Во имя свободы: Американская революция и истоки борьбы за независимость Юга
Идея свободы всегда занимала важное место в истории философской и политической мысли. Свобода как политический феномен появилась одновременно с греческим полисом. Со времен Геродота под полисом понималась такая форма политической организации, в которой отсутствовало господство одних граждан над другими [3]. В идейном наследии эпохи Просвещения идея свободы и вовсе была одной из ведущих.
По мнению большинства историков, Американская революция была первой, взявшей принципы Просвещения на вооружение, и первым практическим испытанием просвещенческих идей. Идеи свободы, естественных прав вышли за пределы интеллектуальных дискуссий и стали основой для нового типа общества. Как отмечает историк-американист Родион Белькович, «война за независимость Соединённых Штатов являлась войной за независимость индивида» [4].
Но как изначально понимали идею свободы американские колонисты? Что для них значила свобода?
Ныне, как известно, идея свободы прочно ассоциируется с либеральной концепцией демократии, которая подразумевает власть большинства и выбор представителей, которые осуществляют власть. В этой концепции государство является неизбежным злом. Основоположником коллективистской концепции демократии можно считать французского философа и политического мыслителя Жан-Жака Руссо. Руссо отдавал приоритет не правам отдельного индивида, а правам всего народа как коллективного целого. Он считал, что демократическое государство, выражая интересы всего общества, одновременно заботится и о благе каждого из его членов [6].
Однако понятия «свобода» и «либертарианство» в XVIII веке в Америке означали не то, что они означают сегодня. Наиболее влиятельный сторонник индивидуальной свободы этого периода — Томас Джефферсон — видел в качестве социального идеала республику независимых фермеров. Государство в этой общественной структуре должно выполнять весьма скромные функции поддержания порядка, не вмешиваясь в частные дела. Тем более государство не должно заниматься вопросами идей, вводя цензуру и иные ограничения свободы слова и мысли [2].
Это, согласитесь, не слишком похоже на современную массовую демократию. Ныне государство выполняет вовсе не те функции, о которых говорил один из отцов-основателей США, — оно становится всё более всеобъемлющим, всё более тотальным. Джефферсон же был убежден, что «общества (как у индейцев), живущие без государства, в бесконечно большей степени счастливы, чем те, что живут под властью европейских государств».
Учитывая, что во времена Американской революции местные органы власти обладали весьма ограниченными возможностями влияния на общественную жизнь, носители коммерческих интересов в XVIII веке не стремились воспользоваться политическими рычагами. Иначе говоря, как справедливо отмечает Родион Белькович, «две стороны американской политической традиции в идеологических терминах могут быть обозначены как рыночный анархизм и республиканизм» [2].
В защиту чего выступала Американская революция?
19 апреля 1775 года сражениями при Конкорде и Лексингтоне началась Американская революция, а 4 июля следующего года Соединенные Штаты провозгласили себя независимым государством. Американская революция не была направлена на изменение всего социального, правового и политического порядка. Скорее, её участники стремились защитить устоявшийся порядок и традиционные свободы от нововведений британского правительства, столкнувшегося с финансовым кризисом в результате Семилетней войны [5].
Что же это был за устоявшийся порядок?
Дело в том, что в американских колониях большинства социально-политических институтов европейского Старого порядка попросту не существовало. Институты власти в колониях были настолько скромны в своих масштабах, что должностных лиц можно было пересчитать по пальцам, и даже законодательные ассамблеи включали обычно пару десятков человек. Решения этих органов и должностных лиц и сама их деятельность всегда были на виду у населения, а взаимоотношения с ними носили в большей степени соседский, чем иерархический характер [2].
Большая часть производства, а также образования и профессиональной подготовки концентрировались в домохозяйствах. Как отмечает американский историк Гордон С. Вуд, общество представляло собой агломерацию семей и было организовано по принципу отношений между родителями и детьми. Для колонистов семья по-прежнему оставалась основным институтом общества и средоточием всех прав и обязанностей. «Маленькое содружество», как называли его первые пуританские поселенцы, оставалось основным источником общности и преемственности для американцев XVIII века [7].
