известил экипаж, что мне потребуются два добровольца – оператор и электромеханик, бросив в шутку, что кино я им обеспечу.
Единственное, чем мог грешить наш радар, – низкой чувствительностью приемных устройств. Правда, недавно все клистроны мы заменили новыми, однако подстроить их не мешало – стремительное наступление весны сказывалось на том, что некоторые параметры станции периодически «разбегались».
После ужина, когда я поднялся в приемно-передающую кабину, только начинало смеркаться. Пока замерил чувствительность шести приемников, вывел зоны генерации в норму, – за порогом совсем стемнело. Оба сержанта сидели в креслах операторов, в индикаторной машине, и словно наперегонки наполняли окурками «Беломора» довольно емкую крышку от сельсин-датчика (шик локаторщиков – другие пепельницы мы не признавали). Основная, дополнительная и вспомогательная вентиляции добросовестно гнали табачный дымоган на улицу.
«Операторский» индикатор кругового обзора наземного радиодальномера П-35М. Фото В.Виноградова
«Ну что, – сказал я, – посмотрим, ради чего пропустили сеанс в клубе… Если приемники работают безупречно, мы увидим, как взлетают и садятся самолеты в Волгограде». Сирена, скорость вращения – три оборота, шесть оборотов, передатчики включены, угол установки антенных зеркал – по нулям. На экранах индикаторов кругового обзора по ходу часовой стрелки начали привычно распускаться бутоны азимутально-дальномерной развертки. «Старушка» обеспечивала обзор пространства в «цилиндре» радиусом 375 км и высотой 85 км. А поскольку песчаные барханы интенсивно отдавали влагу, накопленную за зиму, то в центре экрана в радиусе 58 км бурно цвела роза «мертвой зоны», в которой ничего не проглядеть.
Итак, волгоградский аэропорт (на него мы обращали внимание, только когда требовалось оценить работоспособность радара) относительно нас находился примерно с координатами 330, 250. Пара самолетов там действительно болталась, однако внимание привлекла другая цель – на северо-западе, почти у самого обреза экрана – на дальности 350 км. «Ого! Смотрите, на какой дальности «гребем» объекты!» – воскликнул я. Отметка была четкой, значит, отраженный целью сигнал – сильный, что свидетельствовало о высоком качестве настройки приемной системы и о большой эффективной площади рассеивания цели.
Однако на следующем обороте развертки цель пропала. Во всяком случае, в радиусе 10 км от предыдущей отметки новая не возникла. Не беда, такое иногда бывает, когда самолет разворачивается и его положение под определенным ракурсом наблюдения способствует отражению луча радара в сторону, а не назад. «Ну уж на следующем обороте она обязательно вынырнет!» – прокомментировал ситуацию оператор за другим индикатором.
Отчаявшись установить контакт с контрольной целью – большой, как стадо слонов, я откинулся в кресле и краем глаза заметил, что она никуда не исчезала, а несется на меня с тем же курсом на бешеной скорости и находится совсем рядом – чуть более чем в 100 км. Тут же раздался голос оператора: «Товарищ лейтенант, цель в нашем районе!» В училище нас постоянно приучали считать приоритетной ту цель, которая движется к центру экрана. Один из наших преподавателей был военным советником во Вьетнаме, где американцы широко применяли самонаводящиеся ракеты класса «воздух–РЛС».
Однако наш собственный опыт обеспечения полетов тоже что-то значил. Скорость вращения антенной системы радара – 6 оборотов в минуту, то есть полный оборот она совершает за 10 секунд, – очень удобно для расчета скорости воздушных объектов. Обычно за это время отметка от бомбардировщика смешалась на 2 км, а от истребителя на форсажном режиме полета – на 7 км. Наш же «слон» за 10 секунд пролетал 72 км! В общем-то ничего необычного, вполне рукотворная, почти первая космическая скорость. Цель нырнула в «мертвую зону» радара. Откровенно говоря, большого впечатления на сержантов все это не произвело.
«Ничего, – сказал я, – сейчас мы посмотрим, куда она отправится на востоке». Однако выхода «слона» из воронки «мертвой зоны» мы так и не дождались. Зато вместо него на тех же курсе и дальности появился другой. С той же скоростью он одолел 350 км за 50 секунд и также спрятался где-то у нас над головой. За ним показался следующий, и еще, и еще… С завидной регулярностью цели летели к центру экрана, причем все они были хорошо видны в переднюю полусферу и совершенно не наблюдались в заднюю.
На память пришли скудные сообщения о самолетах, способных летать с гиперзвуковыми скоростями. Когда число сверхскоростных «нарушителей» подошло ко второму десятку, я попросил сержанта: «Саша, выгляни на улицу, может, услышишь хлопок, как у самолетов при преодолении звукового барьера?» В десяти метрах рядом ревел дизель-генератор, но хлопки фронта скачка уплотнения обычно сотрясали даже нашу индикаторную машину, вывешенную на колодках. Сержант задернул светомаскировочную занавеску, чтобы на огоньки в кабину не налетели мириады ночных бабочек, и просунул голову в дверной проем.
