Страсти по Узбеку: верность традиции или торжество ислама?
Единственный прижизненный, хотя и выполненный не с натуры, портрет хана Узбека работы итальянского картографа Анджелино Далорто
Не новый Константин
Сегодняшней статьей завершим посвященный исламизации Золотой Орды цикл. Завершим, казалось бы, на пике, когда рожденная в Аравии религия стала государственной в одной из ведущих евразийских держав.
Сам же пик связан с султаном Гийасом ад-Дином Мухаммедом, более известным в отечественной истории под именем Узбек. Медиевист Р.Ю. Почекаев называет его новым Константином и Юстинианом. Преувеличивает, на мой взгляд. По масштабу личности и деяний Узбек уступает обоим монархам.
Да и во внешнеполитическом статусе Золотой Орды в его правление произошел любопытный нюанс. В прошлом материале мы отметили обретение ею независимости при Менгу-Тимуре.
Однако в начале XIV столетия вступившая в полосу распада Монгольская империя снова обрела недолгое единство под эгидой династии Юань, и Узбек признал себя подданным великого хана, получив, по словам Р.Ю. Почекаева, в имперской иерархии статус князя третьей степени. Впрочем, признание сюзеренитета Пекина – перенесенной из Каракорума имперской столицы – Сараем носило номинальный характер и диктовалось практическими соображениями: золотоордынский хан получал доходы с расположенных в Поднебесной областей Пиннъян, Цзиньчжоу и Юнчжоу.
Когда нет под рукой Субудэя
Правда, в отличие от Бату, Узбек не располагал военными ресурсами империи, во всяком случае в необходимом ему масштабе для реализации амбиций на международной арене. В целом военный аспект его внешней политики, если не считать карательных походов в земли Северо-Восточной Руси, не выглядит успешным. Да и от разгрома Твери в 1327-м получила выгоду Москва, а не Сарай, разрушавший собственную налоговую базу.
Организованный Узбеком суд над Михаилом Тверским, отраженный в картине В.В. Верещагина
Иными словами, политику Менгу-Тимура можно сравнить с римской в завоеванных провинциях: налаживание мирной жизни, поддержание баланса интересов между автохтонными элитами, укрепление межрегиональных торгово-экономических связей, обеспечение поступления выхода — не сказать, что большого: доходы золотоордынской казны из Хаджи-Тархана (Астрахани) были существеннее, нежели из Великого княжества Владимирского, — применение военной силы только при крайней необходимости.
Стратегию же Узбека в отношении Руси уместнее сопоставить с ассирийской: выкачивание средств из покоренных земель и репрессии в отношении недовольных, причем не столько недовольных, сколько видевшихся таковыми хану. И если уж сравнивать Узбека с выдающимися монархами в контексте внешней политики, то не с Константином, а с Синаххерибом, только хан оказался не в пример ассирийскому царю менее успешным в военном плане.
Соответственно, Р.Ю. Почекаев обоснованно пишет:
Столь известное в отечественной истории понятие «ордынское иго на Руси» наиболее оправданно можно применить именно к эпохе Узбек-хана.
При этом попытка ордынских войск воспрепятствовать установлению контроля над Смоленском со стороны усилившегося в XIV столетии Великого княжества Литовского закончилась провалом, равно как предпринятые ими военные действия против Хулагидов.
Одна из причин: подобно Бату, Узбек не обладал полководческим талантом, но, в отличие от первого, в его распоряжении не оказалось равного Субудэю военачальника.
Полигамия как фактор кризиса
Плюс Узбек был капризен и непоследователен в своих решениях. Следует также принимать во внимание расшатывавшую не только Золотую Орду, но и в целом средневековые мусульманские государства полигамию, дестабилизировавшую процесс транзита власти и нередко приводившую к гибели наиболее способных представителей элиты.
Само восшествие Узбека на престол также носило характер эксцесса, сопряженного с борьбой придворных группировок, одна из которых ставила на сына умершего в 1312-м хана Тохты – Илбасара, другая – на правнука Бату.
И тем не менее в рамках истории Улуса Джучи Узбек занимает высокое место. Причина – певшие хану дифирамбы мусульманские авторы за придание исповедуемой ими религии статуса государственной в Орде.
Подобного рода представления: отождествление правления Узбека с исламизацией Улуса Джучи – перекочевали на страницы учебников, публицистической литературы и нашли отражение в массовом сознании.