В отсутствие большинства институтов современного общества — от больниц и домов престарелых до тюрем и психиатрических лечебниц — семья оставалась главным институтом, где обучали молодёжь, наказывали провинившихся и заботились о бедных и душевнобольных. Неудивительно, что колонисты считали, что общество — это не более чем конгломерат семей, к которым должны быть привязаны все изолированные и беспомощные люди [7].
Иногда казалось, что колониальные общины — это просто большие семьи. Повторные браки овдовевших супругов часто приводили к невероятному запутыванию родственных связей. Со временем эти родственные сети иногда разрастались и охватывали целые деревни, городки и даже колонии. В городке Гилфорд, штат Коннектикут, в начале XVIII века треть налогоплательщиков происходила всего из пяти семей, при этом почти 40% всех семей в городке состояли в родстве [7].
Последовательного разделения властей в колониях не существовало: суды решали вопросы из области управления, выдавали лицензии на различные виды деятельности, участвовали в организации благотворительности и т. д. В целом колониальные органы власти выполняли коллективные функции по «присмотру» за населением от имени короля. Никакой последовательной законодательной политики не существовало. Задача местной власти (а никакой другой власти в колониях и не было) состояла исключительно в поддержании мира и спокойствия. И в реализации этой задачи грань между частными лицами и публичными институтами нередко стиралась — семьи и отдельные граждане способствовали воплощению в жизнь норм, которые вырабатывались в тесном соседском кругу [2].
То есть отношения между обществом и личностью в американском обществе того времени можно было назвать анархо-индивидуализмом или анархо-республиканизмом. Анархо-индивидуалисты считают общество совокупностью сообществ автономных личностей, где личности добровольно соединяются в товарищеские ассоциации. То есть общество — это в первую очередь совокупность личностей и отношений между ними (то есть первична личность) [8].
Ключевое различие между левым и правым анархизмом заключается в их понимании прав человека и человеческой природы. Левые рассматривают анархизм как логическое следствие социальной природы человека, свободно вступающего в коллективные, но децентрализованные объединения. Правые видят в анархизме продолжение приоритета индивидуальной свободы. По этой причине неудивительно, что развитие анархизма в Америке было неотъемлемой частью истории либертарианства [5].
Идеи свободы, которые отстаивали Томас Джефферсон, Томас Пейн и другие радикалы периода Революции, базировались на вере в человека как такового, в его бесконечную способность к самосовершенствованию. Джефферсон писал о том, что политики, требующие установления сильной централизованной власти государства, относятся к людям как к несмышленым детям, за чьим поведением необходимо постоянно следить. Пейн считал, что избыточное вмешательство государства приводит к совершению преступлений, которые никогда бы иначе не были совершены [2].
В этом и заключался радикализм Американской революции. Однако уже в XIX веке в США произошла деградация республиканского мироощущения и отступление от многих идей Революции. Масштаб Соединенных Штатов оттенял отдельного индивида, заставляя личность уступить дорогу массам. Как пишет Родион Белькович:
«На место личным достоинствам (которые в новых условиях воспринимались уже как претензии на элитарность) приходила вера в мудрость среднестатистического американца. Однако «среднестатистический американец» в политическом смысле мог существовать только в одном виде — в виде нового централизованного государства Соединенных Штатов Америки, претендовавшего на выражение мнения народа в целом. В ситуации, когда отдельные индивиды перестают быть примерами добродетели, в качестве такового выступает обезличенное решение большинства, нормативная сила которого обеспечена аппаратом принуждения» [2].
Несмотря на то, что деградация республиканства в США началась еще в начале XIX века, ключевым фактором трансформации политического поля Америки и отступлением от идей Революции оказалась Гражданская война 1861-1865 гг.
Истоки гражданской войны и борьбы за независимость Юга
Гражданская война в США, бушевавшая между Севером и Югом, между янки и дикси, на протяжении четырех лет, имеет особое значение из-за ее влияния на свободу в США. Как ни парадоксально, но она стала одновременно кульминацией и отказом от принципов Американской революции [5].