– Ну что там слышно? Уже три «слона» прошли над нами, четвертый приближается!
– Да ничего не слыхать, товарищ лейтенант, – донеслось из-за занавески, – только три звезды упали.
«Интересное совпадение», – подумал я и добавил вслух: – Гляди, сейчас рухнет четвертая!
Из-за занавеси появилось бледное в отсвете индикаторов лицо сержанта. Упавшим голосом он произнес:
– Так точно, и четвертая упала…
– Ого! А это уже интересно! Сейчас посмотрю, в каком направлении они сыпятся? Оператор, дай-ка мне последние координаты звезды!
– Где-то 303, 122! Входит в нашу зону!
Несколько секунд спустя небо перечеркнул метеорит, вынырнув ниоткуда и уйдя в никуда. Вернее сказать, это была световая полоса, словно след от трассирующей пули, возникшая на доли секунды. С нашей позиции в картинной плоскости она наблюдалась прочерченной километрах в 30 в стороне, но почему-то с юго-запада на северо-восток с небольшим понижением.
Реконструкция изображения на индикаторе кругового обзора (красным обозначен коридор пролета объектов)
Закуривая, обнаруживаю легкую дрожь в пальцах. Спустя некоторое время по целеуказанию оператора получаю возможность еще несколько раз лицезреть контролируемый звездопад.
– Ну что, орлы! У вас есть прекрасная возможность загадать кучу дембельских пожеланий – в обойме у инопланетян еще полно падающих звезд, – говорю сержантам. – Я сам пока попробую разобраться, как высоко они проложили над нами коридор…
Поскольку наш высотомер скис еще пару месяцев назад, грубо определить высоту я попытался на дальномере. Правда, ошибка при этом составляет, как говорят локаторшики, «плюс-минус две трамвайные остановки», но все же это лучше, чем совсем ничего.
Дело в том, что «лопата» диаграммы направленности на РЛС типа П-35 состоит из пяти узких и одного широкого лепестков, расположенных один над другим с небольшим перекрытием. Поэтому последовательно отключая передатчики, но сохраняя видимость цели, теоретически можно судить о воздушном эшелоне цели. Задача оказалась очень трудной, так как каждая звезда отмечалась на экране всего пять раз. Но, отключив все нижние каналы, я заметил, что на предельной дальности цель наблюдалась третьим каналом. По моим представлениям это соответствовало высоте 35 000-40 000 м.
Между тем сержанты, вдоволь назагадывавшись желаний, в нарушение всех воинских уставов привели часового, скучавшего неподалеку. В ответ на мой удивленный взгляд они взмолились: «Товарищ лейтенант, ну когда еще в жизни человек увидит столько НЛО!» Солдат из соседнего отделения тоже служил на радарах, и ему не надо было объяснять, какие скорости в ВВС считаются нормальными.
Вдоволь налюбовавшись НЛО на экране и на небе, скорее ради хохмы я нажал кнопку системы опознавания государственной принадлежности воздушных объектов. Каково же было мое удивление, когда рядом со штришком цели отпечаталась отметка «свой»!
Наша «старушка» была оснащена запросчиком «Кремний-2М», ныне снятым с вооружения. Система госопознавания в то время организовывалась по специальному расписанию, согласно которому на сутки в спецчасти выдавали два из двенадцати пронумерованных кварцевых фильтра и называли время их смены по скользящему графику. Таким образом, «метеориты» четко отвечали на запросы через фильтр, определенный для второй половины дня. Но у меня под рукой был и дообеденный фильтр. Быстро поставив его в блок, я снова нажал кнопку запроса. Результат оказался аналогичным, причем сигнал очень сильный. Ну как можно после такого назвать эти летающие объекты неопознанными?!
Если говорить о силе принимаемых сигналов, то следует отметить, что в штатном режиме радар функционирует в трехсантиметровом диапазоне радиоволн (пассивный режим). Однако на всех П-35 предусмотрена и система активного ответа. Она предназначена для повышения дальности обнаружения самолетов, оснащенных ответчиком СОД-67, и работает в дециметровом диапазоне. На полигоне с активными ответчиками летали редко, но, когда это случалось, цель удавалось сопроводить до края экрана. Между тем наш запросчик был включен всегда. Таким образом, четкие отметки от наших «слоников» на предельной дальности обнаружения, похоже, обеспечивались благодаря совместной работе приемников на сантиметровых и дециметровых волнах.