Узбек, ислам и тенгрианство, или Путем синкретизма
Но именно здесь следует поставить многоточие. Почему? Потому что история с исламизацией Улуса Джучи парадоксальна, хотя и типична для кочевых обществ, завоевавших территории с оседлым населением и развитой городской цивилизацией. Применительно к Золотой Орде это упоминавшиеся в прошлых статьях Волжская Булгария и Хорезм.
Руины Булгара – столицы не только Волжской Булгарии, но и, некоторое время, Золотой Орды.
Получалась причудливая картина: с одной стороны, город с его культурой и наукой – не забудем, что речь идет о золотом веке ислама, – с другой: за высокими стенами пастбища скотоводов, пребывающих, как сказал бы Л.Н. Гумилев, в гомеостазе.
Отсюда парадокс: правление Узбека в учебниках рассматривается как торжество ислама в Золотой Орде, но при этом один из самых интересных исследователей ее истории, медиевист А. Г. Юрченко, ставит под сомнение исламизацию татарской элиты, включая самого хана. Уточню: мне думается, ученый акцентирует внимание читателей и коллег на гремучей смеси в мировоззрении Узбека ценностных установок ислама и следовании языческим обычаям.
Да, в Орде возводились мечети, медресе, ханаки, развивались наука, архитектура, литература и искусство, и, пишет историк Ибн Арабшах в своей книге «Чудеса судьбы истории Темура»:
Сарай сделался средоточием науки и рудников благодатей, в короткое время в нем набралась такая добрая и здоровая доля ученых и знаменитостей, словесников и искусников, да всяких людей заслуженных, какой подобная не набиралась ни в многолюдных частях Египта, ни в деревнях его.
Но при этом были и недовольные исламизацией. С ними, по словам мусульманских авторов, например Рашид ад-Дина, хан не церемонился, казнив свыше сотни чингизидов.
Однако здесь возникают вопросы: насколько можно доверять последнему, не являвшемуся, как, впрочем, и многие другие арабо-персидские писатели, непосредственным свидетелем репрессий. Это первое. Второе: не стал ли религиозный конфликт только предлогом для расправы Узбека с неугодной элитой, ставившей под сомнение легитимность его власти.
В борьбе за трон после смерти симпатизировавшего буддизму Тохты, приходившегося хану племянником, Узбека поддержала часть аристократии, ранее занимавшая второстепенное положение в золотоордынской иерархии и рассчитывавшая путем устранения от власти Илбасара изменить ситуацию в свою пользу.
Однако группировавшаяся вокруг последнего элита не собиралась сдавать позиции и составила против Узбека заговор. Его-то мусульманские авторы и трактуют как попытку приверженцев тенгрианства воспрепятствовать распространению ислама, хотя заговор следует рассматривать в политической плоскости. И религия была в данном случае поводом, а вовсе не причиной.
Заговор составили бывшие любимцы Токты со времен его победы над Ногаем – нойоны Тунгуз и Таз,
— пишет Р.Ю. Почекаев.Разумеется, любимцы не хотели терять прежний статус и привилегии. Типологически распространенный конфликт в рамках противостояния пребывающих у власти элит и стремящихся к ней прорваться контрэлит: вспомним конфликт Нарышкиных и Милославских в 1682-м в контексте более знакомой нам российской истории.
Нужно также принимать во внимание проведенную Узбеком административную реформу, в рамках которой власть в принадлежащих Джучидам улусах переходила к назначаемым ханом эмирам. Таким образом хан боролся с удельной системой и делал решительный шаг на пути централизации государства.
Разумеется, у джучидов подобные нововведения восторга не вызывали и, возможно, отождествлялись с мусульманским окружением Узбека, формируя негативное к нему отношение, наполняя борьбу военно-политических элит религиозным пафосом.
А. Г. Юрченко также обращает внимание на отсутствие корпуса подтверждающих исламизацию Орды ханских документов рассматриваемого нами периода и предлагает проанализировать доступные исследователям и связанные с повседневностью детали ордынского быта, в частности казни.
По поводу последних. Формы умерщвления представителей «Золотого рода» Борджигинов основывались строго на монгольских обычаях:
Способы смертной казни, – пишет медиевист С.Ж. Дугаров, – зависели от сословной принадлежности преступника. Члены Золотого рода, а также знатные люди приговаривались к смертной казни без пролития крови: путем поединка, закатывания в войлок, удушения. Самым суровым видом смертной казни было закупоривание землей глаз, ноздрей, ротовой полости, ушных раковин человека. При приведении в исполнение наказания смертной казни прибегали к поединку – борьбе. Известно, что для этого готовили «улсын бох барилдаач» – специального государственного борца. Так, при Чингисхане одним из таких борцов был Хубилай, при Угэдэй-хане – Филэ. «Бөх барилдах» – поединок с целью перелома позвоночника – представлял собой вид смертной казни, применяемый к представителям знати, членов Золотого рода.
