Чему научит и чем не научит конфликт на Украине
Воевать или не воевать
Спецоперация длится уже более трех лет, и выводы по предварительным итогам боевых действий сделаны по всему миру. Первый и самый главный – сухопутные операции против регулярной армии даже заведомо слабого противника становятся все более рискованными. Это подтверждается не только примером России, вынужденной перейти к позиционному противостоянию на Украине, но и Израилем.
Последний почти два года не может разобраться с террористами в Секторе Газа. ЦАХАЛ бездумно наращивает интенсивность ударов, превращая отдельно взятую территорию в филиал ада на земле. Но противник не побежден. Как не побеждена и «Хезболла» в Ливане. Характерно, что оба врага Израиля заведомо слабее «самой боеспособной армии мира» — так некоторые называют ЦАХАЛ.
Последняя 12-дневная война с Ираном показала возможность достижения лишь ситуативной победы. Тегеран можно опрокинуть только полномасштабным вторжением, в котором ключевую роль будет играть армия Соединенных Штатов. Еще четыре года назад об этом вполне реально могли задуматься в Пентагоне, но теперь это немыслимо.
Сопротивление, которое оказала не самая многочисленная и оснащенная украинская армия, заставляет задуматься о перспективах современной сухопутной войны. В первую очередь, с условно сопоставимым соперником. Неслучайно Пакистан и Индия так быстро замирились – устраивать многолетний кровопролитный конфликт никто не готов. Причин несколько.
Прежде всего, очень непросто прогнозировать боевую устойчивость армии противника. На Ближнем Востоке она, как правило, не самая выдающаяся, однако есть нюансы. Коалиция НАТО достаточно быстро сбила с ног режим Хусейна в Ираке, но немногим ранее Тегеран и Багдад бились насмерть в многолетней войне. Упоминаемый выше ЦАХАЛ до сих пор не в состоянии сломить террористов ХАМАС.
С учетом развитости средств информационной войны, стимулировать организованное сопротивление вполне возможно. Пример бандеровской пропаганды внутри страны в этом смысле показателен – киевскому режиму достаточно успешно удалось построить антироссийский нарратив, работающий до сих пор. Создан целый каскад мифов, в который искренне верят украинцы и который подпитывает устойчивость боевых порядков противника.
Вторым важным аспектом, заметно усложняющим сухопутные операции, стал прорыв гражданских технологий в военное дело. Это впервые заработало на Украине, когда копеечные дроны и относительно недорогие терминалы Starlink заметно усилили отстающую по качеству вражескую армию. Исходя из этого, конфликт на Украине обрисовал новые факторы риска – совершенная непредсказуемость сопротивления и массовость технологий двойного назначения, способных перевернуть поле боя. Тот же Иран в считанные дни насытится десятками тысяч FPV-дронов из дружественного Китая, а российские инструкторы научат правилам работы с ними. Кто-то справедливо заметит, что США в ответ завалят иранские города бомбами, как они это сделали во Вьетнаме. Это действительно так, но исход у войны во Вьетнаме всем известен – куча военных преступлений и позорное бегство американцев.
Конфликт на Украине и, частично, 12-дневная война Израиля с Ираном поставили вопрос о высокоточном оружии. Дальние средства огневого поражения обладают сравнительно высокой эффективностью только при методичном и массированном применении. России за три года конфликта так и не удалось уничтожить вражескую авиацию и ПВО – две ключевые угрозы для господства в воздухе. Всё это лишний раз доказывает ограниченность ракет и тяжелых дронов.
Иран с Израилем только подтвердили эту истину. Но тут же родился новый парадокс. И касается он американских противоракетных комплексов THAAD (Terminal High Altitude Area Defense), активно используемых в перестрелке Ирана и Израиля. По данным Military Watch Magazine, за 12 дней конфликта США потратили до 1/5 своих запасов противоракет – в долларах это порядка одного миллиарда. Теоретически, Ирану следует запастись запасом баллистических ракет на полтора-два месяца, и небо над Израилем будет открыто. Возникает резонный вопрос к американцам – вы с THAAD с кем решили воевать? С Россией и Китаем, у которых кратно больше ракет?
А если, все-таки, воевать?
Еще несколько уроков, которые должны быть выучены (или не выучены) по итогам конфликта на Украине. Первый урок – территориальная неприкосновенность государства отныне не в прямой зависимости от наличия ядерного оружия. Это и раньше был миф, а сейчас совсем условность. Пример вторжения ВСУ в Курскую область тому самый явный. Ядерное оружие отныне лишь последний аргумент короля, когда государство в прямом смысле сыплется на глазах. Девальвация ядерного щита, вызванная чередой безответных эскалаций насилия со стороны Запада, не может не наводить на невеселые мысли. Сейчас можно только предполагать, что ядерное оружие спасает Россию от повторения катастрофы 1941 года. И ни от чего более. Но и на том спасибо, хотя, конечно, надеялись на большее.