Собравшись в индикаторной, мы с сержантами начали рассуждать: объект виден одновременно в трех диапазонах электромагнитных волн, в двух радио- и оптическом, значит, реально существует. Скорость перемещения не запредельная, а вполне доступная человечеству, хотя гипотеза о сотнях рукотворных аппаратов в течение одной ночи – это уж слишком! Такого не потянет никакая экономика страны. Если объект светится на ночном небе, то либо ионизирует вокруг себя слои воздуха, либо выбрасывает струю газов, но почему мы видим его на радаре только в лоб? И потом, если по каналам госопознавания в обоих вариантах – «свой», значит, объект мыслит?
Я предположил: «А что, если некое космическое тело, входя в плотные слои атмосферы, вращается с угловой частотой, совпадающей с опорной частотой нашего запросчика или с кратной гармоникам ее спектра? Тогда хоть притащи сюда весь ящик с кодовыми фильтрами, на все 12 запросов получим положительный ответ». Говорят, у американцев во Вьетнаме были на некоторых самолетах такие станции постановки помех системе госопознавания. Правда, наши тоже не лаптем вьетнамский рис уплетали и быстро доработали аппаратуру системой «ложные коды», которая в подобных ситуациях вела себя наоборот – свои не отвечали, а «чужой» продолжал отзываться как «свой».
А вот и та самая кнопка «ЛК»! Запустив в работу «ложные коды», я не обнаружил на экране никакой реакции. Это могло свидетельствовать об одном из двух: либо цель сознательно не поддается на провокацию, либо моя система ЛК не работает. В условиях мирного времени ею никогда не пользовались, при обслуживании аппаратуры она контролю не подлежала, так что функционирование системы в реальных условиях я не оценивал и судить о ее эффективности и надежности не могу.
Приемопередающая кабина наземного радиовысотомера ПРВ-11, который подвел нас в ту ночь
Короче, ситуация складывалась таким образом, что впору было доложить о происходящем командиру части и просить собрать по тревоге службы траекторных измерений и единого времени. Это можно было сделать по команде, известив для начала дежурного по части. Через полчаса он поднялся в нашу индикаторную машину, поглядел на индикатор, шуганул бродившего возле позиции часового и наотрез отказался докладывать командиру: «Если хочешь, звони ему сам». Поскольку у меня личные взаимоотношения с командиром оставляли желать лучшего, следовать совету дежурного я не стал.
Понимая, что ничего подобного больше никогда не увижу, я слегка засомневался – не включить ли регистрирующую фотокамеру (стойка с РФК-5 у нас была смонтирована на операторском индикаторе кругового обзора). И хотя в глубине души уже решил, что делать этого не стану, скорее для самоуспокоения убедился, что календарь установлен на вчерашнюю дату, часы показывают первый час ночи, а кассета заправлена полностью – 60 метров пленки хватило бы на 8 часов съемки.
Возможно, мое решение было неверным, но, зная официальную точку зрения командования на проблемы НЛО, судьбу искушать не стал. Оказаться в роли персонажа из «Неуловимых мстителей», которого сыграл Савелий Крамаров, и постоянно рассказывать, как «вдоль дороги мертвые с косами стоят…», мне мало импонировало. Сержантам делиться с кем-либо впечатлениями об увиденном я не запретил, однако никаких слухов по центральной базе не поползло. Некоторое время спустя я поведал о событиях той ночи некоторым друзьям, но они, похоже, быстро забыли эту историю, поскольку эта тема больше никогда не всплывала в наших разговорах.
Наутро ответственная работа состоялась. В воздухе «висели» обещанные три десятка целей, перемещавшиеся с привычными скоростями. Оба сержанта «с глазами бешеной селедки» от недосыпания непрерывно бубнили координаты самолетов и вертолетов в течение нескольких часов. Наша «старушка» сработала на отлично.
Год спустя нам поступил приказ начальника Главного штаба ВВС, требующий регистрировать любые аномальные явления. Вслед за этим мои однополчане на оптических станциях совершенно официально занялись астрономическими наблюдениями. На вопрос: «Кого глядим?» – они отвечали: «Снимаем тарелочки». Через несколько лет совершенно случайно мне довелось познакомиться с копией их отчета по этой работе. Откровенно говоря, даже сравнить то, что собственными глазами видел я в ту ночь на своей РЛС, и то, что видели мои коллеги, невозможно.
P.S. С одним из бывших моих сержантов мы перебрасываемся короткими письмами. Других свидетелей тех событий уже практически не найти. В этом году я снова был в командировке в тех краях. Нисколько не надеясь прояснить оставшиеся без ответа вопросы, навел справки относительно даты интересовавшего меня события. «Неубиенным» ориентиром служила та самая ответственная работа. Говорят, что одно из первых лиц, курировавших испытания, на вопрос ответило, не заглядывая в блокнот, – 11 мая 1979 года.
Информация