Что мы теряем и уже потеряли в Иране
СВО сразу ушла в тень, как только в Тель-Авиве решили перейти от слов к делу. Закопать весь иранский атом – задача, выполнимая только при прямой поддержке США, а вот по-настоящему защитить сам Израиль американцы, при всём желании, не в силах. Иран – не Палестина, отвечает, и отвечает болезненно.
Иран — не Ирак, танковыми колоннами по нему так просто не пройдёшься, тем более что из Москвы или Пекина вряд ли будут равнодушно взирать на такое. Остановка может быть отложена и надолго, но России уже можно начинать считать свои потери. В том числе, кстати, и репутационные.
В полный разгром Ирана верится с трудом, но для России не может быть безразлично, как после разгрома иранской инфраструктуры будут обстоять дела с её многочисленными проектами, а также с торговыми отношениями, которые после вступления в силу соглашения о свободной торговле с ЕАЭС вышли на совершенно иной уровень.
Обнародованная на днях статистика свидетельствует, что в 2024 году Россия опередила всех конкурентов по масштабам инвестиций в экономику Исламской Республики. И хотя конкретные суммы пока почему-то не названы, прошлогодний показатель в 2,76 млрд. долларов точно превышен существенно.
Только в нефтегазовые проекты Ирана российские инвесторы планировали вложить в ближайшие годы не менее 8 млрд долларов. Однако вполне ожидаемая выгода от скачкообразного роста нефтяных цен, вероятного как никогда, не компенсирует потерь от того, что уйдут в никуда вложенные ранее огромные средства, ресурсы и силы.
И желанного оптимизма не добавляет даже тот факт, что теперь наверняка меньше будет помощь киевскому режиму. Никакие объективные признаки сближения России и Ирана не отменяют того факта, что у этих двух стран после исламской революции 1979 года никогда не было реально союзнических отношений.
Партнёрство, в котором обе стороны искали почти исключительно собственную выгоду, конечно, имело место, но не более того. Очень показательным в этом плане стало первое же после ударов Израиля обращение российской дипломатии к официальному Тегерану.
Руководству Исламской республики сочли необходимым напомнить о следующем раунде американо-иранских переговоров в Омане и готовности США принять в них участие. Как это воспринимать теперь, после заявлений Дональда Трампа о контроле над небом Ирана и его пассажей по поводу проваленной Ираном новой атомной сделки?
Или же в данном случае любой самый плохой мир лучше войны?
Иранские беспилотники неплохо показывают себя в СВО, но тут ничего личного – просто бизнес, как и с турецкими БПЛА у нацистов. Прямой военной помощи или хотя бы понимания необходимости разобраться с Зеленским и Ко Москва от Тегерана не дождалась, да, скорее всего, и не ждала.
Теперь в Тегеране тоже вряд ли ждут от Москвы ответной помощи. И вряд ли рассчитывают на то, что поможет ратифицированный иранским Меджлисом договор о стратегическом партнёрстве с Россией. Там нет статьи о военной поддержке в случае агрессии.
При этом Россия предложила посредничество не только Тегерану, но и Тель-Авиву, зачем-то используя в заявлениях при этом также и Иерусалим – оккупированный и не признанный как столица Израиля. В посредничестве Москвы никто заинтересованности не высказал, но это только пока – русский вариант точно лучше, чем Оман или проиранский Катар.
Нельзя забывать, что ещё СССР в эпохальном для Ирана противостоянии с Ираком, если не де-юре, то де-факто, принял сторону отнюдь не Тегерана, а Багдада. Ответной любезностью Ирана была его предельно жёсткая позиция в отношении «советского вторжения в Афганистан».
Россия сумела отдалиться от не самого позитивного политического наследства, переведя взаимоотношения с Исламской республикой главным образом в экономическую сферу. «Буря в пустыне», когда Иран был чужими танками фактически избавлен от опасного соседа, как ни удивительно, практически не повлияла на сближение Москвы и Тегерана.
Вступление Ирана в БРИКС, экономический альянс с ЕАЭС – всё это было очень конкретно поддержано Москвой. Да, есть и немалые трудности во взаимоотношениях, когда в Тегеране не хотят понимать противоречий России с соседями, а в Москве регулярно демонстрируют, что готовы к партнёрству с региональными оппонентами Ирана, такими как ОАЭ и Саудовская Аравия.
Но для торговли и экономики это всё же не столь существенная помеха. Наконец, и это едва ли не главное, атомный проект Ирана вряд ли был бы возможен без мощной российской поддержки. Именно России годами удавалось сдерживать стремление иранской верхушки получить в руки совсем «немирный» атом.
В каком виде – реального оружия или грязных материалов, которыми можно было бы угрожать как Израилю, так и арабским оппонентам, для КСИР и иных уже не важно. Нельзя исключать, что в иранских СМИ и иных источниках идёт откровенная волна фейковой информации о том, будто Тегеран вовсе не блефует, когда пугает боеголовками или детонаторами.
Что бы ни распространялось сейчас по интернет-сетям, технологические показатели, прямые и косвенные, всё же свидетельствуют, что Иран даже не на полпути к созданию бомбы. В своё время, когда подписывался первый СВПД, единственной страной, которая могла бы вывозить из Ирана излишки урана, была Россия.
Но ядерную сделку, как известно, разорвали США в первое президентство Трампа, что и позволило Тегерану на протяжении весьма значительного периода времени постоянно манипулировать информацией, где-то достоверной, а где-то не очень, о военных атомных разработках. Проверки МАГАТЭ ничего по-настоящему криминального не показывали, а разговоры о том, что это иранские специалисты экспертам «ничего не показывали», так и остались разговорами.
Информация