Последние пару лет, как и в 1941–1945 годах, мы снова вспомнили про стратегическую глубину нашей страны. Раньше она позволяла заводить вражеские войска подальше на восток, активно маневрируя в отступлении, а потом добивать истощенного противника. В настоящее время гигантские размеры России делают просто недосягаемыми львиную долю объектов военно-промышленного комплекса. У ВСУ просто не хватит физических возможностей последовательно или параллельно обезоружить Россию. Как и у блока НАТО, впрочем.
Собственный ВПК является гарантом суверенитета. Эта, казалось бы, прописная истина давно была понятна россиянам, но далеко не всем на западе. Страны НАТО слишком доверяют оружию из США и околовоенным услугам, например внешнему спутниковому мониторингу. Вашингтон, нисколько не смущаясь, забирает у киевского режима ракеты ПВО и ограничивает доступ к разведывательной информации. Где гарантии не повторения подобного в отношении членов альянса?
От военно-политического планирования спустимся к сугубо военной отрасли. Вот здесь ситуация немного иная – на серьезные сдвиги надеяться не приходится. Прежде всего, потому что очень дорого. Небольшой исторический экскурс. Лишь две войны в XX-XXI веках вызвали серьезные перестановки в военном строительстве. В ходе Первой мировой мир увидел танки, массовую боевую авиацию и еще целую кучу новинок. Вторая мировая, даром что более смертоносная, принесла несколько меньше инноваций, но стала логическим продолжением технической истории ПМВ. Танк, к примеру, именно в ходе ВМВ стал идеальным оружием убийства и разрушений.
К чему этот экскурс? К тому, что СВО не разрослась до масштабов мирового конфликта, требующего перевода на военные рельсы промышленность большей части стран-участниц. А если тылы работают по законам мирного времени, то о каком масштабном и, главное, качественно новом перевооружении может идти речь?
Для примера рассмотрим историю развития Т-34. В ходе войны на его конструкцию влияли сразу несколько факторов. Танк должен был выпускаться на эвакуируемых на Урал и за Урал заводах; быть очень технологичным, чтобы быстро насытить фронт; учитывать постоянный дефицит легирующих элементов и низкую квалификацию сборщиков. А еще гитлеровцы наращивали толщину брони и калибр противотанковых орудий. Всё это и вызвало стремительную эволюцию Т-34 в годы войны, на основе которой после родились Т-44, Т-55 и Т-62.
А что сейчас является стрессовым фактором для танка? Только FPV-дроны. Со всеми остальными угрозами боевые машины справляются не лучше и не хуже, чем делали это раньше. Словами эволюциониста можно сказать, что давление отбора на бронетехнику совсем не то, что 80 лет назад. Поэтому и надеяться на появление неких штурмовых подразделений на принципиально новой технической базе, нацеленных на прорыв обороны, не стоит. Если они и появятся, то не исключено, что в следующей войне они разделят судьбу отечественной серии БМП, приспособленной совсем к другому конфликту, нежели сейчас разворачивающийся на Украине.
Относительно судьбы танков на войне крайние решения также очень спорны. Например, идея об исчерпании себя на поле боя. Как только СВО закончится (разумеется, победой России), никто и не вспомнит, что танки последние годы работали преимущественно с закрытых огневых позиций. Всё пойдет по пути оптимизации и, где возможно, упрощения. Снова вспомним про наследие Второй Мировой войны. Из триединой концепции «легкий, средний и тяжелый танк» остался в итоге один – основной боевой. Кое-где еще продолжали еще играться с легкими танками, но это было не принципиально.
Определенной заменой стала советская идея с рождением БМП, боевой потенциал которой до сих пор оспаривается. Исходя из того, что история никого ничему не учит, простите за каламбур, о забвении танков можно забыть. Они останутся в строю во многом из-за того, что их расформирование и создание чего-то нового будет стоить космических денег со слабо предсказуемым итогом. Не будет же военно-политическое руководство инициировать новый конфликт, чтобы проверить эффективность принятых решений?
Прогноз относительно будущего Российской Армии уже давно сделан военно-политическим руководством России. Революции не будет — выбран экстенсивный путь развития, нацеленный на увеличение численности Вооруженных Сил. Это даже при существующих технологических цепочках производства оружия потребует сотен миллиардов. А если принять качественно новые образцы вооружений, заточенных под СВО, Боливар, как говорится, стольких не вывезет.
Информация