Но подобного рода обычаи касались не только способа казней. Со школьной скамьи известно, пожалуй, каждому россиянину о казни по приказу Узбека Михаила Тверского. В ответ, спустя годы, сын князя, Дмитрий Грозные Очи, в Сарае собственноручно убил московского князя Юрия – бывшего ханского зятя, инициировавшего расправу над своим соперником в борьбе за великокняжеский ярлык. И тогда истовый мусульманин Узбек, по мнению Р.Ю. Почекаева, испугался гнева Неба.
В рамках бытовавших среди кочевников представлений, он ниспадает на того, в чьем доме пролилась кровь. То есть рациональное следование нормам ислама сочеталось в структуре поведения Узбека с иррациональными страхами, обусловленными свойственными язычеству табу.
Мечеть Джума-Джами, возведенная при Девлет Гирее в 1564-м и представлявшая собой зримое свидетельство продолжения политики эмира Берке и хана Узбека
Следующий вопрос: изменилась ли в Улусе Джучи система судопроизводства после принятия ислама в качестве государственной религии? Не в полной мере:
В составе золотоордынской администрации, – пишет Р.Ю. Почекаев, – появляются визири, наибы, муфтии, наряду с традиционным монгольским судом-заргу также учреждаются суды кади, разбиравшие дела по законам шариата.
Ключевое в цитате слово «наряду». Соответственно, принятые у кочевников правовые нормы продолжали действовать в Золотой Орде, сосуществуя с исламскими, в том числе и в XV столетии.
Медиевист А.Г. Шереметьев приводит на сей счет интересные данные:
Письмо Бату Угедею (преемник Чингисхана на троне – И.Х.); ярлык Менгу-Тимура митрополиту Кириллу, ярлыки Узбека и Джанибека венецианским торговцам, ярлык Бердибека митрополиту Алексию, пайцзы (выполненный на деревянной или металлической пластине своего рода символ делегирования власти – И.Х.) Токты, Узбека, Кельдибека и Абдуллаха – эти документы открываются формулой, являющейся апелляцией к силе Тенгри («Силою Вечного Неба» в русском переводе). Джучиды ясно осознавали преемственность идеологических традиций и легитимность своей власти оценивали в рамках ценностной системы, оформившейся в эпоху Чингисхана.
Больше того, с распадом Золотой Орды, главным образом среди кочевников-узбеков и казахов, произошла консервация традиционных норм права. Шариат показал бóльшую устойчивость в городах с мусульманским населением – Хорезме, Волжской Булгарии.
А. Г. Юрченко обращает внимание на отмечание Узбеком имперских, не имеющих ничего общего с исламом, праздников – например, середины лунного года, представлявшего собой типично монгольское торжество. То есть очевиден синкретизм в мировоззрении хана, который, впрочем, не стоит и преувеличивать.
В этой связи некоторые доводы А. Г. Юрченко мне видятся натянутыми:
Парадная посуда и золотая посуда (использовавшаяся Узбеком — И. Х.) идут вразрез с предписаниями шариата.
Однако аскетизм был свойственен, может быть, первым халифам. Да и, опять же, сведения об этом мы черпаем из ангажированных исламских источников. В любом случае Омейяды и Аббасиды, равно как и мусульманская элита в целом, не чуждались роскоши.
Можно привести еще пример синкретизма мировоззрения Узбека, связанный с одной из его жен – незаконнорожденной дочерью императора ромеев Андроника III – Баялун. В Сарае она номинально приняла ислам, но тайно исповедовала православие, а приехав в Константинополь проведать отца, возвращаться в Орду отказалась. Хан, судя по всему, отнесся к этому спокойно. То есть свойственного неофитам религиозного рвения в отношении супруги со стороны Узбека не было.
И тем не менее процесс исламизации Золотой Орды при Узбеке и его преемниках носил поступательный характер, о чем пишет медиевист Ю.В. Селезнев:
Структура повседневности золотоордынского государства на протяжении XIII–XIV вв. оставалась сложной системой, в которой одну из важных позиций занимала исламская культура. Оставалась она не менее сложной и после принятия Узбек-ханом ислама: построенная на кочевой традиции имперская «вертикаль власти» и сопутствующие ее ритуалы менялись медленно. Тем не менее на высшем управленческом уровне, в среде элиты Золотой Орды, принадлежность к мусульманской вере стала обязательной, и только она позволяла занимать высшие должностные посты в государстве.