Существенной частью историков война Севера и Юга позиционируется как борьба за освобождение чернокожего населения, борьба за ликвидацию рабовладения. Именно об этом много и часто говорил президент США Авраам Линкольн. Однако во время Гражданской войны в составе Севера оставались рабовладельческие штаты Делавэр, Миссури, Мэриленд и Кентукки, на которые не распространялась Прокламация об освобождении рабов. Это заставляет серьезно усомниться в лозунгах о том, что ликвидация института рабства стала ключевой причиной войны.
Если отмена рабства была таким важным вопросом, то почему за него не боролись раньше? Скорее, основной причиной войны стала попытка отделения недавно образовавшихся Конфедеративных Штатов Америки из состава Союза. Как отмечает американский историк Уильям Эпплман Уильямс, «причиной Гражданской войны стал отказ Линкольна и других северян уважать революционное право на самоопределение — краеугольный камень Американской революции» [1].
Эдвард П. Лоутон, в свою очередь, отмечает, что «война началась, потому что президент отказался признать отделение и решил подавить его силой. Рабство не было фактором, повлиявшим на это решение» [1]. Т.е. главной целью Линкольна было подчинение Юга воле Вашингтона, в связи с чем неудивительно, что для южных штатов «гражданская война» стала второй Войной за независимость.
Скорость, с которой северяне воспользовались отсутствием представительства Юга в Конгрессе, чтобы реализовать программу неомеркантилизма и субсидирования промышленности Севера (тарифы, акцизы, Национальный банк), свидетельствует об экономических интересах в подавлении Юга. Антивоенный и антирабовладельческий либертарианский писатель Лисандер Спунер в 1870 году писал, что крупные предприниматели Севера поддерживали войну, чтобы обеспечить «контроль за рынками Юга; иными словами, чтобы держать рабовладельцев в промышленном и коммерческом подчинении у производителей и торговцев Севера» [1].
Поскольку результатом войны стало освобождение рабов, эмансипация считается главным оправданием войны (это часть путаницы между результатами и «причинами», характерной для историографии Гражданской войны). Особенно забавно, когда Гражданскую войну в США называют «второй революцией» — как колко пишет историк Джозеф Стромберг, называть революцией отказ Севера от самоопределения Юга — очень неудачная шутка [1].
Почему Юг решил отделиться и бороться за свою независимость?
На то было множество причин, и вопрос рабовладения был далеко не самым главным из них. Во-первых, южане полагали, что победа Республиканской партии в 1860 году привела к тому, что Сенат утратил паритет, и Север начал серьёзно вмешиваться во внутренние дела Юга. Во-вторых, свою роль сыграло чувство обособленности и враждебности по отношению к Северу, вызванное культурными, материальными и политическими конфликтами. В-третьих, южане искренне верили в то, что Конституция является добровольным соглашением между суверенными государствами (штатами) и что отделение, хотя и является революционным средством, также законно и соответствует духу республики [1].
Кроме того, важную роль в попытке Конфедерации объявить независимость сыграла политическая культура Юга. На Юге, несмотря на попытки апологетов рабства, таких как Джордж Фитцхью, пропагандировать органицистские взгляды, преобладающим политическим языком по-прежнему оставался либертарианский республиканизм 1776 года и связанная с ним, но более древняя «сельская идеология».
«Сельская идеология» с ее акцентом на вооруженного землевладельца как на краеугольный камень свободного общества была присуща двусмысленность, которая привлекала часть английской знати, а позже и белых южан, владеющих собственностью.
Большинство белых южан разделяли систему ценностей, связанных с семейными обязательствами, гендером, религией и честью, при этом все указанные ценности существовали в рамках общинности. Основой общинности была семья, определяющий жизни большинства институтов. Под родственниками понимали вовсе не одних только родителей и детей: родственные отношения распространялись очень широко. Многие южане в мельчайших подробностях знали историю своей семьи вплоть до прадедушек или прабабушек, а то и еще дальше, и жили в окружении своих родственников [9].