Именно Узбек ввел в качестве органа управления общепринятый в исламском мире диван, после чего слово «нойон» вышло из употребления, будучи замененным на «эмир».
Однако поступательный процесс исламизации Орды был замедлен, а к востоку от Яика сведен на нет. Причина – чума, не раз вмешивавшаяся в мир творимой людьми истории.
Где-то на просторах Северного Казахстана, некогда входившего в состав Синей Орды и где патриархальные нормы кочевого быта сохранялись долгое время
В прошлом материале речь шла о Юстиниановой чуме, ослабившей Восточно-Римскую империю. Ситуацию усугублял порожденный богословскими спорами диофизитов и монофизитов политико-религиозный конфликт имперского центра в лице Константинополя и его равноценной в культурном плане периферии – Александрии, а также истощавшие Рим и Персию взаимные войны. Всё это в совокупности и принесло победу арабам и привело к распространению ислама.
Спустя восемь столетий чума снова вмешалась в историю, в 1346–1349 гг. накрыв саваном Золотую Орду. Но прежде чем сказать о последствиях, сделаем шаг в сторону.
Изначально Улус Джучи делился на два крыла. Правым правили потомки Бату; левым, или Синей Ордой, – потомки его старшего брата Орду-Эджена.
В правом крыле, по словам выдающегося медиевиста, недавно, к сожалению, ушедшего от нас, В.В. Трепавлова, существовала созданная оседлым населением, прежде всего булгарами, развитая городская цивилизация с отлаженными межрегиональными торговыми связями, посредством которых распространялась исламская культура.
И там же происходило постепенное отмирание свойственных кочевникам патриархальных племенных норм и, напротив, формировалась татарская народность. Не случайно первой столицей Бату стал Булгар, на восстановление которого, равно как и других городов Волжской Булгарии, он не жалел средств.
Собственно, чума прервала поступательный процесс развития городской золотоордынской цивилизации и привела к консервированию патриархальных норм быта, в большей степени распространенных в Синей Орде – за упомянутым Яиком, на территории современного Казахстана. Жившие там племена далеко не сразу попали под влияние городской исламской цивилизации и долгое время оставались носителями архаичных, патриархальных, языческих структур общества.
И как результат: в XV столетии, пусть и в традиционной для монотеизма форме двоеверия, ислам восторжествовал в Поволжье, от Казани до Астрахани, в чем бесспорная заслуга Узбека и его предшественника Берке, о котором мы говорили в прошлом материале.
Арабские, персидские и тюркские средневековые путешественники, географы, математики, врачи и историки должны быть примером и эталоном поведения для современных мусульман
Единственное — не будь Узбек столь экспрессивен и порою неоправданно жесток, проводи он более сбалансированную политику в отношении той же Руси, не приди, наконец, после него чума, то городская золотоордынская цивилизация в культурном плане носила бы более развитый характер.
И тем не менее: традиционный ислам ханафитского толка, деятельность суфиев со времен Средневековья стали прививкой его адептам от увлечения ныне модными ваххабитскими и салафитскими течениями, бросившими вызов и мусульманам – тем, которым ближе Ибн Баттута и Омар Хайям, а не зловещая фигура «Черного араба» и ему подобные персонажи, видящие в неисламских землях дар аль-харб, о чем у нас недавно шла речь: «Изетбегович и Юлдашев – единство непохожих, или Территория войны», – и православным.
Использованная литература
Дугаров С.Ж. Характеристика уголовно-правовых запретов Великой Ясы
Почекаев Р.Ю. Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. СПб., 2010
Сайфетдинова Э.Г. Суфийские традиции в духовной культуре Золотой Орды // Золотоордынское обозрение. – 2014. – № 1 (3). – С. 75–78
Селезнев Ю.В. - Элита Золотой орды. Казань: Издательство «Фэн» АН РТ, 2009
Селезнев Ю.В. Золотая Орда между государственным управлением и вероучением: размышления над дилогией А. Г. Юрченко (золотая Орда: между Ясой и Кораном. Начало конфликта. СПб. : Евразия, 2012; хан Узбек: между империей и исламом (структуры повседневности). Книга-конспект. СПб. : Евразия, 2012)
Юрченко А.Г. Хан Узбек. Между империей и исламом. Структуры повседневности. -СПб.: Евразия, 2012
Информация