С раннего детства у человека формировалась мысль, что родственники должны помогать друг другу. Во взрослой жизни этот принцип воплощался в плотную сеть услуг и обязательств. Принцип общинности Старого Юга распространялся и на белых янки, переехавших в южные штаты, и на эмигрантов из Европы, если они принимали наличие института рабства [9].
В жизни большинства белых жителей Юга местные институты играли куда более важную роль, чем федеральное правительство. Самым заметным представителем федеральной власти был, судя по всему, почтмейстер. Но даже его функцию иногда брали на себя местные жители, самостоятельно доставлявшие почту своим соседям. Представителя Федеральной службы переписи населения, который раз в десять лет объезжал окрестности, согласно закону, назначали из числа местных жителей [9].
В целом Юг сохранял приверженность индивидуализму, частной собственности и местному самоуправлению, в то время как Север двигался в сторону унитарного демократического национализма (удобного прикрытия для централизованного государственного капитализма). Приверженность идеям XVIII века позволила южанам отождествить себя с повстанцами, выступившими против Георга III. С этой точки зрения представляется разумным рассматривать революцию 1861 года как продолжение событий 1776 года [1].
Гражданская война стала результатом серьезной трансформации общественного мнения и политических институтов точно так же, как Американская революция в полном смысле этого слова была не просто войной 1776–1783 годов, а, как писал Джон Адамс, борьбой, которая привела к принятию Декларации независимости. Организация Конфедеративных Штатов Америки (хотя некоторые и считают их «реакционными») была настоящей революцией, и решение федерального правительства подавить эту революцию привело к войне.
Как отмечает историк Джозеф Стромберг, в Конфедеративных Штатах Америки ситуация с гражданскими свободами во время войны была немного лучше, чем в Союзе [1]. Кроме того, северяне порой поступали с местным населением на захваченных территориях куда более жестоко, чем южане, нарушая все действующие законы и положения Конституции.
Заключение
Поражение Конфедерации повлекло за собой серьёзные последствия – как пишет известный исследователь Гражданской войны в США Эмори Томас, после того как Союз «уничтожил мятежную нацию», всё «положительное в опыте Конфедерации исчезло вместе со всем отрицательным». Историю, как известно, пишут победители, и янки сумели сделать так, чтобы события 1861-65 гг. стали считать борьбой за освобождение чернокожих, борьбой за свободу и даже «революцией».
Нельзя не согласиться с Родионом Бельковичем, который пишет об итогах войны следующее:
«Если война за независимость XVIII в. создала материальные условия для реализации идей свободы, равенства, самоопределения, то война Севера и Юга, в свою очередь, создала материальные условия для совершенно иных трансформаций. К числу последствий победы Севера в войне относится не только сохранение территориальной целостности США. Посредством обвинения Юга в измене официальная пропаганда приобрела возможность объявить преступными все те ценности, на стороне которых выступал Юг, и прежде всего идею минимального вмешательства государственной власти в жизнь общества. Именно эта война повлекла за собой беспрецедентное разрастание влияния федерального правительства на штаты» [2].
Использованная литература
[1]. Joseph R. Stromherg. The War for Southern Independence: A Radical Libertarian Perspective. Journal of Libertarian Studies, 2014.
[2]. Белькович Р. Ю. Кровь патриотов: введение в интеллектуальную историю американского радикализма. СПб.: Владимир Даль, 2020.
[3]. Ханна Арендт. О революции. – М.: Издательство «Европа», 2011.
[4]. См. Белькович Р. Ю. Анархо-индивидуализм в политико-правовой мысли США XIX — начала XX века: дис. ... канд. юрид. наук. Р. Ю. Белькович. М., 2009.
[5]. Hamowy, Ronald. The Encyclopedia of Libertarianism. 2008.
[6]. Ланцов С. А. Политология: Учебное пособие. — СПб.: Питер, 2011.
[7]. Gordon S. Wood. The Radicalism of the American Revolution. New York: Alfred A. Knopf, 1992.
[8]. А. Мигурский, Д. Хромый, Е. Симонова. Пролегомены к анархо-индивидуализму. Общее введение.
[9]. Джоан Э. Кэшин. Насущный хлеб войны. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США. «Библиороссика», 2018.
Информация